***
Так когда же все началось? Наверное, в тот день, когда братья Хемсворты и их многочисленные приятели решили махнуть на побережье. Сколько ему было? Шестнадцать? Он тогда решил опробовать новенький шортборд*. По правде говоря, доска была одна на всех троих — семейство Хемсвортов не отличалось особым достатком, к тому же папаша Крейг был искренне убежден, что их с матерью ответственность заканчивается там, где начинаются мальчишеские развлечения, а значит деньги на эти самые развлечения, например, на новенький шортборд, парни вполне могут заработать сами. Или сэкономить — это уж как им будет угодно. Так вот в тот день Крис не особо удачно поймал волну. Точнее, это волна поймала рухнувшего с доски Криса. Закружила, завертела, словно в бешеном танце, потащила ко дну. Но странное дело: попав в пенный водоворот, средний из братьев Хемсвортов не запаниковал, не испугался. Отдался волнам, как если бы любимой женщине отдавался — целиком и полностью: вот он я, делай со мной, что пожелаешь. Тогда-то он это увидел: изящный обвод корабельного корпуса, грязно-белые паруса, которые полощет крепкий ветер, натянутые тут и там толстые пеньковые канаты, босоногие матросы, снующие взад-вперед, и… он сам, отдающий команды палубным. Было что-то еще… Словно этот Крис, попавший в ловушку моря, мог читать мысли, знать, что на сердце у того… Его звали Оуэн, вовсе не Крис даже, но это совершенно точно был он сам, иначе как объяснить, что Хемсворт мог знать то, что знал этот самый Оуэн Чейз. А знал он только одно — что однажды это долгое плавание закончится, и он вернется в Нантакет — с набитым китовым жиром трюмом или же совсем без добычи — это уж как Господь управит — но он обязательно вернется. И обнимет того, от кого — вот же дурень! - прячется уже который год. Обнимет своего Томми, согреется всего лишь от одного взгляда на его золотисто-рыжие, солнцем поцелованные кудри, вдохнет запах его мягких волос: соленый западный ветер, лаванда и немного бренди, и коснется поцелуем нежных губ, вкус которых даже сейчас, в сердце моря, Оуэн чувствует так явственно. Увидев — или вспомнив — все это, Хемсворт даже не удивился. Словно знал откуда-то: все это уже было, и нечему тут удивляться. Просто кто-то - кто там вершит людские судьбы? - позволил ему заглянуть в далекое прошлое. И за это Крис был тому чуваку весьма благодарен. Его вытащил Люк. Буквально за волосы вытянул из водоворота, а после, на берегу, от души надавал по щекам. А когда Крис, отдышавшись и откашлявшись морской водой, приподнялся неловко на локтях, еще и подзатыльник влепил. Чтобы неповадно было в следующий раз так рисковать — средний брат еще не очень уверенно стоял на доске, так какого ж полез на шортборд, когда такая волна крутая? Только Крис на Люка был не в обиде — ни за оплеухи, не за подзатыльник. Своей улыбкой — мечтательной, немного не от мира сего, он даже напугал Лиама, который суетился вокруг старших братьев и чертыхался — от бессилия и от тревоги за Криса. - Что лыбишься?! - дрожащим голосом — он здорово испугался за брата! - спросил его Ли, когда Крис окончательно пришел в себя. - Я его видел, братишка! - все с такой же блаженной улыбочкой ответил Крис. - Своего Рыжика. - Сбрендил совсем! - покачал головой Ли и тоже было замахнулся, чтобы отвесить братцу подзатыльник, но все ж таки не решился: мог и ответку получить от Криса.***
Второй раз это случилось, когда Марк решил устроить Крису сюрприз на его двадцатый день рожденья. Лучший друг был мастер там, где дело касалось развлечений. Ему, как никому другому, были известны все самые веселые и самые грязные заведения Сиднея, перед Марком были открыты все двери, даже те, за которые, прямо скажем, лучше было не заглядывать. Но это был Марк, и он не был бы самим собой, если бы не совал свой любопытный нос всюду, даже туда, где его могут прищемить. Крис, однажды вытаскивая беспокойную задницу Марка из полицейского участка, куда тот загремел за драку, во время которой от приятеля — случайно, разумеется! - прилетело в ухо полицейскому, - так ему и заявил: - Если ты, Марк, пойдешь по кривой дорожке, то будь уверен, я тебя с этой дорожки в пинки загоню обратно на ровное место, а после буду направлять вот этими самыми кулаками. И он сунул Марку под нос свой кулак — уже тогда довольно увесистый. Так вот лучший друг решил взять Криса на бои. Разумеется, бои эти были полулегальные, и, разумеется, Крис, увидев, куда притащил его Марк, продемонстрировал другу пудовый кулачище, однако ж на бой остался, решив, что воспитательную работу проведет после. И когда прозвенел гонг, что-то произошло. Словно щелкнуло что-то в мозгу. Коротнуло. Замкнуло. После Крис мог с уверенностью сказать, что совсем не видел поединка, что разворачивался прямо перед ним — Марк взял билеты на лучшие места. Зато он видел совсем другой поединок. Там, на раскаленном песке Колизея дрался он сам… Или же, правильнее будет сказать, дрался тот, кем когда-то — много столетий назад, был Крис Хемсворт. Этого гладиатора звали Кристос — ну, почти что тезка. И каждый раз, выходя на арену, Кристос искал глазами в толпе, что собралась ради того, чтобы насладиться искусством войны, одно единственное лицо. Самое нужное. Самое любимое. Он не пропускал ни одного боя Кристоса — Тимеус Сципион из рода Корнелиев. В тот день гладиатор вышел на арену в последний раз. Привычно оглядев ревущую толпу, он не нашел среди тысяч лиц одно единственное. То, которое не далее как этой ночью зацеловывал до исступления. Кристос не видел среди зрителей того, чье тело он ласкал, забывая себя самого, наслаждаясь тихими стонами, что срывались с тонких губ благородного юноши. Кристос пил эти стоны, как другой пьет сладкое вино из лучших винных погребов Рима, пил, и не мог напиться досыта. Гладиатор мог одной рукой лишить жизни противника, и эта же самая рука становилась нежнее нежного, когда он прикасался к Тимеусу. На арене Кристос был неистов, как сама Война, и таким же неистовым он был в любви. А Тимеус наслаждался этим неистовством, и Кристос знал, что живет только для того, чтобы это наслаждение дарить своему господину. Вчера патриций заявил, что он, Кристос, может быть свободен. А сегодня не пришел на бой. Глупый-глупый господин! Неужели он правда думает, что может избавиться от того, кто прирос к нему всей кожей? Всем сердцем. Кто живет лишь ради него одного? Сегодня Кристос проведет свой последний бой, а завтра уже будет свободным человеком. Завтра он войдет во дворец Сципиона через главные ворота. Завтра он объявит своему господину, что готов служить ему — ему одному. Что для Кристоса свобода — это значит быть с ним, Тимеусом, касаться его, дышать им, любить его. Пусть Кристос почти не знает языка, но он найдет слова. А не найдет — так покажет. Жестами. Руками. Губами. Всем своим телом. Заставит благородного патриция поверить, что для его раба несвобода — это жизнь без своего господина. Все это будет завтра. А сейчас нужно лишь отразить атаку тигра. Огромного. Дикого. Голодного. До завтра еще надо дожить — так думает Кристос, когда сильное животное кидается на него, вооруженного одной лишь сетью... - Крис! Эй, Крис! - Марк трясет его за плечо, вырывая из воспоминаний о прошлой жизни. - Дружище, ты с нами? Ей-богу, я подумал, что ты чем-то накачался или типа того. Ты бой-то видел, Хемси? - Я… - Крис трет ладонями лицо, машет головой, словно пытаясь стряхнуть с себя остатки дурного сна. Ему кажется, что он слышит запах зверя. Запах крови и страха. Свой собственный запах. Ему изо всех сил хочется почувствовать совсем другой аромат — чуть сладковатый запах благовоний, что курились в спальне Тимеуса, когда они оба, сплетаясь в объятиях, падали на чистые простыни… Но он все еще чувствует запах зверя. - Пойдем отсюда! - Крис тянет друга за руку. Прочь из этого зала! Скорее прочь! - Мне надо на воздух. - Да ладно тебе! - пытается вырваться Марк, да только от Хемсворта еще никто не вырывался. - Ты видел этих девчонок? Справа от нас? Та, рыженькая, так на тебя смотрела! Я думал, угостим их… - Не нужна мне никакая рыженькая! - отмахивается от Марка Крис. - У меня есть… «Рыжик» он не произносит. Как-то это глупо — признаваться, пусть и лучшему другу, что он ждет, когда проказница-судьба сведет его с… С кем? С Томасом Шарпом? Тимеусом Сципионом? Как его зовут-то? Того, кого Хемсворт еще встретит. Обязательно встретит. В этой жизни уж точно!***
В третий раз это происходит в мае две тысячи девятого. На этот раз Крис один. И он дома. В собственной конуре, что снимает с не таких уж, прямо скажем, высоких гонораров, что смог получить за роли в весьма и весьма сомнительных проектах. Ну да это деньги, так или иначе. И денег этих не так чтобы мало. В общем, ему хватает. По крайней мере, он в состоянии купить хороший шортборд для себя одного, а не делить его с братьями. Ему говорят, что он провалил пробы. Черт дери! Он провалил долбанные пробы на долбанную роль дранного бога грома. Он, видите ли, им не подходит. Им, значит, нужно, чтобы актер был максимально похож на того белобрысого придурка из комиксов. А он, Крис, не похож, что ли? Они там все слепые, или как? Проклятье! Хемсворт с досадой лупит кулаком в стену. Поступок дурной и какой-то… бесперспективный: и стена, и кулак остаются целыми. Ну, относительно: содранная кожа на костяшках не в счет. Зато плечо вдруг начинает ныть, как если бы Крис его вывихнул. Странно. С чего бы ему болеть? Хемсворт садится на диван, все еще сжимая в руках телефонную трубку. Он позвонит своему агенту! Он попросит, чтобы тот связался с боссами Марвел. Они должны дать ему еще один шанс! Всего лишь один шанс! Или гори оно все огнем! Крис мечтал быть актером, но что если это совсем не его? Что если это совсем-совсем не его? "Гори оно все огнем!" - эти слова Крис повторяет снова и снова, сам не замечая, что буквально проговаривает их, как мантру, и вдруг проваливается в прошлое, туда, где эти слова принимают вполне осязаемую форму. Огонь. Скоро он расползется по всему городу. Охватит Гамбург. Пожрет его целиком почти что. В этом огне погибнет все живое. И неживое тоже. Пламя, охватившее город на Эльбе в конце июля сорок третьего, уничтожило семьдесят пять процентов жилых и нежилых построек; тысячи и тысячи людей погибли во время союзнической операции "Гоморра". Гамбург бомбили поистине с библейским размахом - даром что название для операции взяли оттуда же, из Библии. В этой клятой войне каждый мнил себя богом, вот только кто дал им такое право? Все эти мысли — впрочем, довольно разрозненные, вертелись в голове Криса Хемсворта — английского диверсанта, решившего во что бы то ни стало вытащить из пекла того, кто спас его два месяца назад. Томас Хайденфельдер не должен сгореть в огне "Гоморры". Не должен, и точка! Крис вернулся. Выправив себе документы на имя Эрика Майера, сотрудника Красного креста. Вернулся — и как раз вовремя. Крис… Эрик заметил черный автомобиль, припаркованный возле дома на Штейн-штрассе, где жил Томас, а через секунду двое в новенькой форме РСХА вышли из машины и зашли в подъезд. Эрик знал — после того, как он покинул Гамбург в мае, в городе начались облавы. Были выявлены десятки активистов антифашистского подполья, и это был лишь вопрос времени — когда доберутся и до Хайденфельдера. И вот, добрались. Эрик тенью скользнул за дверь. Взлетел на второй этаж — эти двое никуда не торопились. Тут, на втором этаже, Майер их и достал. Как все просто! Даже проще, чем он думал. Один взмах ножом — следом второй… Оттащить два тела вниз и спрятать их под лестницей было гораздо тяжелее. Здесь было темно — может быть, их даже не скоро обнаружат... Эрик взбежал на четвертый этаж, трижды постучал. Подождал немного и постучал еще. Неужели Томаса нет дома? Дверь открыли, когда он решил постучать еще раз. - Кри… Томасу зажали рот рукой. - Эрик! Меня зовут Эрик Майер. И говори тише, ради бога! - Ты?.. Но как? - удивление плескалось в серых, очень серьезных глазах Томаса. В глазах, которые Эрик так и не смог забыть. - Вот так. Собирайся. Вот паспорт. Ты теперь швейцарец… - Но… - Давай ты все вопросы задашь потом? - Эрик схватил с вешалки легкий плащ Томаса и накинул ему на плечи. - Просто иди за мной. Быстрее! Я только что прикончил двоих, и это будет чудом, если нам сегодня удастся вырваться из Гамбурга. - Двоих? - Томас все еще «притормаживал». - Тебя пришли арестовывать, дурья твоя башка! - Эрик буквально силком вытащил Томаса из квартиры. - А через несколько часов наши начнут бомбить Гамбург, и поверь мне, столько огня ваш город еще не видал. - Ты вернулся? - Хайденфельдер остановился между этажами и, несмотря на то, что Эрик подгонял его чуть ли не тычками в спину, привалился к стене и теперь таращился на англичанина с улыбкой… Да, можно было назвать эту улыбку счастливой. Пожалуй, все счастье мира было сейчас сосредоточено в этой улыбке. И этих глазах. - Я вернулся, - улыбнулся в ответ Эрик. - Я вернулся к тебе. За тобой. Первая бомба упала на Гамбург, когда Томас и Эрик в автомобиле РСХА отъезжали от дома на Штейн-штрассе.***
Телефон звонит, когда Хемсворт уже перестал надеяться. В конце концов, ну не сыграет он в этом чертовом «Торе», не очень-то и хотелось! Будут еще роли. Наверное. Может быть, так и нужно? Может быть, если Крис улетит в Штаты на съемки, то проворонит своего Рыжика, который — кто знает? - живет на соседней с Крисом улице. Все может быть. Так вот телефон звонит, когда Крис уже смирился, что богом грома ему не стать. - Мистер Хемсворт? Это Кевин Файги, - слышит австралиец в трубке и замирает с открытым от удивления ртом. Надо же! Сам шеф Марвел! - Мы с Кеном… С мистером Брана пересмотрели наши изначальные планы и поняли, что ошиблись, когда признали вас неподходящим для роли Тора. В общем, если вы все еще заинтересованы — роль ваша. - Я? - Крис чуть не подпрыгнул от радости. - Я? Заинтересован? Да я… Да, конечно! Когда съемки? Я прилечу… - Не гоните лошадей, мистер Хемсворт, - Крис мог бы поклясться, что его собеседник улыбается. - Ваш агент свяжется с вами и объяснит все поподробнее. А сейчас — всего хорошего и удачи, Крис! - Подождите! - выкрикнул Хемсворт, не дав Файги попрощаться. - Подождите! А кто сыграет Локи? - Британский актер, вы вряд ли о нем слышали, Крис, - ответил Кевин. - Его имя Том Хиддлстон.***
Несколькими минутами позже, забив в поисковик фамилию своего будущего киношного «брата», Хемсворт издал вопль радости, наверняка напугавший его соседей — мирных старичков, которые всегда вежливо здоровались, если встречали Криса на лестничной площадке. - Ну здравствуй, Рыжик, - перестав вопить, Крис дотронулся до монитора, на котором застыло изображение Тома Хиддлстона. Дотронулся, и воспоминания накрыли его с головой. Как будто кто-то выплеснул их на Криса. Кадры прошлых жизней — три эпизода, всего три эпизода, но какие! - закружились перед глазами сумасшедшей каруселью. Теперь-то австралиец точно знал, чем закончились его... их с Томом прошлые жизни. - Ну здравствуй, Рыжик, - повторил Хемсворт, когда воспоминания улеглись, словно на полочках, в его беспокойной голове. Он как будто бы вел мысленный диалог с пока еще далеким Хиддлстоном. - А ты помнишь? - спросил Крис. - Ты нас помнишь? Отчего-то он был уверен, что однажды его собеседник ответит «да».