Млечный путь

— Ты захотел повторить опыт нашей первой встречи? — насмешливо интересуется Эри, разглядывая сверкающую надпись «Корейская международная выставка пива». Юнги хмыкает. Его лицо, как обычно, скрыто под маской, но Эри знает, что такое хмыкание означает улыбку. — Не совсем. Знаешь, мне ужасно хочется с тобой напиться, — признаётся он. Эри вскидывает брови. — Почему? — Не знаю. Мне просто кажется, что с тобой здорово пить. Эри фыркает. Ей становится так смешно, что неудержимое хихиканье рвётся наружу. Она утыкается носом в плечо Юнги, ее сотрясает смех. — Вот они — пивные пары, — авторитетно заявляет Юнги. — Асаи-сси не нужно даже пить. — Ммм… — Эри, наконец, выпрямляется, вытирая выступившие от смеха слёзы. — Извини. Я… мне просто смешно почему-то стало. Юнги вздыхает. — Я привык, говорит он. — Так что, как ты смотришь на мое предложение, Асаи-сси? — Напиться? — она вздыхает. — Мне нельзя. — Ты буддистка? — Да, но дело не в этом. Он смотрит на неё выжидающе. Эри сглатывает. — Я принимаю медикаменты, которые нельзя смешивать с алкоголем. Юнги молчит. Мимо них непрерывным потоком идут люди. Перед внутренним взором Юнги вновь встаёт заголовок той самой статьи и фотография похоронной процессии. «Ужасное событие потрясло всю Японию. Жена мэра Хиросимы вместе с семилетней дочерью покончила с собой. Тела молодой женщины и ребёнка были доставлены в местный морг, где патологоанатом констатировал самоубийство. Ичиро Асаи — муж погибшей, отказался прокомментировать произошедшее. На фото справа налево: Ичиро Асаи, старшая дочь погибшей — Эри Асаи и Мизуки Маэда — коллега и приближённая семьи». На той самой фотографии худенькая молодая японка — журналисты назвали ее Мизуки, обнимала Эри, которая стояла с каменным лицом и глядела куда-то перед собой. Без слез. Совсем. — Мне кажется, вон те девушки смотрят на тебя слишком подозрительно, — вдруг говорит Эри, указывая куда-то в сторону. Юнги хватает ее за руку и тащит куда-то вглубь толпы. — Эй, ты чего? — удивлённая Эри пытается высвободиться. — А вдруг это фанатки? Жаждут получить твой автограф. Юнги хочется сказать, что так оно, скорее всего, и есть. Только вот вместе с автографом они прихватят заодно парочку миллионов из его кармана — в контракте есть пункт, запрещающий взаимодействие с фанатами в не рабочее время и налагающий штраф за нарушение данного обязательства, ну и что-нибудь из его частей тела. Так, на память. Чтобы совсем уж с пустыми руками не уходить. Юнги прекрасно понимает, что не все фанаты сумасшедшие. Среди поклонников его творчества встречаются и весьма интересные и воспитанные люди, однако на его практике уже были случаи, которые научили его быть осторожным. Например, однажды он заблудился в коридоре после одного из концертов, отбившись от остальных парней. В результате столкнулся с группой разгоряченных фанаток, которые просто не поверили своему счастью, завидев обожаемого биаса прямо перед собой. Итог этой истории Чимин с Хосоком до сих пор любили припоминать ему, покатываясь со смеху. А Намджун, конечно, отчитал его, правда, даже он сквозь наворачивающиеся от хохота слёзы. Ведь любвеобильные фанатки тогда в прямом смысле оставили его без штанов. — Видимо, разделили на памятные сувениры между собой, — философски рассуждал тогда Чимин. — Может, мне начать твои носки продавать на Junggo? Как считаешь, Min PD? Думаю, под кроватью их у тебя много накопилось. А я всегда мечтал попасть в список Форбс. — Ты и так в нем есть, — заметил Джин. Чимин вздохнул. Однако теперь Юнги не до смеха. Он уже прекрасно понимает, что скрыться не выйдет: девушки явно взяли курс на них с Эри. — Пожалуйста, — он буквально взмолился. — Прикрой меня. — Как? — Не знаю… скажи им… скажи, что мы… эээ… туристы из Токио. И сделай вид, что плохо знаешь корейский. Эри происходящее явно забавляет. Они останавливаются, Юнги плотнее надвигает на лицо маску и, делая вид, что крайне заинтересован представленным на выставке ассортиментом, отворачивается от преследовательниц. «Надо же», — проносится в голове. «Мои фанаты, и где? На выставке пива»… — Простите, — раздаётся позади звонкий и чуть дрожащий девичий голос. — Вы случайно не Юнги? Просто вы так похожи… Кажется, от волнения он даже перестаёт дышать. Ситуация ужасна едва ли не до абсурда. — Что вы, — наконец в игру вступает Эри. — Это Танукизи  — мой муж. Видите ли, у него запущенная форма хронического алкоголизма и его лечащий врач порекомендовал нам визуальную терапию. Как только ему хочется выпить, он должен смотреть на алкоголь. Но только смотреть, не пить. В этом и заключается вся суть лечения. Глаза Юнги лезут на лоб. Эри, тем временем, откровенно развлекается. — Вы не представляете, что такое жизнь с алкоголиком, — доверительно сообщает она ошарашенным девушкам. — Всю мебель из дома пропил, паршивец. Даже обувную полку, и ту продал. — Просто мы подумали… — наконец говорит одна из девушек. — Ваш муж очень похож на одного человека. — Мой муж очень похож на хронического алкоголика, — отрубает Эри. — Идём, муженёк, идём. Извините, дамы, у нас лечение. Теперь уже она тащит его сквозь толпу. Он изумленно следует за ней, успевая только переставлять ноги. — Ну как? — интересуется она на ходу. — Доволен? Тоже мне, джазмен, — она вдруг больно тыкает его в плечо острым ногтем. — Слушай, а может, ты натворил чего и теперь в розыске находишься? А я, выходит, тебя покрываю. — И что же я, по-твоему, натворил? — зло интересуется он. Плечо все еще болит. Эри надменно вскидывает брови, черты ее по-своему красивого лица заостряются ещё сильнее. — Откуда мне знать? Может, банк ограбил, а может, ещё чего похуже. Ты ведь все время в маске. Хотя нет, — рассуждает она, прокручивая что-то у себя в голове. — Если бы банк, я бы точно знала. У нас такие новости быстро разносятся… — У нас? — насмешливо интересуется Юнги. — Где это у вас? Ты ведь, кажется, офис-рум. Горничная. — А что, быть офис-рум в банке — приступление? В отличии от тебя, я не хожу постоянно с закрытым лицом и не бегаю от людей. И они, между прочем, за мной тоже не бегают, — подчеркивает она. Юнги усмехается. — Возможно, те девушки просто не были в курсе, что перед ними дочь мэра. Эри молчит. У неё такое лицо, словно он ее ударил. Несколько томительных секунд, показавшихся ему вечностью, она просто глядит на него, а затем разворачивается и быстро идёт прочь, и цоканье ее тонких шпилек отдаётся в его голове так явно, как будто бы вокруг и нет всех этих людей. — Эри… — хочет крикнуть он, но губы лишь шевелятся беззвучно. *** — Может, тебе уже хватит? — осторожно спрашивает Чимин, когда бутылка пустеет наполовину. Юнги молчит. Ему плохо. Ему душно и в то же время ужасно холодно, так холодно, что сковывает кости. — Ты так точно сопьёшься, — Намджун решительно протягивает руку к бутылке, но Юнги резко подаётся вперёд, задевает ее трясущимися пальцами и стекло вперемежку с остро пахнущим содержимым летит на пол. — Чёёёрт, — стонет он. — Это была последняя бутылка Ardbeg Corryvreckan. Ты реально Бог разрушений, — он опухшими глазами смотрит на Намджуна. — Что с тобой? — он садится напротив, подперев голову рукой. — Я тебя не узнаю в последнее время. После того, как закончился тур, ты как будто с катушек съехал. — Может, он по работе соскучился? — пытается пошутить Чимин, но, завидев, каким взглядом на него смотрит виновник торжества, замолкает и опускает голову. — Помнишь ту ночь… ты ещё отчитал меня за то, что я поехал в клуб. — И надрался там, как свинья, — уточняет Намджун. Юнги кивает, морщась. — Возможно. Так вот, в ту ночь я познакомился с Эри. — С кем? — переспрашивает Чимин. Юнги тяжело вздыхает. — С Эри. Эри Асаи. Дочерью мэра Хиросимы. Но тогда я ещё не знал, что она его дочь. Лучше бы я вообще этого никогда не узнал. И он рассказывает им всю историю их странного, подчас абсурдного общения вплоть до сегодняшнего инцидента. Парни слушают молча, лишь изредка Чимин изумленно ахает, а RM сосредоточенно кивает. — Я просто не знаю, что мне делать, — наконец говорит он. — Это так… тупо, я знаю, что ты скажешь, — он переводит взгляд на Намджуна. — Но я так устал, правда, я так… — он не выдерживает и отпускает парочку крепких ругательств. Чимин невольно улыбается, Намджун чуть склоняет голову на бок. — Это ведь просто девушка, — раздельно произносит Намджун, когда Юнги умолкает. — Просто очередная… — Она не просто! — Юнги ударяет рукой по столу и стоящий перед ним пустой стакан из-под виски подпрыгивает и тоже разбивается. — Она не очередная, как ты не можешь понять? — Она тебе нравится? — тихо спрашивает Чимин. Юнги переводит на него замутнённый взгляд, несколько раз моргает, прежде чем ответить. — Не знаю… нет. Но я… я чувствую в ней что-то… мне кажется… я нашёл свою гребаную родственную душу. — Тогда позвони ей, — пожимает плечами Намджун. — Пошли в задницу контракт, работу и позвони. — И что я ей скажу. Я позвоню, телефон возьмёт Эри Асаи. И что дальше? — Но с нами же ты о чем-то говоришь, — резонно замечает Чимин. Юнги машет рукой, на его лице безнадежность. — Это другое. Через четверть часа он берет в руки телефон и все-таки находит контакт нужного ему человека. Длинные гудки кажутся вечными, пока, наконец, знакомый голос не произносит: — Дочь мэра слушает. Чего вам угодно? — Эри, послушай. Я хочу показать тебе свою новую песню. *** Он приезжает к ней в три часа ночи на такси, спешно вызванном Чимином. Намджун, не в силах вынести творящегося прямо под его носом беспредела, уходит в соседнюю комнату, но ничего не говорит. Когда Юнги в таком состоянии, это все равно бессмысленно — слушать он никого не станет. На первом этаже его встречает Эри. Они молча идут мимо охранника, заходят в лифт. Девушка выглядит уставшей и как будто разбитой, и Юнги почему-то очень хочется верить, что она тоже переживала из-за их ссоры. — Все это так нелепо, — первой тишину нарушает она. — Ведём себя, как дети. Я весь день об этом думала, надо было сразу сказать тебе всю правду. Ну или не называть своего настоящего имени, — она хмыкает. — А так… интернет знает все. И все помнит. Они заходят в полутемную квартиру. Он разувается и идёт за ней на кухню, где Эри кивает ему на один из стульев. — Садись. Извини, кофе нет, я не пью. Но могу предложить чай. — Спасибо, но я уже пил. — Я вижу. Она садится напротив. Выжидающе смотрит на него. — Я знаю, что… что твоя мать умерла, — наконец выдавливает он. Если бы не алкоголь, вряд ли у него бы хватило смелости сказать это вот так, но даже под действием алкоголя слова даются с трудом. — Ты хотел сказать, покончила с собой? — как-то очень буднично и спокойно уточняет Эри. — Да, это так. Она сбросилась с крыши телевизионной башни Токио вместе с моей сестрой. Аими тогда едва исполнилось семь. Они молчат. Проходит несколько минут, прежде чем он вновь разлепляет губы: — Мне… мне жаль… — Жаль, — задумчиво повторяет она, ведя пальцем по столешнице. — Моя мать была несчастной женщиной. Последние годы у них не ладилось с отцом, это было… знаешь, семейный кризис, что ли. Хотя я думаю, что на самом деле мой отец просто никогда не любил ее так, как любила его она. Не потому что не хотел, он просто не умел. Он всегда был связан с политикой, но высоко поднялся после того, как родилась Аими. У него начали появляться женщины, много женщин. Он скрывал их от матери, потому что не хотел ранить ее, но она все равно знала. Знала и молчала. Только глотала свои бесконечные антидепрессанты и плакала по ночам, думая, что никто не слышит. Она замолкает, словно погрузившись в воспоминания. — Он не любил ее? — Кто? Отец? — она вздрагивает, возвращаясь в реальность. — Любил, я думаю. Вернее, я знаю, что любил. А ещё я знаю, что не одну Акеми он не сможет любить также сильно, как любил мою мать. Но… — она сглатывает. — Ей этого было недостаточно. То, что она покончила с собой… знаешь, отец не был удивлён. Он был раздавлен, но в глубине души, я знаю, он ожидал чего-то подобного. В последние месяцы перед случившимся он даже приставил к ней охрану, но… — она махнула рукой. — Как ты уже знаешь, это не помогло. — А твоя сестра? Почему… — Почему она забрала ее с собой на тот свет? У нас это называется ояко-синдзю — единство сердец. Самоубийства родителей с детьми — не такая уж и редкость. Поверь, если бы моя мать не была женой мэра, об этом бы вряд ли стали писать в интернете. Вероломство хуже смерти. Оставить своё беззащитное дитя на милость враждебного безжалостного мира, когда сама предпочитаешь из этого мира уйти — худшее из предательств. Мне не повезло только в том, что в тот день я находилась вместе с отцом в Осаке. — По-твоему, умереть было бы лучше? — Не знаю. Но иногда я думаю, что да. Юнги протягивает руку и накрывает ее ледяные пальцы своими. Эри вздрагивает и тихо просит: — Обними меня… Он встаёт и, пошатываясь, обходит стол. Девушка поднимается ему навстречу и он заключает ее в объятия немного трясущимися руками. Эри глубоко и размеренно дышит, положив голову ему на плечо, от длинных темных волос пахнет чем-то терпким и сладостным, он чувствует, как от ее близости голова начинает предательски кружиться. — Эри, — шёпотом произносит он. Девушка поднимает голову и Юнги видит, что она плачет. Слёзы стекают по щекам, скапливаясь в уголках раскосых, подернутых поволокой глаз. Он судорожно хлопает себя по карманам, достаёт телефон, вбивает в строку поиска непослушными пальцами нужные буквы и протягивает ей. Она берет телефон и дрожащим голосом читает: — Мин Юнги — южнокорейский рэпер, автор песен и звукозаписывающий продюсер. Наиболее известен как участник бойбенда BTS. Дебютировал как сольный артист с выпуском микстейпа Agust D под одноимённым сценическим псевдонимом 15 августа 2016 года. Она сперва смотрит на него, словно ещё не до конца осознав смысл прочитанного, а затем на ее губах появляется несмелая улыбка. — Ты обещал показать мне свою новую песню, Мин Юнги, — говорит она. Он кивает. Потом они идут к роялю, который стоит у неё в гостиной. Роскошный инструмент от Steinway & Sons Эри приспособила в качестве письменного стола, поэтому уходит некоторое время на то, чтобы убрать с крышки все лишнее. Юнги садится за клавиши, он так пьян, что почти трезв. Но он знает, что даже если напьётся до беспамятства, он все равно сможет играть. В последнее время у него только так и получается писать музыку. Он играет. Мелодия льётся, заполняя просторную полутёмную гостиную, Эри молча слушает, ее губы шевелятся, словно она произносит какие-то слова. Наконец он перестаёт играть и поворачивается к ней: — Только текста пока нет. — Есть. — Что? — Теперь есть. Мы напишем его вместе. Когда она делает шаг к нему, пол уходит куда-то вниз, и он перестаёт видеть, слышать. Он может только чувствовать. Он закрывает глаза и протягивает руки, его лица касаются пряди ее длинных волос и воздух становится тяжёлым и густым, но Юнги не хочет переставать дышать им. Дышать ею. — Как пояса концы — налево и направо Расходятся сперва, чтоб вместе их связать, Так мы с тобой: Расстанемся — но, право, Лишь для того, чтоб встретиться опять… Успевает прошептать Эри. А затем все меркнет. Все, кроме её губ.