Ясно солнышко

Почивший дед, небось, даже и не догадывался, какую свинью он подложил своему внуку сразу после того, как отправился прямым экспрессом к Иобе. Джина, конечно, поначалу прельстила возможность перебраться из душного города в это тихое захолустье. Размашисто подписавшись в своем заявлении об увольнении и забравшись в скрипучую консервную банку, которая ехала сугубо на святом духе и гордо именовалась автобусом, он трясся на дорожных ямах и сосредоточенно смотрел на проплывающие мимо пейзажи по большей части не наслаждаясь видами, а просто стараясь не блевануть от укачивания в собственный рюкзак. Парень успел вдоволь напредставлять романтику деревенской жизни. Свежие овощи с фруктами, любовно выращенные собственными руками, внутреннее умиротворение от единения с природой и физического труда, отсутствие раздражителей в виде соседей-кретинов с дрелями, пианино, орущими детьми и громким перепихоном… Наконец, симпатичные молодые девчонки, которым холеный городской явно будет по душе, этакой диковинкой. А то и мальчишки. Джин не из разборчивых, когда дело касалось пола. Правда, о подобном лучше помалкивать: деревенские жители вряд ли отличались особой толерантностью и просвещённостью, и могли напихать писюнов в панамку за подобные проявления любви. Однако в ближайшее время после приезда ознакомиться с местными аборигенами, помимо живчика-старика мэра не получилось: Джин с нечеловеческим рвением старался привести участок в более-менее божеский вид. Держать мотыгу да топор в руках было куда сложнее, нежели мышку или папку с документами — мышцы гудели от непривычных нагрузок и в принципе плевать хотели на то, что их хозяин стабильно три раза в неделю посещал спортзал, будучи еще в городе, и жрал протеиновые коктейли до кучи с полезной пищей. Кривоватые клены и бурьян, ощетинившийся колючками, тоже не оценили рельефность тушки приезжего, который в пылу работы порой скидывал с себя промокшую от пота футболку, подставляя спину греющему, но не очень сильно весеннему солнцу, а будто бы даже ехидно перемигивались клейкими новорожденными листочками — это тебе не там, глиста городская, здесь ты будешь херачить за троих, без зарплаты и выходных! Но Джин не сдавался. Плевать на то, что приходилось мыться озерной водой, подогретой на хуево сложенном костерке, который и от плевка мог погаснуть, и на нем же жарить пресную рыбешку вместе с грибами, молясь, как бы от последних не поймать приход. Плевать, что местные жители, с которыми он все же успел пару раз пересечься в небольшом городке пока шел в местную лавку за семенами и обновкой для инструментов, с опаской поглядывали вслед на этакого таежного бомжа, силясь разглядеть в нем хоть что-то городское. Была цель, и он шел к ней, иногда не совсем прямо, зачастую с матершиной и паузами на то, чтобы заклеить очередной порез от хлестнувшей по лицу ветки, но даже и не думал возвращаться обратно в бетонный гроб-квартирку, где из растений — умирающий фикус с тремя листочками на подоконнике, а из живности — просроченный йогурт. Джин в жизни не чувствовал себя более живым, чем здесь, пусть зачастую он еле доползал до постели глубокой ночью, а спина чудовищно ныла от носки булыжников и бревен. И порой, заглядывая в отражение на поверхности почти полностью затянутого ряской озерца у дома, он подмечал как меняется, подстраивается под окружение, более не выделяясь так сильно: кожа приобрела бронзовый отлив, обласканная опасным майским солнцем, и на ней четче выступила россыпь веснушек; каштановые волосы завились, забывшие, что такое фен и гель для укладки, а глаза, глаза-то, оказывается, нихрена не тускло-голубые, а куда ярче! Да и тело прекращало капризничать, позволяя Джину расширять возможности: он даже пару раз осмелился забраться в горы и проникнуть в шахту, намереваясь наколупать немного руды для улучшения инструментов — да, не получилось просто так завалиться к местному хмурому дядьке-кузнецу и купить готовенькое. Вместе с ценными желтоватыми кусочками меди получилось наколупать еще и проблем: летучие мыши бесновались от присутсвия чужака, все намереваясь расцарапать ему харю, а пол местами был покрыт ну просто отвратительной липкой и склизкой гадостью, о происхождении которой Джин даже не хотел догадываться. Единственное, что он понял, так это то, что не стоит лезть в эти сопли руками — сильно жжет. Но не особо-то и хотелось. Однако не век же на дедовом участке возиться. «От работы кони дохнут», резонно заметил парень, перематывая обе натертые до кровавых мозолей ладони бинтами и одновременно с этим рассматривая свеженькое утреннее письмо. Цветочный танец, блаблабла, весенний праздник, бла бла, если найдете себе пару, то можете поучаствовать… Джин смешно наморщил нос и усмехнулся. С последним будут проблемы. Всех жителей он еще не успел увидеть, разве что кузнеца с экзистенциальным кризисом, продавца в местном магазинчике, впадающего прямо-таки в ярость берсерка при одном только упоминании небезызвестной сети супермаркетов, да и парочку шалопаев, ведомых симпатичной миниатюрной девушкой, кажется, их учительницей или няней. Ну, и в принципе прикольного деда-мэра. «Нет, дед сразу отпадает». Можно было бы, конечно, пригласить ту рыженькую, но она в прошлый раз так шарахнулась от Джина… Неудивительно, воняло от него тогда знатно: полдня провозился у океана, чертыхаясь и отлепляя водоросли от удочки, а потом гордо нес с собой небольшой улов, который тоже не Живанши пах. Да и поговорить толком не получилось. Все о погоде, о переезде — так, пустой треп, лишь бы неловкость не нависала. Вот Джин и отстал, понимая, что только попусту тратит ее время и еще минута — и она отключится от морского-рыбного амбре. Ну, хоть имя узнал. Пенни. Возможно, если он наконец отмоется, причешется, найдет более приличные шмотки в дедовском сундуке (хотя наиболее приличное там — это рейтузы времен первой войны с империей Готоро, в таком даже хоронить стыдно), то эта миниатюрная Пенни согласится если не на танец, то хотя бы на непринужденную беседу, чтобы не пришлось так тупо стоять в одиночестве. А если и не согласится, то ничего страшного. В конце концов, рано или поздно следовало бы познакомиться с местными, а также их фольклором, посмотреть, как они живут и чем они дышут. Решение было принято быстро и почти без колебаний. А почти через сутки, продравшись сквозь лес в старенькой, но приличной на вид серой рубашке и вычищенных до блеска сапогах и шагая на шум музыки, Джин снова вспомнил своего деда нехорошим словом. И нет, дело было вовсе не в неухоженности участка, пересекая который он дважды подвернул ногу. И не в месте расположения фермы, называемом не иначе как «ебеня». И даже не в рейтузах, которые, к счастью, надевать не пришлось, потому что собственные джинсы на помойку собственным видом не просились. Да дед в принципе был не виноват в том, что Джин-то родился с пидорцой, но виноватить кого-то надо было. Можно и себя, но кто это любит делать? И пока Джин лихорадочно выяснял в мыслях, на кого еще можно скинуть все палки — на мэра за его приглашение на этот праздник, который, парень чуял, будет точно судьбоносным, или же на себя за неумение заталкивать порывы своей широкой любвеобильной души куда подальше, обьект его сконцентрированного внимания прекратил с отвратительно громким сербаньем опустошать банку с газировкой и заинтересованно уставился в ответ двумя зелеными омутами, в которых Джин окончательно и бесповоротно утонул. Как в одном из тех второсортных романах. «И это вот таких вот долина Звездной Росы рожает?» Джин проморгался, но сияющее солнце никуда не ушло, продолжая гоготать со своими друзьями-подхалимами. Возможно, даже над ним, но брюнету как-то плевать уже было. — О, ты тот самый фермер, да? — мальчишка наконец отлепился от забора, обращая внимание своих друзей на стоящего истуканом парня. — Слышал о тебе. Я Сэм, приятно познакомиться!