Забери меня обратно

Когда находишься в закрытом помещении, ты начинаешь тут же искать выход — самую обычную дверь, которая выведет тебя наружу, где не будет никаких стен, что ограничивают твою свободу. Ты выйдешь из комнаты и увидишь яркий свет, который приведёт тебя к началу чего-то нового. Маленький лучик будет сопровождать на протяжении всего пути, давая указания, как поступить лучше и в какой ситуации. Он будет твоим проводником в таком ужасном, полном различных монстров мире. Под монстрами, конечно же, подразумеваются люди, а не различные призраки, существа и им подобные, которых мы так привыкли видеть в фильмах ужасов. Но даже это нельзя утверждать полностью, ведь не все люди являются чудовищами, способными лишь к разрушению. И это Чонвон, к сожалению или к счастью, понял совсем недавно. Всю свою жизнь он будто находился в заточении, в плену. Его терроризировали собственные родители. Тогда вокруг него находилась сплошная тьма, из-за которой он начал слишком много думать о том, что уже ничего не сможет его спасти. Никто не протянет руку, потому что всем всё равно, кто ты и как себя чувствуешь. Людям наплевать на твоё состояние. По их мнению, ты обязан выполнять все указания и жить обычной, стереотипной жизнью, не имея права на собственные мысли и их высказывание. Ян уже готов был потерять веру в человечество, но не смог этого сделать. В его жизни появился Хисын, который всем своим видом дал понять, что он не такой же «гнилой плод», как остальные. И после этого юноша больше не думал о том, что все люди безнадёжны. Ли правда стал для него очень важным человеком. Он всегда беспокоился и заботился о Чонвоне, что было полностью противоположно родителям парня. Этот юноша за маленький промежуток смог подарить внимания больше, чем родители за все годы жизни в одном доме. И если в тот момент Яну только подарили крылья, то сейчас их хотят снова отобрать у него. Годовалые воспоминания настигли его так внезапно, что он даже сначала не понял, как попался в очередную ловушку. Ловушку своего разума. Из которой, как оказалось, нет выхода. Он не попал в то помещение, где есть дверь, с помощью которой можно сбежать из заточения прочь. Чонвон попал в пустоту. Здесь нет ничего, абсолютно. Бесконечное тёмное пространство, которое давит на парня со всех сторон. Он пытается бежать. Хоть куда-нибудь, лишь бы не видеть вокруг себя тьму. Он летит со всех ног, постоянно падая и сбивая колени в кровь. Дыхание становится прерывистым, а в голову отдаёт собственное сердцебиение. Перед глазами мутная пелена, из-за которой невозможно ничего увидеть, но это не мешает парню продолжать своё движение. Чонвон бежит вперёд, видя одну только темноту и слыша лишь звук своих шагов. Наконец начинает виднеться что-то светлое в дали. Юношу настигает некоторое облегчение: неужели выход всё-таки есть? Его спасут? Он сможет жить дальше обычной жизнью? Получится ли у него это? Господи, пожалуйста, пусть всё это закончится. Парень подбегает ближе и видит тусклый свет. Вот только есть одна проблема. Этот свет находится глубоко на дне, а сам Ян стоит сейчас прямо у обрыва. Он еле успел затормозить. Ему казалось, что здесь располагается небольшая яма или вообще люк со спуском вниз, который привёл бы к тому самому свету. Однако тут просто бездна. Маленький лучик горит где-то далеко внутри неё. Видимо, чтобы спастись, нужно прыгнуть вниз. Но это же так рисково. Если неудачно приземлишься — можешь лишиться всего. Но есть и шанс остаться в живых. И теперь Чонвону предстоит сделать выбор: сдаться или пройти через все мучения и жить дальше? Вот бы кто-нибудь помог ему! Пришёл вместе с канатом или лестницей, чтобы можно было безопасно спуститься, ну, или же встал там, внизу, чтобы поймать прыгающего Яна. Неужели он тут совсем один и ему стоит надеяться только на себя, как было всю его жизнь? «Ты ничтожен, Ян Чонвон. Ты трус. У тебя никогда не получится жить нормальной жизнью». Замолчи! Замолчи! Хватит! Ты ничего не понимаешь! Ты не знаешь, через что мне пришлось пройти! «Ты всегда будешь один». Хватит! Это неправда! Ты врешь! Но голос не собирался умолкать. Он продолжал говорить одно и то же, отдаваясь эхом в голове парня. Казалось, куда не посмотри, отовсюду исходит этот звук. А голос был настолько знакомым, что бросало в дрожь при каждом новом слове. Чонвон закрывал уши, но это было бесполезно. Он пытался убежать, но рядом не было ничего, кроме пустоты и его самого. Прям как в зеркальном лабиринте. Особенно из ужастиков, которые были так популярны среди подростков несколько лет назад. Но никакой хоррор не мог сравниться с тем, что сейчас испытывает юноша. Казалось, ещё чуть-чуть и он точно свихнётся. Ему правда началось чудиться, что все эти слова он говорит сам себе. Хотя поначалу это был кто-то другой, Чонвон точно помнит. Однако не может понять, кто именно. Будто все мысли сбежали из разума, оставив там ровно ничего. От бессилия парень рухнул на землю, всё ещё прикрывая свои уши руками, чтобы не слышать эти ужасные, посланные в его адрес слова. Его бил озноб. Юноша сейчас был похож на маленького бездомного и беззащитного котёнка, которого выкинули за порог именно тогда, когда начался ливень. О нет, только не эти воспоминания снова. Зачем он об этом подумал? Что ему теперь делать?.. — Меня всего лишь пытаются добить… — полушёпотом произносит Чонвон, сильнее укутываясь в махровое одеяло, зарываясь носом куда-то в изгиб локтя. Он уже безумно устал сражаться, хотя всё ещё продолжал это никчёмную битву. Ян прекрасно понимает, что если сейчас он начнёт падать, его словят и вновь поставят на ноги, но вопрос в том, словят ли его так же в будущем? Люди как-никак в жизни меняются, приходят и уходят. Хисын не всегда будет рядом, нужно учиться выкарабкиваться самому. Однако проблема в том, что ты не знаешь, с чего же всё-таки начать, чтобы научиться подниматься самостоятельно. Пальцы сжимаются и собирают под собой мягкую ткань. Глубокий вздох, чтобы немного отвлечься от навязчивых мыслей страшных теней в своей голове. Если бы не родители, этого бы не существовало в разуме Чонвона. Но прошлого не изменить, поэтому приходится выживать как знаешь и умеешь. Дрожь пробирает тело, как только дело касается родителей, и все яркие картинки тех морально тяжёлых дней всплывают в голове. Ком в горле застревает, не давая ни глотнуть, ни слова сказать, ни свободно дышать. Глаза слегка щиплет. Они будто специально намереваются выпустить наружу давно скопившиеся слёзы и боль, но что-то держит, не даёт показать эти эмоции. Ведь это признаки слабости, которые никто не должен увидеть. Даже ты сам в отражении зеркала напротив. Чонвон сейчас в нём выглядит слишком жалко и подавленно. Растрёпанные, сальные волосы, искусанные до крови губы, опухшие и усталые глаза, в которых постепенно угасает огонёк детских желаний. Может, он и правда ничтожен?.. Возможно, у него не получится чего-то добиться?.. На дрожащих ногах парень спускается с кровати и направляется в сторону кухни. Даже тапочки не надел. Без них быстрее будет. Главное сейчас избавиться от кома в горле. Как можно быстрее. Однако шаги делает неспешные, постепенно продвигаясь в нужно направлении, опираясь на стену и углы. Ноги онемели, поэтому ими было сложно управлять, переставляя одну, затем вторую. Ещё и тело всё морозило, из-за чего неприятно тряслись руки. Не помогал даже всё ещё накинутый на плечи тёплый плед. Может, горячий чай или кофе поможет? Стоит попробовать. Пока чайник стоял на плите, Чонвон сидел, облокотившись об батарею спиной, стараясь хоть немного сбавить дрожь. Однако, кажется, дрожь была вовсе не от прохлады. Всё-таки воспоминания, нахлынувшие после концерта, всё никак не хотели оставлять в покое парня и мучали на протяжении уже нескольких дней. И что такого сделать, чтобы отогнать эти мысли, никак не приходило на ум. Поэтому оставалось лишь лежать и думать, вспоминать и страдать. Хисын, который был рядом что тогда, что прямо сейчас, начинает уж слишком переживать за состояние младшего. Сейчас им всем нелегко, но пока что тяжелее всего Чонвону. И это невозможно не заметить. Ли старался приносить хоть что-то к Яну в комнату: тот же самый чай, либо же воду с успокоительным. Именно барабанщик пытается контролировать то, чтобы басист с гитаристом никак не пересекалась. Но так продолжаться не может. Ли, наблюдая за вновь задумавшимся младшим, тяжело вздыхает и выключает уже кипевший чайник, заливая воду в небольшую кружку. Чонвон было спохватился, хотел подняться и сделать всё самостоятельно, но старший отмахнулся и продолжил делать горячий напиток для него. — Присядь за стол, сейчас стоит поговорить немного, — сказал Хисын и, насыпая одну ложку сахара в кружку, развернулся к столу и поставил напиток на твёрдую поверхность. Чонвон пару секунд постоял, оценивая всю ситуацию, но после сел, пододвигая чай ближе к себе. — Думаю, не стоит тебе тратить попросту время на это, — пожал плечами младший, рассматривая своё отражение в жидкости. — Я сам о себе позабочусь, всё хорошо. — В этом я и не сомневаюсь, — не стал спорить старший, подсаживаясь рядом возле юноши, — но позволь мне помочь тебе. Так сказать, дать что-то вроде совета, либо же наваждения на тот путь, который ты в конце концов выберешь. Нервно покрутив в руках наполненную горячим напитком посуду, Чонвон задумался, стоит ли ему принимать такой ценный дар от друга. Безумно хотелось услышать чужие предложения и принять их хотя бы просто к сведению, ведь в своей собственной голове не было каких-либо мыслей от слова совсем. А может, всё-таки попробовать выплыть с этого океана сожалений и раздумий самому? Просто тогда возникает вопрос — какова будет цена за эту самостоятельность? Когда-то Яну удалось это почувствовать на себе и, как бы эгоистично это не звучало, он не хочет возвращаться в те времена. Поэтому нужно стараться пользоваться любыми способами, чтобы не допустить той самой повторной боли. Боли, которая намного сильнее и глубже тех страданий, которые он испытывает прямо сейчас. — Я… тебя слушаю, — неуверенно выговорил Чонвон, оставляя в покое кружку, грея благодаря ей свои ладони. Отчего-то это тепло чая всегда успокаивало его. — Возможно, ты прекрасно понимаешь, как выглядишь со стороны, — с усталым вздохом начал барабанщик. — И твоё состояние меня сильно беспокоит. Как физическое, так и моральное. В доме царит неуютная атмосфера из-за ваших недопониманий и ссор с Чонсоном. В этом нет ничего плохого, все мы испытываем такие эмоции и это абсолютная норма. Совершенно другое, когда из-за этого начинает страдать окружение и ты сам. Понимаешь, о чём я? — Понимаю, — тихо отвечает Чонвон, зарываясь пальцами в свои покрашенные пряди, создавая на голове ещё больший бардак. Всё он прекрасно понимает, уже с давних пор он знал обо всём этом. Знал, что не стоит доводить дело до точки кипения. Но, к сожалению, не смог этого предотвратить. И как теперь вернуться назад, либо исправить — непонятно. Какое-то время они оба сидят в тишине: Хисын даёт время собраться Чонвону с мыслями, а Чонвон обдумывает, что бы такого сказать Хисыну. У младшего есть потрясающая возможность обращаться к психологу буквально в любую минуту совершенно бесплатно, но каждый раз он отчего-то упускает её. И всё из-за своих страхов и неуверенности. Даже несмотря на постоянно повторяющиеся слова старшего, что он выслушает всё что угодно и когда угодно, Ян всё равно боится. Боится увидеть блик разочарования и отвращения в глазах близкого человека. — Как мне правильно поступить, хён?.. — чуть приподнимает голову и на свой страх и риск смотрит прямо на Ли, поджав искусанные до крови губы. — Во мне столько противоречивых мыслей, что я даже не имею понятия, за какую конкретно мне стоит зацепиться… — Думаю, сейчас тебе стоит постараться разложить эти мысли по полочкам и понять, к какой из них тебя больше тянет, — спокойно отвечает Хисын, осторожно беря чужие руки в свои, аккуратно поглаживая их большим пальцем. — Тебе сложно преодолеть прошлое, я это прекрасно понимаю. Но, чтобы справиться с настоящим, тебе нужно разобраться с тем, что произошло ранее. Чонвон неоднозначно кивает в ответ, прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Он знает, прекрасно знает, что должен пересилить те травмы хотя бы наполовину, чтобы чуть увереннее идти дальше. Но каждый раз, пробуя сделать хотя бы шаг вперёд, он возвращается на два шага назад. Это так выматывает. Вдобавок к этому, добавляется досада от той мысли, что его проблемы влияют и на его согруппников, не давая спокойно им всем вздохнуть в присутствии друг друга. Браво, просто превосходно. — Ты не должен заставлять себя, если ты к этому не готов, — продолжил Ли, видя медленное угасание парня. — Просто имей в виду: чем быстрее ты это сделаешь, тем скорее ты почувствуешь себя свободней от обременённых оков прошлого. Сейчас ты можешь лишь отвлечься от постоянных раздумий, заполнить голову чем-то другим, — предлагает Хисын, стараясь скрыть крошечную неуверенность в своих словах. Сейчас он должен казаться сильным и зрелым, чтобы дать как можно больше уверенности басисту. — Например? — чуть наклоняет вбок голову Чонвон. — Что такого «другого» можно сделать, чтобы, как ты сказал, заполнить голову? — возможно, парень бы и сам нашёл ответ на данный вопрос, если бы был в чуть более стабильном состоянии. Всё, на что у него хватало сил — так это лежать на кровати в огромном коконе одеяла со своими внутренними скребущимися кошками. — То, к чему у тебя лежит душа с сердцем, я полагаю, — спокойно пожимает плечами барабанщик, отпуская чужие руки и пододвигая к ним ближе чуть остывший чай. — Обычно, когда меня что-то тревожит, игра на барабанах помогает выплеснуть все отрицательные эмоции и переживания, намного облегчая душевную ношу. Как думаешь, стоит ли тебе попробовать то же самое, только со своей гитарой? Басист задумался. Звучит очень даже интересно и, по всей видимости, этот совет и правда рабочий. Если бы не одно большое «но». Как раз таки все его беды с гитары и начались. И обращаться к источнику проблем за помощью было слишком опрометчиво. Однако с другой стороны, казалось, что терять было уже нечего, но в то же время что-то мертвой хваткой останавливало от принятия какого-либо решения. И ты начинаешь метаться глазами из стороны в сторону, никак не решаясь что-либо выбрать. Но выбрать стоит. Иначе двигаться далее без этого будет бесполезно. Раз Ли сказал, что игра на барабанах помогает ему, то, возможно, поможет и Чонвону? Хисын как-никак намного опытнее парня, с высшим образованием, познал толк в таких мелочных вещах. Правда, сработает ли это на Яне — только предстоит узнать. Как там говорят, не попробуешь — не узнаешь? Значит прямо сейчас необходимо вырываться из мёртвой хватки и идти вперёд, рискуя вновь наткнуться на подводные камни. Но, кто знает, может их и вовсе нет. — Думаю, стоит, — заметно приободряется басист, слегка кивая головой. — Но хотелось бы побыть одному, а не в чьём-то присутствии… — неловко продолжил юноша, вновь запуская руку в пряди волос. — Если ты про Джея, то он сейчас не в студии, поэтому ты спокойно можешь идти и делать, что угодно. В пределах разумного, конечно, — откидывается на спинку стула Хисын, открывая новую пачку печенья, которая всё это время стояла где-то на дальнем краю стола. — Знаешь ли, не очень приятно слушать от соседей и Гюри про то, какие мы шумные. И так терпят наше творчество, а тут ещё и крики. Ян понимающе кивает, осознавая, что именно имел в виду старший. Ведь как раз таки этот шум и создавали Джей с Чонвоном своими ссорами и играми. Но ведь сейчас басист будет один, значит и криков никаких не будет. Лишь музыка, которая поможет выплеснуть все свои негативные чувства. Что ж, звучит интересно. Даже настроение немного поднимается, а на место страха приходит некое подобие уверенности. Старший и правда умеет поддерживать. В этом басист убеждается не в первый раз. И уже не в первый раз ставит галочку в уме напротив пункта «Научиться поддерживать так же, как это делает Хисын-хён». Опустошая кружку наполовину и выхватывая из рук ударника сладость, которую тот почти успел положить в рот, выбегает из комнаты с счастливым возгласом: «Большое спасибо!». Старший лишь шипит недовольно под нос, огорченный тем, что так просто выхватили его печенье, но ничего вслед кричать не собирается. Чем дитя не тешилось, лишь бы не повесилось. Забежав в комнату, Ян быстро схватил в руки более-менее приличную одежду, моментально надел её, бросая домашние вещи куда-то на стул. Запихнул телефон в задний карман штанов, обул первую попавшуюся пару кроссовок, накинул тёплую куртку и вылетел из квартиры, слыша за собой недовольные возгласы старшего парня, который что-то говорил про шапку с шарфом. И, только выйдя на улицу, Чонвон понял, зачем ему об этом напомнили. На улице в последнее время стояли сильные морозы, от которых нужно скрываться всеми возможными силами. К сожалению, находясь в четырёх стенах, в одеяле и с кружкой чая мало интересуешься, что происходит за окном. Вжав голову в плечи, басист решил как можно быстрее добраться до студии, которая располагалась не так уж и далеко. Всего-то двадцать минут ходьбы. Казалось, не слишком много, но холод давал о себе знать, поэтому время от времени приходилось переходить на бег, таким образом и расстояние быстрее сокращая и мало-помалу согреваясь. Наконец-то добравшись до нужного места, басист чуть ли не с ноги вламывается в здание, игнорируя взгляд недовольной девушки, которая сидела для приёма верхней одежды гостей. Сейчас это абсолютно неважно, ведь в мыслях крутятся слова старшего. А вдруг это поможет? Неужели есть то, что сможет облегчить его ношу? Это же будет просто чудесно! У него наконец-то выпал шанс перестать постоянно отравлять себя воспоминаниями. Быстро отыскав ключи в кармане куртки, он открывает маленькую, но такую любимую и с недавних пор ставшую родной студию. Уже наощупь находит включатель и щёлкает его, озаряя помещение тускловатым светом. Но даже его было вполне достаточно для какой-либо работы. Чонвон закрывает дверь и поворачивает защёлку, проходит вглубь комнаты, расстёгивая и снимая куртку, кидает куда-то на диван. Взгляд переводит на стойку со своей гитарой, пару секунд что-то обдумывает, взвешивает все «за» и «против», а после подходит к своему инструменту и берёт в руки. Сразу в голове всплывают фрагменты с их первого выступление, которое, мягко говоря, прошло не совсем удачно. Тогда Ян слишком много чего сделал лишнего. Пошёл на поводу своих эмоций, что чаще всего не есть хорошо. Загоняя все воспоминания с того дня обратно в глубокую пропасть, Чонвон падает на диван, удобно устраиваясь, и аккуратно размещает гитару у себя в руках. Пальцы ложатся на струны, на пробу перебирая их. Моментально по студии разносится слабая, но достаточно слышимая мелодия. Такая громкость не должна помешать соседним арендаторам, да и для басиста это был комфортный звук. Запрокидывая голову на спинку мебели, парень прикрывает глаза, в то время как неторопливо перебирает струны, зажимая правильные аккорды в нужной последовательности. Без какого-либо напряжения или волнения. В голове хоть на дальнем плане и мелькало что-то мало приятное, но это совершенно не мешало. Помогало лишь сильнее забыться. Простая истина, которую Чонвон давно знает, но всё никак не может научиться ей следовать. Любое дело нужно делать для себя, не волнуясь, не переживая, спокойно и уверенно, и тогда конечный результат будет намного драгоценней, чем тот, который бы получился при совершенно противоположных эмоциях. И, если у юноши получалось придерживаться идиллии, на публике всё исчезло. Все эти стены с крепостями разрушились, как песочный замок от слабого ветерка. И так расстраивало, что все силы были потрачены впустую. Фальшивое звучание звенит в ушах, отчего пальцы замирают на еле дрожащих струнах. Вот и всё, приплыли. Всё-таки не удалось отвлечься от мрачных мыслей. Они всё равно, в конце концов, нагнали его. Дышать стало сложнее, руки сильнее сжали инструмент. Он должен играть в удовольствие самому себе, а не ради кого-то. Он должен любить то, что делает. И раньше Чонвон любил и до сих пор любит. Но уже не так. Чувства к гитаре изменились после пары чужих колких фраз, отбивая любое желание даже прикасаться к ней. Спустя время всё сказанное забывается и ты продолжаешь своё творчество дальше, но когда вновь напоминают о старых ранах, на душе становится отвратительно вдвойне. Юноша отстраняется от спинки дивана и садится ровно, нависая скалой над инструментом. Минуту сверлит его взглядом, делая глубокие вдохи и выдохи, а после вновь удобнее размещает гитару в руках, уже более напряжённо пытаясь сыграть мелодию. Пальцы словно окаменели, поначалу справлялись неплохо, но всё равно ощущались трудности. Слова Хисына постепенно умолкали среди злобных возгласов родной матери и вовсе не скрытых намёках её подруг об усердной учёбе и о дружбе с Лисо. Вновь вспоминаются малоприятные эпизоды из прошлого, которые Ян так и не смог забыть. Как же тут забудешь, если они его преследовали чуть ли не всю его жизнь. И вот вновь это фальшивое звучание, нагоняющее весь скопившийся невысказанный негатив. Это ведь не конец, можно попробовать сыграть ещё, в конечном итоге всё получится! Но с каждым разом становилось всё хуже и хуже, и руки всё стремительней опускались вниз. Всё дошло до того, что гитара скользнула по полу куда-то в сторону, а парень, упав лицом в подушку, громко начал кричать от безысходности. Знал ведь, что не выйдет, однако, всё равно пошёл на это. Так опрометчиво. Все люди ошибаются, Хисын не исключение. И в очередной раз Чонвон убеждается, что стоит верить лишь самому себе. Только ты сможешь сделать и решить, как лучше поступить. Ян кричит ещё долго, по всей студии раскидывая попавшиеся под руки предметы. К инструментам он не подходил, потому что знал их стоимость и предполагал, с какой силой после получит подзатыльник от старших. Всё будто вернулось в прошлое, словно прямо сейчас он на том самом дне, где всё перевернулось для него раз и навсегда. Хотелось плакать, но слёзы так и застыли в глазах, не намереваясь выходить из своего укрытия. Хотелось долго и яростно говорить обо всех чувствах, которые так и не смогли тогда дойти до адресата, но так и застряли поперёк горла. Голова идёт кругом, ноги подкашиваются, в ушах звенит белый шум. Чонвон еле как успевает упереться о небольшой стол в углу, чтобы окончательно не упасть на пол. Если Гюри узнает о погроме, нудных лекций парню точно не избежать. Однако возьмись прямо сейчас за уборку — разнесёт в щепки ещё и всё оборудование. Именно поэтому Ян хватает свою куртку и быстро выходит из студии. Как ему удалось закрыть студию с помутневшим сознанием — никому не известно. Возможно, на подсознательном уровне. Вечерний мороз, который сразу ударил по щекам, как только юноша оказался на улице, не помог прийти в себя. Лишь пуще прежнего нагнал душевные терзания. Назад дорога оказалась длиннее, чем была до студии, она словно специально увеличилась, оставляя басиста как можно дольше наедине с самим собой. А этого сейчас категорически допускать было нельзя. Потому что парень вновь замкнётся и ещё долго не сможет прийти в себя. Постепенно гнев с яростью сменяют изнеможение и усталость. Ноги так и шаркают по тротуару, изредка спотыкаясь о небольшие неровности. Иногда Ян сталкивался плечами с редкими прохожими, не находя даже сил произнести вслед сухое «извините». Мир погрузился в чёрно-белые оттенки, не давая разглядеть хоть что-то цветное. Не хватало ещё дождя для полной картины уныния. Чонвон пару раз присаживался на скамейки, что находились на остановке. Однако видя, что нужный автобус всё никак не приходил, а разум начинал постепенно погружаться в небытие, через силу вставал на ноги и продолжал свой путь. Так вот значит, как выглядит отчаяние. Сознание приходит в себя лишь на лестничной площадке по пути к нужной квартире, однако буря внутри всё ещё находится в разгаре. Что же говорить барабанщику: что ему удалось успокоиться, отпустить переживания и прийти к своему «я» или сказать горькую правду? Хотя, наверное, глупо будет говорить первое, ведь оно будет идти в противовес со внешним видом юноши. Пару раз постучав в нужную дверь, Чонвон было уже готовился увидеть разочарование Ли, что ему не удалось в очередной раз помочь проблемному подростку, но от неожиданности отшатнулся, увидя перед собой пару медовых глаз. — Чего так долго? — недовольно и устало спросил Джей, пропуская Яна внутрь. — Сильно не раздевайся, сейчас вместе пойдём в магазин. По телу юноши прошлась дрожь. То есть вы хотите сказать, что прямо сейчас в таком подавленном состоянии он останется с Чонсоном? Да ни за что! Где Хисына носит в такой по-дурацки сложившейся ситуации? Басист ведь ещё не готов… — А как же Хисын-хён?.. Разве ты не можешь с ним сходить? — решил рискнуть откосить от ночной прогулки младший. Не был он ей заинтересован. Тем более она была с Джеем, который пару дней назад чуть не убил его своим взглядом, да и словами тоже. Кто знает, если это повториться ещё раз прямо сейчас, удержать уродливые слёзы уже точно не выйдет. Чонсон с прищуром посмотрел на младшего, упирая руки в боки. По виду парень был сильно измотан, возможно, он тоже переживал из-за недавнего случая. Однако всё равно выглядел уверенно, тем самым показывая, что отвертеться никак не выйдет. — Он сейчас занят, поэтому, будь добр, не упрямься, и пошли сходим вдвоём, поможешь с покупками. После этого Джей пошёл в гостиную искать себе одежду, оставляя Чонвона нервно топтаться на месте. Чем же мог быть так занят Хисын, что так беспечно отправляет их вдвоём? Они же загрызут друг друга в первой подворотне. Или он надеется, что их усталость к постоянным скандалам одолеет вражду и они смогут поговорить? Настоящий безумец! Ян кидает свой взгляд в сторону и натыкается на розовую макушку, которая выглядывает из-за двери одной из комнат. Он пару раз кивает, не совсем уверенно шёпотом говоря: «Удачи, всё будет хорошо», и басист понимает, что ему, Хисыну, не удалось предотвратить намеченную ночную прогулку. А тот наверняка старался, Ян в этом уверен. С одной стороны, и обидно за то, что у старшего не вышло отговорить от безумной и поспешной затеи Джея, а с другой понимаешь, что рано или поздно нужно будет что-то делать для их примирения. И чем раньше, тем лучше. Вскоре возвращается гитарист, накидывая на плечи куртку и прикрывая свои растрёпанные волосы тёмной кепкой. Зачем кепка ночью, если и так всем всё равно на тебя, Чонвон так и не понял, но интересоваться не стал. Почувствовав легкое подталкивание к выходу, с губ сорвался обречённый вздох. Больше бежать некуда, есть только узкая тропа вперёд. Вперёд к одному из своих страхов. Они шли в тишине: Чонсон был чуть впереди, в то время как Чонвон плёлся позади, не горя желанием догнать первого. Шёл и глядел на всё, что было рядом, но только не на человека с острыми плечами перед собой, которые были скрыты под объемной одеждой. Оба прекрасно понимали, что следует начать разговор, но каждый боялся чего-то своего. Поэтому продолжали идти в тишине, игнорируя присутствие друг друга. В магазине они молча взяли всё то, что написал на листке барабанщик ещё несколько дней назад, пару раз соприкасаясь руками и встречаясь взглядами. Старший дал самый лёгкий пакет Чонвону, когда проходил мимо него после оплаты, всё так же не обронив ни слова. Ян вроде и хотел было что-то сказать, но одергивал себя, закусывал нижнюю губу и вновь шёл вслед за гитаристом, рассматривая и пиная редкие камушки под ногами. Лишь на светофоре, когда загорелся красный свет, Джей резко остановился, из-за чего Ян чуть не врезался в него. — Я прекрасно знаю, что ты до сих пор злишься на меня, — неожиданно спокойно и тихо проговорил Пак, глядя куда-то вперёд. Но для басиста эти слова оказались слишком громкими, из-за чего он вздрогнул. — Однако я вновь повторю, что мне очень жаль за сказанные слова, — Джей поворачивает голову в сторону младшего, смотря на него с таким усталым и сожалеющим взглядом, что Чонвон уже сам готов был за всё извинится, даже за то, чего не делал никогда. — Я… — промямлил Ян, но ему не дали договорить. — Прости меня, мне так жаль, — тише прежнего произнёс старший, всё ещё сверля Чонвона взглядом. Смотря выжидающе секунд пять и после не видя каких-либо действий со стороны, он продолжил, неловко зачёсывая пятерней волосы назад. — Я очень плох в извинениях, даже не знаю, как передать всё то, что творится у меня внутри. Но точно уверен в том, что никогда бы не пожелал тебе того, что, к сожалению, сказал тогда на эмоциях. Прости, Чонвона, прости-прости… Глаза у Чонсона странно заблестели в темноте, поэтому басист запаниковал, махая руками, мол, не стоит так переживать, но послышалось пищание светофора, оповещающее о зелёном свете. Басист, не долго думая, ухватился за рукав куртки старшего, таща его через пешеходный переход, направляясь куда-то в сторону соседних дворов. Джей лишь удивлённо посмотрел на него, но всё же спокойно пошёл следом, обдумывая, что бы ещё такого добавить к своим словам, чтобы те звучали искренне. Но говорить что-то во время того, когда они шли, гитарист посчитал странным, поэтому продолжал молча идти следом за парнем впереди. У басиста в голове вновь вихрем закрутились что мысли, что эмоции. Раньше они с Джеем просто грызлись друг с другом и безобидно подкалывали по мелочам. И это впервые, когда всё дошло до такой напряжённой ситуации. Даже как-то непривычно видеть Чонсона, при этом не получив от него пару шуток о своих пушистых тапочках. Появлялось чувство, что чего-то недоставало. Словно ты забыл о маленькой вещи в своей повседневной рутине. Именно поэтому Ян уже после чужого взгляда был готов закрыть глаза на своё побитое состояние и простить не менее замученного старшего. И, знаете, он уже его простил, даже если на душе всё равно остался неприятный осадок. Однако нужно же ещё об этом сказать и ему, чтобы вернуть всё обратно в нужное русло, либо же начать с чистого листа. От этих мыслей подступает волнение, пальцы на чужой куртке сильнее сжимают ткань, а сердце начинает биться чаще. Устав идти в нагнетающей тишине, Чонвон ставит пакет возле ступенек лестницы одного из подъезда, мимо которого они как раз проходили, и под удивлённым взглядом Пака садится на холодную плиту, громко вздыхая. — Садись, — басист проигнорировал чужой взгляд, по крайней мере, постарался, и похлопал ладонью рядом с собой, приглашая сесть. — Простыть можно, дурень, — без капли зла ответил старший, протягивая руку к юноше, чтобы поднять того, но Ян оказался проворнее и перехватил чужую руку так, что потащил её на себя, таким образом усаживая Чонсона рядом с собой. Выхватил чужой тяжёлый пакет, доставая из него две железные банки какого-то алкогольного напитка — в свете тусклого жёлтого фонаря Ян так и не понял, что это было — одну поставил возле ног Джея, а другую открыл сам, сразу же делая большой глоток и жмурясь. Алкоголь неприятно обжигал глотку, но парень решил ещё пару раз глотнуть, чтобы после почувствовать лёгкость во всем теле и разуме. В таком состоянии язык развязывается, что прямо сейчас ему и нужно. Гитарист наблюдал за чужими действиями, моментами переживая за их правильность, однако молчал, неторопливо беря предоставленную ему банку и открывая её, чтобы отпить совсем немного. На небе уже красовался блеклый полумесяц, окружённый множеством звёзд. И за этим можно было бы долго и спокойно наблюдать, если бы не холодный ветер, который так и заставлял ёжиться и сжиматься. Хотя, возможно, ветер был не таким холодным, как молчание между парнями. — Знаешь, — немного успокоив свои мысли, решил продолжить их разговор Чонвон, — нам двоим нелегко пришлось после того дня. Меня грызли остатки прошлого, а тебя совесть за сказанное, — грустно произнёс юноша, обводя пальцем железную окружность банки. — Думаю, мы вдвоём виноваты в случившимся. Кто-то больше, кто-то меньше. Поэтому я тоже хотел бы попросить у тебя прощение за то, что не смог взять себя в руки. Басист поднёс банку к губам, вновь намереваясь отпить достаточное количество жидкости, но алкоголь резко выхватили из его рук. Недовольно взглянув на рядом сидящего человека, он попытался вернуть только что украденную вещь, однако, всё никак не мог до неё дотянуться. — Давай без пьянства, — закатил глаза Джей, видя ярое желание у подростка вновь глотнуть запретный плод. — Меня убьют, если узнают, что ты пил что-то подобное, — и повертел полупустой ёмкостью. — Я эту дрянь пил не просто так! — пытался оправдаться младший, недовольно дуясь, но всё же откладывая попытку вернуть алкоголь. — Для храбрости? — усмехнулся Пак, убирая жестянку в сторону так, чтобы до неё точно не смогли достать. — А без неё кишка тонка, да? Теперь пришла очередь Чонвона закатывать недовольно глаза, но уже после последовала слабая улыбка. Было приятно услышать от согрупника спустя длительное время язвительную фразу. Никогда бы Ян не подумал, что будет по этому скучать. Постепенно неловкость между ними начала развеваться, уступая место некому комфорту и уюту. — А сам? Тебя пока Хисын-хён не ткнул носом, храбрости было не видать. Так что кто бы говорил, — довольно скрестил руки на груди басист, наблюдая за реакцией собеседника. — Как мы заговорили. А ну иди сюда, — сморщился Чонсон, а после набросился на Чонвона, прижимая его одной рукой к своей груди, в то время как второй наводил беспорядок в его тёмно-фиолетовых волосах. Младший недовольно пыхтел, всеми силами стараясь вырваться из чужой хватки, но всё равно улыбнулся тому, что всё вернулось на свои места. Спустя некоторое время его отпустили, давая возможность отойти и отдышаться от «нападения». Ян повернулся к старшему, долго смотря на его профиль, а после, когда на него посмотрели в ответ, выпалил то, что так и не успел произнести: — Сейчас будет звучать по-детски, но я тебя прощаю, хён. Джей засветился от радости, бормоча тихое, но уверенное «спасибо». И когда он с облегчением выдохнул от того, что ему даровали прощение, Чонвон ловко выхватил почти полную банку алкоголя из рук гитариста, делая пару средних глотков. Чонсон недовольно кричал, всеми возможными способами стараясь отобрать у парня дурманящий напиток, в то время как Ян весело смеялся, подскакивая с места и убегая в сторону площадки, ускоряясь, когда за ним последовал старший. Кажется, теперь и правда всё вернулось на круги своя. А стоило всего лишь поговорить, и на смену отрицательным пришли положительные эмоции. Да и на душе легче стало. По телу резвящегося юноши разливался алкоголь и некогда неизвестные чувства, которые медленно, но верно начали согревать сердце от морозного и ужасного прошлого, постепенно прогоняя обратно на дно. Позже он обязательно разберётся, что это за новое ощущение, а сейчас единственное, что его волновало, так это неожиданные и весёлые догонялки с Джеем, которые начались из-за жестяной банки, сейчас валяющейся где-то под одной из горок. И им вдвоём было совершено всё равно на то, как они выглядели со стороны, сегодня можно было и порезвиться, словно дети после учебных занятий. Ведь именно в этот день они осознали важность и ценность друг друга.