Årsgång

      Размышляя, какой вопрос задать в первую очередь, Джон полагал, что ему хотелось бы узнать хоть что-нибудь о кудрявом незнакомце. Ведь он не ведал о нем даже такую банальную вещь, как имя, и было бы неправильно сразу потребовать ответов на такие интригующие вопросы о мироздании, не узнав незнакомца получше. Однако спрашивать имя было слишком опрометчиво, слишком тот был хитер.       Спросить, кто он такой? Но тот мог бы ответить коротко, и Джон так ничего и не узнает. Спросить, почему ему нельзя касаться его? Нет, как-то глупо. Скорее всего, после такого тот и вовсе откажется от общения.       Несмотря на наставление, Джону не казалось, что незнакомец представляет для него какую-либо опасность. Хотя видение говорило лишь о том, что его нельзя касаться, а не то, что с ним нельзя разговаривать, или что его нужно избегать. А значит, он мог и не таить в себе скрытых угроз.       На самом деле, все зависело только от незнакомца, а Джон лишь плыл по течению, мог только согласиться играть по его правилам. Когда Джон закончил работу, он вернулся в хижину с целым ведром молока. Там уже топилась вовсю печь и теплились на столе ароматные пирожки, аппетитно переливалось в стеклянной баночке варенье из диких горных ягод. Вот только… Джон понимал, что от вида еды его сейчас стошнит.       В нетерпении он барабанил пальцами по столу, пока кудрявый наливал свежее молоко в деревянную кружку. Он пригубил немного, посмаковал на языке, прищурился, облизнулся и выдал вердикт:       — Неплохо. Но не будь столь нетерпеливым. Нужно доить чуть медленнее. И нежнее.       Джон фыркнул. Неужели этот гурман по вкусу мог определить, как именно подоили корову? Верилось в это слабо, поэтому он решил, что тот просто решил поиздеваться над несмышленым человеком.       — Ну, хорошо. Я слушаю твой первый вопрос.       — Давай договоримся, что уточняющие вопросы по теме задавать можно.       Тот задумался на некоторое время, облизнул губы, слизывая с них остатки молока. Джон было подумал, что предложил бредовую идею, но ему согласно ответили:       — Хорошо, предположим. Задавай тему.       — Расскажи о себе.       Все вокруг, и этот странный мужчина в том числе, казалось Джону таким волнительным и незнакомым, будто он попал в параллельный мир, где все только кажется обычным, а на самом деле — скрывает в себе так много тайн, что он не разгадает за всю свою короткую человеческую жизнь.       — Я думал, что для человека, который может спросить о чем угодно, ты выберешь куда более интересную тему. Но хорошо, если тебя это правда интересует, я расскажу кое-что о себе, — рассудил тот, увлекая Джона в небольшой монолог, открывающий частичку неизведанного мира, втягивая его в омут таинственных откровений. — Мое имя Шерлок, и я живу тут всю жизнь, на этом хуторе. Наверняка ты слышал рассказы о таких существах, как я. Нас называют хульдрами. Или хульдрекаллами. От древненорвежского «huld», что означает «скрытный». Не все из этих сказок, однако, правдивы, но какие-то из них не лишены истины.       Вот как, значит. Грегори, тот молодой человек, что привез его сюда, рассказывал ему не о простых поверьях. С самого начала Джон уже знал правду, кто сидит перед ним, но внутренний скептик не хотел верить в это до последнего.       — Тогда… расскажи о хульдрах чуть подробнее.       Впервые за долгое время Джон радовался хоть какому-нибудь собеседнику, не пытающемуся его съесть. Говорить хоть с кем-то было приятно после месяца одиночества.       — Ну, хорошо. Хочешь знать о хульдрах? Что именно?       — Чем вы… отличаетесь от людей?       — Если говорить о наших внешних отличиях, то, боюсь, ты будешь слишком напуган, чтобы прийти ко мне в дом еще раз. Люди называют нас уродами.       — Почему же? — Джон искренне удивился, переведя взгляд на его лицо, что по цвету было словно густые сливки. Кто угодно сказал бы, что он был симпатичен. Черты лица его были немного острыми, но правильными, и очерченные губы смотрелись красиво так же, как и молочная бледность кожи. В глазах тенилась таинственность, а их цвет, несмотря на кажущуюся простоту, был пугающе глубоким и магическим. Трудно было сказать, какого именно они были оттенка, но у Джона он ассоциировался с глубоким, мрачным и величественным озером, простирающимся в бесконечную глубину горизонта.       — Я не очень люблю обсуждать это.       Джону стало отчего-то неловко, словно он выпытывал у Шерлока что-то постыдное. В личную его жизнь он, конечно, лезть не хотел. Джон несколько раз открыл и закрыл рот, порываясь что-то сказать, чтобы сгладить неловкое молчание, но не находил нужных слов. Но Шерлок продолжил разговор сам:       — А если говорить о других различиях, то мы видим чуть больше, чем обычные люди. У нас не только хорошее зрение и прекрасный слух: у нас хорошее внутреннее чутье, и мы гораздо сильнее физически. А еще мы — совершенно моногамны и выбираем одну пару на всю оставшуюся жизнь. Это часть нашей физиологии. Хочешь знать что-то еще?       — Вас много в деревне? Я не видел никого, кроме тебя.       — Не очень. Ты — чужак, а мы обычно очень осторожны с незнакомыми людьми. Если ты не приглянешься какой-нибудь хульдре, вряд ли она покажется тебе.       — Выходит, я тебе приглянулся, — пошутил Джон, а его губы то и дело порывались растянуться в улыбке.       Хульдрекалл фыркнул, так ничего и не ответив, и Джон не знал, принимать ли это как молчаливое согласие или как его легкую обиду.       — Ты живешь один? Прости, если этот вопрос прозвучал бестактно…       — Живу — да, один. Из родственников остался только брат, но мы не живем под одной крышей. Прости за мое плохое гостеприимство, попробуй молоко, — перевел вдруг тему Шерлок, и налил Джону стакан еще теплого молока.       Так, видимо, тот хотел закончить этот неловкий диалог. Он принял из рук хульдрекалла кружку, но не спешил пробовать. Нет, пахло оно чудесно: сладко, сливочно и тепло. И наверняка было очень вкусным и густым. Живя в большом городе, такого молока Джон бы не пробовал, да и после сухих сливок, что он добавлял иногда в кофе, это показалось бы ему наивкуснейшим напитком. Но что-то было не так. Шерлок заметил его странную реакцию и настаивать не стал. Джон был благодарен ему за это.

❆ ❆ ❆

      Коровы оказались умными и ласковыми животными, за которыми было даже в радость ухаживать. Джон искренне наслаждался их доверчивости и простоте, с которой они воспринимали его появление в хлеву: они о чем-то мычали ему, игриво мотая головой, и с удовольствием отдавали самое вкусное молоко. А Шерлока наблюдать в приподнятом настроении можно было только тогда, когда он напьется. Молока, конечно же. Видимо, для хульдр не было ничего вкуснее.       — В этот раз хочу узнать о той ночи…       — О Годовой прогулке? — уточнил Шерлок.       — Да. И о том, что я там видел. Годовая прогулка — что это вообще?       — Древнейший ритуал, который позволяет заглянуть в будущее или, например, попрощаться с умершими. Его еще называют «Årsgång», — на шведском это звучало красиво. — Обычно люди идут туда осознанно, чтобы узнать, что их ждет в грядущем году. Не зря ритуал проводится именно в канун Йоля — самую длинную ночь. Тогда просыпается всякого рода нечисть, которую ты мог видеть в лесу: «Bäckahästen», например, от которого я успел тебя защитить. Если бы ты сел к нему на спину — он затащил тебя в озеро, и ты бы не сидел сейчас здесь.       — Тот самый конь?       Шерлок кивнул. В его доме было настолько тепло, что Джону стало жарковато, и он снял с себя свитер, подаренный хульдрекаллом. Он понимал, что даже такая простая вещица спасла его жизнь.       — Или «Nattravnen», из-за которого ты лишился единственного источника света. Эта птица специально пытается навредить «ходокам». И если бы ты неправильно завершил ритуал, он бы выклевал тебе глаза.       — Выходит, ты действительно спас меня? А что мы делали у церквушки? Что там было за пение?       С огромным любопытством он впитывал столь содержательный рассказ, пока зимнее солнце, пробивающееся сквозь окна, обласкивало его собеседника.       — Чтобы завершить ритуал, нужно было обойти церковь три раза против часовой стрелки, что мы и сделали, — спокойно пояснил Шерлок, словно читал лекцию. — А затем подуть в замочную скважину, так можно завершить ритуал.       — Фоссегрим тоже говорил мне, что ходоки могут видеть будущее...       — Ты видел Фоссегрима? — поинтересовался Шерлок, и его лицо исказилось в нечитаемой эмоции, граничащей меж оторопью и недовольством.       — Да, недавно… — неопределенно ответил Джон, тут же погружаясь в неприятные воспоминания. Фоссегрим предложил взамен мясо… хульдрекалла? Он непроизвольно облизнул губы, после чего оторопел, когда понял, в каком направлении текут его ужасные мысли. — А вы… знакомы?       — Конечно, знакомы, — выдохнул тот. — Он был моим учителем, если можно так сказать. За особое подношение он научил меня играть на хардингфеле.       Мысль зацепилась за незнакомое слово, и Джон поспешил перевести разговор в другое русло.       — Хардин… что?       Шерлок ухмыльнулся. Разговоры с Джоном, который не знал совершенно ничего, казались ему, по-видимому, забавными, словно он объяснял очевидные вещи ребенку.       — Хардингфеле — это скрипка. Говорят, что струны на скрипке Фоссегрима — это волосы ундин. Вообще, не советую тебе якшаться с ним.       — Я и не якшаюсь, — произнес Джон, поджав губы, но он был согласен со сказанным. Водиться с ним действительно было опасно. — Значит, ты умеешь играть на скрипке? Покажешь?       Шерлок, кажется, сильно удивился такому предложению, его взгляд упал куда-то в пол.       — Если тебе правда было бы интересно послушать.       — Конечно, интересно, — Джон дружелюбно улыбнулся. — Так вот… на годовой прогулке правда можно увидеть будущее?       — Да, некоторым ходокам, если они все сделали правильно, действительно мерещится будущее. Либо то, что тебе заготовили на год вперед, либо что-то конкретное, с чем ты выходишь на прогулку.       — А… мог ли я увидеть какое-то послание?       Глаза Шерлока сощурились внимательно, его анализирующий, цепкий взгляд метнулся в сторону Джона.       — А что ты видел?       — Я не говорил, что что-то видел, — уклонился от ответа Джон, но Шерлок, конечно, уже обо всем догадался. Человек был для него, скорее всего, как открытая книга. — Мне просто… интересно. Я не дул в замочную скважину, как это сделал ты.       — Да. Чисто теоретически, Церковный Грим мог тебе подарить и послание, но я в этом очень сомневаюсь. Ты неправильно завершил ритуал, и произойти могло, в общей сложности, все, что угодно. Тот ворон, в конце-концов, мог выклевать тебе глаза. Считай, тебе повезло.       Джон почувствовал, как он подбирается все ближе к разгадке, что же случилось с ним, и ему стало немного тревожно и чуточку тошнотворно. Кто такой этот Церковный Грим, он не знал, но догадывался, что очередная сущность, обитающая в лесах.       — Тогда что же произошло со мной? — он сглотнул ком в горле. Фоссегрим упомянул, что он пожертвовал частью своей сущности, но Джон все еще не понимал, что это все значило. — Тот скрипач сказал, что я больше не совсем человек…       Шерлок глубоко задумался, и от повисшего молчания Джона охватил какой-то первобытный ужас. Как будто тот скажет ему нечто страшное.       И он сказал.       — Я не уверен, но… думаю, ты умер в ту ночь.

❆ ❆ ❆

      Ему нужно было подумать. Джона колотило до самого раннего утра. Дрожащие пальцы перебирали камушек с малиновыми пятнышками, бездумно поглаживали его гладкую поверхность. Джону хотелось отдохнуть от своих мыслей хотя бы на пару часов, но спать не хотелось, и он продолжал таращиться в молочный туман пасмурного утра.       Джон рассеянно помешал ложку с сахаром в терпкой кофейной жиже, чувствуя, как подбирается к горлу тошнотворный ком. Кружку он отложил подальше от себя. Верить в то, что рассказал ему Шерлок, совершенно не хотелось. Как же так?       Он посмотрел на себя в зеркало. Перед ним стоял все такой же Джон Ватсон, как и всегда. Разве что сейчас он выглядел более уставшим из-за накатившего стресса. Он нащупал у себя пульс: тот был в норме. Вот же — сердце бьется. Не мог он быть ожившим мертвецом!       Толком Джон не помнил, как добрался до отеля, оставив Шерлока наедине с проклятым ведром молока. Все его мысли кружились вокруг да около.       Смерть… Однажды он уже почти столкнулся с ней, когда ему прострелили плечо. Травмирующие воспоминания нахлынули с новой силой. Джон сглотнул пересохшую слюну.       Нет, такого не могло быть. Джон замотал головой. Это было невозможно ни в каком мире. Нельзя воскресить человека из мертвых, да и сам Шерлок был не уверен, а ведь тот знал гораздо больше. Даже если предположить, что Некто воскресил его — то с какой целью? Все это было… бессмысленно?       За окном завывал горный ветер, а небо затягивалось чернильными тучами — погода отражала внутреннее состояние Джона. Он ударил со всех сил в стену, разбивая себе костяшки в кровь. Вот же! Он взглянул на свежие увечья, пытаясь найти в них подтверждение своих мыслей.       Гнев вдруг так сильно захватил все его существо, что Джон ужаснулся. Ему хотелось выпытать ответы. Может, применить для этого всю свою силу. Но он выдохнул лишь, стараясь сохранить рассудок. Кто бы рассказал ему?       Может, Шерлок скажет, что ошибся? Или просто пошутил? И все станет… как прежде.       Джон взглянул на себя в зеркало еще раз. На вид — обычный человек, вот только…       Только уже несколько дней он почти ничего не ел...       Он помотал головой: бредни все это. Никак это не может быть связано.       И он, собравшись с мыслями, вновь вышел на улицу, в эту неблагоприятную погоду, но Джон уже не боялся простудиться. Все это стало вдруг неважно.       Порывистый ветер тут же встрепенул его волосы. Он бесцельно зашагал куда-то в сторону леса, задыхаясь от нехватки воздуха, словно горная болезнь вновь возвращалась к нему. Прошел мимо деревни, где жил Шерлок, и остановился. Из приоткрытых ставень векового домика лилась еле уловимая музыка, и Джон различил звуки скрипки.       Он чувствовал себя виноватым, что ушел, даже не попрощавшись, после того, как узнал жуткую правду. Музыка Шерлока была тоскливой и, на удивление, виртуозной. Он никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так хорошо играл на музыкальном инструменте. Музыка Фоссегрима отличалась: в его звуках было нечто природное, в них журчала вода и пели птицы, шелестела трава и хрустел снег. А музыка Шерлока — это затаенная печаль, плавный поток, эхом доносящийся из глубин души.       По коже Джона пробежали мурашки, но отнюдь не от холода. Ему подумалось, что Шерлок — такой же одинокий человек, живущий в этой унылой ледяной пустоши. Джон жил здесь всего месяц, но уже успел почувствовать, как одиночество давит на него. А что ему теперь делать с той информацией, что он получил от Шерлока? Он не мог так сублимировать свои чувства в музыку.       Утопая в глубоких сугробах, Джон двинулся к его домику в надежде на то, что тот не прогонит, ведь молока с собой у него не было. Он остро нуждался в собеседнике, ему нужно было выговориться. Дверь оказалась приоткрытой от сильных порывов ветра, и Джон осторожно шагнул внутрь.       Он огляделся. Все было так же, как Джон запомнил: мягкое кресло, черепа животных, аккурат стоящие в ряд, безделушки и какие-то амулеты, каменная печь. В его доме было довольно уютно. А еще в печи готовилось что-то съестное. Наверняка пирожки.       Дверь в комнату Шерлока была приоткрыта, откуда и доносились звуки скрипки-хардингфеле. Джона распирало любопытство заглянуть внутрь и посмотреть, как он играет. Набравшись храбрости, он заглянул, обещая себе посмотреть лишь краешком глаза.       Ногти Джона непроизвольно впились в деревянную дверь, когда он увидел перед собой Шерлока. Его торс был обнаженным, и перед Джоном открывался вид не только его длинного коровьего хвоста, что вальсировал в хрустально отточенном танце, но и зияющей дыры на его спине.       И она была ужасна.       Казалось, что спина его была разорвана в клочья, где теперь сочилась кровью свежая рана. Было ощущение, что у этого увечья не было дна, словно рана, вопреки законам физики, простиралась в бесконечность. Что Джон, как и Алиса, побежавшая за белым кроликом, провалится внутрь, только он был уверен — на том конце его вовсе не ждала Страна чудес.       Он прикрыл рот ладонью, борясь с очередным приступом то ли тошноты, то ли чего-то еще, и отшатнулся.       Музыка резко прекратилась, и Шерлок повернулся, встретившись со взглядом Джона. Повисшая тишина ощущалась угрожающей тревогой. Тот как-то по-грустному улыбнулся, опустив голову, а его кудри встрепенулись от порыва сквозного ветра.       — Вот ты и увидел мое истинное лицо…       — Ч-что… это…       Джон продолжал медленно пятиться назад. Шерлок на его вопрос не отвечал, лишь задал встречный:       — Больше не придешь сюда, да? Ведь это, — он указал на собственную спину. — Уродливо.       — Я… я…       — Наверное, считаешь меня чудовищем.       — Что… — голос повиновался с трудом, и Джону приходилось собирать все свои силы и остатки разума, чтобы не сойти в очередной раз с ума. — Что это?       Это выглядело точно так, будто в спину Шерлока прилетело пушечное ядро или он подорвался на мине. Вот только рана такая была бы смертельной.       — Метка. Быть хульдрекаллом — это проклятие, которое я не выбирал. Родился и уже стал дьявольским троллем, и даже среди местных я — белая ворона.       — Почему же? — бесцветным голосом спросил он, терзая пересохшее горло.       — Из-за этого, — он взьерошил свои темные волосы. — Я родился от матери-хульдры и отца-человека, оттого и не совсем такой, как остальные жители. У меня не такие светлые волосы, как у них, да и я не особо симпатичен, по сравнению с другими. А от хульдр мне досталось еще и это уродство, — он повернулся к Джону спиной, демонстрируя глубокую дыру. — Теперь ты видел и понимаешь, почему нас так называют.       Шерлок выглядел рассеянным и печальным. Таким Джон его не ожидал увидеть и почувствовал острый укол вины, что отреагировал так; Шерлок не был виноват в том, кем родился. Стиснув костенеющими пальцами отполированное дерево, он постарался успокоить свои дрожащие руки.       Перед ним был все тот же Шерлок, человек-нечеловек, который спас его в йольскую ночь. Он не был озлобленным существом, а был глубоко несчастен и одинок. Джон заставил себя поднять взгляд на сияющие в траурном свете глаза и сделал над собой усилие, чтобы не отвести его.       — Я не боюсь тебя.       Шерлок кивнул слабо, будто не верил в это.       — Я пойму, если ты больше не придешь сюда.       Наверное, Джон был единственным человеком, с которым Шерлок в коем-то веке разговорился, хоть тот и отрицал, что ему хотелось этого общения. Он упомянул вскользь, что местные его тоже не жалуют из-за его происхождения.       К тому же…       С Джоном ведь тоже что-то произошло. Хоть он все еще пытался отрицать, но что-то точно изменилось.       — Я не уйду. Ведь я теперь… тоже проклят? Хотя я даже не понимаю, кто я теперь, — глухо отозвался Джон. — Если я не совсем человек, то кто же? Мертвец? Такой же проклятый, как и ты? Кто меня таким сделал и зачем? Я не понимаю, я запутался и хочу просто забыть все это, как страшный сон.       — Не беспокойся об этом так сильно, — Шерлок поджал губы, вероятно, не зная, как можно подбодрить человека. Тот накинул на себя рубашку и заправил хвост так, чтобы его не было видно. Теперь он выглядел нормально, как обычно, и уже не так пугал Джона.       Он прошел на кухню, чтобы налить себе стаканчик молока, вытащил из печи уже готовые пирожки, пахнущие сливочно и сладко, и пригласил его сесть за стол. Джон послушно присел, хоть есть не хотел, и даже сдерживал уже привычную тошноту.       — Ты пришел, чтобы поговорить о том, кем ты теперь стал?       Джон коротко кивнул.       — Ты не замечал за собой ничего странного? — поинтересовался Шерлок, пригубив молоко.       — Не знаю… — покачивая головой, в смятении отозвался тот. — Я себя чувствую по-прежнему обычным человеком. Но что-то изменилось, я не знаю, как это сформулировать.       — И все-таки, ты так невнимателен к деталям, — Джон хотел было возмутиться, но в его состоянии на это не было сил, и лишь выдохнул со смертельной усталостью. — Возможно, ты мог заметить, что больше не чувствуешь холода. Все потому, что температура твоего тела, по сравнению с нормальной человеческой, стала гораздо ниже.       И правда. Он посмотрел на кончики своих пальцев, они были бледными, почти белыми, как молоко. Кожа на ладони казалась такой тонкой, что сквозь нее просвечивали вены.       — А еще: ты не чувствуешь голода, в привычном понимании этого слова, — добавил Шерлок. И тоже был чертовски прав. — Ты, конечно, можешь есть, как нормальный человек, но ты можешь обходиться без еды длительное время. По моим наблюдениям, тебя даже тошнит от обычной еды. Таких, как ты, еще называют драуграми, они питаются человеческой кровью.       — Ч-что? — в сказанное было тяжело поверить. — Человеческой кровью? Вроде… вампиров?       — Я не знаю, о каких вампирах ты говоришь, — Шерлок пожал плечами. — Ты не мертвец в привычном понимании этого слова. Вообще, я не планировал тебе рассказывать об этом, но раз уж у нас начались откровенные разговоры…       — Я же теперь опасен для общества… — прошептал Джон, сжимая руками покрывшийся испариной лоб и перебивая рассказ Шерлока. — Как я теперь смогу вернуться обратно домой?       — Был у меня один план, как помочь тебе избавиться от этого, — задумчиво произнес Шерлок, рассматривая молочные разводы на дне чаши. — Но сработает он только весной. Если будешь хорошо питаться, то, возможно, сможешь прожить без человеческой крови вполне комфортно. Придется потерпеть, разве что, тошноту. Но я… мало чего знаю о драуграх. Не встречал их, тем более таких, как ты. Твоя трансформация произошла почти мгновенно. Обычно призывают тех мертвецов, что покоились в могиле уже давно. Остается лишь… пытаться действовать по ситуации.       — Это невозможно… — все повторял Джон. До сих пор происходящее не укладывалось в голове. — Расскажи, пожалуйста, как избавиться от этого. Может быть, есть противоядие какое-то?       — Твое превращение не отличается, по своей сути, от проклятия. Раз в год, весной, все реки в горах на мгновение превращаются в вино. Само собой, не обычное, а особенное. Оно должно помочь тебе, если ты быстро выпьешь его.       — Весной… — обреченно прошептал он. — А что же мне делать все это время? Вдруг кто-то придет в отель? А я… а я не смогу сдерживать себя? Шерлок!       — Успокойся, — произнес тот строгим тоном, тут же осадив зарождающуюся панику. — Что-нибудь придумаем. Просто сведи контакты с гостями к минимуму, если те вдруг объявятся. Но, по моему опыту, никто зимой в такие походы не ходит.       — Много ты знаешь о людях, я посмотрю, — огрызнулся Джон, отвернувшись к окну. — Существуют же такие отбитые, как я.       — С этим не поспоришь.       Джон вздохнул тяжело.       — А ты… когда-нибудь смотрел в эту замочную скважину?       — Да.       — И что же увидел там?       — Свою смерть, — коротко ответил Шерлок, понуро опустив голову.       — Вот как… — сочувственно произнес Джон. — И каково это? Знать, как ты умрешь?       — Ужасно, — фыркнул тот. — Но что еще хуже — эти видения не всегда сбываются. Наш мир… многослоен. Судьба чертит лишь примерный путь, но ты не обязан идти строго по ней. У нас есть свобода воли. Мне было бы гораздо проще жить, зная, к чему я в итоге приду, а не терзаться выбором: должен, не должен, а что приведет меня к этому, а что — нет? Иногда хочется уверенности в завтрашнем дне. Если ее нет, то весь мир — хаос, который ты пытаешься разложить по полочкам.       Между ними повисло вдруг ставшее уютным молчание. Шерлок придвинул к нему чашку, наполненную молоком:       — Выпей. Это все еще должно приостановить твой голод.       Джон поглядел на белый напиток: аппетита после таких разговоров не прибавилось. Он же должен жаждать человеческой крови? Но все еще чувствует себя в норме. За исключением нескольких крамольных мыслей, которые Джон старался не воспринимать всерьез.       Только сейчас он понял, что за странный, ранее незнакомый запах он чувствовал от Шерлока. Запах его крови. Джон поежился. Все это было… странно.       Тот говорил, что и сам не знает, как устроены драугры. Но все же, оставался еще один вопрос, что вертелся на языке:       — Когда я заглянул в скважину, я увидел бывшего сослуживца. Он уже давно умер. И он… — Джон сглотнул пустоту. — … он сказал, что мне нельзя прикасаться к тебе. Это правда?       Шерлок покрутил в руках нетронутый пирожок и метнул на Джона странный, нечитаемый взгляд.       — Частично, — неопределенно ответил тот, словно ему не хотелось раскрывать эту тему. — Да, кстати, я считаю, сколько вопросов ты мне задал. С тебя пять ведер молока.       — Шерлок, это нечестно! — тот хитро улыбнулся. — И на последний вопрос ты так нормально и не ответил. Так что четыре ведра.       — Что ж, если тебе так хочется знать… — вздохнул Шерлок немного раздраженно и привстал, заходив по комнате туда-сюда. — Хульдры — существа моногамные и выбирают одну пару на всю жизнь, я уже говорил об этом, — начал тот издалека. — У нас образовывается… особая связь. До этого момента мы не можем чувствовать того, что вы, люди, привыкли называть влюбленностью. Мы живем душа в душу, если между нами возникла эта связь. И ее появление можно контролировать: она образовывается при прикосновении. Это использовалось испокон веков для того, чтобы женить хульдр по расчету.       — Но ведь я не отношусь к вашему народу и не смогу образовать с тобой связь.       — Не сможешь, — Шерлок согласно кивнул.       Кончики губ Джона дрогнули в слабой, обнадеживающей улыбке.       — Но зачем же мне посылать такое видение?       — Черт его знает, — фыркнул Шерлок и присел обратно, унимая свою гиперактивность. — Можешь просто выкинуть это из головы. Но все же, прикосновения я не люблю, так у нас заведено. Так что не трогай меня, ладно?       — И у тебя… нет никакой симпатичной хульдрочки на примете? — Джон загадочно ухмыльнулся.       — Нет.       — А хульдрекалла?       Но Шерлок лишь повел бровью и ответил на это неопределенно:       — Я уже смирился с тем, что по жизни буду одиночкой. Такого, как я, ни одна хульдра себе в мужья не захочет.       — Ну что ты… если не смотреть, что у тебя на спине, то… — Джон прокашлялся, когда Шерлок стрельнул в него своим холодным взглядом. Эта тема была для него болезненной. — То ты симпатичный. Да и у вас это у всех, как я понимаю.       — Спасибо, конечно, но вряд ли это переубедит меня. С тебя пять ведер.       С этими словами Шерлок отправился заниматься домашними делами, а Джон — доить коров, нужно же было отрабатывать свое любопытство. Тяжелые мысли отягощали голову, и он чувствовал острую потребность отвлечься. А еще из его головы не выходили слова Шерлока про связь между хульдрами. И о том, что Джон все же ненароком обидел его, затронув болезненную тему.