Конец предательства

– Моргана, ты бредишь? – Артур с недоумением смотрел на сестру, только что обрушившую на него бурю по видеосвязи. Услышанное в его голове никак не могло уложиться. – Братец, это ты бредил, когда связался с этим мудаком! – парировала девушка. – Будь ты в своем уме, то не стал бы подкатывать яйца к такой твари. – Стоп! – Артур вскинул руку, пресекая новый поток обвинений. – Мерлин добился закрытия патронируемого тобой детского дома в России под предлогом того, что он имеет иностранное, то бишь, твое финансирование, и якобы там учат разврату. И детей теперь передадут в государственные детдома, где творится черт знает что? Я правильно тебя понял? – А я о чем тебе говорю уже пятнадцать минут? – взвилась Моргана. – Ты не говоришь, а ругаешься, это разные вещи, если ты не знала, – подколол сестру парень. Если честно, он был в растерянности. Мерлин был безупречно изобретателен и непредсказуем в своей мести. Они расстались четыре года назад, после трех лет встреч и планов пожениться, и с тех пор Эмрис «дарил» на каждый праздник, который они провели когда-то вместе, очень неприятные гадости. Тогда, четыре года назад, отец поставил Артура перед выбором – или Мерлин, или семья. Моргана встала на сторону отца. Ее отношения с бойфрендом брата испортились перед этим из-за того, что ее лучшая, но, увы, тайная, подруга Моргауза с подачи Мерлина попала в психушку и была ославлена на всю Европу, как наркоманка и шизофреничка, что сильно повредило ее карьере актрисы. Такова была цена, которую Мерлин взял за то, что та когда-то закрутила с ним роман и, пользуясь положением любовницы наследника «ДрэгонЛорд Корпорэйшн», слила несколько важных документов, повредивших бизнесу его матери. Тогда начинающей актрисе показалось удобным принять заказ от конкурентов Хунит, но спустя десять лет, когда она уже сияла звездой на небосклоне британской киноиндустрии, ее настигла давно остывшая месть обманутого ею любовника. Скорее всего, если бы девушки менее тщательно скрывали свою дружбу, Эмрис не стал бы портить отношения с сестрой своего парня и отложил месть в сторону. Отец Артура считал недопустимым, чтобы его благородная кровь английских герцогов «была втоптана в грязь» однополым браком сына, да еще с простолюдином-американцем валлийского происхождения. Пусть и очень богатым. И он, при поддержке Морганы поставил сына перед выбором – семья или бойфренд. У Утера перед этим случился инфаркт, и семейный врач Гаюс откровенно сказал, что повторный криз станет для него последним. И Артур выбрал семью, не желая быть причиной смерти отца. Впрочем, он и раньше всегда выбирал именно родных по крови. Да и Мерлин принял предновогодний разрыв на удивление спокойно. Он всего лишь спросил: «Арт, ты уверен? Не шутишь?» И, получив утвердительный ответ, пожал плечами, развернулся и ушел. Пендрагона тогда даже задела эта равнодушная реакция. Лишь позднее Артур понял, что это было не равнодушие, а гордость. Болезненная гордость Эмриса, которого мать с детства учила «плакать можно только дома, когда никто не видит». И его быстрый уход был вызван именно желанием сохранить лицо, не показать своей боли. Полгода его не было, а потом начались «подарки». На каждый праздник, который они отметили вместе за три года их связи, он придумывал изощренные удары, не смертельные, но причиняющие боль семье Пендрагонов. Но закрыть прекрасный частный детский дом, обрекая три десятка детей на мучительное выживание в уродливой госсистеме – это было уже за гранью психопатии. У Артура не укладывалось в голове, как его Мерлин мог до такого вообще додуматься. Он, конечно, нередко бывал жесток, та же Моргауза тому пример, но всегда любил детей, и защищал их, когда мог. Насколько же ему больно, что он отбросил все свои принципы, чтобы нанести еще один удар. – Пришли мне всю информацию, Моргана. Будем разбираться, – после короткого раздумья сказал Артур. Перед этим он пропустил мимом ушей ответ сестры на свою подколку, в котором она сочно прошлась по моральным характеристикам Мерлина еще раз. Артур вскинул руку, обрывая попытавшуюся заговорить сестру: – Прекрати на меня орать. В том, что произошло, ты сама виновата. – Что?! – задохнулась Моргана. – Если бы отец и ты не заставили меня отказаться от Мерлина, ничего бы этого не было. Я долго терпел твои и отцовы истерики по поводу его мести нам, но мне надоело. Если ты еще раз посмеешь говорить о нем в таком тоне, твою подружку в психушку отправлю уже я. И тебя вместе с ней. Ты меня поняла? Хочешь моей помощи, не оскорбляй того, кого я люблю. Или разбирайся со всем этим дерьмом сама. Артур обрубил связь. Ему было паршиво, но он чувствовал, что сделал все правильно. Никто не смеет называть Мерлина «тварью» и «мразью». Особенно те, кто сами разрушили его парню жизнь, а теперь имеют наглость жаловаться на то, что тот за это мстит. Нажав на селектор, он сказал: – Гвен, таблетки. В висках мерно пульсировало, мир казался выцветшим. Артур привык к этим предвестникам за четыре года. Уход от Мерлина стоил ему душевного равновесия и трех месяцев тщательно скрытого от любых любопытных глаз психиатрического лечения. Он смог отказаться от любимого, но это имело свою цену. В том числе депрессию с суицидальными порывами, которую врачам удалось только купировать, но не вылечить. Болезнь отступала, но всегда оставалась рядом, ожидая, когда блокада из ежедневно принимаемых таблеток даст сбой. – Шеф, – Гвиневра принесла лекарство, но осталась в кабинете, с тревогой наблюдая за своим работодателем, – тебе письмо от отца. Утер любил старомодно присылать курьера с бумажным письмом. Гвиневра не хотела бы отдавать его Артуру сейчас, видя, что тому плохо, но если герцог Пендрагон не получит ответ в приемлемые на его взгляд, то есть, очень короткие сроки, то он позвонит. И припомнит сыну все его грехи, начиная со смерти Игрэйн и кончая Мерлином. Это будет еще хуже. – Давай. «Дорогой сын! С прискорбием я узнал, что твоя неразборчивость в связях в прошлом опять доставляет страдания невинным. Твой бывший любовник, лишенный всякого подобия чести, поднял руку на детей…» Артур смял письмо, не желая читать далее. Хватит. Плевать на отца, если тот за четыре года не умер, несмотря на все треволнения, значит все не настолько серьезно, как тогда пугал Гаюс. Он больше не будет слушать гадости про Мерлина. – Набери на компьютере герцогу Пендрагону официальное сообщение, что тон его письма неуместен. Подпиши его своим именем, что написано по моему поручению, и поставь мое факсимиле. Это было рассчитанное оскорбление, хуже пощечины. То, чего заслужила его семья за то, что они сделали. Глаза Гвен удивленно округлились, она не ожидала такого от своего начальника. – Будет сделано, шеф. – Также свяжись с офисом «ДрэгонЛорд корпорейшн» и передай мою просьбу о личной встрече с Мерлином Эмрисом. И еще – меня нет ни для Утера, ни для Морганы. Сообщения и звонки от них не передавай больше, до отдельного распоряжения. Если появятся на пороге офиса, передай им, что мы закрыты на дезинфекцию. Пусть Ланс и Гвейн проследят, чтобы они не смогли войти. Гвен обошла кресло шефа и положила ему руки на плечи, начав их аккуратно разминать. – Я рада, что ты решился, Артур, – она редко называла его по имени, кроме постели, которую делила с ним уже десять лет. Мерлин знал об этой связи и даже сам настоял на том, чтобы его бойфренд от нее не отказывался. «Ты бисексуал. Мне будет приятнее, что ты спишь со своей личной помощницей, чем знать, что я лишил тебя части того, к чему тебя тянет. И не надо этих глупостей про верность, секс и верность не имеют ничего общего». Гвиневра была полиамором, ее главным партнером лет шесть назад стал Ланселот, который смог принять, что у его девушки есть также Артур и Гвейн. – Я не знаю, что ты будешь делать и что из этого выйдет, но без Мерлина ты погас. После вашего предновогоднего расставания четыре года назад, на тебя больно смотреть каждый раз в конце декабря-начале января. Очень надеюсь, что у вас получится… – Я все уничтожил, Гвен. – Артур грустно усмехнулся. – Мерлин не раз говорил, что не умеет прощать, а то что сделал я, даже по моим меркам непростительно. Я бы не смог, сделай такое Мерлин. Поэтому ничего такого не будет. – Тогда зачем ты хочешь с ним встретиться? – Он разрушает себя этой местью мне. Я дам ему право вынести мне приговор, который его устроит, чтобы он смог отплатить мне за предательство и отпустить эту ситуацию. Гвиневра начала разминать шею шефа и осторожно спросила: – А если он попросит чего-то из ряда вон выходящего. Ну, например, голову Утера? – Значит он получит голову Утера. Как там сказал тогда Гаюс: «побереги отца, ему недолго осталось». Так что, я просто слегка сокращу это «недолго». – Ты думаешь, что Гаюс тебе солгал тогда? – Да. Папа за эти годы удивительно стойко для умирающего сердечника принимает все удары судьбы, а инфаркт у него случился очень вовремя перед его ультиматумом. До меня, конечно, доходит медленно, но сегодня под ругань Морганы паззл как-то сошелся сам собой, – Артур чуть склонил голову, чтобы Гвен было удобнее массировать. – Все это пора закончить. Вернуть Мерлину украденный у него Новый Год. *** Старуха неприязненно посмотрела на ротвейлера, сидящего у кровати, на которой спал мальчик лет двенадцати. - Богомерзкая дрянь, – прошептала она. В ее руке был нож, но женщина знала, что даже не будь у кровати пса, не смогла бы пустить его в ход. Времена, когда она убила своими руками врага рода человеческого, уже давно прошли. Немощь захватила дух и тело, лишив былой смелости. И тогда у нее был особенный, благословленный нож. Который мог причинить вред даже воплощенному кошмару. А сейчас жалкая кухонная поделка, которой даже хлеб толком на разрежешь. Пес внимательно смотрел за ней, готовый среагировать на любую угрозу молодому хозяину. Но угрозы не было – старуха положила нож на стол и устало подошла к кровати, сев в изножье. Мальчик повернулся во сне, сбрасывая с себя легкое одеяло и женщина поморщилась – он спал голым и у него была утренняя эрекция. Отвернувшись к псу, она негромко сказала: - Мы прокляты, адская тварь. Я, ты, этот юный развратник… не вздумай кусаться, я просто хочу прикрыть его срам, – она прихватила слабо слушающимися руками одеяло и накинула на бедра спящего. Тот лишь слегка вздрогнул и засопел во сне. – Нас всех ждет преисподняя. - Буф, – негромко «согласился» с ней пес. - Вот и я про то, – женщина пожала плечами. – Говорила я Хунит, что что мой внучок ничего доброго принести не может, да разве она послушает. «Это ребенок, Кейт, он ни в чем не виноват». Даже сына своего сделала его крестным, не пожалела родную кровь. Может поэтому Мерлин и стал геем. Пес внимательно смотрел на нее во время этого прочувствованного спича, а потом положил голову на передние лапы. - Да, тварь, – старуха откинулась на спинку кровати, – кому, как не тебе знать, что Ад развращает любого, кто не борется с ним. Даже, если у человека самые добрые намерения. Мерлин души не чает в крестнике, вот поэтому сейчас распутничает, а что будет через десять лет? Начнет убивать, как мой внучок? Не поверишь, Галахад в детстве тоже был таким милым, если бы я не знала, что он убийца от рождения, тоже бы души в нем не чаяла. А сейчас он убивает и даже не скрывает этого от меня. Жаль, у меня нет сил его упокоить. Его и это проклятое отродье, что ты сейчас охраняешь. А ведь когда-то я убила самого Зверя. Уже и не верится, что это правда. - Кейт, – мальчик проснулся от ее голоса и сел в кровати. – Опять ты читаешь проповедь Райдеру? Старуха хрипло рассмеялась. - В этом доме лишь эта адская тварь готова слушать мое ворчание, Ворлок. Уж позволь старухе хотя бы демону говорить правду о том, кто ты и твой приемный отец, не лишай последней радости… Мальчик покачал головой: - Я не понимаю, как папа смог вырасти нормальным человеком рядом с тобой, – он встал и, не смущаясь еще не прошедшей эрекции, ушел в туалет. Пес проводил его взглядом и снова уставился на Кейт. - Я никто в собственном доме на старости лет, – горько произнесла женщина. – И единственный, кто готов меня слушать – бес, выползший из ада в собачьем обличье. Жизнь явно удалась, – она горько рассмеялась, а потом заплакала. Спустя десять минут запахло тостами, а еще через недолго в комнату заглянул уже надевший шорты и футболку Ворлок и позвал ее завтракать. Кейт пошла. Она искренне считала мальчика дьявольским отродьем, но он готовил лучшие тосты, из всех, что она ела за свою жизнь. И старуха в очередной раз губила свою душу ради греха чревоугодия. - Отец пообещал мне на Новый Год особенный подарок, – Ворлок подал тосты и чай Кейт и занялся готовкой своей порции. - Однажды он подарит тебе петлю на шею, – старуха брюзгливо поморщилась. – Туда тебе и дорога, конечно. - Райдер, не клянчи, тебе нельзя хлеб. – Шикнул мальчишка на умильно глядящего на него пса и продолжил: – Папа нашел моих биологических родителей и расскажет кто они и почему бросили меня умирать. Кейт прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом тоста и сдерживая рвущиеся с языка слова, недостойные приличной женщины. - И ты перестанешь плакать каждую новогоднюю ночь, – она тяжко вздохнула, когда мальчишка кивнул в ответ. – Ты дурак. Галахад не спас тебя, а погубил. Если бы ты тогда умер, твоя душа осталась бы жива… Старуха замолкла, со страхом глядя на Ворлока. От мальчика буквально веяло угрозой. С видимым трудом разжав кулаки, он присел на корточки рядом с Райдером и обнял пса, тут же положившего ему голову на плечо. - Сатана – это Бог и он будет править вечно, – голос Ворлока звучал глухо. – И не тебе, продавшейся Назаретянину, говорить мне про мертвую душу. – Он поднял голову, в упор уставившись на побледневшую женщину, и сменил тему: – Двенадцать лет назад у меня украли Новый Год, бросив умирать. Новорожденного младенца. По милости Несущего Свет, отец спас меня. Сейчас он подарит мне возможность узнать, почему я оказался настолько ненужным… Молчи, старая, – мальчик почти прошипел последние слова. – Иначе я найду возможность заставить тебя пожалеть, не нарушая запреты отца. Кейт сбежала из-за стола. Обычно Ворлок не реагировал на ее уколы, но сегодня ей удалось зацепить змееныша за живое. Видимо, он и впрямь волнуется, ожидая, что может узнать, иначе бы не стал угрожать. Поэтому старуха предпочла уйти в свою комнату, от греха подальше. На что способен этот мальчик в гневе ей уже доводилось видеть. Благо вывести его из себя всегда было тяжело. *** - Ты такое же ничтожество, как и твой отец, – госпожа Моргауза дала пощечину русоволосому мальчику лет девяти. – Чем старше становишься, тем больше напоминаешь Ральфа. И наверняка сдохнешь от передоза, как и он. – Она разочарованно отвернулась. - Я отрублю ему руки, если он притронется к наркотикам, – пообещала мама мальчика Пейшенс Смолл. - Ох, дорогая Пейшенс, тут такая наследственность, что не руки рубить надо, а голову, желательно еще в колыбели, – Моргауза передернула плечами. – Остается только надеяться, что он сдохнет раньше, чем изуродует жизнь какой-нибудь невинной девушке, вроде тебя. А мама рыкнула: - Мордред, быстро подобрал нюни! Госпожа Моргауза тебе добра желает, а ты, неблагодарный, рыдать удумал. Мордред зажмурился, пытаясь удержать рвущиеся из глаз слезы. Щека горела – рука у госпожи тяжелая. Ему было больно, страшно и обидно – ведь он же не хотел, чтобы у него был такой омерзительный отец. Мама рассказывала ему, что Ральф изнасиловал ее, угрожал ей, чтобы она не донесла на него, а потом подох от передоза. Беременной от насильника девушке помогла госпожа Моргауза. Но и мама, и госпожа видели в сыне отца. И считали, что он закончит точно также. Госпожа появлялась редко, но ее визиты Мордред помнил подолгу. В отличие от мамы, Моргауза всегда била его. Жаловаться кому-то он боялся – их семья жила на деньги, что давала им беловолосая госпожа. Пейшенс не работала, занимаясь сыном и магическими кристаллами. Последнее приносило ей неплохой доход, но тот тут же улетал на приобретение разного рода эзотерических вещей. За последние полтора года два раза с госпожой приходила еще одна женщина – Моргана. Черноволосая зеленоглазая красавица очень нравилась мальчику, но еще больше ему нравилось то, что при ней его не били и не унижали. Правда мама каждый раз перед таким визитом долго с ним говорила, рассказывая, что с ним сделают, если он попробует сказать при Моргане что-то дурное о госпоже или матери. И для убедительности на четыре часа заперла его в холодном подвале, пообещав, что там он будет спать всю жизнь, если подведет ее. Там было холодно и темно. И очень страшно – Мордред боялся, что мама не вернется. Он даже плакать не смел, чтобы не рассердить ее заплаканным видом. - Моргана хочет взять его на Новый Год к себе, – госпожа скривилась, показывая, что думает об этой затее. – Приглашает вас обоих. Я не смогла ее отговорить… - А если дать ему отвар и сказать, что он заболел? – предложила мама. - Не пойдет, – Моргауза присела перед мальчиком и взяла его лицо в свои руки. Мордред замер, отчаянно пытаясь подавить бьющую его мелкую дрожь. – Ей приглянулся этот будущий насильник и она проведет у его постели всю новогоднюю ночь, если сказать, что он болен. Знаю ее, она такая. Научи этого урода, чтобы вел себя правильно, я прикрою. И сама следи за тем, чтобы не сболтнул лишнего. – Она внезапно залепила ему еще одну пощечину. – Слушайся маму, кретин. Иначе я тебе устрою веселую жизнь. Мордред понял, что Новый Год у него будет еще хуже прошлого Рождества, на которое госпожа приказала маме пожарить Томми – его любимого кролика. Когда Моргауза и Пейшенс ушли, оставив его одного, мальчик забился в угол, обнял руками колени и долго сидел. Он всерьез думал о самоубийстве – все равно родился бесполезным уродом, который мучает маму, госпожу и себя. Мордред ненавидел своего отца и ужасно не хотел употреблять наркотики и насиловать девушек. Но мама и госпожа были уверены, что он неизбежно это сделает. Значит лучше убить себя и предотвратить хотя бы этот ужас. К возвращению матери мальчик не успел придумать способ суицида, но принял решение, что обязательно сделает себе новогодний подарок – умрет. Мама и госпожа Моргауза будут расстроены такой неблагодарностью, ведь они потратили на его воспитание девять лет, но хотя бы, не видя его, будут меньше вспоминать проклятого Ральфа, сломавшего им всем жизнь.