Цвет греха

Джон Он не привык скрываться и интриговать. На его фамильном гербе изображен летящий сокол, который летает выше всех и пикирует на добычу сверху, не таясь. Это не ласка, тихонько крадущаяся к жертве. Но теперь он сам вынужден превратиться из сокола в ласку. Мир словно перевернулся вверх дном — честные и благородные дела приходилось вершить тайком от посторонних глаз, а бесчинства творились совершенно открыто и никого не удивляли. И он отчасти виноват в том, что так получилось. «Я ничего не сделал, чтобы это остановить», — напоминает он себе, вспоминая мертвое тело Роберта в Великой септе и толпу горожан на улицах. Он понимает, что в новом мире, возникшем после смерти короля, ему места нет. Сегодня он последний раз будет ночевать в Башне десницы. А утром отправится в Орлиное Гнездо. Вернется ли он в столицу хоть когда-нибудь? И самое ужасное для него сейчас то, что он не знает, кому еще можно верить. «Вы тоже бросите меня?» — думает он, глядя в закрытое шлемом лицо рыцарей Долины, охранявшего вход. Наверное, никто не понес таких потерь от недавней религиозной реформы, как дом Аррен — половина его личной гвардии и больше половины вассалов, внезапно ощутив в себе огонь веры в Семерых, уже примкнули к Святой Тысяче. А сколько еще примкнет? — Милорд Аррен, — негромко говорит один из стражей, Лин Корбрей. — Клянусь, я верен только вам. Его напарник, Эндрю Толлет, кивает в знак согласия. И Джону становится немного легче. Рядом возникает юный лорд Ренли, вышедший из своих покоев, чтобы посмотреть на пожар, зарево которого поднималось над Шелковой улицей. С ним то самое легкое одеяло, которое он любил таскать с собой и носить на плечах на манер королевской мантии. Сейчас он завернулся в него, как в кокон, будто пытался укрыться от опасности под одеялом — как в детстве. — Лорд Джон, — шепчет он. — Что же мне теперь делать? «Он так похож на Роберта в юные годы… Но Роберт в свои двенадцать был покрепче, чем он сейчас. Нет, он не Роберт». — Ты понимаешь, что твой брат тебя ненавидит? Ренли кивает — и бывший десница видит, как страх в его глазах постепенно сменяется гневом. Это радует. — Но мы сделаем все, чтобы тебя защитить. Сир Эндрю и другие мои верные люди переправят тебя за море, где ты будешь в безопасности. Пока не придет время. «Нет, Станнис. Я не отдам тебе этого мальчика. Ты его не получишь. Как Безумный король не получил у меня Роберта и Неда». *** Станнис Несколько слуг окатывают вымощенный камнем двор водой из ведер и он снова чист, как и положено. А толку-то? Вон, уже ведут следующую партию. — Отрубить им головы! — пищит маленький Джоффри, грозя кулачком приговоренным. Вообще его никто не слушает, их вина и так уже доказана Станнисом и Святым трибуналом. Но последнее слово должно быть за королем — такова традиция. Сколько уже людей сложили головы на этом дворе? Паук Варис, Торос из Мира, Янос Слинт, другие казнокрады и мздоимцы, служители чужестранным владыкам и хулители веры. Не все они, правда, закончили жизнь на плахе. Тот улыбчивый рыцарь, бывший оруженосец Роберта, получил помилование от самого Станниса и отправился на Стену. Он вспоминает, как Джастин Масси, когда услышал приговор, рыдал, валяясь у него в ногах. «Милорд… Я бы хорошо служил вам…» — хныкал он, пока его тащили прочь двое Святых воинов. Да, Святое воинство, ядром которой стала Святая Тысяча, теперь существовало уже официально, тот самый указ короля Джейхейриса был отменен спустя несколько дней после смерти Роберта. Впервые за два с половиной столетия на улицах городов появились воины, носящие каплевидные щиты с радужным мечом на черном фоне. Спустя месяц-другой они стали привычным зрелищем во всех землях к югу от Перешейка. Через какое-то время от внезапной лихорадки умирает Делена. Все произошло очень быстро. Случайный сквозняк — простуда — обострение — верховный септон, читающий «Семиконечную звезду» и скрепляющий их с Серсеей законный брак. Он говорит, что утешить вдову усопшего брата — дело праведное и богоугодное. Особенно для того, кто сам недавно овдовел и горюет о своей потере. Как же они смеялись над этими словами в свою «первую» брачную ночь! — Наконец-то мы вместе… — Серсея, когда им уже не нужно скрываться, становится просто одержимой. А вот он, наоборот, что-то потерял… Нет больше той страсти, как тогда. Но почему? Может, именно опасность быть пойманными так обостряла их чувства? Или действительно их сплачивал лишь общий враг? А потом в столицу приходит весть: восстали Железные острова. *** Серсея «Я преклоняю перед вами колено, лорд Станнис», — она помнит, как Бейлон Грейджой, такой гордый и непреклонный, решивший воскресить «старый порядок», когда островитяне безнаказанно грабили Западные (ее!) земли, потом до последнего цеплялся за жизнь, выпрашивая у Станниса прощение. И помнит, что тот ответил. «Нет. Не колено», — вот что он сказал тогда. В следующую минуту самозванный король Железных островов уже лежал на плахе. Серсее безумно нравится и то, как Станнис поступил с мятежниками — и то, как он ответил их главарю. Если что и заслужили склонить, то только шею. «Отец может гордиться Станнисом», — думает Серсея. Действительно, война за усмирение Железных островов была быстрой, легкой и беспощадной. Островитяне дрогнули практически сразу, когда в первой волне десанта пошли тысячники, после которых не оставалось ни раненых, ни пленных. Святые воины видели в своем противнике не морских разбойников, которых нужно усмирить, а врагов самого человечества, отринувших истинных богов и поклонявшихся вышедшим из морских глубин демонам. Те, кто успел сдаться солдатам Ланнистеров, поначалу считали, что им повезло. «Дождей из Кастамере» они явно не слышали… А их стоило бы исполнить на торжестве по случаю победы. И, возможно, добавить один-два новых куплета. Жаль, что аскетичный Станнис запрещает песни и музыку на торжествах… Суд над врагами был скорым. Главарям Железнорожденных — плаха. Жрецам так называемого «утонувшего бога» — камень на ногу и за борт, прямо к их божеству. Тем, кто соглашался принять истинную Веру и покаяться в грехах предков — переселение на материк, туда, где нужны рабочие руки. Желательно, в разные места, чтобы побыстрее растворились среди местного люда. «Какая вообще польза от этих клочков камня?» — думает она. Рудники? Будем ссылать туда каторжников. А все остальное — под нож. Замки сравнять с землей, поля засыпать солью. Чтобы никогда больше не поднялись. «Отец, смотри, что я сделала», — думает она, глядя, как рушится в море замок Пайк. — «Люди никогда не забудут, как закончилась история Железных островов, что сделал с ними королевский дом и Святая вера. Тех, кто отвергает благочестие, удержит страх… Я достойная наследница твоего рода, отец». Этому эмоциональному подъему есть причина — ближе к концу войны Серсея понимает, что ждет ребенка. Маленькая Ширен — ее первое законное дитя — появляется на свет через несколько месяцев после победы. Еще через два года рождается Томмен. Серсея без ума от своих детей, хотя Ширен проводит слишком много времени за книгами, а Томмен слишком уж часто капризничает. Они все равно остаются ее детьми, которых она любит больше всего на свете. И глядя на то, как Томмен катается на плечах старшей сестры, размахивая игрушечным мечом, представляет, каким бесстрашным воином он станет, когда вырастет. Раз уж она не смогла им стать… А Ширен обязательно будет первой красавицей Семи Королевств. Как она. Станнис же, кажется, вообще не помнит о том, что у него есть дети, с головой погрузившись в государственные дела. Он даже с ней становится все более отстраненным. Но главным светом ее жизни остается Джоффри, который растет не по дням, а по часам. И Серсея не может налюбоваться на своего первенца. *** Станнис Когда Станнис украдкой наблюдает за юным королем, ему иногда кажется, что он смотрит на собственное отражение в зеркале, пусть и слегка искаженное. Мальчик начинает проявлять характер: своенравность, временами переходящая в капризность, сочетается в нем с поразительным чувством справедливости. Каждое преступление, совершенное против закона, он воспринимает как рану, нанесенную лично ему. Больше всего Джоффри любит вершить правосудие, а казни — его любимое зрелище. Когда-то он просто наблюдал за тем, как преступники получают свое, сейчас он уже сопровождает отряды тысячников или Золотых плащей, когда те арестовывают очередного еретика или преступника. И Станнис уже слышит истории о ворах или сутенерах, которых прямо во время задержания застреливал маленький мальчик с арбалетом, сопровождаемый стражниками. Серсея пытается запрещать сыну такого рода развлечения. Ее нетрудно понять — разбойники на все способны, недавно они убили самого Джайлса Росби прямо за городскими стенами. Глава угасшего рода так и не оставил наследника и новым лордом Росби стал Ричард Хорп. Станнис не верит в такие совпадения. «Ты его?» — прямо спрашивает он Серсею. — Да кому он был нужен? — смеется в ответ Серсея. — Джайлс был немощным больным стариком… Хорп будет для нас таким же верным лордом Росби. — Кому он нужен? Мне он нужен! — повышает голос Станнис. — А Хорп не лорд. Он убийца. У меня были планы на Джайлса… — он не говорит, что этот человек сыграл, можно сказать, решающую роль в привлечении знати Королевских земель на их сторону, в утверждении реформированной Веры среди них. Он знает, что для Серсеи уже оказанная услуга не стоит ничего. В тот день они впервые по-настоящему ссорятся. И Станнис невольно задается вопросом: а видит ли она в нем равноправного партнера? Или, может, он всегда был для нее таким же орудием для достижения ее цели? *** Серсея Впервые за много лет лорд Тайвин Ланнистер посещает Королевскую Гавань. И Серсея из кожи вон лезет, чтобы показать отцу плоды трудов своих. Чтобы он, наконец, признал ее заслуги и сказал: «Да, ты моя дочь». От Львиных ворот, за которыми начинается Золотая дорога, до входа в Красный замок выстроены рыцари Святого воинства в радужных плащах и с радужными клинками на щитах. Реют знамена, на которых львы мирно соседствуют с оленями. Множество знатных людей, включая самого верховного септона, встречают лорда Тайвина лично. Отец словно и не замечает ее стараний. Молча едет во главе процессии по улице, глядя прямо перед собой. «Правильно — не подобает льву обращать внимание на разных мелких тварей», — думает Серсея. Она хорошо знает своего отца и понимает, что он на самом деле замечает и учитывает каждую мелочь. У ворот Красного замка Тайвин спешивается, приветствует Джоффри коротким поклоном, поворачивается к Серсее… «Сейчас… наконец-то…» Но ей он не кланяется, обходится коротким кивком. Потом, когда они заходят внутрь, отец отсылает прочь всех, кто его сопровождает. Остаются только они двое. Она начинает рассказывать, как многого им удалось достичь за последние годы… Тайвин не дослушивает. — Я не для того приехал, чтобы слушать твои бравады и уж тем более, хвалить тебя за них, — отрубает он. — Ты не заслуживаешь похвал и поздравлений. Я здесь затем, чтобы предостеречь тебя. И то только потому, что ты моя дочь. Каждое его слово для нее — все равно что нож в сердце. — Чего мне бояться? Это нас все боятся — и есть за что. Ты же слышал, что говорят люди о судьбе Железных островов? — Еще как слышал, — криво ухмыляется лорд Тайвин. — И ты думаешь, что это еще один Кастамере. Кто-то и правда так говорит. Но куда чаще я слышу о том, что вера в Семерых повергла утонувшего бога. А где Ланнистеры и Баратеоны? Нет ничего важнее и крепче семьи. И я всю жизнь делал все, чтобы даже через века люди вспоминали имя Ланнистеров — и чувствовали почтительный страх, вспоминая о том, как закончили Рейны. А ты? Создала для себя религиозный орден? А что ты будешь делать, когда они обернутся против тебя? Или народ восстанет против них? Или когда появится кто-то более зубастый? Кто придет к тебе на помощь? Она тяжело дышит и сжимает кулаки с такой силой, что ногти впиваются в ладони и между пальцами сочится кровь. — Я столько лет терпела этого жирного борова, — произносит Серсея сквозь стиснутые зубы. — И потом сама все это построила… Верующие меня любят и всегда будут мне верны! Как ты этого не понимаешь? Отец, неужели ты так слеп ко всему, что я сделала во имя дома Ланнистеров? — Не говори мне о Ланнистерах, — хмурится Тайвин. — Ты всегда все делаешь только ради себя и своего эгоизма. Завтра я отправляюсь домой, — он разворачивается и направляется к выходу из зала. И уже в дверях добавляет. — И я очень надеюсь, что причиной моего следующего визита в столицу не станут твои похороны. Оставшись одна, Серсея швыряет бокал с вином в стену и плачет. *** Станнис Впервые за много лет лорд Станнис Баратеон посещает Штормовой Предел. И именно там он получает известие, ударившее его подобно грому среди ясного неба: король Джоффри мертв. Он бросает все дела и возвращается в столицу. В пути узнает некоторые подробности той истории. Юный король погиб в какой-то глупой стычке с уличной бандой, в разгроме которой, как обычно, решил лично поучаствовать. Двое бандитов, спрятавшись в каком-то закутке, пропустили мимо себя стражу и выскочили прямо на него. Дальнейшее было делом одной секунды. Одного из убийц стражники зарубили на месте, второму удалось скрыться. Серсея, узнав о смерти сына, первым делом приказала арестовать Барристана Селми. Действительно, разве не командующий Королевской гвардией несет вину за то, что его люди не смогли сохранить королю жизнь? Исполнить ее приказ должен был лично верховный командующий Святым воинством Бонифер Хасти. Он взял с собой шестерых рыцарей из отряда «Сыны радуги» и шестерых Золотых плащей, которые с недавнего времени тоже ему подчинялись. Этого должно было хватить. «Сир Барристан, именем Семерых и короля, отдайте свое оружие и следуйте с нами», — так он сказал старому гвардейцу. «Заберите», — ответил тот. Эти слова Серсее передал единственный уцелевший участник ареста. Он рассказал о том, что сира Барристана взять живым не удалось, что остальные двенадцать его товарищей остались лежать там и что святой брат Бонифер погиб одним из первых. На следующий день он и сам умер от полученных ран. Вернувший в Красный замок, Станнис застает Серсею в тронном зале, где находился гроб короля. Он медленно подходит, не в силах найти для нее нужных слов. — Он хотел стать таким же, как ты, — мертвым голосом говорит его жена, а затем медленно поворачивается к нему и Станнис застывает на месте от ее взгляда. Он не впервые видит на лице Серсеи гнев такой силы. Но еще никогда эта львиная ярость не была направлена на него самого. — Он был твоим сыном! — Женщина… — предостерегает ее Станнис. Пусть они и были законными супругами, даже намек на то, что умерший король был зачат вне брака… Но Серсея вспыхивает еще сильнее. — Он был твоим сыном! — кричит она. — Он так тебя любил! Он хотел быть похожим на тебя, а ты… Ты даже ни разу с ним не поговорил, как настоящий отец! — Ты сама сказала держаться от него подальше… Боялась, что нас заподозрят… — Станнис чувствует себя крайне неудобно, ему непривычно оправдываться перед кем-то. Но ее уже несло. — Он был нашим первенцем! Джоффри… Он так хотел стать таким же, как и ты! А ты никогда этого не замечал… Не пытался стать для него примером… А он пытался… Он продолжал пытаться… И умер, пытаясь! Он так и не дождался, пока ты, наконец, признаешь его! Его кровь… Она на твоих руках… — последние слова Серсея произносит зловещим шепотом, после чего резко отворачивается, уставившись на знамя со львом. — Уходи. Оставь меня. И ему ничего не остается, кроме как уйти. «Оказывается, я совсем ее не знаю», — думает Станнис, шагая по коридорам. Неужели все это время Серсея была для него чужим человеком? Неужели их двоих никогда и не было, а были лишь два ненавидящих весь мир одиночества? И вдруг, проходя мимо одного из постов, охраняемых Королевской гвардией, он замечает, что гвардейца нет на месте. Кажется, этот пост должен занимать Джейме Ланнистер. А потом вспоминает, что за одним из траурных занавесов, которыми после смерти короля завесили гобелены в тронном зале, он видел какую-то тень. Тогда он решил, что ему показалось. «Нет», — с ужасом осознает Станнис. — «Не показалось». *** Джейме «Джейме, остановись, я делала это только ради нас…» — последние слова, исходящие из уст Серсеи. Дальше только хрип. И он рад, что она замолчала. Он и так уже слышал от нее слишком много лжи. Больше не услышит. И только когда Серсея взгдрагивает в последний раз и замирает, Джейме как будто приходит в себя. Все еще не осознавая, что же он только что сделал, смотрит в безжизненные глаза сестры и на ее полуоткрытые губы, словно созданные для поцелуев. Которые никогда не принадлежали ему, как бы сильно он этого ни хотел. Джейме заставляет себя разжать руки на ее шее. Он и сам не знает, что сейчас чувствует: опустошение, облегчение или медленно нарастающий ужас от того, что он совершил. — Серсея? — слабым голосом зовет он. В ответ тишина. Вернее, не совсем тишина. В дверь, которую он предусмотрительно запер, стучатся уже несколько минут. Человек пять, не меньше. А теперь, кажется, он слышит удары чего-то потяжелее. «Именем короля Станниса, открывайте!» — кричит кто-то с той стороны. «Теперь ты, значит, уже король…» — думает Джейме. Когда дверь, наконец, поддается, в тронный зал врывается сам Станнис с отрядом рыцарей в радужных плащах. «Надо было убить тебя тогда, когда ты только вошел сюда», — проносится в голове Джейме. — «Одного короля я уже…» Закончить мысль ему не дает первый арбалетный болт, попавший в грудь. *** Давос «Я должен идти», — повторяет он Марии и сыновьям. Жена пытается убедить его остаться. Дейл с братьями, напротив, уговаривают взять их с собой. Он всем отказывает. Если даже его поймают, пускай виноватым будет он один. А они будут жить дальше, не неся на себе бремя вины за его глупость. Выходя в море, Давос бросает прощальный взгляд на Мыс Гнева. Где-то там, среди лесов, стоял его замок, пожалованный лордом… нет, теперь уже королем Станнисом, а цена ему — лодка, наполненная луком. Благодаря которому его дети будут жить лучше, чем он. «Дейл уже совсем взрослый», — думает Давос. — «Он вполне может управлять хозяйством, командовать «Черной Бетой» и присматривать за младшими братьями, а Деван, если повезет, все-таки станет оруженосцем лорда Лестера Морригена. Сир Лестер хороший человек. Он простит мальчику то, что совершил его отец». Давос больше не сомневается в том, что семье придется учиться жить без него уже совсем скоро. Прибыв в Королевскую Гавань, он видит, что это совсем не тот город, где он когда-то вырос. Возможно, если бы он жил здесь, перемены не так сильно бросались ему в глаза. Но Станнис практически потерял с ним связь после того, как у Роберта родился наследник, и ни разу не приглашал его в столицу. Но Давос и не стремился туда, он и сам был рад оставаться на Мысе Гнева вместе со своей семьей. А город и в самом деле изменился. Никто бы не подумал, что место, где живут сотни тысяч людей, может быть таким чистым и тихим. В старые времена, когда Давос был контрабандистом из Блошиного Конца, все было совсем не так. Но он видит и то, как вместе с городом изменились и люди. Из их глаз и сердец ушла вся радость. Остался только страх. Давос осознает, что, возможно, он виноват в этом сильнее всех. Если бы он не отвез свой лук лорду Станнису, он бы, возможно, умер в осажденном Штормовом Пределе или погиб во время вылазки — и ничего этого не случилось бы. Но он сделал это и спас от голодной смерти несколько сотен человек. Теперь он чувствует себя обязанным спасти хоть сколько-то еще — спасти от тех, кого он спас раньше. А для этого ему пришлось снова вернуться к ремеслу контрабандиста. «Я высоко поднялся», — думает Давос. — «Пришло время вернуться туда, откуда я начал». Вся власть в городе теперь принадлежит Святому воинству. Если раньше, при жизни королевы Серсеи и Бонифера Хасти, они еще как-то сдерживались, то теперь просто с цепи сорвались. По слухам, даже король Станнис больше не в силах их контролировать — люди шептались о том, что он заперт в своих покоях и не может ничего сделать с бесчинствами «радужных». Подобных слухов сейчас много. И еще больше беженцев, спасающихся кто куда. И он, Давос, помогает им. Он помнит первого из тех, кого вывез. Торговец из Вольных городов, забыв, в какое время он живет, торговал на базаре украшениями в виде Пылающего сердца Владыки Света Р’глора. Вторым был вестеросец, рыцарь, оборванный, голодный и полумертвый от страха. По пути через море Давос узнал, что он чудом спасся от облавы в одном подпольном борделе и потом больше суток прятался в тупиках и подворотнях, пока не вышел на него, Давоса. И что его зовут сир Донтос Холлард. А когда они достигли противоположного берега, Донтос буквально вывалился кулем за борт, дополз до суши и долго еще валялся на мокром песке, хохоча сквозь слезы, словно не верил, что все закончилось, что его больше никто не достанет. А потом принимался хватать Давоса за ноги, приговаривая: «Спасибо вам, спасибо, спасибо…» И старый контрабандист в его глазах был величественнее огромной статуи, возвышавшейся над главной городской гаванью. Потом были и другие. Сегодня он должен был вывезти очередного человека. Он уже ждал Давоса в условленном месте. С отрядом Святого воинства.