SKZ: Collection of Kinks

— Если ты не будешь меня слушать, тебе будет только хуже, принцесса. Ты игнорируешь предупреждение, когда откидываешь бёдра назад и покачиваешь задницей перед лицом Чана; почти издеваясь над ним, когда касаешься кожей его носа. Чан осаживает тебя, резко сжимая твои бёдра, это приятно обжигает твою кожу. Ты почти стонешь, но сдерживаешься. Если Чан хочет слышать твои стоны, ты должна заставить его заработать их. — Не умничай, малышка, — шипит Чан, дёргая тебя за бёдра. Твоя обнажённая промежность касается растущей эрекции под его бельём. Ты не должна дразниться, но не можешь с этим ничего поделать. Медленными и тянущими движениями ты катаешься задницей по одетому члену Чана. Он стонет от давления, а потом вдруг рука опускается на твою задницу. Ты практически визжишь от удара, и хотя боль присутствует, жар между ног усиливается. — Я вытрахаю из тебя такое отношение, если ты не будешь осторожна, шлюшка. Всхлип срывается с твоих губ прежде, чем ты успеваешь его сдержать. Чан выгибает бровь, ухмыляясь твоему телу с изгибом, проводя рукой по месту, которое только что шлёпнул. Его рука быстро скользит ниже, по твоим мокрым складкам. Два пальца раздвигают складки и обнажают непристойно-грязный вид твоего ядра, источающего возбуждение. Чан мычит позади. Ты можешь видеть только половину его лица, другая половина скрыта тусклым светом комнаты и пределами твоей периферии. Он выглядит безумно привлекательным вот так: взгляд скользит по твоей грязной киске, что показывает твоё возбуждение, волосы разделены пробором ровно настолько, чтобы обнажить мокрый от пота лоб, а брови сосредоточенно сведены вместе. Затем его губы опасно искривляются. Другая его рука опускается на твою киску, и ты чувствуешь его прикосновения. Он натирает твой клитор, но рука исчезает до того, как ты успеваешь насладиться. — Интересно, сколько времени потребуется, чтобы подтолкнуть тебя к следующему этапу, малышка, — насмехается он. — П-пошёл ты, — шипишь ты в ответ, решив так просто не сдаваться. — Моя милая маленькая мазохистка. Думаешь, что это ты держишь власть. Чан проводит большим пальцем по твоим складкам и подносит его к своим губам. Раздаётся чмок, когда он слизывает твои соки со своего пальца. Ты слишком отвлечена видом его дразнящего языка, высовывающегося из уголка рта, чтобы понять, что он будет делать дальше. Ещё один шлепок обрушивается на твоё тело, на этот раз между ног, прямо на внутреннюю часть бедра. Он знает, насколько ты чувствительна, знает, как даже малейшее прикосновение к этой области может заставить тебя видеть звёзды и растекаться за считанные секунды. Это грязный ход — вы оба это знаете, и потому Чан снова повторяет это движение. На этот раз он опускает руку на другое твоё бедро, любуясь тем, как дрожат твои прелести от удара. Так ты точно протянешь недолго. Ухмылка Чана свидетельствует о том, что он только продолжит пытать тебя. В конце концов, ты всё ещё хочешь кончить сегодня, и если ты будешь слишком бойкой, он наверняка лишит тебя этого. — Я хочу, чтобы ты начала обратный отсчёт с шестидесяти, малышка. Если ты ошибёшься хотя бы раз, мы начнём сначала. Поняла? Он не выглядит менее уверенным, чем обычно. У тебя нет причин слушаться его, но тем не менее. — Мы ещё можем сделать из тебя хорошую маленькую шлюху, хм? — Шестьдесят… — ты бормочешь вместо того, чтобы дать ему ответ. Ты не уверена, чего ты ожидала от него. Возможно, серия резких шлепков по твоей заднице и пизде, защемление кожи между твоими бёдрами или укусы до изогнутых и тёмных следов на твоей коже. Однако это не то, что он предлагает, и ты не знаешь, радоваться тебе или плакать. То, что он делает, можно считать намного лучшим, чем приковывающий кайф, сопровождающий эти болезненные шлепки, но для тебя это гораздо более мучительно. Проще говоря, Чан не будет двигаться достаточно быстро. Он прикасается к тебе только с шагом в пять: как только ты доходишь до пятидесяти пяти, он слегка дразнит кожу под твоей задницей. В пятьдесят он резко и жаляще шлёпает тебя по пизде, заставив тебя болезненно сжиматься. Если это вообще возможно, ты думаешь, что ещё больше возбуждения вытекает из твоей порхающей дырочки. Когда ты произносишь «сорок пять», твоё дыхание сбивается, и ты понимаешь, к чему всё это время клонил Чан. Речь идёт не о безжалостном нападении, чтобы сломить и загнать дальше в бэкрум. Речь идёт о том, чтобы разорвать тебя на части, лишить того, чего ты хочешь больше всего, и заставить тебя умолять об этом. Ты настолько в отчаянии, что просишь ещё. Сорок, а ты хнычешь, как сучка в течку. Чан успокаивает кожу, которую он только что сильно прикусил, языком, а затем отрывается, чтобы полюбоваться своей работой. Ты даже не понимаешь, что перестала считать, пока он не указывает на это. — Я не слышу, как ты считаешь, принцесса. Нам нужно начать сначала? — Т-тридцать девять! — ты выплюнула в спешке. Начать сначала было бы равно смерти, а ты уже слишком далеко ускользнула в сабспейс. Ты не ожидала, что это произойдёт так скоро — обычно ты можешь продержаться немного дольше — и всё же Чану удалось разорвать тебя на части с невероятной лёгкостью и грацией. — Тогда продолжай, шлюшка, — мычит он тебе в кожу. — И не напортачь. Ты киваешь, прежде чем продолжить говорить числа, которые Чан так хочет услышать. На мгновение тебе кажется, что он ещё снисходителен. Его прикосновения лёгкие и дразнящие, да, но с ними можно справиться, и ты постепенно расслабляешься, пока продолжаешь. Всё резко меняется, как только ты останавливаешься на двадцати. Чан погружает два пальца в твой плотный жар и сгибает их внутри. Ты возишься со словами, каким-то образом умудряясь держать их в порядке, но затем он ещё и щипает твоё бедро. — Х-ха, чёрт возьми, Чан! — ты выдыхаешь, выгибая спину от этого ощущения, пока он не сдаётся и не убирает руку с твоего бедра. — Это не числа, принцесса, — цокает он. Его язык щёлкает по нёбу и издаёт громкий хлопок. Ты чувствуешь, как его пальцы слишком рано выходят. — Девятнадцать! Девятнадцать, Чан, пожалуйста! — ты заводишь руку назад в отчаянной попытке заставить Чана остаться рядом с тобой. Он качает головой из стороны в сторону, обдумывая твои слова и свои варианты. Спустя слишком большой отрезок времени он снова вводит в тебя пальцы, и ты глубоко вздыхаешь с облегчением. В этот момент ты едва ли можешь мыслить здраво; его прикосновения, кажется, опьяняют тебя, затуманивают мысли. Чан, конечно, замечает, как твои слова начинают сливаться и превращаются в бормотание, но он не ослабляет своих прикосновений. Он также не пытается поправить тебя, когда ты случайно говоришь восемь вместо одиннадцати, потому что дело тут не в точности. Дело не в том, чтобы ты делала это правильно. Он держит тебя именно так, как он хочет, на грани поражения из-за отсутствия внимания на неуклюжие слова. Слёзы жгут глаза. Ты не можешь понять, с каких пор ты стала такой эмоциональной. Когда ты произносишь цифру шесть, ты слышишь собственный сдавленный всхлип, слёзы текут по простыням. Чан фыркает у тебя за спиной. — П-пять. Твоя киска растянута немного больше, чем раньше, но ты даже не помнишь, как Чан вытаскивал из тебя пальцы. Однако ты не помнишь и последние пятьдесят пять чисел, которые ты произнесла. Всё, что ты знаешь, — это Чан. Чан, Чан, Чан. Матрас словно облако под тобой, и каждый нерв в твоей системе горит от удовольствия. Чан упирается бёдрами в твою задницу. Возбуждающее трение его члена внутри твоих узких стенок заставляет тебя вертеться в поисках удовольствия, сильно сжимая кулаки вокруг простыней, когда он трахает тебя. Ты забываешь каждое слово во вселенной благодаря его толчкам, но он, кажется, не возражает, что ты не можешь закончить отсчёт. Вместо этого он сосредотачивается на том, чтобы вонзить свой член в твою пульсирующую пизду. Он стонет между твоими лопатками, оставляя поцелуи на коже после каждого слова, но ты не понимаешь ничего из того, что он говорит. Это звучит как иностранный язык в твоём воспалённом уме, и ты слишком далеко зашла, чтобы думать о чём-либо, кроме оргазма на горизонте. Когда он, наконец, обрушивается на тебя, всё твоё тело трясётся от удовольствия, и ты почти уверена, что вот-вот потеряешь сознание, когда член Чана пульсирует внутри твоих стенок. Должно быть, он кончает, потому что ты чувствуешь, как тепло разливается по твоему животу, и смутно понимаешь, что его толчки стихли, и он больше не двигается. Твой разум в таком густом тумане, что ты едва ли понимаешь, как Чан переворачивает тебя, легонько касаясь твоей кожи руками, чтобы не слишком беспокоить. — Вернись ко мне, малышка, вернись, — бормочет он, приподнимая, чтобы посмотреть тебе в глаза. Ты обнимаешь его за шею и вцепляешься в него, как тиски. Он позволяет тебе притянуть его к себе с лёгким вздохом. Тем не менее, он делает всё возможное, чтобы не перевозбудить тебя, успокаивающе водя руками по впадинам бёдер. — У меня есть ты, любимая. Иди ко мне. — Чан… Чан-и, — шепчешь ты, пытаясь как следует рассмотреть его лицо. Он здесь, чтобы уделить тебе это внимание, взгляд невероятно мягкий, глядя на тебя сверху вниз. — Я здесь, любимая, я здесь. — Ты сделал мне так хорошо. Ты так хорошо справился. Я так горжусь тобой. — Ты со мной? — ты сильнее прижимаешься к нему и поглощаешь похвалу, позволяя ему вывести тебя из тумана своими мягкими словами и прикосновениями. — Д-да… вряд ли. — Это нормально. Я позабочусь о тебе, детка. Хочешь тёплую ванну? — А объятия? — Все объятия этого мира для тебя, любовь моя, — его поцелуй такой тёплый на твоём лбу, и ты улыбаешься, когда он касается тебя. — Давай сначала приготовим тебе хорошую ванну.