Это мэтч

На крыльцо управления Петя вываливается с совершенно квадратной головой и со стойким желанием хотя бы ненадолго перестать думать о том, что именно услышал за последние полтора часа. Но, как бы он ни старался - не получается. Наверное, Петя навсегда запомнит это вежливо равнодушное выражение лица капитана Холмогорова, спокойно и мирно рассказывающего, где именно он обосрался, и насколько сильно. Так, что не отмыться, на самом-то деле, даже если очень постараться. И если бы вдруг Петя и захотел протянуть ему соломинку, ничего бы не вышло, но он не хочет. Да, Петя вроде как чувствует себя обязанным перед этим человеком из-за прошлогоднего переплета, о котором накануне в сердцах спизданул Игорю, но не настолько же. Он не прикрывал жопы нечистым на руку коллегам в Москве, не станет делать этого и здесь, в Питере, потому что в противном случае попросту перестанет себя уважать. Вопрос принципа. Если бы только Холмогорову хватило ума и смелости прийти к нему раньше, когда все только началось… Тогда Петя бы точно наизнанку вывернулся, чтобы помочь, а теперь ни заученное с детства “долг платежом красен”, ни почти три года безупречной совместной работы, ни личная какая-никакая, но все же симпатия, ничего изменить уже не в силах. Холмогоров сам себе выстрелил в ногу, когда промолчал, а Пете остается лишь с легким чувством недоумения переваривать ситуацию и делать то, что положено по уставу. Не чтобы выслужиться перед начальником управления или премию получить за раскрытый висяк, а просто потому, что он хороший мент, честный, блядь, и непогрешимый на свою голову. Таким и планирует оставаться. Остановившись на нижней ступеньке, Петя лезет в карман и, нащупав там лишь ключи от машины и телефон, негромко чертыхается. Точно, сигареты остались в собственной куртке - забыл переложить второпях, - а на нем игорева джинсовка. И, судя по тому, что в карманах не завалялось никаких мелочей типа монеток, смятых чеков или жвачки, совсем не ношенная. В педантичность и аккуратность Игоря, старательно выпотрошившего несезонную шмотку, Петя верил слабо, не в его это стиле, но это даже хорошо - никто в курилке не спалит знакомую вещь и не сделает никаких выводов. Ай да Игорь, продуманный говнюк, явно ведь не случайно ему именно эту джинсовку подсунул, а ведь сам Петя так торопился, что запросто мог бы и в самой приметной в управлении кожанке ускакать. Неловко бы вышло. От того, что Игорь вчера не только услышал его полушутливый заход про конспирацию на работе, но и принял к сведению без всяких обид, предательски теплеет в груди. Петя знает, темные шкафы и попахивающие паранойей прятки его совсем не вдохновляют, сам не раз говорил, но для Пети он был готов пойти на некоторые уступки, и это было ужасно трогательно. Тем более, что злоупотреблять Петя не планировал. Он готов каждому из своих немногочисленных друзей предъявить Игоря, как главное в жизни сокровище, готов знакомиться с его друзьями и даже отрываться вместе в клубе в редкий выходной - как выяснилось, Игорь тот еще любитель порвать танцпол под настроение, - но вот афишировать личную жизнь в управлении не хочется от слова совсем. И дело даже не в модном нынче и транслируемом из каждого утюга понятии харрасмента на рабочем месте, а в том, что не ту страну назвали Гондурасом, и за такие вот фокусы реально можно вылететь с государственной службы, как пробка из бутылки. Поведение, порочащее честь сотрудника полиции, вот как это назовут официально, дружески попросив написать рапорт об увольнении по собственному желанию, а неофициально их просто заклеймят пидорасами, дискредитирующими всех ментов разом в глазах общественности, и еще и в спину плюнут. Даже явно имеющийся у Игоря блат не спасет, если вопрос дальше Питера улетит, а Петя свою работу любит, и в отставку пока не собирается. Да и Игорь быстро от скуки одуреет, если его из органов попрут. И, уже шагая в сторону курилки, Петя делает себе мысленную пометку обязательно проговорить с ним этот момент словами через рот, не отшучиваясь и не меняя трусливо тему. Игорь умный мужик, должен принять разумность доводов, если еще не. Пусть в управлении их лучше считают Бибой и Бобой, спевшимися на почве общего расследования, это безопасно и быстро выйдет из топа самых горячих сплетен, нежели делают ставки, кто кому в жопу дает. На этот аттракцион невиданного дебилизма в качестве примы Петя точно не подписывался. Завернув за угол, Петя быстро оглядывается и, приметив какого-то патрульного, явно невыспавшегося и крайне заебанного жизнью, с целеустремленностью акулы, почуявшей запах крови, направляется прямо к нему, а потом, стрельнув сигарету и попросив огоньку, с наслаждением затягивается. Дешевенький кент, конечно, не фонтан, но лучше, чем ничего, и Петя, вернув зажигалку, опирается спиной на стену управления. Патрульный, сочувственно хмыкнув и подумав, заглядывает в пачку с одной-единственной оставшейся сигаретой а затем, вложив в нее пластиковую зажигалку, протягивает Пете, видимо, на роже прочитав, что ему нужнее. От этого простого жеста солидарности становится так хорошо, что Петя почти готов пустить скупую мужскую слезу. Он многословно благодарит незнакомого - ну, лейтенанта, наверное? - а сам думает, что стоит запомнить его лицо и при случае отплатить добром. Патрульный лишь отмахивается и, улыбнувшись коротко, со обреченным стоном отвлекается на забубнивную рацию, а потом поспешно улетучивается в сторону парковки. Петя смотрит ему вслед, делает еще одну глубокую затяжку и прикрывает глаза. Надо перезагрузиться, очистить голову и написать Игорю, как и обещал. Рефлексии на тему Холмогорова и его сенсационных признаний подождут до завтра, ничего им не сделается, а вот Игорь ждать не будет. Вернее, будет, конечно, куда он теперь денется с подводной лодки, но зачем заставлять его бросать лишний взгляд на часы и задаваться вопросом, а стоило ли вообще связываться с таким же ебнутым трудоголиком, как и он сам? За свой побег из постели Петя, какой бы глупостью это ни казалось, все же чувствует себя виноватым. Почти уверен, что Игорь поступил бы так же, изъяви его задержанный желание покаяться во всех грехах, но тем не менее. Это должен был быть их день, только друг для друга, а вышло все криво, косо и обернулось очередным обломившимся сексом. Хорошо еще, что все так удачно сложилось и именно Игорь оказался тем, с кем Петя планировал провести свой выходной, потому что как бы он выкручивался, если бы действительно сегодня пошел на первое свидание с незнакомым мужчиной своей мокрой мечты, Петя не имел ни малейшего понятия. Ясен пень, что бегство со свиданки в первый же час очков бы ему не накинуло даже в глазах коллеги по цеху, а так хотя бы не пришлось ничего объяснять. Петя почти машинально стряхивает пепел и расплывается в широкой счастливой улыбке. Игорю вообще не придется ничего объяснять - ни ночных бдений в кабинете, ни внеплановых рейдов, ни отсутствующего в виду сложного мыслительного процесса взгляда в пустоту. Он и сам живет работой чуть больше, чем собственной нормальной жизнью. Судя по гуляющим в управлении слухам, даже в кутузке ночует время от времени, так что не ему предъявлять Пете претензии за трудоголизм. И, думает Петя почти с нежностью, это, пожалуй, самый лучший расклад из всех возможных. Можно делать вид, что ты нормальный, какое-то недолгое время, но любой внимательный партнер до обидного быстро тебя раскусит; поймет, что ты поехавший на своей работе задрот, и свалит от греха подальше. Но если тот, к кому ты весьма неровно дышишь, такой же на голову стукнутый, счет уравнивается и воцаряется гармония. Кто-то скажет, что это контринтуитивно, просто потому что, если жопа горит у обоих попеременно, друг на друга совсем не остается времени, Петя же уверен, что логика неоспорима: ни один вменяемый человек с нормированным графиком и четко выверенными планами на ближайший уикенд не станет терпеть рядом с собой вечно срывающую совместные планы пассию, а вот такой же чокнутый - вполне. Ведь дело не в пренебрежении и том, что кто-то любит и ценит меньше, а в том, что тут ситуация, как с курицей и яйцом. Что было раньше - работа или личная жизнь? Желание сделать все правильно и восстановить справедливость или сохранить нормальные отношения? Петя выбирает курицу. Кто-то ведь создал эту блядскую птицу, чтобы она могла нестись? И Игорь, он уверен, полностью с ним в этом вопросе солидарен. Они оба слишком давно работают в ментовке, чтобы сейчас вот так просто все бросить и резко поменять взгляды на жизнь из-за того, что появилось в ней еще что-то кроме службы. Можно любить, не зацикливаясь друг на друге, как душевнобольные. Не требовать безраздельного внимания, уважать личное пространство и ценить то, что удается урвать. Они оба убедились в этом, пока целый месяц переписывались в телеге, улучая минутку-другую даже тогда, когда, казалось бы, совсем не время было думать о чем-то, кроме работы. Смогут и дальше продолжать в том же духе. Петя почти уверен, что далеко не каждую ночь они будут засыпать рядом, чтобы наутро проснуться в одной постели, но это ничего. Это нормально и совсем не разочаровывающе, если ты знаешь, что тот, кого ты любишь, любит тебя в ответ ничуть не меньше. Городу нужны герои - те, кого чествуют блоггеры и массмедиа, и те, кто занят своей неприглядную работой по ночам в обблеванных клубешниках, - и пока хватает сил и злого задора, они оба с Игорем будут делать то, что и делали до встречи друг с другом. Горбатого могила исправит, и это, как ни странно, устраивает Петю целиком и полностью. Он не готов угомониться, не готов осесть дома примерным типа семьянином и уж точно не готов требовать того же от Игоря. А Игорь, Петя голову на отсечение дает, в свою очередь никогда не попросит у него упырить мел и приходить с работы к семи. Даже странно, как они оба раньше не доперли до простой истины, что это союз, буквально заключенный на небесах, и не поебались где-нибудь в архиве еще пару лет назад без всяких угрызений совести, но не сделанного не воротишь. Петя предпочитает думать, что вот прямо сейчас у них есть шанс стать парой года, если не по версии GQ, то хотя бы по своей собственной. Понимающей, учитывающей желания друг друга и настолько горячей, что горячее только ад, да и то, с натяжечкой. Перед мысленным взором непрошенно возникают игоревы широкие плечи, бесконечная длинная жилистая шея и словно камень твердые, четко очерченные мышцы живота. Петя невольно сглатывает, ощутив, как напрягается член, и думает: все-таки какие бы бесконечно возвышенные чувства он ни испытывал к Игорю, как к тому, в кого умудрился втрескаться, точно пацан, тело предательски ноет от простого человеческого желания бездуховно потрахаться с ним наконец. Облизать каждый кубик пресса, насадиться до горла на член, а потом, не размениваясь на долгие прелюдии, ебаться, пока жопа не заискрит от силы трения. Затяжка, еще одна. Петя морщится, добивая до фильтра, и, выбросив окурок в урну, достает из кармана телефон. Хочется прямо сейчас предложить Игорю, где бы тот ни был, немедленно пиздовать домой и готовить смазку с презервативами, но Петя, с трудом справившись с порывом, пишет: “Я освободился, подъеду, куда скажешь”. Глубоко в душе он надеется, что Игорь скажет, что уже вернулся к себе, но в принципе, готов принять абсолютно любой ответ, и Игорь, словно бы глумясь, отвечает почти мгновенно: “Давай на Аничков. Я тут, рядом, буквально в соседнем доме, - и, помолчав, явно насмешливо добавляет: - Все так, как мы и хотели, да?” Ну, почти, закатив глаза, думает Петя, а затем, мечтательно улыбнувшись и торопливо выбросив из головы чересчур подогревающие фантазию мыслишки, уточняет сторону проспекта. Светофоры там долгие, ждать не хочется от слова совсем и, получив от Игоря сообщение, что тот будет на четной, открывает приложение, чтобы вызвать такси. Утром - ну как утром, скорее в обед, - он злился на того мудака, что его запер, но сейчас вполне даже доволен тем, что оставил тачку в игоревом дворе. Зная Игоря - не то чтобы от и до, но на вполне себе таком достойном уровне, - Петя почти уверен, что впереди вечер, полный приключений, а значит, машина в него не впишется от слова совсем, так что и пусть себе стоит, запертая соседской некрухой. Не больно-то и надо. Сегодня он готов топтать мостовые исторического центра хоть до посинения, лишь бы с Игорем, тем более, что погода совсем разгулялась и яркое солнце припекает с такой силой, что Петя даже всерьез опасается, как бы не сгореть. И жаль, конечно, что рожу всю снова обнесет дурацкими рыжими веснушками, которые потом все лето не сойдут. В последние годы Петя как-то умудрялся поймать момент, когда стоит начинать обмазываться каждое утро солнцезащитным кремом, подогнанным заботливой Ниной, но в этот раз - без шансов. Тюбик остался дома в ванной, а туда Петя, похоже, в ближайшие сутки не попадет, ну да и леший с ним. Такси подъезжает быстро, всего через пару минут, и Петя, нырнув на заднее сидение, чувствует, как в животе тихо и печально урчит. Ну еще бы, со вчерашнего вечера нормально не жрал, только торопливо вточил подсунутую Аннушкой булку с маком, прежде чем нырнуть в допросную, а этого, как ни крути, мало. Так что, что бы там Игорь ни придумал, в первую очередь нужно затащить его куда-нибудь перекусить, как раз еще в половине кафешек завтраки подают по старой-доброй питерской традиции не бросать похмелюг в беде. Переехав из Москвы, Петя этому по первости сильно удивлялся и даже снобски морщил нос - в столице уже к полудню, куда ни плюнь, в меню бизнес-ланчи для деловых решал, а не сырники с кашками для засонь, а здесь даже ближе к вечеру можно отыскать местечко, чтобы слопать свой нажористый английский завтрак и воскреснуть. Но со временем привык и оценил все преимущества такого сервиса, особенно когда продирал глаза после рейдов, дай бог, к обеду, и мечтал упасть лицом обратно в подушку, а не вставать к плите. Прикинув местность, Петя до удивления быстро припоминает небольшую уютную забегаловку прямо на углу Невского и Фонтанки, больше напоминающую приличную столовку, чем заведение в самом центре - в столице за эту локацию точно не на жизнь, а на смерть сразились бы одинаково заебавшие “Шоколадница” и “Мак”, а в Питере, вот, все досталось самобытной кафешке с неким подобием простой домашней кухни. Как раз то, что сейчас нужно: без претензии, быстро и съедобно. Самое оно, чтобы не рассиживаться, а просто перекусить и пойти дальше. Искать что-то еще нет никакого желания, да и Игорь не слишком похож на человека, признающего исключительно жральни из трипэдвайзера. Скорее на того, кто знает все ларьки с шавермой на районе, а значит, нос воротить не станет. И, вспомнив их увлекательную слежку за подъездом Казанцева, больше похожую на демо-версию свиданки, Петя тихонько фыркает. Не скорее, а вот прямо точно - Игорь определенно знаток местных шавушечных восьмидесятого левела. Такси притормаживает, и водитель, ткнув в аварийку, прижимается к обочине. Петя желает ему хорошего дня и, выбравшись из машины, улыбается. Неожиданно волнением накрывает так, будто у них и впрямь всамделишнее первое свидание, а не простой уговор пересечься в центре. Захлопнув за собой дверь такси, Петя понимает внезапно, что если бы он еще не знал, кого встретит на этом самом мосту, умер бы сейчас от сердечного приступа или тахикардии, так и не дотянув немного до тридцатника. Игоря пока не видно - Петя почти уверен, что на мосту его нет, такую шпалу проморгать было бы попросту нереально, а значит, он умудрился добраться первым. Впрочем, дороги пустые, да и таксист попался резвый, так что Петя спокойно шагает по мосту, миновав коня, и, остановишись на середине, бросает быстрый взгляд на запястье с часами. Ну да, у Игоря определенно есть еще пара минут, чтобы не опоздать. А даже если и опоздает, Петя готов прождать его тут хоть до утра, несмотря на зверский голод и прочие насущные потребности. Он Игоря всю свою жизнь ждал, так что какого хрена вообще. Облокотившись на кованый парапет, Петя, прищурившись, смотрит на искрящиеся в ярком солнечном свете воды Фонтанки и с легкой улыбкой тянется за сигаретной пачкой. Закуривает, прикрывая огонь от легкого теплого ветерка, а потом, выдохнув дым носом, с наслаждением прикрывает глаза. Челку треплет ветер и та паскудно щекочет лицо, но стричься почему-то в этот раз не хочется. По крайней мере не прямо сейчас. Разорится, конечно, на геле для укладки, но Игорь, судя по всему, откровенно кайфует, запуская пальцы в его волосы, сжимает несильно и слегка оттягивает, когда хочет, чтобы Петя голову запрокинул, и в этом что-то есть. Что-то интимное и ужасно возбуждающее, так что, с походом в барбершоп Петя, пожалуй, пока повременит. Может, к середине лета, если жара будет. А нет - так можно и до осени отложить. Появление Игоря Петя благополучно проебывает. Тот возникает будто бы из ниоткуда, прижимается к петиной спине, обхватив своими ручищами парапет по обе стороны от него, и, склонившись к уху, выдыхает ласково: - Ну привет, - а потом, опомнившись, чуть отступает назад - все еще слишком близко, но уже не так провокационно для какого-нибудь мимо проходящего поборника традиционных ценностей, - и добавляет тихо: - Я успел соскучиться, кстати. Ну, если тебе вдруг интересно. Петя вздрагивает и распахивает глаза. Очень хочется развернуться, повиснуть у него на шее и целоваться, пока губы не занемеют, но здесь этого делать явно не стоит, лучше отложить до тех пор, пока они не окажутся в каком-нибудь малолюдном переулке. Поэтому он лишь трется затылком об игорево плечо, затянутое кожанкой, и так же тихо отвечает: - И я. Ну, если тебе тоже вдруг интересно, - а затем, повернув голову, интересуется: - Как ты смотришь на то, чтобы для начала пожрать по-человечески? Однако имей в виду, если откажешься, в голодный обморок я, конечно, не упаду, но своей кислой рожей буду ежесекундно напоминать о том, как сильно страдаю. - Не будешь. Веди, - Игорь кивает и, помявшись, добавляет почти виновато: - Я, правда, уже позавтракал, но кофе с тобой выпью. А потом прогуляемся. Смотри, погода как шепчет… - Уже где-то и позавтракать успел, - весело ворчит Петя, добивая последнюю затяжку и туша сигарету о парапет. Мусорить не хочется - совсем окультурился, мать его, в культурной столице, - поэтому он прячет окурок в пустую пачку и, чуть оттеснив Игоря в сторону плечом, делает шаг в сторону запримеченной кафешки. А потом, обернувшись, ехидно прищуривается и уточняет: - Может, ты и потрахаться где-нибудь умудрился уже, если зовешь меня гулять, а не в койку? - Ну Петь… - Игорь смущенно поджимает губы, а потом, нагнав его, опускает руку на плечи, чуть приобнимая, и с совершенно невинным выражением лица заявляет: - У меня просто были планы на этот день, и раз уж все так здорово сложилось, я не намерен от них отказываться. А к вечеру похолодает, как солнце зайдет, и пойдем домой. Устраивает такой расклад? - Что за планы? - останавливаясь у перехода, с некоторым подозрением интересуется Петя, прижимаясь к его боку и откровенно кайфуя от близости. Да, они не могут себе позволить пососаться прямо посреди оживленного Невского, но даже так, почти невинно притираться к Игорю, чувствовать тяжесть его руки на своих плечах и гордо вышагивать в спижженой у него джинсовке - уже гораздо больше, чем Петя когда-либо себе позволял хоть с кем-то. Хорошо, спокойно и так правильно, будто они с Игорем не вчера только впервые друг друга по-настоящему, а не украдкой коснулись, а по меньшей мере несколько лет вместе живут. - Сопливо-романтические, - с важным видом отвечает Игорь и, хмыкнув, добавляет весело: - Те самые, которые я старательно строил последние несколько дней для своего мужика из тиндера. А теперь вот, придется, обкатывать на тебе, - он смеется и, почти мимолетно потеревшись носом о петин висок, фыркает: - Но думаю, тебе тоже понравится. - Дурак, - усмехается Петя, улыбаясь, а после, обняв Игоря за пояс и кивнув на светофор, предлагает: - Ну идем тогда. Раньше сядем, раньше встанем. И Игорь, закусив губу и явно проглотив какую-то просящуюся на язык мерзкую шутейку, ступает на зебру. В зале довольно пусто для середины выходного дня, и они с Игорем, прихватив подносы, устраиваются за столиком у окна. Петя, не теряя ни секунды, набрасывается на свой омлет, а Игорь, потягивая кофе и задумчиво глядя на оживленный проспект за стеклом, неожиданно спрашивает: - Ты не разочарован? - Да я иллюзий не питал, столовка как столовка, - с набитым ртом бубнит Петя, закусывая салатом и чувствуя, как от желудка по телу наконец разливается благостное тепло. Теперь главное не пережрать, а остановиться вовремя, чтобы потом не захотелось прилечь часов эдак на двадцать или хотя бы не катиться за Игорем страдающим колобком. - Да я не об этом, - отмахивается Игорь, переводя на него взгляд, и, помявшись, поясняет: - Я про то, что… Ты не разочарован, что это оказался я? Поперхнувшись, Петя тянется к своему кофе и, глотнув американо - вот же пагубное влияние, - интересуется обалдело: - А по мне незаметно? - и, заметив, что Игорь собирается выдать что-то, столь же бессмысленное и беспощадное, как и несколько секунд назад, качает головой, а потом уточняет: - Ты сейчас прикалываешься что ли, я не пойму? - и, сделав еще глоток, торопливо и крайне серьезно продолжает: - Я счастлив. Вот прямо без всяких “но”. Ты вообще хоть представляешь, как я на тебе крышей поехал тогда, после переезда, когда стал замечать вокруг себя в управлении хоть что-то, кроме рапортов? И то, что именно с тобой я сейчас здесь сижу - это вообще подарок судьбы. Фантастическое совпадение, которое меня более чем устраивает. Игорь, подумав, коротко качает головой и, стыдливо уткнувшись в свою чашку, бормочет: - Ладно, забей. Я сам не знаю, зачем это спросил. - Вот уж дудки, дядь, - вскидывается Петя, отодвигая от себя почти опустевшую тарелку с остатками омлета и, сдув с лица челку, запальчиво добавляет: - Мы с тобой сейчас все проясним раз и навсегда, чтобы тебе всякая дурь в голову не лезла, - а потом, глотнув еще кофе, сбавляет обороты и уже тише говорит: - Я не буду пиздеть, что влюбился с первого взгляда. Наверное, не с первого, и даже не со второго. Но когда это случилось, меня переклинило. Ты думаешь, я к вам на этаж за кофе бегал, потому что он такой охуенный и вообще лучший в мире? Да хрен там плавал, такое же говно, как и у нас, так что сорян за пиздеж. Я просто искал поводы, чтобы хоть мельком твою хмурую рожу увидеть, а потом по ночам дрочить, как прыщавый школьник. Так что я, родной мой, в полнейшем восторге, что это ты оказался моим таинственным крашем. Хотя, строго говоря, я мог бы и раньше догадаться, сопоставив факты, но я, честно говоря, даже не пытался. Было интересно вслепую. - Тогда зачем в тиндер полез? - с легким недоумением интересуется Игорь, и Петя, неожиданно даже для себя расхохотавшись, стонет: - А ты зачем? - и, посерьезнев, поясняет: - Пчелкину твою с кольцом увидел пару раз. Решил, что ты свое не носишь просто, чтобы не проебать ненароком. Знаю, дедукция на уровне пятилетки, но что-то в голове щелкнуло, и я подумал, что все, хватит, - и, чуть поморщившись, совсем тихо добавляет: - Почти полтора года без секса с живым хуем недвусмысленно мне намекнули, что пора завязывать с безответным фанючеством. Да еще и Нинка зудеть начала, мол, недотрах превращает меня в унылого и ворчливого хрыча, так что я решил - клин клином и гори оно все. Но, чтобы ты знал, просто это не было. Например, на прошлой неделе я, вполне отдавая себе отчет, что совсем скоро встречусь с героем своего романа современно-эпистолярного жанра, неиронично подумывал о том, чтобы просто и без изысков тебя засосать. Ну, тогда, в тачке, когда из управления под утро подвозил. Чуть не ебнулся к чертям собачьим. Игорь смотрит на него широко распахнутыми глазами, внимательно и пытливо, а потом спрашивает негромко: - И что бы ты делал, если бы я не оказался Игнатом? Вопрос провокационный, но Петя, собрав яйца в кулак, честно вздыхает: - Да что делал бы. Жил. Ебался бы с классным мужиком, а сам, как последняя паскуда, все равно бы на тебя, наверное, косился. Или опять бы один остался через месяц-другой, - и, чувствуя, как пересыхает в горле, беспомощно добавляет: - Я не знаю, правда. Что это за допрос вообще? - Не допрос, не выдумывай. Это любопытство, - Игорь ласково улыбается и, наплевав на то, что кто-то может заметить, накрывает его ладонь своей лапищей. Сжимает пальцы, гладит с какой-то щемящей нежностью, а потом признается: - Я просто пытаюсь понять, я один такой чокнутый или нет. Выходит - не один, - и, переплетая свои пальцы с петиными, добавляет тихо-тихо: - Я себя последние пару недель ощущал каким-то шизофреником, Петь. Вроде и влюбился пиздец как, а тебя все равно отпустить не могу. Особенно, когда ты смотришь, улыбаешься и какую-то дичь несешь. Или касаешься… - Да кто бы говорил, - Петя с облегчением смеется и, погладив пальцем тыльную сторону его ладони, фыркает: - Признайся честно, ты специально меня в том толчке облапал? - Отчасти. Скажем так, это случилось непреднамеренно. Ну, в первый момент. А потом я вошел во вкус, - чуть покраснев, предельно откровенно отвечает Игорь, опуская взгляд, и, улыбнувшись, тянет: - Но напоминаю, я был пьян и за свои руки не отвечал. - Если бы только руки. Я, знаешь ли, могу отсечь, когда в меня тычут хером, - хмыкает Петя, а потом, глотнув кофе, добавляет тихо: - По правде сказать, не будь там Дубина, я бы прям в той кабинке тебе и отсосал. А потом, сгорая со стыда, удалил бы тиндер, снес аккаунт в телеге и, возможно, попросил бы перевода во Владивосток, чтобы только в глаза тебе не смотреть. Игорь неожиданно улыбается и, прикрывшись кружкой, невнятно бубнит: - Я тоже хотел поцеловать тебя тогда. Ну, в машине, - отводит взгляд и, жадно облизав губы, заканчивает мысль: - Просто подумал, что блядство в только начинающихся отношениях - как-то совсем дурной тон. Даже если тебе не отвечают на сообщения - это не повод смотреть налево. - Ты, наверное, бесился тогда по-страшному, - виновато тянет Петя, вспоминая то утро, когда он озябший и пьяный вдрызг, сидел на балконе и плакался Нине в пижаму. А потом сжимает крепче игореву руку, и говорит растерянно: - А я тогда нажрался, как сволочь, и думал о том, как бы половчее уложить в своей голове, что мне нравятся два мужика разом - только с одним совсем без шансов, а другой и так уже по сути мой. Я вообще трус по жизни и конформист. Давно стоило позвать тебя на свидание, а не скачивать заново тиндер, но я зассал и чуть не ебнулся, когда узнал тебя поближе. Понял, что упускаю, прикинь? Но и заднюю давать казалось как-то тупо. Я правда чувствовал, что с Игнатом может что-то выгореть. На долгую минуту над столиком повисает молчание, немного тягостное, но какое-то до усрачки честное, после чего Игорь, вновь поймав его взгляд, замечает мягко: - Ну выгорело же, - и, неожиданно заржав, добавляет весело: - Я хоть и не Игнат, но готов отработать за обоих. Паясничает, конечно, словно бы подводя черту под этим сложным для них обоих разговором, и Петя с готовностью подхватывает, расплываясь в улыбке: - Да у тебя выхода другого нет, - а потом, поразмыслив, хмыкает: - Впрочем, я от встречных требований не отказываюсь. За двоих - так за двоих, - и, помолчав, заканчивает почти шепотом: - Игорь, я правда рад, что это ты. Я бы все равно не смог выкинуть тебя из головы, как ни старался бы. Метался бы, как придурок, и сам себя ненавидел, пожалуй, за бесхребетность. Но все равно каждый день бы думал о том, что было бы, если… Обрывает себя на полуслове и, закусив губу, думает: хуйня это была бы, а не жизнь. Если бы Игнат оказался не Игорем, все закончилось бы, не успев толком начаться. Петя просто не вывез бы скрывать слишком долго, что есть кто-то еще, к кому он неровно дышит. Это было почти несложно без личных встреч, но, глядя в глаза, он не стал бы пиздеть о вечной любви, то и дело думая о ком-то другом. Он молчал бы, тоскливо и виновато, и этим сам бы все разрушил. Игорь молчит пару минут, задумчиво поглаживая его руку, а потом выдает совершенно спокойно: - Как и я. Знаешь, что я сегодня Юльке с Бустером сказал? - Петя, коротко мотает головой, он ведь не гадалка, в конце концов, и Игорь, кивнув, продолжает негромко, смотря так внимательно, будто бы пытается постичь смысл бытия: - Что я просто не смог бы влюбиться в кого-то другого. Вот так все просто, Петь. Я бы тоже не сумел с кем-то другим, как бы ни старался. Как бы ни хотел, все равно ты - единственный, с кем бы я мог, и я бы быстро это понял, если бы Платоном был кто-то другой. Гораздо быстрее, чем хотелось бы. И Петя чувствует, как нежданно-негаданно начинает жечь глаза, словно в далеком детстве. Он не плакал лет, наверное, с семи, запретив себе эту слабость, но сейчас, рядом с Игорем, было даже не стыдно. Было хорошо и правильно, будто плотину прорвало. Было честно. - Эй, ну ты чего? - Игорь вздрагивает, подается вперед и, поставив кружку на стол, свободной рукой утирает петину щеку. Петя судорожно дышит ртом, хватая воздух и, помотав головой, закусывает губу. Пиздец, просто пиздец. Стоило ли столько лет сдерживаться, чтобы сейчас разреветься перед Игорем, как какая-то девчонка? А, впрочем, насрать, имеет право. Не каждый день Пете говорят вот такое. Говорят, что никто другой его бы не смог переплюнуть, даже если бы наизнанку вывернулся, даже если бы был самым лучшим, но не Петей, и это по его истерзавшемуся без настоящих и искренних чувств сердцу проходится не то наждаком, не то сладким медом. Игорь запал на него, поглядывая издалека, Игорь захотел его, узнав поближе, и Игорь же влюбился в него без оглядки, пообщавшись без купюр, не имея понятия, с кем переписывается и кому открывается весь без остатка. И если это не повод пустить скупую мужскую слезу, то тогда Петя вообще никакого понятия не имеет, в каких ситуациях это уместно. - Все нормально, - шмыгает носом он, судорожно выдыхая. - Все правда хорошо, просто я… - Просто ты не ожидал, что все и впрямь так серьезно, да? - подсказывает Игорь, широко улыбаясь, а потом, не задумываясь, тянет его руку на себя и, коснувшись онемевших пальцев губами, говорит: - Я тебя люблю, Петь. Тебя и Платона. Вы лучшее, что случалось со мной за последние несколько… - он запинается и, поправившись, продолжает ласково: - много лет. Так что сопли вытри, и пойдем. Зря я, что ли, голову ломал, чем тебя удивить. И Пете плевать - куда. Да и зачем - тоже, в общем-то плевать. Он кивает, смущенно утирает щеки кулаком, а затем и протянутой салфеткой, и молча поднимается с места, ведомый игоревой теплой ладонью. Выходит на улицу, вдыхает свежий весенний воздух и шагает вслед за Игорем, целеустремленно пробивающим себе дорогу в плотном людском потоке. Язык кажется неповоротливым и опухшим, но Игорь, кажется, прекрасно понимая его состояние, даже не пытается говорить. Не оглядывается даже, давая время прийти в себя и успокоиться. Просто молча сжимает петину руку и увлекает его за собой на пристань. Берет билеты, проводит Петю по шаткому мостку на плоский, утыканный пластиковыми креслами баркас и, усадив на заднем ряду в уголок, улыбается так, что солнце на мгновение меркнет, а потом наконец тихонько, склонившись к уху, интересуется: - Ну что, я угадал или да? И Петя улыбается ему так, как никому, пожалуй, в своей жизни. - Или да, - хмыкает он, расслабленно приваливаясь к игореву плечу и совершенно наплевав на то, кто и что о них подумает. Он и вправду еще ни разу за три года в Питере не спускался к причалам. Все думал - надо бы, проезжая мимо зазывал с яркими плакатами и громкими мегафонами, - но забывал об этом тотчас же, погрузившись в мысли об очередном рабочем кейсе, изрядно ебущем мозги. Нина пару раз пыталась затащить его на ночные кораблики, с которых можно было посмотреть развод мостов, но Петя лишь отмахивался, отмазываясь очередным рейдом или жизненно необходимым желанием поспать, так что экскурсия по питерским каналам с выходом в акваторию Невы сейчас вызывала в нем если не жгучий интерес туриста, то как минимум некоторое легкое предвкушение не столь давно местного жителя, так до сих пор и не ознакомившегося с популярным аттракционом. И когда, спустя некоторое время, их баркас, гудя и покачиваясь, трогается с места, Петя молча сжимает игореву ладонь, уютно и уже привычно лежащую в его руке. Мимо проплывают гранитные набережные и доходные дома, а Петя, чувствуя тепло, исходящее от игоревых пальцев, улыбается и невидящим взглядом мажет по берегу, не особо вслушиваясь в то, что втирает поставленный голос аудиогида. От легкой качки кружится голова - или же, она кружится от того, что Игорь так тесно и так жарко вжимается плечом, но Петя, совершенно разомлев, уже не чует разницы. Он смотрит на величественные особняки, у каждого из которых есть своя история, а сам притирается к Игорю ближе и, погладив тыльную сторону его ладони, счастливо улыбается, думая о том, что так не бывает. Не бывает так хорошо и тепло под обманчиво ласковым майским ветром, если только тебя не греет что-то посерьезнее тонкой джинсовой куртки, но вот же он - бесконечный внутренний пожар, который не то что на прохладном весеннем ветру согреет, но и в лютые морозы дубу позволит не дать. Игорь рядом, как печка; осмелев и поняв, что всем на них наплевать, обнимает Петю за плечо, вжимая в себя и улыбаясь, как самый счастливый человек на земле. Будто в руках своих держит сокровище, никак не меньше, и от этого становится еще теплее. Игорь и вправду любит его, несмотря на всю запутанность и нелепость их истории, и от одной мысли об об этом Петя готов орать в голос сто часов. Сдерживается с трудом, но все же укладывает голову на игорево плечо и, от избытка чувств, притирается плотнее. Всем вокруг, вроде бы насрать, глазеют на строгие, стремящиеся ввысь здания и, развесив уши, ловят сквозь всплески воды о борт пояснения хрен знает когда записанного гида, но даже если бы и нет - Пете плевать. Сейчас хочется быть к Игорю как можно ближе, как можно теснее и почти не оставляя пространства. Не то чтобы оно кому-то было нужно - Игорь крепче обнимает его и утыкается носом в висок, - и Петя, расслабившись, гладит его свободной рукой по колену. Это - обещание. И признание, кстати, тоже. Петя расписывается в своей беспомощности и недвусмысленно дает понять, что влип по уши, раз ведет себя так бесстрашно и неосмотрительно в людном, по сути, месте. Так влюбленно и легкомысленно, наплевав на условности и просто наслаждаясь моментом. Будто в целом мире их только двое с Игорем, а окружающие - лишь декорации и не более. Плеск набегающих волн умиротворяет почти до дзена, и Петя впервые, кажется, за все время, что живет в городе, действительно любуется видами, а не несется куда-то, сломя голову и напряженно пялясь в навигатор, и к его удивлению, Питер оказывается не серым и мрачным, а нарядным и величественным. Торжественным, парадным, но вместе с тем ужасно уютным и таким красивым, что дыхание захватывает. - Втянулся? - негромко хмыкает Игорь, поглаживая его плечо и расслабленно выдыхая. Петя почти неуловимо кивает. Теперь, спустя столько времени, он, кажется, понимает, за что петербуржцы так любят свой город, и начинает стремительно проникаться этими чувствами. Ощущает, как Питер его, наконец, принимает, будто родного, раскрываясь во всем своем великолепии, и охотно отвечает взаимностью. Москва была холодной, точно снежная королева, нарядной с этими своими аккуратными указателями, тщательно выкрашенными казенными особняками и трижды проклятой собянинской плиткой. Неживой она была и неприветливой, Питер же наоборот радушно распахивал объятия, брал за душу чем-то неуловимым и дышал историей. Не той, что отпечаталась на пыльных страницах школьных учебников, но той, что до сих пор живет в каждом камне. - Красиво - пиздец, - шепотом заявляет Петя, потеревшись виском об игорево плечо, и, смущенно усмехнувшись, добавляет: - Чувствую себя быдланом законченным, что три года ходил мимо вот этого вот всего и не замечал. Я, прикинь, даже в Эрмитаже ни разу не был. - Значит, сходим, - уверенно отвечает ему Игорь, даже не задумываясь. И, помолчав, заканчивает с некоторым снобизмом: - Сейчас майские закончатся, туристы разъедутся до лета, и выберемся. С толпами народу - развлечение ниже среднего, можешь мне поверить. - Шутишь что ли? Я просто так брякнул, - Петя тихонько смеется и, чуть покраснев, признается: - Я Моне от Мане не отличу, какой мне Эрмитаж. Мне бы чего попроще. Игорь вздыхает и, поерзав на жестком сидении, с изрядной долей занудства, возражает: - А зачем их отличать? Ну, чисто в теории, можно, конечно, для общего развития, но поверь, в музеи ходят не затем, чтобы экспертно рассуждать об искусстве, - и, хмыкнув, заканчивает мягко: - Можно просто смотреть и получать удовольствие. Прислушиваться к себе - нравится или нет, ну, а в крайнем случае, если совсем не зайдет, с видом победителя пройтись по Иорданской лестнице, поглазеть на интерьеры и сделать селфи с павлином. - С каким павлином? - обалдев, интересуется Петя, вскинув голову и уставившись на Игоря изумленным взглядом, но тот лишь загадочно улыбается и, пожав плечами, роняет: - Сам увидишь, - а потом, мотнув головой в сторону, резко меняет тему: - Ты лучше смотри, какой отсюда вид на Исаакий. Уверен, гораздо лучше, чем с твоего балкона. И Петя пораженно замирает, завороженный величественным сиянием золотого купола в блекнущих понемногу солнечных лучах. Совершенно очарованный, он твердо для себя решает - нужно будет уломать Игоря подняться туда как-нибудь. Игорь все равно как-то неосторожно пообещал ему экскурсии по питерским крышам, так чем не повод? Улыбнувшись своим мыслям, Петя бросает на него совершенно счастливый взгляд, а потом их баркас ныряет под чудовищно низкий мост, напоминающий не то тоннель любви из сопливого ромкома, не то грот из жутко заштампованного ужастика, где их всех и порешат по-быстрому, и Игорь, подавшись в кромешной темноте вперед, целует его. Сладко и долго, так, что ноги становятся ватными, а голова слегка кружится от нехватки кислорода. Пахнет сыростью, чьими-то духами и немного виноградом - видимо, кто-то, воспользовавшись случаем, решил сделать пару затяжек от электронки, но Петя, прикрыв глаза принюхивается и вычленяет из этой мешанины знакомый запах - утренняя свежесть и дым костра, - и, огладив пальцами игореву скулу, неохотно отстраняется, заметив забрезживший впереди свет. Игорь довольно лыбится, снова устраиваясь поудобнее, когда пролет моста остается позади, а Петя, коротко облизав губы и заметив, как развеселая компания девчонок с интересом на них косится, заговорщически подмигивает им и укладывает голову обратно на игорево плечо. Девицы хихикают, переглядываются и одна из них, видимо, самая отбитая, хулигански складывает пальцы в сердечко, после чего отворачивается и, громко рассмеявшись, звонко чмокает рядом сидящую блондинку в щеку. Рыбак рыбака, значит. - Нас, кажется, спалили, - тихонько говорит Петя, кивая в сторону компании, но Игорь, даже не глянув в их сторону, лениво уточняет: - И что? - Ну вообще-то рожа у тебя приметная, могут и узнать, - с легким беспокойством Петя сжимает его руку. - У доблестного майора Грома так-то много фанатов после истории с Чумным Доктором, может неловко выйти. Игорь хмыкает, запрокидывает голову и, подставив лицо солнцу, так же лениво отмахивается: - Без кепки у меня плюс сто к скрытности, - а потом усмехается и добавляет: - Расслабься, Петь. Веришь - нет, меня еще ни разу никто на улице не узнавал. Но, если тебе так будет спокойнее, в следующий раз я надену толстовку хипстерские джинсы с подворотами, и тогда ни у кого точно и мысли не возникнет, что это я, - и пока Петя собирается ехидно поинтересоваться, что у Игоря в гардеробе забыли джинсы с подворотами, тот пожимает плечами и заканчивает почти равнодушно: - Люди запоминают образы, а не детали, если только не зарабатывают этим на хлеб с маслом, как мы с тобой. В словах его есть резон, и Петя, мысленно отвесив себе затрещину, действительно расслабляется, а когда теплоход, осторожно прокравшись по узкому каналу у Зимнего, неожиданно вырывается в акваторию Невы, из головы вообще вылетают примерно все мысли. От темной неспокойной воды вокруг захватывает дух. Волосы треплет ветер, в лицо сыплются холодные мелкие брызги, и Пете впервые за долгое время хочется закричать от восторга, словно бы ему не тридцать почти, а максимум пять. Справа медленно проплывает Дворцовая набережная, заполненная праздными и веселыми петербуржцами, слева маячит величавая и строгая Петропавловка, устремленная ввысь своим шпилем, а Петя думает с досадой - как он мог всего этого не замечать. Почти каждый божий день катается на работу по Троицкому мосту, а дальше своего носа ничего не видит. Игорь смотрит на него чуть снисходительно, но бесконечно нежно, а потом, подмигнув, уточняет: - Я правильно понимаю, что в следующий раз, когда потеплеет совсем, мы берем у Бустера катер и плывем куда-нибудь на Финский? - в глазах его одновременно отражаются и небо, и вода, отчего те кажутся почти прозрачными и бесконечно светлыми, и Петя, засмотревшись, заторможенно кивает, а потом, спохватившись, интересуется обалдело: - А у него что, еще и катер есть? - Да здесь у многих имеется что-то в этом духе, - усмехается Игорь, - особенно у тех, кто к воде близко живет. Бустер свою ласточку как раз у Аничкова держит на приколе. Юльке подарил на тридцатник, она любит морские прогулки. Говорит, что цвет лица улучшают. И, не выдержав, громко ржет, видимо, сильно веселясь с петиного изумления. - А конюшни, или там, спа-отель, он Юльке не дарил случайно? - любопытствует Петя, справившись с собой и тоже засмеявшись. - Я для друга интересуюсь, ты не подумай. Игорь смотрит на него долгую минуту, прежде чем ответить, а потом пожимает плечами и роняет совершенно невинно: - Даже если и не дарил, все равно организуем, - а потом, приподняв бровь, тянет с некоторой ностальгией: - Чтоб ты знал, мы их свадьбу в Царском селе гуляли. Причем, не так, как позволено простым смертным, в беседке там, с фотосессией на территории, а в парадном зале. Не знаю, как Бустер это устроил и сколько сунул на лапу, но тем не менее. Для этого проныры нет ничего невозможного, можешь мне поверить, и он точно не откажет мне в небольшой услуге. - Он реально бандит, да? - чуть нервно уточняет Петя, зачесав назад волосы, но Игорь лишь загадочно улыбается и отвечает туманно: - Скажем так, он никогда не всплывет ни у тебя, ни у меня в деле, за это я могу ручаться, - и, усмехнувшись, заканчивает веско: - А на остальное мне плевать. Никто не выбирает, кем станет его друг детства. Игнат, может, тоже не прыгает от счастья, что я ментом стал, но молчит в тряпочку и не делает вид, что со мной не знаком. - Справедливо, - соглашается Петя, закрывая скользкую тему раз и навсегда, а потом переводит взгляд воду и думает, что Игорь вообще-то удивительный. Издалека он казался бескомпромиссным и твердолобым придурком, а на деле вышло, что он не только глубоко чувствует окружающих, но и легко мирится с их недостатками, даже если те слабо вписываются в систему координат его морали. Может, поэтому он так легко принял петины заебы как данность и готов был мириться с ними без всяких там “но”? - О чем задумался? - негромко интересуется Игорь, склоняясь к его уху, и Петя, тряхнув головой, спокойно отвечает: - О том, как мне с тобой повезло. - Или мне с тобой? - скорее дурачась, чем всерьез, передергивает Игорь, и Петя, промолчав, потирается головой о его плечо. Баркас, загудев громче, протискивается под мостом в канал, покидая Неву, и вновь степенно плывет мимо величественных старинных особняков. Петя все еще плохо знает город, но даже его скудных познаний хватает, чтобы понять - прогулка уже близится к своему завершению. И с одной стороны - хочется размять затекшие от долгого сидения на неудобном кресле ноги, а с другой - вот бы растянуть эти последние минуты на вечность, ощущая игорево тепло боком и вдыхая чуть солоноватый влажный воздух. С пристани Петя сходит, чуть подрагивая в коленях и с невероятной любовью не только к Игорю, но и к городу, куда его волею судеб занесло. А еще Петя точно знает: теперь он будет почаще смотреть не под ноги, а по сторонам. А после они неспеша гуляют по узким улочкам центра, и Игорь, видимо, вообразив себя бывалым гидом, сыпет историческими и не очень фактами, причудливо мешая увлекательные рассказы о дворянских родовых гнездах с прохладными историями о том, как вот в той подворотне лет пять назад его проткнул ножом какой-то серийник при попытке к бегству. Пете одинаково интересно и то, и другое, тем более, что слушать Игоря одно удовольствие. Когда он входит во вкус, речь его звучит поставленно и артистично, и, пожалуй, впервые за все то время, что они знакомы лично, Игорь пиздит, почти не затыкаясь, в режиме практически непрерывного монолога. Это ново и ужасно здорово, Петя задает наводящие вопросы, вставляет меткие ремарки и с недоумением - совсем забыв, что и сам так недавно думал, - прикидывает, почему же в управлении Игоря все поголовно считают замкнутым в себе и молчаливым душнилой. Глаза у Игоря сияют, когда он увлеченно затирает про очередной доходный дом и его охуительные парадные, а Петя, кивая и улыбаясь, сжимает покрепче его ладонь в своей руке и не верит, что все это и вправду происходит. Прямо сейчас и прямо с ним, привыкшим к разочарованиям и сожалениям. А Игорь, кажется улавливая его мимолетные невеселые мысли, лишь смотрит с нежностью и тянет в очередную арку, чтобы коротко коснуться петиных губ своими. Кончается это, разумеется, всегда одинаково - они, как дорвавшиеся друг до друга школьники, увлеченно сосутся в полумраке, пока какая-нибудь высоконравственная бабка не шуганет, а потом с хохотом делают ноги и шагают дальше плечом к плечу, смущенно переглядываясь. И это, пожалуй, лучшее свидание в петиной жизни. И, если уж на чистоту, пока что единственное, которое, действительно, можно назвать свиданием без всяких там “но”. Ближе к вечеру, когда уже начинает смеркаться, они падают на летней веранде какой-то пивнухи и, заказав по сидру, устало вытягивают ноги почти не сговариваясь. - Ты в курсе, что ты идеальный? - интересуется Петя, отпив из высокого стакана и слизнув с губ пену. - Я правда не понимаю, как ты меня дождался и как тебя никто до сих пор не прибрал к рукам, но имей в виду, так просто ты теперь не отвяжешься. Игорь в ответ лишь улыбается, тоже делает большой жадный глоток и, заглянув Пете в глаза, спокойно говорит: - Твой аккаунт до сих пор висит на тиндере, так что не зарекайся, - но глаза его явно смеются, и Петя, торопливо достав телефон, запускает приложение, включаясь в игру. - Никакого больше тиндера, - категорично заявляет он, склоняясь вперед и облокачиваясь на столик так, чтобы Игорь видел экран. - Смотри, беру и сношу все к чертям. Хотя, если тебе интересно, я не заглядывал туда с тех самых пор, как мы перебрались в телегу. - Я тоже, - Игорь хмыкает. - Ну, если тебе интересно. И, выудив из кармана телефон, тоже открывает приложение, а потом лицо его вытягивается, и он, беспомощно скосив взгляд, неуверенно вздыхает: - Только как удалить аккаунт, я понятия не имею, - а потом, пододвинув поближе к Пете свой телефон, предлагает: - Давай сам? - Будто у меня есть выбор, - фыркает Петя и, быстро снеся профили на обоих телефонах, поднимает бокал. - Ну что, это разве не повод? - Повод, - серьезно соглашается Игорь и, усмехнувшись, добавляет: - За свободу от цифровой зависимости. На что Петя лишь глаза закатывает и фыркает: - Ну ты загнул, дядь. Про свободу поговорим, когда ты телегу снесешь, но имей в виду, в этом случае ты останешься без внезапных нюдсов, - а потом, громко заржав, звонко ударяет краем своего бокала об игорев и заканчивает уже тише: - Чисто для справки, я против. Считай, что я вошел во вкус и планирую терроризировать тебя при любом удобном случае. Воображение подкидывает парочку удачных вариантов, как можно извернуться, чтобы и спину не заклинило, и у Игоря в штанах свободного места не осталось, и Петя, закусив губу, мечтательно улыбается. Он не планирует становиться тем старым унылым хреном, который только и может, что трахаться в миссионерской позе под одеялом со своим мужиком, а значит, Игорю придется смириться с тем, что до свободы от цифровой, как он выразился, зависимости ему очень и очень далеко. А еще - до свободы от Пети и его изголодавшейся по пристрастному фидбеку сексуальности. И Игорь, словно бы уловив направление петиных мыслей, смотрит на него внезапно потяжелевшим, каким-то совершенно раздевающим взглядом, а потом, судорожно выдохнув, делает глоток сидра и, со стуком опустив бокал на стол, роняет тихо: - Поехали домой, а? - К тебе или ко мне? - несколько иронично вскидывает бровь Петя, чувствуя, как внутри стремительно разгорается пожар, но Игорь на это дерьмо не ведется. Пожимает плечами и говорит хрипло: - Сам решай, мне все равно, - а потом приподнимает уголок губ и добавляет тихо, почти провокационно: - Но если ты продолжишь так на меня смотреть, начну лапать за коленку прямо тут. И это - контрольный в голову. Переход от Игоря веселого и чутка придурковатого к Игорю, прожигающему голодным и горящим взглядом неуловимый, но бьет по мозгам так, что аж оторопь берет. В хорошем, разумеется, смысле. Игорь смотрит внимательно, и в глазах у него такое неприкрытое ничем желание, что живот судорогой сводит, поэтому Петя, облизав враз пересохшие губы, уверенно говорит: - Тогда к тебе. Быстрее будет, - а потом, перегнувшись через стол, шепчет едва слышно, чувствуя, как стремительно подкатывает возбуждение: - И имей в виду, сегодня я наконец выспался и полон сил, так что отсосу прямо на пороге, едва ты захлопнешь дверь. Разгон с нуля до сотки практически на ровном месте, но они и так слишком долго ждали, чтобы теперь снова разводить сопливую романтику. Хватит, наигрались уже. Было здорово; лучше, чем когда-либо раньше, но сейчас хотелось просто и без изысков поебаться. Горячо, крышесносно и до отлета в стратосферу. Петя уверен, с Игорем по-другому и не получится. Это еще утром были какие-то шансы на нежный ванильный секс спросонья в залитой солнечным светом спальне, а сейчас из вариантов оставался только тот, где они, наконец дорвавшись друг до друга, будут долго и громко трахаться, ощущая, как неотвратимо коротит все нервные окончания разом. Этот день вместе был уютным, спокойным и наполненным какой-то бесконечной платонической связью, переплел их друг с другом крепко-накрепко так, что хрен разберешь, где заканчивается один и начинается другой, а следовательно, этап абсолютного и беспросветного единения на духовном уровне пройден. Значит, можно себе позволить без зазрения совести совершенно бездуховно шпилиться всю ночь, не задумываясь о том, что какие-то вещи остались неозвученными и недосказанными, потому что, все уже было обговорено на сто раз. Утром Петя, пожалуй бы, предпочел долго и тягуче целоваться, садистки медленно растягивать удовольствие, а потом нежиться в койке ближайшую вечность, но теперь желания сместили свой фокус. Сейчас хотелось быстро, крышесносно до фейерверков, а потом повторить. Будто бы он вернулся во вчерашний вечер и снова дрожащими руками цепляется за игоревы плечи на заднем сидении своей тачки, торопливо толкаясь в его кулак. И Игорь, будто бы поймав его волну, просит счет и вызывает такси. - Белая соната, три минуты, - оповещает он, прикладывая телефон к терминалу и глядя на Петю так жадно, что хочется сию секунду полезть целоваться прямо через стол. - Да хоть желтый солярис, насрать вообще, - смеется Петя, сползая ниже под стол и касаясь игорева бедра коленом, а потом делает небольшой глоток из своего бокала, торопливо поднимается с места и бросает: - Как раз покурить успеем. Он не пьян ни капельки - меньше поллитра сидра еще никого с ног не сбивали, - но совершенно опьянен. Этим вечером, пахнущим распускающейся зеленью и немного тиной от воды, чувством абсолютной свободы и игоревым потемневшим взглядом, облизывающем его с ног до головы. Сигарета кончается до обидного быстро, даже быстрее, чем рядом тормозит такси, но Петя не особо расстраивается, особенно когда Игорь в темноте салона коротко и с нажимом гладит его по бедру. Совершенно невозможный, думает Петя, накрывая игореву горячую ладонь своей рукой и направляя ее выше, туда, где член уже буквально готов вспороть ширинку. Игорь тихо выдыхает, на мгновение сжимает пальцы и садистски медленно скользит обратно к колену. Хорошо, что хоть кому-то из них двоих хватает здравого смысла не забывать о мало-мальских приличиях и пожалеть бедолагу таксиста. Город проносится мимо, смазываясь в одно сплошное цветное месиво. Вывески, фонари, ярко освещенные веранды баров и светофоры сливаются воедино, когда Петя смотрит на них невидящим взглядом и в жалкой попытке успокоиться, медленно вдыхает, а потом выдыхает. Игорь, подавшись вперед, тихо просит водилу высадить их у арки и, откинувшись обратно на спинку сидения, явно нетерпеливо ерзает на месте. Жгучее, ничем неприкрытое желание расплывается по салону, и Петя, тихонько фыркнув, думает о том, что на месте водителя после таких пассажиров он точно проветрил бы тачку, чтобы не переопылиться ненароком. Выбравшись из такси, Петя с жадностью вдыхает свежий вечерний воздух и, дождавшись, когда Игорь, обогнув машину, окажется рядом, решительно шагает в полумрак дворовой арки, утягивая его вслед за собой. Где-то посередине замирает, обнимает Игоря рукой за шею, практически на нем повисая, и крайне многообещающе прижимается к теплым губам своими. Приходится почти на цыпочки встать, такой Игорь, мать его, высоченный, но это совсем не раздражает вопреки ожиданиям. Скорее даже немного заводит. Горячая ладонь скользит на петину поясницу, беззастенчиво ныряя под тонкий свитер, и от этого прошибает током. Петя громко дышит, скорее чувствуя, чем слыша, как его дыхание эхом отскакивает от выложенных гладкой керамической плиткой сводов и множится, рассыпаясь на затихающие отголоски, а потом Игорь, пробормотав что-то невнятное, собственнически сжимает его ягодицу, нырнув рукой в задний карман джинсов, и Петя коротко стонет, притираясь ближе. Игорь довольно усмехается, слегка прикусывает его нижнюю губу и, сверкнув шалым пьяным взглядом, шепчет: - С ума меня сводишь, Петь. Такой отзывчивый, что рехнуться можно, - а потом, нехотя отстраняясь, добавляет: - Пойдем. Хочу раздеть тебя немедленно, а в подворотне у парадки этого точно делать не стоит. Петя, быстро вжавшись приоткрытым ртом в его шею, поспешно кивает и, отлипнув, первым направляется к дверям. Им не по пятнадцать, чтобы снова боязливо и жарко тискаться где попало, когда совсем рядом удобная кровать, смазка и резинки. Пора уже как-то потрахаться по-взрослому, без вот этого вот всратого флера подростковой романтики. Мимоходом он замечает, что игорев мудак-сосед и не подумал отогнать свою дряхлую колымагу в сторону, но даже не удивляется. Было ожидаемо да и похер как-то. В следующий раз Петя сам раскорячится поперек багажника этой некрухи, и тогда-то станет кристально ясно, кто смеется последним. Игорь, будто бы угадав его мысли, громко фыркает, нагоняет в два шага и, коснувшись пальцами петиной ладони, широко улыбается, а потом улыбка медленно, но верно сползает с его лица, когда от стены дома отделяется какая-то тень и, метнувшись им наперерез, нерешительно замирает прямо напротив. Петя почти машинально тянется к кобуре, пытаясь разглядеть скрытое в тени лицо и прикидывая, стоит ли доставать табельное. С одинаковой вероятностью это может быть как местный алконавт, решивший выклянчить соточку на догон, так и какой-нибудь мститель-долбоеб, которого Игорь когда-то на зону отправил, и вот тогда соточкой точно не отделаешься. И пока Петя напряженно сжимает холодную рукоять пальцами, неизвестный делает небольшой шаг навстречу и тихо говорит: - Игорь, можно тебя на минутку? - а потом, без всякого интереса скользнув по Пете взглядом, добавляет: - Я понимаю, что, кажется, не вовремя, но… - Вообще не вовремя, мужик, - бросает Петя иронично, несколько расслабляясь и отпуская наконец табельное, а потом запахивает джинсовку, чтобы прикрыть ствол и с легким беспокойством косится на Игоря. Тот сжимает губы в тонкую линию и, нахмурившись, почти раздраженно интересуется: - Ты какого хрена здесь делаешь? - а после, глянув на Петю с каким-то странным смущением, придвигается к нему ближе, не то готовый закрыть собой, не то в поисках поддержки. Петя удивляется, конечно, но виду не подает, лишь делает лицо попроще и готовится в случае чего набить ебало этому внезапному визитеру, которого Игорь, кажется, вполне себе знает и, почти стопроцентно, не очень рад его появлению. Игорев собеседник растерянно топчется на месте, засовывает руки в карманы и, видимо, осознав, что пауза несколько затянулась, негромко бубнит: - Я извиниться хотел, - а после, шагнув наконец вперед, в неверный фонарный свет, явно виновато, но вместе с тем с какой-то почти восхищающей наглостью, добавляет: - Хреново как-то вышло в последний раз. Я не ругаться тогда пришел, а сказать, что был неправ и о многом жалею. Что еще раз попробовать хочу, только теперь уже по-нормальному. Игорь словно каменеет рядом, и Петя, решив, что пора вмешаться, чтобы вечер не закончился очередным фиаско, прижимается к его боку, а потом, обняв за пояс, немного собственнически ныряет ладонью под полу игоревой кожанки и с любопытством интересуется: - Это кто вообще такой и хули он здесь забыл? Старается звучать мягко, чтобы Игорь не решил, будто у Пети к нему какие-то претензии, насмешливо и бесконечно тепло. Просто потому, что, кажется, уже начинает догадываться, кто именно может дежурить в игоревом дворе и по какому поводу. Ну ничего, Петя быстро у этого придурка отобьет охоту куковать под чужими окнами и портить настроение. Не получится по-хорошему, придется ебало расквасить, лишь бы Игорь больше так не хмурился. Игорь ощутимо расслабляется, без всяких сомнений закидывает Пете на плечи руку и, закатив глаза, отзывается с изрядной долей ехидства: - Если вкратце, то это тот самый персонаж, который уверен, что я нахер никому не сдался, - а затем, выдержав театральную паузу, хмыкает: - И тот, кто считает, что я себе цену набиваю, а сам только и жду, когда он вернется ко мне, убогому. Короче, ошибка юности, не бери в голову. Петя окидывает незнакомца внимательным цепким взглядом, а потом, едва не захлебнувшись воздухом, со внезапным облегчением хохочет, утыкаясь лбом в игорево плечо, потому что картинка, наконец, совсем складывается. Петя видел этого мужика в суде, а еще - в управлении недели три назад или около того, правда тогда он выглядел несколько респектабельнее в своем модном костюме и с дорогими часами на запястье. Был холеным, лощеным и уверенным в себе, а не жалким ханыгой, в явно несвежем худаке караулящим своего бывшего у подъезда. Вот это, конечно, поворот, так поворот. Петя смеривает модного, но, кажется, растерявшего сейчас весь свой лоск, питерского адвоката Филлипенко почти сочувствующим взглядом, а потом шумно выдыхает и тянет весело, запрокидывая голову и заглядывая Игорю в глаза: - Погоди, так это тот крендель, которого я хотел с лестницы спустить, чтобы он к тебе больше не таскался и не лез с предложениями ностальгически поебаться? - а потом, не выдержав, снова ржет, словно придурок. Значит, Гречкин был не просто прав, а прав во всем от и до, даже в том, что у Игоря был роман именно с Филлипенко, хотя конкретно вот эта часть кирюхиных бредней показалась Пете тогда самой сомнительной - мало ли из-за чего следак с адвокатом посраться после заседания могли. Что ж, зато теперь он не сильно-то и удивляется, сопоставив горячие сплетни от Гречкина и игоревыми рассказами о придурочном бывшем, которого пришлось выставлять за порог при помощи беззастенчивого пиздежа. Изумляет лишь тот факт, что Филлипенко, несмотря ни на что все не мог никак от Игоря отвязаться и жить своей жизнью. Приходил, нес, судя по всему, какую-то хуйню, и пытался Игорю доказать, что тот никому не нужен, а сам никак не находил в себе силы съебаться нахрен и оставить Игоря в покое. Желание вмазать неожиданно растет в геометрической прогрессии, и Петя, резко прекратив веселиться, вскидывает на Филлипенко тяжелый недобрый взгляд, а Игорь, будто почуяв его настрой, покрепче обнимает за плечо и ласково предлагает: - Давай не сегодня, а? Чтобы кого-то спустить по лестнице, нужно его сначала его по лестнице поднять, - и, чуть тише заканчивает: - А у меня вот вообще другие планы. Филлипенко смотрит на них недоверчиво, будто бы и впрямь ожидал, что на такого мужика, как Игорь, никто не позарится, пока он там разбирается в своем сложном внутреннем мире, и Петя, подмигнув ему, с готовностью соглашается: - Базара ноль, ограничимся пока внушением, - а потом, глянув на Филлипенко предостерегающе, добавляет негромко: - Слышь, мужик, сегодня реально не до тебя. Но учти, еще раз увижу здесь или, не дай боже, у квартиры, не раздумывая пиздюлей навешаю. Дорогу сюда забудь, андестенд? Петя надеется, что этого будет достаточно, чтобы отделаться от настырного игорева поклонника, но, увы, все-таки ошибается. Филлипенко, видимо, предпочитает позориться до конца, даже понимая уже, что ничего не светит. Чисто из принципа, наверное. - Ты охуел? - с тихим бешенством уточняет он, подступая ближе, и Петя уже было собирается, чуть отложив все их с Игорем планы минут на десять, от души прописать ему в ебальник, чтоб поставить точку в этом бессмысленном диалоге. Даже нервно дергается вперед, сжимая кулаки, но Игорь, удержав его на месте твердой рукой, неожиданно улыбается солнечно и легко, а потом качает головой и припечатывает: - Да нет, Сань, это ты охуел. Я мог бы сейчас полчаса рассказывать, как именно и в чем, но фокус в том, что мне давно уже это не интересно, - а затем козыряет, приложив руку к пустой голове, и с нескрываемым наслаждением, тесня несколько обалдевшего Петю к подъезду, расслабленно фыркает: - Так что, извини, но мне давно поебать, о чем ты там переживаешь, в чем именно был не прав и чего от меня хочешь. Вот вообще не в кассу уже. Я дальше двигаюсь, а не топчусь на месте, как баран. - Жалеть будешь потом, когда этот вот свалит в закат, - холодно бросает Филлипенко, выразительно покосившись на Петю и сжав губы в тонкую линию, а потом будто бы собирается сказать еще что-то столь же мерзкое и отчаянное, но Игорь лишь смеется и отмахивается: - Не буду, - затем прищуривается и, глянув на Петю бесконечно влюбленно, скорее ему, чем Филлипенко, говорит: - У меня все отлично. У меня самый самый лучший мужик на свете, а на троечки с говном в голове и самомнением до небес я больше не размениваюсь. Подталкивает Петю в подъезд и, заканчивая этот бессмысленный диалог, ныряет следом, с грохотом захлопнув тяжелую дверь за своей спиной, оставляя их двоих в кромешной темноте. - Если он еще раз рядом с тобой нарисуется, я его отпижжу, - спокойно сообщает Петя, обнимая Игоря за пояс и запрокидывая голову. Лица его почти не различить, но Петя уверен, что Игорь улыбается. Было бы чему. Стоило, наверное, все-таки пару раз съездить этому говнюку по надменной роже, а не стоять истуканом, как распоследний терпила, но раз Игорь посчитал, что лучше разойтись без драки, то чего уж теперь. Прав он, наверное, слова иногда больнее поставленного хука в челюсть бьют, но осадочек остается все равно. Будто бы Петя зассал и воспользовался удачной возможностью выйти красиво из заведомо ведущей к хорошему мордобою ситуации. Не отстоял ни Игоря, ни себя, а просто схавал это дерьмо и глазом не моргнул. Игорь, будто угадав его мысли, примирительно касается кончика петиного носа губами и говорит мягко: - Вообще, он того не стоит, но, так и быть, мешать больше не буду, - и, тихо фыркнув, добавляет: - Помогать, впрочем тоже. Потому что, во-первых, двое на одного - вообще не спортивно, а во-вторых, я уже расквашивал ему нос, и это пыл не охладило. У тебя, я уверен, получится доходчивее и убедительнее. - Это Филлипенко приходил к тебе на прошлых выходных, да? - ласково погладив игореву скулу, все-таки уточняет Петя, едва сдержавшись, чтобы не хохотнуть. То, как Игорь, ничуть не смущаясь, готов позволить ему отстоять свою честь, почти умиляет. Высоченный Игорь, косая сажень в плечах и силушка поистине богатырская, вообще не смущаясь и не моргнув глазом, соглашается на то, чтобы Петя, теша свое самолюбие, отметелил его бывшего в случае чего, будто бы сам не может втащить до отключки. Чудо, а не мужик. - Да, - просто отвечает Игорь, вжавшись в него всем телом и притирая к стене, а потом шумно выдыхает и интересуется рассеянно: - Ты его знаешь что ли? Мне показалось, что он тебя нет. - Наслышан, - пространно отзывается Петя и, чувствуя, как игорев возбужденный член упирается в бедро, вцепляется пальцами в отвороты кожаной куртки, а затем предлагает сипло: - Слушай, а давай покрысим про этого пронырливого мудозвона как-нибудь в другой раз? Не до него сейчас вот вообще, то и дело мысль теряю. Еще чуть-чуть - и начну выдавать только односложные конструкции, а потом молча сниму с тебя штаны и отсосу прямо тут, если мы немедленно не поднимемся в квартиру. Игорь смеется - тепло и с каким-то облегчением что ли, - а после сжимает петину ладонь, настойчиво тянет его за собой к лестнице и тихо, на выдохе роняет: - Тогда пойдем? Петя срывается с места, догоняя и обгоняя, улыбается, как дурак, и думает о том, что - о боже, - наконец-то они потрахаются. Конечно, если у квартиры Игоря не дежурит еще какой-нибудь его злобный бывший. Или Дубин с новостями об очередном трупе. Или черт лысый, решивший напомнить о том, что в аду для них заготовлен отдельный котел за все земные пригрешения. Насрать, Петя всех их пошлет туда, куда солнечный свет не заглядывает, потому что Игоря хочется так, что яйца звенят, и даже явление Филлипенко не в силах было притушить это жгучее, почти нездоровое желание раскидать одежду по всей квартире, а потом до утра ебаться так, чтоб соседи завидовали и долбили по трубам. Где в районе третьего этажа Петя достает из кармана телефон и демонстративно выключает его. Вообще. Совсем. Абонент не доступен и вряд ли вернется в сеть в ближайшие сутки. Не хватало еще, чтобы сейчас позвонил Кривогородцев с очередной сенсацией или Нина, беспокоящаяся, нашел ли он в холодильнике заботливо приготовленный ужин. Игорь фыркает, а потом тоже решительно вырубает свой телефон, и в полутьме слабо освещенного лестничного пролета глаза его сияют так ярко, что Пете хочется не то зажмуриться, не то счастливо ослепнуть. И если не вот это - любовь, тогда Петя вообще в душе не ебет, какая она. Все мысли и все тревоги испаряются, будто их и не было никогда. Почти любой на петином месте сейчас рисковал бы загнаться, снизить градус накала или хотя бы почувствовать себя не в своей тарелке - ведь бывшие, особенно такие назойливые, как Филлипенко, должны бы по идее здорово нервировать и как минимум сбивать настрой. Неприятно это все, когда прошлое лезет в светлое будущее, настроение портит и наводит на неуместные размышления, но Пете откровенно насрать. С кем-то другим, не с Игорем, он, может, и занервничал бы и приуныл, прикидывая, как скоро сам станет вот таким же ненужным бывшим, обивающим пороги - жалким, отчаявшимся и раздражающим одной своей рожей. Пытаясь понять, не обернется ли этот дурацкий эпизод дрогнувшим и растаявшиим игоревым сердцем, готовым дать еще один шанс придурку, который его ни в грош не ставил. В общем, не до ебли бы уже было точно и, пожалуй, даже не до нежностей, когда пытаешься делать вид, что все в порядке, а сам в голове десятки сценариев один хлеще другого прокручиваешь. Но с Игорем все было правильно. Игорь был правильным - честным, бесхитростно прямолинейным и настроенным крайне серьезно. А еще - бесконечно в Петю влюбленным и явно на хую вертевшим этот спектакль Филлипенко. Игорь улыбается так, будто ничто кроме них двоих сейчас в мире не имеет значения - счастливо и беззаботно, - распускает руки, лезет целоваться на нижней ступеньке последнего лестничного пролета и выглядит так, будто этой дурацкой сцены во дворе и не было никогда. Будто он выкинул ее из своей головы тотчас же, едва захлопнул дверь подъезда, поэтому Петя с чистой совестью поступает так же. В замочную скважину Игорь попадает ключом далеко не с первого раза - руки подрагивают, - и едва не роняет связку на пол, когда Петя прижимается к нему со спины и совершенно бесстыдно гладит с нажимом твердый член сквозь плотную джинсу. Сорванный выдох, Игорь трется об ладонь, упираясь лбом в дверь и прогибаясь в пояснице, а потом все же умудряется провернуть ключ, и они вдвоем вваливаются в прихожую, едва не запнувшись о порог. Игорь закрывает замок, накидывает цепочку и, притиснув Петю к двери, тянется к выключателю, но замирает, когда Петя широко лижет его шею и, толкнув в плечо, в мгновение ока перехватывает инициативу, меняя их местами и вжимая Игоря лопатками в стену. На языке солоно и терпко - жарковато сегодня было для первого майского денька, и Игорь, кажется, успел изрядно пропотеть, - но в этом кроется особый кайф. От Игоря пахнет не гелем для душа и даже не знакомым уже парфюмом. От Игоря пахнет Игорем, и от этого Петя заводится еще сильнее. Дорвался. Он притирается всем телом, ощущая даже через слои ткани твердокаменный такой стояк, жадно водит носом по теплой коже, легонько прикусывает ключицу и, решительно расстегивает болт на джинсах, скользнув костяшками пальцев по поджавшемуся животу. Игорь шумно дышит, обхватывает ладонью его затылок и, склонившись, целует. Медленно, сладко, так, что у Пети член непроизвольно дергается. Возбуждение настолько сильное, что где-то на периферии мелькает вялая мысль - все кончится до обидного быстро. Слишком долго они ждали, чтобы теперь не скорострельнуть просто от того, что действительно могут делать друг с другом все, что хочется, и Петя, нехотя отстранившись, хрипло, но все же не без иронии интересуется: - Два захода потянешь или возраст уже не тот? - Ты мне попизди тут про возраст, - шепчет Игорь, сжимая его зад своими огромными ладонями и с удовольствием сминая, а потом подмигивает и сообщает не без самодовольства: - Если сильно надо, я и три потяну, но с перекуром и парой бутеров. Петя тихонько ржет, потянувшись к его ширинке, дергает собачку молнии вниз - и, осознав неожиданно, что Игорь, кажется, совсем не шутит, - почти восхищенно выдыхает: - Ну заебись тогда, - а потом, плавно стекая вниз, дергает пояс игоревых джинсов, стаскивая их с бедер. Трусов под ними не оказывается и в помине, но это не то чтобы сюрприз, и Петя, торопливо облизав губы, обхватывает ими крупную темную головку. Игорь громко ахает, запуская пальцы в волосы на петином затылке, и, кажется, сдерживается изо всех сил, чтобы не сорваться и не надеть его ртом на свой член до основания. Лишь ласково гладит по голове и дрожит почти лихорадочно, ебаный джентльмен. Петя коротко сглатывает, обводя языком пульсирующую венку и привыкая к размеру - таких у него еще точно не было, даже резиновых, - а затем устраивает ладони на игоревых поджавшихся ягодицах, восторженно лапает их и, прикрыв глаза, берет глубже. Челюсть с непривычки ноет, но то, как Игорь сорванно дышит, окупает вообще все неудобства, а потом становится как-то все равно - затапливает таким желанием, что собственный член почти до боли твердеет. Талант не проебешь даже отсутствием регулярной практики, почти отстраненно думает Петя, неспешно двигая головой и чувствуя, как Игорь трясется от возбуждения, но все так же не напирает, лишь вцепляется свободной рукой в петино плечо и хрипло надсадно дышит. И, с одной стороны, это ужасно мило, конечно - Пете редко попадались партнеры, которые думают о его комфорте больше, чем о своей насущной необходимости поскорее кончить, - а с другой, именно сейчас до одури хочется, чтобы Игорь себя отпустил и перестал с ним осторожничать. Чтобы перехватил пальцами под челюстью и трахнул в рот так, как самому нравится, а не нежничал и сдерживался, будто в фарфоровую вазу свой хер сует. Петя тихо стонет, зная, что этот стон точно отдастся вибрацией по всему игореву телу, а потом гладит языком уздечку - Игорь ожидаемо сжимает пальцы на плече крепче, - и, подается вперед. Головка упирается в небо - солоноватая, скользкая от смазки, до одури чувствительная сто пудов, - и Петя, выдохнув, расслабляет горло, пропуская ее глубже. В первое мгновение кажется, что это фатальная ошибка - в конце концов, член у Игоря здоровый, как дубина, и воздуха начинает ощутимо не хватать, - а потом Петя успокаивается, медленно и размеренно начинает дышать носом и, о чудо, чувствует, как непрошенный спазм уходит, оставляя после себя лишь легкое першение и чистый незамутненный кайф. В ушах шумит, сердце колотится, словно бешеное, а Петя, устраивается на полу поудобнее, переступая коленями, и почти выпадает из реальности, ощущая, как дергается и пульсирует игорев член в глотке. В уголках глаз скапливается влага, и Петя прикрывает их, ловя под веками цветные всполохи. Смаргивает, чувствуя, как слипаются ресницы, и распахивает глаза, вскидывая взгляд вверх. Игорь смотрит на него так, будто сейчас отъедет. Даже в полумраке коридора легко заметить, как жадно и совершенно поплывше он рассматривает петино лицо, отчаянно и бесстыдно залипая на губах, обхватывающих основание члена. Как приоткрывает рот и судорожно выдыхает. А затем рука его соскальзывает с петиного плеча, и Игорь, с силой ударив раскрытой ладонью по стене, наконец сжимает петины волосы в кулаке и сипло выдавливает из себя: - Ты, блядь, сексуальная катастрофа, и я терплю бедствие, - а потом стонет и беспомощно интересуется: - Петь… Можно? Тебе все можно, думает Петя, ласково поглаживая его по бедру, и, осознав, что как бы близки они с Игорем не были, мысли тот пока читать явно не научился, быстро сглатывает, сжимая член горлом, а сразу после расслабляется, открывает рот пошире и согласно мычит, чувствуя, как из уголка рта к подбородку скользит смешанная со смазкой слюна. И Игоря срывает с резьбы. Он глухо стонет, мажет большим пальцем по петиной нижней губе, проходится по языку шершавой подушечкой, а потом, чуть оттянув за волосы, медленно ведет бедрами назад, и плавно толкается в горло с громким выдохом. Ласково гладит под челюстью, бьется затылком о стену и шепчет, явно этого не осознавая даже: - Люблю тебя пиздец как. Замычав и снова прикрыв глаза, Петя тянется к своему ремню. Все тело загорается огнем, будто бензином облили, и полыхает с такой силой, что аж страшно становится на мгновение. Страшно и пиздец как хорошо, почти до отключки. Он брал в рот черт знает сколько раз, но еще никогда и никто с хуем в его глотке не говорил такого. Никогда и никто в погоне за собственным оргазмом не трахал Петю в горло так бережно и так осторожно, как это делал Игорь. Он явно больше уже не сдерживается, двигается размашисто, глубоко и уверенно, но вместе с тем неспешно и просто охуеть, как правильно. Делает паузы, дает отдышаться, обводя головкой приоткрытые губы, а потом снова въезжает до основания, мелко дрожа бедрами. Перебирает волосы на петином затылке, натягивая его ртом на свой член, гладит по шее кончиками пальцев и громко бесстыдно стонет, когда Петя, войдя во вкус, сжимает головку горлом на каждом вдохе. Уже не рефлекторно, а вполне себе осознанно, кайфуя от того, как Игорь задыхается и дергается от невыносимой тесноты и жара. Собственный член, влажный от смазки, легко скользит в кулаке, и Петя, зажмурившись, быстро дрочит, чувствуя, как поджимаются яйца, а тело звенит от почти невыносимого возбуждения. Он много сценариев проиграл в своей голове за последние сутки, мечтая, как наконец потрахается с Игорем, но к тому, что захочется кончить только лишь взяв в рот его хер, оказался явно не готов. Однако смаковать игореву беззастенчивую похоть было здорово настолько, что ноги слабели. Доводить его до исступления, ломать железную выдержку и чувствовать, как тот с каждым движением бедер все больше отпускает себя и медленно стекает по стене, неуловимо меняя угол. Игорь горячй, отзывчивый и такой неприкрыто сексуальный, что мозг коротит буквально до искр. А еще нежный, чуткий и ласковый даже с членом глубоко в петином горле. Шепчет какие-то глупости, гладит шею, толкаясь в рот своим здоровым, истекающим смазкой членом, и от этого пробки выбивает наглухо. Низ живота простреливает судорогой, и Петя, громко застонав, сжимает себя под головкой, а потом, чувствуя, что вот-вот накроет оргазмом, быстрее двигает кулаком и стискивает пальцы на игоревой прекрасной во всех отношениях жопе. Крепкой, почти каменной и покрытой трогательным мягким пушком. Игорь понятливо замирает на мгновение, еще пару раз быстро и неглубоко толкается в горло, а потом, хрипло выдохнув, мягко отстраняет Петю от себя и, обхватив ладонью член, торопливо дрочит, срываясь на стоны. И непонятно, то ли он за самое дорогое опасается, побаиваясь, что Петя в пылу оргазма откусит ему хер, то ли просто решает дать немного пространства и передышку, но такой расклад Петю определенно не устраивает. Хочется, если не как в бульварных романах, обкончаться в одно и то же мгновение, то хотя бы попробовать провернуть этот фокус. Вдруг прокатит? - Самоудовлетворение - не в мою смену, детка, - сипло заявляет Петя почти с укоризной, облизывая пересохшие губы и ощущая, как немеет и наливается свинцом тело. - Да я почти… - Игорь смущенно гладит его по щеке и, снова приложившись затылком о стену, толкается в кулак, а Петя, хмыкнув и покачав головой, провокационно медленно обводит языком его пальцы и шепчет: - Ну и не выебывайся тогда. Что, в рот никогда не спускал, что ли? - и, улыбнувшись тому, как Игорь, как-то беспомощно и глухо застонав, вздрагивает, подается вперед, перехватывая его запястье. Ловит игореву влажную от слюны и смазки головку губами и, уже не геройствуя, просто скользит по ней языком, не забирая глубоко. Коротко приласкать под уздечкой, поплотнее сжать, вылизывая кончиком пульсирующую вену, а потом с силой втянуть щеки, стискивая член во рту, и Игорь, хрипло выдохнув, дергается, едва слышно выдавая такие трехэтажные конструкции, что у любого знатока обсценной лексики завяли бы уши. А Пете ничего, Пете по кайфу, он коротко сглатывает, жмурится и все быстрее двигает кулаком, едва ли не до боли сжимая свой член и жадно втягивая носом запах пота и секса. Игорь вкусный. Соленый, терпкий и совершенно крышесносный. Толкается в рот еще пару раз, дрожит, обессиленно приваливаясь к стене, скребет короткими ногтями по петиному затылку и, обмякнув, сорванно дышит, щемяще нежно поглаживая большим пальцем кожу над ключицей, оттянув ворот пуловера. И вот это - простое невинное касание, а не судорожно стиснутые на собственном члене пальцы, - выносит в стратосферу. Быстро, четко, бескомпромиссно, почти до потери связи с реальностью. И окружающая действительность меркнет, словно бы кто-то выключил свет. Когда Петя приходит в себя, то обнаруживает, что Игорь, каким-то неведомым образом устроившийся на полу, успел затащить его себе на колени и обнимает так, будто держит в руках самое большое сокровище. Тепло и щекотно дышит в шею, гладит по спине и улыбается, словно бы ему не отсосали, а как минимум номинировали на Нобелевку. - Ты как? - тихо интересуется он у Пети и, усмехнувшись, треплет по волосам. Петя прислушивается к себе, а потом честно признается: - Охуенно. Колени, правда, со мной не согласятся, но их мнение не учитывается, - а потом, нарочито медленно слизнув с губ игореву сперму и утерев тыльной стороной ладони подбородок, командует: - В душ давай дуй, а я за тобой. И Игорь коротко кивает, а потом, поерзав, принимается стягивать с себя куртку, пока Петя без зазрения совести и вопреки своим же словам увлеченно слюнявит его шею. Они по-дурацки возятся на полу прихожей, скидывая ботинки и лениво целуясь, и лишь через долгих несколько минут предпринимают хоть какие-то вменяемые попытки сдвинуться с места. Поднявшись на ноги, Игорь все же включает свет, коротко, почти невинно прижимается к петиной щеке губами и, повесив кожанку на вешалку, уходит вглубь квартиры, а Петя, глядя на свою максимально довольную рожу в зеркало, все никак не может поверить, что все это действительно происходит. Что они с Игорем вместе. Что они спали в одной постели прошлой ночью, и не далее чем пять минут назад Игорь трахал его рот своим членом. А совсем скоро и со всем рвением, явно не утихшим после оргазма, еще и раскатает по кровати, чтобы выебать в задницу наконец-то. Так ведь не бывает, чтобы желаемое становилось действительным… Или все-таки бывает? И пока Игорь, расслабленный и довольный, плещется в душе, напевая что-то себе под нос, Петя, решительно очистив голову от посторонних мыслей, бездумно проходится по квартире, залипнув у окна, а после по-хозяйски заходит на кухню и устраивается за столом. Лениво закуривает, утянув сигарету из валяющейся на подоконнике пачки, с наслаждением выдыхает дым, пялясь на ладную игореву жопу, и прикрыв от сих пор блуждающей в теле истомы глаза, негромко, но не настолько, чтобы Игорь мог сделать вид, что его не услышал, замечает: - Сдерживаться не нужно, - а потом, затянувшись, добавляет спокойно: - Говорю на этом берегу, потому что, как показала практика, ты страдаешь излишним трепетом к моей скромной персоне. Так вот это - лишнее. Игорь быстро оборачивается через плечо, отплевывается от воды и растерянно бубнит: - Да я ну… не то чтобы прям… - Ты можешь делать все, что хочешь, родной, - четко и ясно говорит Петя, стряхивая пепел в подвернувшуюся кружку, а потом, видя на игоревом лице некоторое сомнение, добавляет спокойно: - Если что-то будет не так - я скажу, поверь. Но вот сейчас я даю тебе карт-бланш, и, будь добр, не веди себя со мной в койке, как с девственником. Я такое не люблю. - А как любишь? - прямо спрашивает Игорь, натирая мочалкой подмышку и отфыркиваясь от воды, на что Петя, прищурившись, отвечает с некоторым ехидством: - Люблю, чтобы секс был интуитивным и легким, а не напоминал партию в шахматы с тщательно выстроенной стратегией и согласованной последовательностью, куда засовывать пальцы, а куда хер, - и, заметив, как Игорь, стушевавшись, отводит взгляд, заканчивает серьезно: - Я тебе доверяю и хочу, чтобы ты выключил голову и включил ощущения на максимум. Просто собой будь, мне этого будет достаточно. Практика показала, что стоп-слово тебе не нужно. - Ну тогда я тебя попросту заебу, - сообщает Игорь чуть смущенно, а Петя, громко рассмеявшись, выдыхает дым носом и хмыкает: - Вообще-то, я на это и рассчитываю, - потом тушит окурок о край кружки, клятвенно пообещав себе утром обязательно отмыть это безобразие, чтобы не прослыть свиньей - тем более, что взгляд натыкается на пристроенную в углу подоконника пепельницу, - и заявляет нетерпеливо: - Все, вали отсюда, я тоже ополоснуться хочу. Пропотел так, будто не сосал, а спринтерский забег въебал. И решительно стягивает пуловер через голову. Игорь, заржав и кивнув, вылетает из ванны, как пробка из бутылки. Даже воду не выключает, разметав вокруг тучи брызг, а потом, прихватив полотенце и коротко прижавшись к петину виску губами, ретируется с кухни, сверкая своей голой подтянутой жопой. Петя ухмыляется ему вслед, мимолетно залипнув на ямочках чуть пониже поясницы, и, расстегнув джинсы, рассеянно думает о том, что нужно бы не попасться Нине на глаза, когда вернется из этого секс-загула домой в угвазданных смазкой и спермой шмотках, а то ведь подъебок потом на год вперед хватит. Вода приятно бьет по затылку и смывает с кожи терпкий пот вперемешку с мягкой, уже знакомо пахнущей пеной. Петя прикрывает глаза, глубоко вдыхает, потом выдыхает длинно и, плеснув в руку еще геля, медленно ведет ладонью меж ягодиц, растирая его и прикидывая растерянно, не стоит ли растянуться хотя бы на пару пальцев. Раньше у него бы и мысли такой не мелькнуло перед тем, как в койку к кому-то упасть - секс всегда был простой и понятной механикой с примерно одинаковыми исходными данными, где тебя сначала слегка растянут, чтобы не порвать, а потом посредственно трахнут не менее посредственным членом. В совсем печальных случаях - пьяным или сгорающим от недотраха, - даже без особой подготовки случалось поебаться и ничего, разве что наутро противненько жопу саднило, но с Игорем хотелось по-другому. Хотелось по-особенному, как бы жалко это ни звучало. Красиво, естественно, без лишних прелюдий. В тот самый момент, когда будет нестерпимо нужно вот прямо сейчас им обоим, а не тогда, когда позволит коэффициент растяжимости мышц и игорева доведенная до абсурда галантность. А в том, что он обязательно подойдет к вопросу со всей обстоятельностью и неуместной осторожностью, Петя даже не сомневался. Несмотря на их смолл-ток минут пять назад, Игорь все еще оставался тем, кто десять раз переспросит, вместо того, чтобы просто отключить голову и трахаться. И Петя обязательно донесет до него мысль, что думать в постели не обязательно, особенно когда тебе отдают безраздельный контроль, но увы, скорее всего, не в этот - не в их первый, - раз. Сегодня придется требовать, просить и хрипло умолять, чтобы Игорь не останавливался и не мучил их обоих, и лучше бы быть во всеоружии, чтобы потом не пожалеть. Хер у Игоря все-таки поистине впечатляющих масштабов, а еще рядом с ним, таким влюбленным и сгорающим от нетерпения, у Пети начисто отключаются мозги, и кто знает, хватит ли их выдержки на то, чтобы не поторопиться. Кто знает, не сорвутся ли они сейчас в неконтролируемую горячку, наутро после которой Петя с трудом поднимется с кровати, а Игорь будет виновато отводить взгляд и проклинать себя. Впрочем, смыв пену и потерев подушечкой пальца меж ягодиц, Петя понимает почти одновременно две вещи: Игорь никогда и ни за что, даже если яйца гореть будут, не трахнет его, не убедившись предварительно, что все окей и в кайф, а еще то, что недавний пьяный демарш с дилдаком не прошел даром. Нет, понятно, что мышцы - штука упругая и имеют обыкновение стремиться к исходному состоянию, но если совать в себя резиновый член несколько больше среднестатистического, то даже через пару-тройку дней можно поиметь с этого неожиданные бонусы. Все еще скользкий от плохо смытого геля палец входит легко и непринужденно, второй - чуть туже, но тоже, в целом, без дискомфорта, и Петя, закусив губу, широко разводит их внутри, чувствуя, как подкатывает очередная волна возбуждения - теплая, мягкая и тянущая внизу живота. Что ж, немного смазки, немного терпения, и вуаля - можно с чистой совестью оседлать Игоря, не задумываясь о последствиях и получая невероятное удовольствие от процесса. Игорь огромный, чисто как в порно, но немногим больше, чем та резиновая поебень, которой Петя чересчур поспешно, заведясь до предела от вседозволенности, трахнул себя на неделе, а значит - нечего и переживать. Он ждал этого момента последние пару недель с Игнатом, от души подрочив на видео, где тот обхватывает свой член широкой ладонью. Он мечтал о том, каким может быть под одеждой Игорь долгие пару лет - так что теперь тянуть резину и трахать себя пальцами в его ванной было бы попросту идиотизмом. Игорь сделает все по высшему разряду, Петя уверен, а значит - нужно просто домыться, вытереться наскоро и упасть в его кровать бессмысленной, теряющей рассудок биомассой, и расслабиться. Отключить голову, как он сам Игорю сказал, и просто трахаться, пока это острое и пьянящее возбуждение не отступит. Смыв с себя остатки пены, Петя решительно выключает воду и, наскоро обтеревшись полотенцем, направляется в сторону спальни, надеясь, что Игорь не успел там без него заскучать. - Я уж думал, что ты утонул, и мне придется вспомнить все сезоны “Спасателей Малибу”, чтобы тебя откачать, - негромко смеется Игорь, когда он показывается на пороге и, мягко подкравшись к кровати, нерешительно замирает в изножье. - Ты смотрел “Спасателей Малибу”? - фыркает Петя, окидывая жадным взглядом длинные ноги, дерзко стоящий, ничем не прикрытый член, плоский подтянутый живот и широкие плечи. Игорь скорее смуглый, чем загорелый - никаких тебе бледных следов от труселей, как у любителей палящего южного солнца, только ровно бронзовая кожа даже в паху прямо до линии роста волос, курчавых и темных. Красивый просто неправдоподобно, ладный и сухой, с четко очерченными мышцами и почти гладкой, испещренной светлеющими шрамами, мерно вздымающейся грудью, но не это заставляет Петю задохнуться, а то, как он смотрит в ответ - с обожанием и каким-то почти отчаянным трепетом. Из света в квартире лишь тусклая лампочка в прихожей, отбрасывающая на Игоря желто-медовые блики через занавешенный шторой из длинных бусин дверной проем, но даже этого достаточно, чтобы заметить, какой неприкрытой нежностью сияют его глаза. Петя сглатывает, делает шаг вперед и, склонившись, медленно и ласково гладит пальцами игореву покрытую жесткими волосками щиколотку, чувствуя, как его разъебывает в щепки. Просто наглухо и совершенно безвозвратно. - В том-то и проблема, что не смотрел почти, только когда с тренировок пораньше отпускали, - сдавленно отзывается Игорь, закусывая губу и сжимая пальцами простынь. - То там, то сям включал, так что неловко могло бы выйти. Петя широко улыбается, скользит ладонью выше, проходясь по голени, накрывает колено, и неожиданно кайфуя от волосатости игоревых ног - господи, ну наконец-то нормальный тестостероновый мужик, а не павший жертвой лазера или воска моднявый придурок, - весело хмыкает: - Какое счастье, что я не утонул, - и, приласкав кончиками пальцев коленную чашечку, добавляет едва слышно: - Видишь, как все удачно складывается. Игорь смотрит на него неотрывно, даже дыхание, кажется, задерживает, а потом протягивает руку навстречу и просто говорит: - Кончай пиздеть и иди уже ко мне, - и когда Петя с готовностью подается вперед, добавляет чуть дрогнувшим голосом: - Петь, ты такой красивый, что сдохнуть можно. От неожиданного признания выбивает дух, и Петя, судорожно глотнув воздух, упирается коленом в матрас. Покорно вкладывает свои пальцы в игореву ладонь, а в следующее мгновение уже седлает его бедра и склонившись, целует. Раздвигает языком губы, жадно вылизывает рот и тихо, на грани слышимости стонет, чувствуя, как Игорь обнимает его и устраивает руку на пояснице. Игорь не раз говорил, что любит его, не единожды не словом, а делом показывал, что хочет Петю до одури, но вот это - то, что Петя для него красивый и, кажется, вообще самый лучший на свете, - выбивает пробки начисто. Смешно, но такого Петя еще на своем веку не слышал. Знал от случайных партнеров, что круто сосет, был в курсе, что охуенно трахается и даже была как-то раз вялая посткоитальная попытка заговорить о смутных и неоформившихся чувствах, которую Петя быстро пресек, но никто до Игоря не говорил ему о том, что Петя может быть красивым. Ебабельным, с классной жопой или бешеной энергетикой в койке - это да, но то, что Игорь видел в нем прекрасное для себя еще до того, как трахнуть, разгоняло с нуля до сотки. - Скажи еще раз, - беспомощно и почти жалко выдыхает Петя, утыкаясь носом в игореву шею и сжимая коленями его бедра. И тут же жалеет - ну что за хуйня вообще? - однако Игорь, зарывшись пальцами в его волосы, видимо, улавливает настрой и, не сдерживаясь уже от слова совсем, сорванно шепчет: - Умираю с того, какой ты. Красивый, как статуя в музее. Будто выточенный умелой рукой скульптора. А еще - только мой, Петь, - а потом, найдя петины губы своими, коротко касается их и продолжает: - Я знаешь, сколько времени на тебя слюни пускал издалека? На то, как ты улыбаешься, на глаза твои чернющие и вечно нахмуренные брови. На фантастическую задницу и широкие плечи. На редкие, не мне брошенные улыбки. Как мечтал трахнуть тебя в рот, а потом облизать всего целиком с ног до головы и выебать до отключки… - он судорожно выдыхает, ловит петин взгляд и, как-то беспомощно улыбнувшись, серьезно заканчивает: - Даже влюбляясь в, как мне казалось, другого человека, и строя далеко идущие планы, я все еще ловил себя на том, что ты, блядская твоя рожа, настолько идеальный, что лучше бы мне было тебя никогда не встречать. Лучше бы мне ослепнуть, но никогда не видеть, как ты челку со лба сдуваешь или сонно щуришься, околачиваясь в нашей комнате отдыха. - Да ты издеваешься, - стонет Петя, потираясь каменным уже стояком об игорев живот и улыбаясь, как дурак. Никто и никогда, мелькает в голове снова, и Петя, наплевав на все, признается смущенно и совершенно потерянно: - Я бы запрыгнул на тебя незамедлительно, если бы ты только повод дал… Если бы ты только намекнул, мать твою, что у тебя тоже горит. Я ведь смотрел на тебя и думал - не про мою честь, и вообще натурал законченный. Но если бы ты… я бы точно мимо не прошел, Игорь. - Не ты один не очень умный, - смеется Игорь, сверкнув глазами, а потом замирает, оглаживает петину поясницу ладонью и говорит тихо: - Зато сейчас мы знаем, что дело не только в низменном желании поебаться, да? - Определенно, - соглашается Петя легко и спокойно, ощущая в себе не столько низменное желание поебаться, сколько возвышенное стремление захапать Игоря себе целиком и без остатка, а потом, прогнувшись в спине и притеревшись головкой члена к игореву животу, заявляет с изрядной долей ехидства: - Но, прикинь, конкретно сейчас я бы вот вообще не отказался, чтобы твой хер оказался в моей заднице, несмотря на трогательность и значимость момента. Игорь бессовестно ржет, откидываясь на подушку, толкается снизу, обозначая свое безоговорочное согласие, а потом вслепую шарит рукой по кровати и, щелкнув крышкой тюбика, щедро выдавливает прохладную смазку меж петиных ягодиц. Петя вздрагивает от неожиданности, а потом стонет, не сдерживаясь, когда Игорь, отложив тюбик, трет пальцами вход и осторожно толкается одним на пробу. - Ты поэтому в душе так долго торчал? - хмыкает он, легко скользя внутрь и оглаживая расслабленную дырку подушечкой большого пальца. Петя смущенно прикрывает глаза и мотает головой. - Не, это все твой резиновый конкурент, - выдавливает он из себя, тихо выдыхая и насаживаясь глубже. - Два точно нормально пойдут, а дальше я не проверял. - Значит, проверю я, - мягко заверяет его Игорь и, скользнув ладонью по петиному плечу, добавляет второй палец. По смазке идет легче легкого, мышцы поддаются непринужденно и без неожиданностей, и Петя, дрогнув, тихо длинно стонет от того, как Игорь медленно и осторожно разводит пальцы ножницами, растягивая его под себя. Толкается назад, хрипло выдыхает и, раздвинув колени, требует: - Еще. Игорь смотрит на него почти с обожанием, коротко трется влажной головкой о низ живота и, добавив прохладной смазки, резко двигает рукой, загоняя ее с пошлым хлюпаньем внутрь, а потом, прикрыв глаза, скользит ладонью от поясницы вниз, разминает напряженную ягодицу и, шепнув: - Расслабь булки, - плавно загоняет указательный палец второй руки в Петю, растягивая если не до предела, то около того. Впрочем, это совсем не больно, только позвоночник простреливает острым удовольствием, и Петя, судорожно охнув и непроизвольно сжавшись, сообщает: - Охуенно, - а после, переведя дух и поерзав, негромко интересуется: - Чисто для справки, сколько пальцев нужно, по опыту, чтобы ты меня не порвал? Пять? Шесть? - Моих четырех будет достаточно, если нет цели сразу на износ ебаться. Если хочешь медленно и со вкусом, чтоб внутри все переворачивалось, а не чтоб кончить поскорее, еще один - и прям отлично будет, - хмыкает Игорь с некоторым самодовольством и, с наслаждением прикусив кожу на петиной шее, уточняет: - Как ощущения? - Ощущения, что где-то тут был мой предыдущий опыт с дилдаком, - прислушавшись к себе, честно отвечает Петя, чувствуя, как Игорь медленно двигает пальцами в его заднице и чуть растягивает края дырки. Три - это немного, почти фигня, мышцы легко расходятся, без напряга и уж точно без боли. Несколько непривычно, конечно, но в целом очень хорошо. Игорь загоняет по самые костяшки, тянет в стороны, потирая внутри подушечками пальцев и задевая простату, отчего по телу проходит сладкая и неконтролируемая дрожь, и Петя вздыхает разморенно: - Но я всегда открыт к экспериментам, так что - жги. - Прямо сейчас? - растерянно спрашивает Игорь, чуть хмурясь, застывая и будто бы каменея, на что Петя, прикрыв глаза, роняет: - Да хоть когда, - а затем, двинув бедрами и насаживаясь глубже, заканчивает тихо: - Я же сказал, что доверяю тебе. Все правда окей. И Игорь, накрыв его губы своими, мучительно медленно добавляет еще один палец. Целует жарко, заполошенно и безумно нежно, растягивая дырку и оглаживая края. Петю будто кипятком обдает от этого ощущения заполненности и тугой тесноты внутри, а еще - от уверенности в каждом игоревом движении и осознания того, как, оказывается, здорово доверять партнеру целиком и полностью и просто получать удовольствие, не запариваясь о том, насколько сильно все это может аукнуться назавтра. Игорь не спешит, разминает и без того расслабленные мышцы входа, а потом, коротко застонав и протолкнувшись до костяшек, осторожно двигает запястьями. Плавно и терпеливо, а Петя, ощущая, как его распирает изнутри не то физически, не то морально, растекается в его руках бессмысленной и поскуливающей биомассой. У Игоря такие непривычно здоровые, но такие чуткие руки. Нежные и ласковые. Немного огрубевшие подушечки и узловатые суставы на пальцах, которыми он с каждым движением проходится по чувствительным гладким мышцам входа, и всякий раз Петя вздрагивает от этого, прогибается в спине и шире расставляет колени, раскрываясь еще больше. Это еще не слишком, но уже почти. Игорь разводит пальцы, медленно двигает ими внутри и, закусив губу, внимательно смотрит Пете в глаза. Словно боится увидеть там что-то такое, что заставит остановится. Словно больше всего на свете сейчас хочет разглядеть в них чистое и незамутненное удовольствие. Петя с трудом удерживается, чтобы не отвести взгляд. Внутри все горит и полыхает, сжимается от всратой нежности и такой любви, что хочется орать. Он ловит игорев взгляд, приоткрывает рот на особо глубоком толчке и сипит почти обессиленно: - Хочу тебя. Колени дрожат от каждого почти неуловимого движения пальцев и от того, как тяжело вздымается игорева грудь. Петя чувствует, он тоже уже почти умом трогается от возбуждения, однако стоически терпит, все-таки не решаясь без явного разрешения двинуться дальше. Что ж, неудивительно вообще. Было бы странно даже, если бы Игорь засунул в него свой член без вербального согласия и тысячи уточняющих вопросов, даже сгорая от желания, но похуй. Этот вопрос они еще проработают к следующему разу, а пока Петя обхватывает ладонью игорев подбородок и, с трудом фокусируя взгляд, просит спокойно и без лишней суеты: - Трахни меня. Сейчас. - Уверен? - уточняет Игорь серьезно, и вот ей-богу, вмазать ему хочется очень сильно, но Петя выдыхает, насаживается на его пальцы и, громко застонав, бросает: - Тебе письменное согласие подписать или простого устного хватит? - а затем, с трудом переведя дух, добавляет насмешливо и одновременно с бесконечной нежностью: - Перестань меня уже мучить, родной… Я слишком давно ждал, чтобы теперь уговаривать тебя. Игорь смотрит на него внимательно долгое мгновение, а потом подается вперед, целует так, что голова кругом идет, и, облизав губы, командует коротко: - Резинку раскатай, у меня руки в смазке. И это неожиданно возбуждает даже сильнее, чем самая бесстыдная прелюдия. Петя тянется к брошенной рядом со смазкой пачке презервативов и, дрожащими руками ее вскрыв, зубами отрывает уголок от фольги. - Ультратонкие, - замечает Игорь почти спокойно, когда Петя решительно ловит его каменный член в ладонь и пристраивает резинку на головке. - Я помню, тебе такие нравятся. - Надо же, запомнил. Но вообще, с тобой я бы предпочел без них, - пожимает плечами Петя, медленно скользя от головки в основанию, а потом тянется за смазкой и сообщает почти буднично: - Так что, если ты, как хороший мальчик, принесешь мне справку от венеролога, то я с невероятным наслаждением подставлю тебе жопу без резинки. - Ты серьезно? - слабым голосом уточняет Игорь, в последний раз растянув его дырку пальцами и перехватывая за пояс. - Абсолютно, - кивает Петя без всяких сомнений и, поморщившись, добавляет: - Кстати, сто процентов моих бывших ебырей считали визит к доктору зашкваром, так что, если у тебя хватит смелости - будешь первым. - Буду, - Игорь без тени сомнения кивает и, устроив ладони на петиных ягодицах, говорит с уверенностью: - Даже не сомневайся. Если хочешь - сам меня запиши в клинику. И Петя, задохнувшись воздухом, запальчиво обещает: - А вот и запишу. Он почти подсознательно ждет, что Игорь переобуется - не потому, что тот ненадежный, а потому, что Петя эту вот херню не раз и не два слышал за многие годы, - но Игорь лишь улыбается, как идиот, подтягивает Петю поближе и обезоруживающе честно признается: - Я тоже ни с кем раньше без защиты. Не доверял никому так, - и, стушевавшись, бормочет: - Но с тобой, да. Хотел бы. Потому что чувствую, что это, если и не навсегда, то очень и очень надолго, Петь. И как бы парадоксально это ни было, весомое игорево “очень и очень надолго” звучит гораздо интереснее, чем запальчивое и легкомысленное “навсегда”. Люди меняются, обстоятельства - тоже, поэтому пиздаболов, бросающихся красивыми словами Петя никогда не любил, а вот Игоря с его рассудительностью и звериной честностью любил очень даже. - Да ты ебать романтик, - почти с облегчением ржет Петя, оглаживая ладонями игоревы слегка напряженные плечи и подавась назад. Головка его члена скользит меж петиных ягодиц, проходясь по растянутому пальцами входу, и Петя, захлебнувшись воздухом, тихо просит: - Я сам, ладно? Игорь коротко кивает, ловя петин взгляд, сжимает своими лапищами его зад и замирает, кажется, даже не дыша. Петя смотрит на него ласково, улыбается и, размазав по всей резинке выдавленную в ладонь смазку, медленно ведет бедрами, опускаясь на головку. В первое мгновение кажется, что вот так все бесславно и закончится. Даже растянутая и хлюпающая смазкой задница принимает член с трудом. Мышцы поддаются, но как-то неохотно, и Петя чувствует, как его распирает изнутри. Выдыхает сорванно, расставляет дрожащие колени пошире и, прогнувшись в спине, упрямо насаживается на каменный игорев хер. Головка проскальзывает внутрь, растягивая и заполняя собой, Игорь громко стонет, закусив губу и крепче сжимая пальцы на ягодицах, смотрит на Петю почти невидящим взглядом, но честно сдерживает обещание и бедра его остаются неподвижными. - Какой же ты здоровый, просто ебнуться можно, - хрипло сообщает Петя, рассеянно поглаживая отчетливо проступившие под кожей косые мышцы и пресс, а затем понемногу расслабляется и шумно выдыхает. Дальше точно легче пойдет, простая физика. Игорь вздрагивает и смущенно предлагает: - Хочешь, можем остановиться. Если тебе больно или ты передумал… - на что Петя лишь смеется тихо и мотает головой: - Шутишь, что ли? - и, скользнув ладонью выше, коротко трет подушечкой большого пальца твердый темный сосок, отчего Игорь снова вздрагивает. Почти невесомо касается шрама на груди, обводит ласково тот, что на плече, выбивая из Игоря беспомощный тихий стон, а потом добавляет спокойно: - Все охуенно, просто привыкнуть надо. Он медленно на пробу ведет бедрами, ощущая, как головка скользит чуть глубже, и с удивлением осознает, что да - не пиздит же. От этого чувства какой-то запредельной заполненности Пете не просто охуенно, а так охуенно, что мозг плавится. - Тогда привыкай, сколько нужно, - решительно заявляет Игорь и, скользнув рукой Пете под живот, неспешно двигает кулаком по его члену. Удовольствием прошибает от макушки до самых пяток. Петя толкается в его ладонь, а потом с громким несдержанным стоном подается назад и, чувствуя, как все мышцы в теле становятся ватными, поддавшись порыву, плавно насаживается почти до середины. Снова стонет, но теперь уже почти удивленно. Он почти ждал, что задница его горячо осудит за такие фокусы, но вместо этого простреливает острым возбуждением, и Петя, больше не раздумывая, бросает сдавленно: - А знаешь, походу, я уже, - и, прикрыв глаза, опускается до конца. Игорев каменный член пульсирует глубоко внутри, распирает и растягивает так хорошо и так правильно, что действительно можно ебнуться. Горячий, твердый, подрагивающий от возбуждения и настолько классный, что Петя, больше не сдерживая себя, подается вперед, соскальзывая с него почти до головки, а потом с длинным вскриком и звонким шлепком кожи о кожу, возвращается назад, скорее чувствуя, чем слыша, как в заднице пошло хлюпает смазка. Игорь прерывисто дышит, невесомо обводя кончиками пальцев растянутый и скользкий вход, а потом, видимо, всесторонне обмозговав петин настрой, без лишнего пиздежа поддает бедрами снизу, проехавшись влажной ладонью до поясницы, и становится вообще крышесносно. На каждом движении Петя толкается в его кулак, а сразу после - насаживается до упора на член, чувствуя легкую, едва уловимую щекотку на яйцах и меж ягодиц. И от этого не только искрит в мозгах, но и коленки предательски подрагивают. Возбуждение такое сильное, что связь с реальностью медленно, но верно теряется, поэтому Петя, сжавшись на особо глубоком толчке, перехватывает игорево запястье, чтобы все не закончилось до обидного быстро. Сейчас хочется бесконечно долго и со вкусом проверять игореву кровать на прочность, получая удовольствие от процесса, а не торопливо спустить ему в кулак, и Игорь, понятливо переложив руку на спину, тянет Петю вниз, укладывая себе на грудь. Поза классная, максимально раскрытая и интимная. Игорь медленно толкается в него снизу, шаря руками по всему телу и ласково прижимаясь к виску губами. Движения не слишком глубокие теперь, но ужасно чувственные, и все бы ничего, но Игорь дрожит под ним, то и дело сбиваясь с четкого ритма. Вскидывает бедра выше, в отчаянных попытках войти на всю длину и стонет тихо, почти на грани слышимости. Ему хочется больше, хочется еще ближе, Петя это всем собой ощущает, и по-хорошему надо бы отлипнуть от игоревой широкой груди, выпрямиться и устроить настоящее родео - это бы точно пришлось Игорю по вкусу сейчас, - но от этой разматывающей наглухо нежности и блаженной истомы окончательно слабеют колени. Петя прислушивается к себе, понимает в полной мере, что наездник из него сегодня неважнецкий и, лизнув соленую от пота, шепчет сорванно: - Тебе же неудобно, да? - а потом, прикусив кожу у горла, виновато добавляет: - Я что-то размазался совсем, ноги не держат. Игорь точно хочет трахнуть его глубоко и с оттягом, это чувствуется, только, дурак такой, опять молчит, поэтому нужно просто не оставить ему выбора сейчас. А в перспективе - это, конечно, еще одна тема для душещипательной беседы из серии “в койке меня можно вертеть, как вздумается”. Небось и правда опасается заебать раньше времени и испугать неуемным пылом. Вот интересно, как часто его попрекали излишней ебливостью, раз он так зажимается? Игорь замирает, гладит его по спине и, коротко усмехнувшись, фыркает со слабо скрываемым сарказмом: - Неудобно штаны через голову надевать. Да я тебя хоть на весу выебать смогу, что за глупости вообще, - на что Петя лишь глаза закатывает. - На весу не надо. По крайней мере, не сегодня, - и, коротко усмехнувшись, снова лижет игореву напряженную шею. Тот почти лениво толкается снизу, ведет ладонью от поясницы до загривка и, зарывшись пальцами в волосы, интересуется уже серьезно: - Как хочешь, Петь? Петя, чуть смутившись, грубовато роняет: - Сзади, - и, закусив губу, добавляет с нажимом: - Уверен, тебе тоже так понравится больше, по крайней мере сейчас. Глупо, конечно, но в голове судорожно бьется непрошенная мысль, что так обычно трахают либо проституток, либо тех, чьи лица ни видеть, ни запоминать не хочется, однако Игорь отпускает его волосы, неожиданно ласково гладит между лопатками и спокойно кивает: - Глубоко, значит, хочешь. Ладно, врать не буду, такой расклад меня более чем устраивает, - и, обхватив петин подбородок пальцами, вынуждает его поднять взгляд, после чего хрипло уточняет: - Ты мне сразу скажи, любишь пожестче или не разгоняться сильно? Любопытный поворот событий. Настолько, что низ живота сводит сладкой судорогой. - По обстоятельствам. Уверен, ты разберешься, - севшим голосом отвечает Петя, а потом, не сдержавшись, лезет целоваться. Он всерьез опасался, что романтик Игорь сейчас скривит ебало и предложит по-миссионерски ебаться лицом к лицу, бросая друг на друга томные взгляды, но, к счастью, ошибся. Игорь все еще оставался романтиком, но вместе с тем умел невероятно правильно оставлять за пределами койки возвышенную сопливую хуйню и стереотипы. Если честно, Петя вообще подумать не мог, что он окажется таким раскованным и открытым в вопросах секса. Ну, если не считать некоторых явных проблем с привычкой засовывать язык в жопу, когда не следует. Фигурально, разумеется, потому что, Петя уверен, с тем, чтобы совсем не фигурально засунуть свой язык в петину задницу, у Игоря точно проблем не возникнет, когда представится случай. И Петя, мысленно похвалив себя за невероятную смелость в выражении собственных желаний, приподнимается на дрожащих коленях, чтобы скатиться на кровать. Член выскальзывает из него с феерически громким хлюпаньем, и Петя, перевернувшись на живот, ведет пальцами меж ягодиц, проталкивая вытекшую смазку внутрь. Ему бы смутиться, но хрен там - пусть всякие девственники смущаются, а Петя не станет. В постели вообще имеет смысл отбросить ложную стыдливость, если хочешь получать удовольствие, а не ежесекундно переживать, насколько глянцево и идеально все происходит. Тем более, что Игорь тоже от всяких там сомнительных звуков, дурацких поз и телесных жидкостей в обморок не хлопается и не отводит растерянно взгляд, что неимоверно радует. Два пальца после игорева члена не ощущаются вообще никак, ни малейшего сопротивления. Игорь хмыкает, ласково целуя его плечо, а потом нависает сверху, устраивается поудобнее, и, будто уловив ход его мыслей, тянет почти восхищенно: - Ты бы видел себя со стороны, - и сразу после без малейших сомнений тоже толкается пальцами в его дырку, тут же разводя их в стороны. Петя судорожно вздрагивает. - Потный, трясущийся и с раздолбанным очком, - чувствуя, как от накатившего резко жара горят щеки, громко фыркает он, переступая по кровати коленями и прогибаясь в пояснице, а затем подгребает под себя подушку и добавляет с изрядной долей самоиронии, скользя пальцами наружу и опираясь на локти: - Так себе зрелище, если без контекста. Игорь гладит его изнутри, коротко выдыхая, целует под лопаткой и заверяет: - Даже без контекста, спина и жопа у тебя преступно хороши, - а потом вздергивает петины бедра повыше, заменяет пальцы членом и, плавно толкаясь вперед, одним слитным движением натягивает Петю на себя. Просто и непринужденно, без дурацких вопросов и всяких прочих расшаркиваний. Заполняет собой, наклоняется и, прикусив за шею, добавляет хрипло: - А то, как твое раздолбанное, как ты изящно выразился, очко принимает мой член - вообще просто фантастика. И Петя, не сдержавшись, громко скулит, сам до конца не осознавая, что цепляет сильнее: то, как Игорь легко и до одури хорошо въезжает в него до шлепка кожи о кожу, или же то, как он совершенно спокойно выдает вот такие вот хэдшоты. Петя никогда не был любителем грязных разговорчиков в койке - не считал их порнушным моветоном, но и прелести в них не находил, едва сдерживаясь, чтобы по-идиотски не заржать с хером во рту или жопе, - однако с игоревых губ любая звенящая пошлость слетает так красиво и возбуждающе, что крыша отъезжает наглухо. - Ты меня до инсульта довести хочешь? - беспомощно уточняет Петя, обнимая подушку и поверхностно дыша, на что Игорь лишь хмыкает и невинно шепчет ему в шею: - Возможно. Но тебе определенно нравится, - и, снова прихватив зубами покрывшуюся колкими мурашками кожу на загривке, размашисто двигается внутри, устроив свои здоровенные теплые ладони у Пети на бедрах. Держит крепко, не позволяя ногам окончательно разъехаться по кровати в стороны, так хорошо и правильно, что Петя, наплевав вообще на все, длинно и несдержанно стонет, едва не сорвавшись на крик. И сорвется еще сегодня, обязательно сорвется, просто не сейчас, а чуть позже, когда будет кончать. В этом даже сомневаться не стоит. Игорь слюняво, но пиздец как горячо вылизывает его шею, а потом, выпрямившись, прогибает Петю в пояснице своей тяжелой горячей ладонью, неуловимо меняя угол, и, кажется, наконец тоже отключив мозги, берется за него всерьез. Трахает так, что вот-вот искры из глаз посыплются. Быстро, четко, не сбиваясь с ритма и тяжело дыша. И не прилипни у Пети язык к небу, он бы точно признался, что если и были у него некоторые подозрения в пиздеже, когда Игорь как-то хвастливо заявил про отбойный молоток, то теперь они все развеялись. Однако сил хватало лишь на хриплые выдохи и почти позорные подвывания, но никак не на светскую беседу. Нет, Игорь точно не пиздел, и теперь это можно было сказать с полной уверенностью, а вот осмыслить и поделиться впечатлениями - как-нибудь потом. От каждого движения в животе сладко тянет, и Петя, совершенно потерявшись в ощущениях, подается навстречу, вскидывая зад и прогибаясь сильнее. Таких, дающих жару в койке, любовников у него, пожалуй, еще никогда не было. И вряд ли теперь когда-то будут, потому что, ну камон, после этого экспириенса любой мужик точно покажется скучным до зевоты. Поэтому Петя, закусив угол подушки и чувствуя, как Игорь утыкается мокрым лбом меж лопаток, мысленно благодарит всех его бывших за то, что они по каким-то неведомым причинам в порядке строгой очереди съебались нахуй и оставили место рядом с Игорем вакантным. Игорь замирает на мгновение, мажет по спине губами, а потом подается назад, выскальзывая из него. - Что, силы кончились, дядь? - ласково подъебывает его Петя, оборачиваясь через плечо и пересекаясь с Игорем взглядом. Глаза у него почти черные в тусклом свете, будто объебаться где-то успел втихаря, и такие ненасытные, что простреливает возбуждением вдоль всего позвоночника. - Мечтай, - Игорь хмыкает и, щелкнув крышкой тюбика со смазкой, добавляет, закатив глаза: - Чтоб я еще раз эту дрянь съедобную взял вместо нормальной силиконовой. Сохнет, как мразь последняя. И Петя, не удержавшись, ржет от души, уткнувшись в подушку лицом, а потом вздрагивает от неожиданности, когда Игорь, не церемонясь, льет прохладную смазку прямо меж ягодиц и проталкивает ее внутрь своим членом, легко проскальзывая на всю длину. Ощущения крышесносные, еще острее и круче, чем прежде, и Петя благодарит вселенную, что хоть у кого-то из них двоих остались мозги, чтобы не трахаться почти насухую. Кончить бы это, конечно, не помешало, но вот жопа наутро точно бы не сказала ему спасибо. - Завтра куплю нормальную, все равно домой надо заскочить, - бормочет он, подаваясь навстречу торопливым и жадным толчкам, а потом не удерживается и заканчивает почти томно: - А эту оставь, окажешь посильную помощь моему горлу. - Да ты и так неплохо справился, - несколько ехидно, но слегка загнанно замечает Игорь, оглаживая его шею пальцами и чуть сжимая, на что Петя, судорожно сглотнув, хрипло роняет: - С ней быстрее будет, отвечаю, - и, почти теряя мысль, все же заканчивает: - Немного практики, немного смазки - и сможешь сразу в глотку задвинуть без всяких прелюдий. Как тебе такое, а? - Не пробовал, но мысль интересная, - отзывается Игорь сипло, а потом, длинно выдохнув, скользит обеими ладонями на петины бедра и, ухватив покрепче, задает совершенно бешеный темп. Подмахивать Петя не успевает, лишь беспомощно всхлипывает, разом растеряв всю свою пиздливость, и, проезжаясь дрожащими коленями по простыни, бессмысленно размазывается по постели. Головка члена, чертовски чувствительная и сочащаяся смазкой, шлепается о живот от каждого движения игоревых бедер, но подрочить себе даже мысли не возникает: хочется кончить так, просто от того, что Игорь натягивает его на свой хер и тяжело, надсадно дышит. Хотя, видит бог, возбуждение уже почти невыносимое. Капли пота - не то срывающиеся с игоревых висков, не то собственные, - скользят по позвоночнику вниз, распаляя еще больше. Подводя к черте еще ближе, и Петя сдается. - Не могу больше, - хрипит он, судорожно сжимаясь и подаваясь назад. - Пиздец, реально сейчас отъеду… - Так хули терпишь? - почти рычит Игорь, подхватывая его под живот и толкаясь как-то по-особенному глубоко, а потом скользит к груди, выкручивает пальцами сосок и, на мгновение сбиваясь с четкого ритма, командует: - Давай, Петь. Для меня. И Петю выносит. Ярко, звонко и в полную невесомость. Кажется, он кричит, срывая горло, но звук до ушей не доходит, теряется в оглушительной тишине, нарушаемой лишь сбитым начисто игоревым дыханием. Игорь обхватывает его член, скользит ладонью от основания к головке, и Петя трясется, почти с облегчением спуская в его кулак. Он не чувствует собственное тело, не чувствует кровати под собой, только сильные и горячие игоревы руки, а еще - то, как он подрагивает и пульсирует глубоко внутри. Петя стискивает его собой, непроизвольно сжимаясь и трясясь, и думает, что больше никогда не сможет осознанно пошевелиться, но когда Игорь медленно и осторожно подается назад, судорожно вцепляется в его бедро, и совершенно севшим голосом роняет: - Нет, - а потом, быстро облизав губы, добавляет требовательно, с нескрываемым наслаждением возвращая Игорю его же слова: - Для меня. И Игорь, удивленно и тихо выдохнув, оглаживает его пальцы. Мнет ладонями поджавшиеся от оргазма ягодицы, разводит их в стороны, чуть натягивая кожу вокруг сжавшейся дырки, словно бы сомневаясь, а стоит ли поддаваться на провокацию, и только лишь когда Петя упрямо толкается назад с довольным, совершенно неконтролируемо рвущимся из груди всхлипом, наконец входит до упора. А потом снова и снова. Ему хватает всего нескольких движений - не мудрено, в общем-то, Петя так не зажимался даже тогда, когда в первый раз опускался на его безразмерный хер, - а потом Игорь низко стонет и замирает, утыкаясь мокрым лбом ему в шею. Вымотанно и жарко дышит, ведет руками от бедер к плечам и, кажется, совершенно обессилев, придавливает Петю к кровати, наваливась сверху. Игорев член дергается внутри, все еще чертовски твердый и горячий, и по идее, должно бы быть не слишком приятно, но Петя откровенно тащится и непроизвольно двигает бедрами, от чего Игорь тихо и удивленно выдыхает. Прежде у Пети и мысли не мелькало, позволить кому-то дотрахивать себя через оргазм в сжавшуюся, словно дьявольские тиски задницу. Пробовал как-то - не больно, конечно, но и профита никакого, только приятная легкость из тела быстрее улетучивается, - но игореву дрожь и удовольствие неожиданно захотелось ощутить всем собой. Прочувствовать, как его кроет и размазывает. И от того, как он до сих пор окружает Петю всем собой - теплом, запахом пота, тихим дыханием, - и постепенно обмякает глубоко внутри, топит таким беспричинным кайфом, что Петя, прикрыв глаза, понемногу расслабляется и, наощупь отыскав игореву руку, переплетает его пальцы со своими. Раньше после секса хотелось лишь побыстрее свалить к хуям собачьим, отмыться от чужих прикосновений и забыть все, как сон. Чтобы ненароком не решить, что отношения и постоянный партнер - не так уж и плохо. Теперь же Петя, окончательно расписавшись в своем согласии со сменой жизненной парадигмы, откровенно тащится от тяжести игоревой внушительной туши на своей спине и мокрого, стремительно остывающего пятна на простыни под животом. Жалеет лишь о том, что между ними чертова резинка. Сейчас для полного и безоговорочного закрытия гештальта не хватало лишь медленно вытекающей из растраханной задницы игоревой спермы. - Ты меня укатал, - глухо сообщает наконец Игорь, опираясь на локти и нежно целуя Петю в загривок. Тот отзывается легкой саднящей болью, отчего Петя коротко вздрагивает, и Игорь, виновато лизнув кожу, вздыхает. Что ж, кажется, оно и к лучшему, что волосы отросли - хотя бы засос никто не заметит. По крайней мере, сразу. - Я тебя укатал? - лениво фыркает Петя, медленно поворачивая голову и скосив на него взгляд. А потом, тихо рассмеявшись и неожиданно закашлявшись, сипло возражает: - Это ты меня выебал так, что коленки до сих пор дрожат. Мое почтение, кстати. Лучший секс в жизни, официально. Третьего захода не будет, потому что я могу сейчас только лежать и переосмысливать все, что я знал о качественной ебле. Игорь смущенно смеется, прижимается губами к петиной щеке и, явно улыбнувшись, заявляет: - Я бы не отказывался вот так сразу на твоем месте, - а потом, скатившись в сторону и стянув резинку, добавляет, понизив голос: - Могу просто вылизать тебя с головы до ног и трахнуть языком. Нормальный план или есть возражения? Петя, прикинув перспективы, стонет и, снова уткнувшись в подушку, бормочет: - Никак нет, товарищ майор, - а после, тихо рассмеявшись, добавляет ехидно: - Только, боюсь, без твоего члена мы все равно не обойдемся, даже если я смогу только лежать бревном. Я оценил преимущества и не намерен от них отказываться. - Как скажешь, конечно, но вообще ты просто еще не знаком с моим ртом достаточно близко, чтобы вот так сразу делать выводы, - крайне серьезно отзывается Игорь, легонько куснув его за плечо и, с какой-то невероятной легкостью поднимаясь с кровати, роняет: - Воды, курить или отъебаться? Прислушавшись к себе, Петя перекатывается на спину, с удовольствием потягивается, чуть разводя все еще подрагивающие колени, и сообщает нарочито серьезно: - Воды и выебать, - и, заглянув в игорево лицо, добавляет томно: - В книгу рекордов Гиннеса мы с тобой, конечно, вряд ли попадем, и пытаться не стоит, но я с тобой сегодня точно не закончил. Даже дрожащие коленки и ощущение бессмысленности всего прежнего сексуального опыта не помешают мне еще раз потрахаться. Или не раз. Игорь замирает в дверном проеме вполоборота, красивый просто до одури - ну чисто античная статуя с этими своими широченными плечами, подтянутой жопой и бесконечно длинными ногами, - а потом буквально сгибается пополам от хохота, уперевшись в косяк, и стонет: - Главное, какую-нибудь премию Дарвина не взять ненароком, - и, поспешно ретируясь в сторону кухни, громко интересуется, все еще отчаянно гиеня: - Точно все гуд, Петь? Пантенол не нужен? - А ты вернись и проверь, - коварно предлагает в ответ Петя, раскидывая ноги еще шире, и, согнув колени, без лишних раздумий проталкивает в себя три пальца разом. Медленно оглаживает себя изнутри, проворачивает запястье и, не уловив ни малейших намеков на расплату за нетерпеливость, зато почувствовав, как накрывает отголосками недавнего ошеломительного оргазма, едва слышно выдыхает. Хер у Игоря, конечно, если не волшебный, то где-то близко к этому, потому что обычно после наиболее выдающихся экспонатов из коробки позора непременно ощущался некоторый дискомфорт в заднице. Не такой, конечно, чтобы соскочить с этой иглы сайз-кинка, но достаточный, чтобы каждый раз клятвенно обещать себе не торопиться и растянуться получше. А теперь вот - ничего не саднит, ничего не тянет, скорее наоборот, гуляет по всему телу какая-то искристая легкость вперемешку с истомой и чешется немедленно повторить. Желательно, не один раз. До чего же он докатился, прости господи. Даже в сладкие шестнадцать не хотелось так безудержно ебаться, как сейчас с Игорем. И, возможно, наутро он пожалеет и все-таки затребует по-джентльменски предложенный пантенол, но в данный конкретный момент это не казалось такой уж ужасной перспективой. Кожу покалывает разгорающимся заново возбуждением, и Петя чуть быстрее двигает рукой, разводя внутри пальцы, а потом громко, не сдерживаясь, стонет. Обернувшийся на звук Игорь давится воздухом и, едва не облившись из кувшина водой, с грохотом ставит его на стол. Смотрит завороженно несколько мгновений, застыв неподвижно и буквально пожирая Петю взглядом, а после, затушив едва начатую сигарету и все же прихватив наполовину налитый стакан, медленно направляется в спальню, враз севшим голосом бормоча: - Ладно, я понял, сегодня обойдусь без перекура. Петя, откидывая голову на подушку, тихо и совсем чуточку самодовольно смеется. Оглаживает в предвкушении поджавшийся живот, размазывая по коже начинающую подсыхать сперму и задевая ребром ладони чувствительную головку. Игорь так легко ведется, просто сдуреть можно. Нарочито медленно Петя разводит пальцы внутри, демонстративно растягивая края дырки и чувствуя, как из нее вытекают остатки окончательно растаявшей смазки. Игорь смотрит жадно и неотрывно, осторожно подкрадываясь ближе, а потом, присев на кровать, всовывает Пете в руку стакан и предупреждает тихо: - У тебя есть ровно минута. Пей. И, нырнув головой между петиных широко разведенных ног, устраивается поудобнее. Прерывисто дышит, почти невесомо оглаживает ладонями бедра, а после, едва Петя, сделав несколько торопливых глотков, со стуком ставит стакан на пол у кровати, незамедлительно вжимается лицом между ягодиц. Тщательно и со вкусом вылизывает перепачканные смазкой пальцы и, отведя петино запястье в сторону, толкается внутрь языком. Отвал башки, думает Петя, выстанывая что-то невразумительное, подаваясь навстречу и отчаянно вцепляясь в жесткие волосы на игоревом затылке. А потом больше не думает вообще, прикрывая глаза и растекаясь по кровати. Игорь откидывается на спинку стула, зажимает его колени своими и, совершенно по-свински запихав в рот чуть ли не половину куска пиццы разом, блаженно выдыхает. Раньше бы Петя от кринжа вымер при одной только мысли о таком вот своеобразном свидании, а теперь умиленно наблюдает за тем, как Игорь сосредоточенно перемалывает челюстями откушенный кусок, и прикрывается чашкой с кофе, стараясь не выглядеть чересчур счастливым идиотом. Солнце уже медленно клонится к закату, а они, как два придурка, вдоволь натрахавшись, голышом уплетают остывшую вусмерть пиццу, сидя друг напротив друга за кухонным столом. Сцена, достойная не то какого-нибудь абсолютно встратого малобюджетного ромкома, не то каннского высокоинтеллектуального артхауса, но как бы то ни было, все это настолько органично и непринужденно происходит, что Петя улыбается и тоже тянется к коробке, подтаскивая к себе кусок пепперони. - Так что там с Холмогоровым? - внезапно интересуется Игорь, отпивая из своей кружки и чуть наклоняясь вперед. И вот серьезно, с кем угодно кроме Игоря этот прорыв внешнего мира во внутренний и уютный мирок на двоих испортил бы настроение капитально, но с ним, как ни странно, такой поворот событий кажется естественным и безусловным. Да, они вряд ли когда-то еще поработают с Игорем бок о бок над одним делом, но всегда неизбежно будут в курсе рабочих вопросов друг друга просто в силу того, что слухи по управлению расходятся быстро. А значит, все равно будут обсуждать за ужином или под пиво всякую шушеру так или иначе. И если прежний Петя бы в ужасе призадумался, нахрен он вообще смешал личную жизнь и службу и не выльется ли это в один большой фейл, то Петя сегодняшний с уверенностью может сказать - не выльется. Игорю интересно, чем кончилось дело, потом будет интересно, о чем еще болит голова у Пети и какого очередного верткого нарика он пытается достать из-под земли, и это - абсолютно нормально. Хуже было бы, если б Игорю было насрать. Игорь впускает его в свою жизнь, но и в ответ стучится в петину, а значит, нужно впустить и просто принять, как данность, тот факт, что они не просто будут трахаться и ходить на сопливые свиданки, но и обсуждать то, что происходит за стенами их воображаемой крепости. Ведь так люди ведут себя в нормальных здоровых отношениях? - Что, любопытство наконец заело? - с легким ехидством уточняет Петя, отложив на край коробки тщательно обкусанную подсохшую корочку и подперев щеку кулаком. Игорь смотрит на него спокойно и ясно, а потом, отставив чашку, признается: - Вообще-то оно заело меня еще вчера, но я не рискнул. Решил, что не стоит портить первое свидание разговорами о работе, - и, приподняв брови, добавляет: - Так что, расскажешь? Петя широко улыбается и, кивнув, соглашается легко и без всяких сомнений: - Ну разумеется. В конце концов, это ты на него браслеты надел, так что, имеешь право знать, - а потом, прищурившись, добавляет почти с нежностью: - А еще потому, что дотерпел и не набросился с расспросами вчера. Игорь фыркает, накрывает его ладонь, лежащую на столе, своей рукой и честно признается: - Это было легко, - и, покачав головой, поясняет чуть смущенно: - Я когда к тебе шел, думал - сейчас все из тебя вытрясу и не постесняюсь, а потом увидел - и чистый лист. - Пиздишь, - фыркает Петя почти польщенно, но Игорь мотает головой и возражает тихо: - Я серьезно. Увидел, как ты там, на Аничковом стоишь, и пропал. В голове только и крутилось, какой ты красивый, - а потом, помолчав, добавляет, отведя взгляд: - И мой. И как-то вообще резко стало плевать на все и всех, Петь. Петя, чувствуя, как становится жарко щекам, негромко усмехается и тянет: - А ты собственник, да? - Как оказалось, - стушевавшись, признается Игорь, поглаживая тыльную сторону его ладони и все еще глядя в сторону. - Я и сам не знал, что так умею, но ты в принципе во мне будишь какие-то нездоровые порывы, если честно. Я никогда раньше не хотел быть с кем-то рядом так сильно. Не только в одной точке координат, но и вообще… Вместе. Он выглядит растерянным, будто бы даже помрачневшим немного, и Петя, подавшись вперед, ласково, но крепко обхватывает пальцами игорев подбородок, дожидается, когда Игорь соизволит наконец заглянуть ему в глаза, и твердо говорит: - Слушай сюда и запоминай. Нездоровые порывы - это абьюз, или там оверчекинг, а нормальное человеческое желание поебаться на всех доступных поверхностях, проводить много времени рядом и быть уверенным в эксклюзивности отношений - вполне себе здоровый порыв, - а потом, выдохнув, добавляет предельно честно: - Не рефлексируй слишком уж много, а то дорефлексируешься. Я и правда твой, и мне это нравится. Смирись. - Петь, тебе не кажется… - начинает было Игорь, но Петя поспешно его обрывает. - Не кажется, - запальчиво перебивает он, подаваясь вперед и притягивая Игоря ближе, обхватив его затылок рукой. - Вообще не кажется, Игорь. Я так долго ждал того, кто не на рожу мою поведется или, там, на жопу, что, дождавшись, не намерен довольствоваться полумерами. Ты разглядел во мне меня даже там, где я сам шарился в потемках, так что изволь взять ответственность. Изволь расслабиться и не заебываться там, где не нужно, ладно? Выходит несколько грубовато, но Игорь, понятливо кивнув, коротко касается его губ своими и говорит спокойно: - Ладно, - а потом, помолчав, ласково гладит Петю по щеке и буднично, будто бы тут и не случился только что эмоциональный эксгибиционизм, продолжает заинтригованно: - Так что, ты все-таки расскажешь мне, в чем прикол с Холмогоровым? Или мы вернемся в кровать и я опять останусь с носом? И Петя, сдувшись, неожиданно даже для себя смеется. - Ну, сначала расскажу. Вижу же, что ты сейчас от любопытства лопнешь, а потом, конечно, в кровать, - фыркает он, прислоняясь к игореву лбу своим. Затем быстро, почти мимолетно прижимается к губам и, откинувшись на спинку стула, начинает: - История, в общем-то, идиотская донельзя и весьма банальная. Возможно, я бы и сам рано или поздно допер до мотива, если бы знал, кто именно сливает инфу, но такой роскоши у меня не было, так что пришлось раскрывать клювик и жрать все готовым. Игорь тоже устраивается поудобнее, ухватывает очередной кусок пиццы и, всем своим видом показывая, что внимательно слушает, вгрызается в него, цепко глядя на Петю. Петя, глотнув кофе, решает начать с главного. - Казанцев - его сын, - и, с легким беспокойством покосившись на поперхнувшегося Игоря, хмыкает: - Носом дыши и запей. Ну что ты, как маленький, а? - Как сын? - хрипит Игорь, прокашлявшись и отложив пиццу. Петя в ответ лишь пожимает плечами: - Ну вот так. Андрей Сергеич Холмогоров в юности осознанностью не отличался и умудрился в возрасте семнадцати лет осчастливить свою тогдашнюю пассию, Казанцеву Людмилу Викторовну, будто бы про гондоны никогда не слышал, - он неодобрительно качает головой и, поморщившись, продолжает: - Счастливой ячейки общества, как ты понимаешь, не вышло, и маленький мальчик Леша Казанцев родился у незамужней малолетки нахрен не нужный своему отцу. Игорь передергивает плечами, хмурится и бросает почти с отвращением: - Вот мудак. - Ты знаешь, я тоже так сначала подумал, - задумчиво тянет Петя, покусывая губу, а после, вздохнув, роняет: - А потом понял, что, скорее всего, он и не мудак вовсе. Просто был пубертатным ебливым пацаном, достаточно симпатичным, чтоб девки на него вешались, и недостаточно умным, чтобы позаботиться о резинках. Подружек менял, как перчатки, о последствиях не задумывался, дальнейшей судьбой своих пассий не интересовался. Они не учились в одной школе, вряд ли имели общих друзей, и, вероятно, познакомились случайно. Мимолетный подростковый роман, скоропостижное расставание, а спустя пару месяцев - неожиданно выплывшая беременность. Если Холмогоров не врет - а я почти уверен, что нет, потому что нахрена бы, - он даже не подозревал до недавнего времени, что у него есть ребенок. Казанцева и ее родители не стали поднимать шум, судя по всему, и даже не удосужились сообщить новоиспеченному папашке об отпрыске. То ли прижать нечем было, чтобы женить, то ли решили, что нахрен ребенку такой пример не нужен перед глазами. Он переводит дух, отхлебывает остывший кофе и, засмотревшись, как на соседней крыше весело скачут какие-то маленькие птички, зависает почти наглухо. Вздрагивает, когда Игорь сжимает его пальцы, трясет головой и снова делает жадный глоток. - Когда он узнал? - тихо спрашивает Игорь, не напирая, но с нескрываемым любопытством. Хорошо, когда не нужно объяснять причинно-следственные связи и разжевывать все, как пятилетке, отстраненно думает Петя. Игорь хороший следак, даже лучше него, пожалуй, как выяснилось, но это совсем необидно и не заставляет жопу полыхать синим пламенем. - В прошлом году, - Петя закусывает губу и, помолчав, поясняет: - Он бы и не узнал никогда, наверное, если бы сына-корзина по кривой дорожке не ушел. Холмогорову позвонила мать Казанцева. Черт знает, как разыскала, но факт остается фактом - позвонила, огорошила и попросила вытащить бедового сыночку из кутузки. Районное управление, протоколы еще даже не чесался никто составлять, как ты понимаешь, вот и получилось все провернуть без шума. - Статья? - быстро уточняет Игорь, на что Петя лишь глаза закатывает: - Угадай с одного раза. - Твоя любимая? - Игорь хмыкает, и Петя, кивнув, вздыхает: - По второму пункту, причем. Ну то есть, как ты понимаешь, вес был приличный, - и, быстро облизав губы, добавляет: - Концы, конечно, хрен найдешь, но выглядит правдоподобно, учитывая доступ к лабе. Холмогоров тогда, разумеется, преисполнившись чувством вины, помчался вытаскивать нерадивого отпрыска из КПЗ, с трудом удерживая лицо от потрясения, и какое-то время чувствовал себя если не хорошим родителем, то хотя бы героем, спасшим сына от срока. А вот потом, оправившись от эйфории, я думаю, крепко пожалел о содеянном. - Казанцев взял его в оборот? - понятливо тянет Игорь, несколько мрачнея. - Давил на чувство вины за бесцельно проебанные годы крепких семейных уз? Давил на жалость, что, мол, кто-то должен был помогать матери и как-то при этом пробиваться в жизни? И Петя, нервно дернувшись, качает головой. - Если бы. На это Сергеич не повелся бы, но во-первых, Казанцев взял его за яйца тем, что каким-то неведомым образом располагал аудиозаписями из районки той ночью, походу обшмонать его забыли и телефон в кармане остался, - Петя замолкает, и Игорь, нетерпеливо дернув ногой, тихо уточняет: - А во-вторых? - А во-вторых, Холмогоров сам дурак. Нет бы, просто сделать дело и забыть, раз уж совесть не позволила пройти мимо, но он решил во второй раз сделать все правильно. Общаться с ним пытался, какой-никакой контакт наладить, из наркотемы за уши вытянуть и сам признался Казанцеву, что его отец. Даже в дом свой приводил, представив как сына старых друзей. Вот сынуля и решил подосрать - шантажировал и записями, и тем, что семье Холмогорова все про себя и мать расскажет, - Петя кривится почти с отвращением и добавляет тихо: - Ты не в курсе, но у Андрея жена и дочка-шестилетка. Он их любит до усрачки и не пережил бы, если бы они от него отвернулись, а такую ошибку юности, как ты понимаешь, не каждая супруга поймет и простит. - Сдается мне, что прекрасно Казанцев знал, кто его батя, и без всяких признаний. И очень рассчитывал, что именно к Холмогорову мать и побежит, если попасть в переплет, - Игорь тянется к сигаретам, оставленным на подоконнике и нервно выбивает из пачки сразу две. - Не мог же не знать, да? Слишком четко все вышло. Даже телефон в кармане остался, будто он готовился и второй припрятал. Будто капкан поставил, мелкий злобный пиздюк. Мать, наверное, проговорилась, а он решил воспользоваться и организовать себе надежную крышу, сыграв на эмоциях. Петя невидящим взглядом смотрит в стол и роняет нарочито небрежно: - Даже если и так, то ничего уже не докажешь, - жадно затягивается протянутой сигаретой, а затем вздыхает безнадежно: - Ему нужно было прийти ко мне. Сразу, как только эта хуйня началась, но Сергеич гордый. Зассал своими проблемами делиться, надеялся, что оно как-нибудь само рассосется, а теперь сядет, причем надолго. Смешно, конечно, осознавать, что тот, кто последние месяцы отчаянно крысил, сливая эксклюзивную информацию на сторону, даже денег с этого не имел. Петя был уверен, что все дело в бабках, зациклился на этом и даже мысли иной не допускал. - Тебе его жалко, да? - спрашивает Игорь глухо и, сжав петины пальцы, выдыхает дым. Поддерживает, как может, но Петя, вскинув голову и заглянув в игоревы внимательные глаза, качает головой: - Не жалко. Сам виноват, - однако, стушевавшись под пристальным игоревым взглядом, все же поясняет: - Мне жалко, что все так вышло. Холмогоров был отличным командиром спецназа. Я с ним часто работал на рейдах и, поверь, его группа самой вменяемой была на выездах. Тяжело будет к новому погонщику ослов притираться, и еще тяжелее - ему доверять. Игорь молчит какие-то время, глубоко затягивается, задумчиво пускает дым носом и, наконец придя к какому-то умозаключению, глубокомысленно выдает: - А ты не доверяй, - и, стряхнув пепел прямо на край коробки с пиццей, добавляет: - Лишнее это, Петь. В нашей работе можно верить лишь себе. Не нужно искать союзников или крепкий тыл, ты на себя надейся и не плошай. - Да ну не пизди, - внезапно развеселившись, фыркает Петя. - Вот ты говоришь, только на себя надеяться, а сам собрал в управлении такую команду поддержки, что мама не горюй. И Игорь, улыбнувшись, качает головой. - Я на них не надеялся, - и, снова затянувшись, поясняет: - Они сами пришли. И Димка, и Костян, и Ксюха. В разное время, но именно в тот момент, когда было очень нужно, и надежные, как скала. Я их не просил и ставку на них не делал, просто не отказался от помощи, когда прижало. И им ни за что не откажу, даже если оставить за скобками тот факт, что мы друзья. - Пиздец у тебя кодекс, - переплетая игоревы пальцы со своими, замечает Петя почти с нежностью, на что Игорь, чуть смутившись, серьезно и весомо роняет: - Впрочем, на меня можешь рассчитывать. Всегда, даже если вдруг не… - он осекается и поспешно продолжает: - И на своих, проверенных. Тех, кто носом землю рыл вместе с тобой все эти годы. Они не подведут. У тебя отличная команда. - Что значит “если вдруг не”? - чисто из вредности переспрашивает Петя, почти до хруста сжимая игоревы пальцы, и тот, скользнув взглядом в сторону, нехотя выдавливает из себя: - Если вдруг не выгорит, Петь, - а потом, жадно затянувшись, тихо бормочет: - Всякое случается. Ты не подумай, что я заранее всякого дерьма себе в голове наварил, но ведь жизнь длинная, да? Ты просто знай, я все равно у тебя за спиной встану, несмотря ни на что. Даже если гнать будешь - не уйду. - Еблан ты, - вздыхает Петя ласково, наклоняясь вперед и прижимаясь к костяшкам игоревых пальцев губами. Прикрывает глаза и, улыбаясь словно блаженный идиот, тянет: - Все выгорит, дядь, даже не сомневайся. А если вдруг не - всегда можно начистить друг другу ебала для морального удовлетворения и пойти к психологу. Я слышал, многим помогает. - Ага, и чтоб ЛГБТ-френдли был, разумеется. Юлька говорит, такие нынче особенно в моде. Вот он там охуеет, конечно, от двух ментов с фингалами и острым семейным кризисом, - помолчав, громко фыркает Игорь, видимо, представив в красках такое развитие событий, а затем, потянув рассмеявшегося Петю за руку, поднимается с места. Подхватывает под спину, ведет носом по шее, притираясь ближе, и тихо бормочет, с изяществом слона в посудной лавке меняя тему: - Знаешь, что во всей этой истории осталось для меня совершенно непонятным? - Один ли Казанцев действовал или в составе организованной группы лиц? - невнятно бормочет Петя, оглаживая игорев затылок и откидывая назад голову. - Этого пока сказать не могу, я ж его не допрашивал еще. Игорь коротко выдыхает, упирается в бедро стремительно твердеющим членом и признается: - Не, вот на это мне, честно говоря, плевать с высокой колокольни, - а после прижавшись к петиному горлу губами, задумчиво тянет: - Непонятно, зачем он вообще скидывал вес так тупо. - В смысле? - почти отъезжая, уточняет Петя, а потом, осознав всю важность оброненного Игорем как бы невзначай замечания, накрывает его губы пальцами, встряхивая головой, чтобы хоть немного в себя прийти, и вскидывается: - Блядь, а ведь ты прав. Он мог бы сделать закладку в сортире, мог бы просто смыть все или, стерев пальчики, бросить куда-нибудь в угол зиплоки, но зачем-то с упорством, достойным лучшего применения, подкидывал их в карманы. Думаешь, в этом есть какой-то паттерн? Думаешь, он их выбирал, этих придурков, по какому-то умыслу? Наказывал? Мстил? Завидовал? Что? - Не уверен вообще-то, что Казанцев сам сможет ответить на этот вопрос внятно, но если вдруг сможет, мотив узнать бы хотелось. Хотя бы чисто ради галочки, - целуя его руку, хрипло бросает Игорь и, совершенно бесстыдно облизав пальцы, просит севшим от возбуждения голосом: - Спросишь, ладно? - Непременно, - кивает Петя, а потом, скользнув рукой к шее, тянется к игоревым губам и невнятно ворчит: - Но завтра, как раз допрос будет. А сегодня меня больше интересует, светит ли мне еще один оргазм, а не то, почему эта дьявольски, как мы полагаем, продуманная мразота умудрилась так по-дурацки подставиться. Игорь тихо смеется, собственнически облапывает его за задницу и хмыкает: - Ну если ты действительно так серьезно настроен, то хоть два. И Петя, вцепившись в его плечи, выдыхает жарко, действительно разом выкидывая все лишние мысли из головы: - Еще как настроен, - а потом, поймав волну внезапного веселья, заверяет: - С работой я и завтра натрахаться успею, а вот с тобой - вообще не факт. Игорь расслабленно смеется, ведет кончиком носа по шее и шепчет ласково и одновременно весьма ехидно: - У тебя так давно мужика не было, что ты все никак не угомонишься? - а потом целует за ухом и добавляет: - Ты не подумай, что я против, просто любопытно. Петя, закатив глаза, виснет на нем и вяло огрызается: - Давно, - а после, не удержавшись, широко улыбается и, подхватывая ехидный игорев тон, заканчивает: - А такого ебыря-террориста вообще, кажется, никогда. Кто бы мог подумать, а… Игорь бессовестно ржет, раскрытым ртом присасываясь к его шее и явно оставляя там здоровенный такой засос, а потом пятится в сторону кровати и, облапав Петю за зад, легко отрывает его от пола. Даже дыхание, сука, не сбивается. Все тело опаляет жаром, Петя громко стонет, вцепляясь в широкие твердые плечи и, ловко подтянувшись, скрещивает лодыжки на пояснице. Игорь, одобрительно хмыкнув, вжимает его в себя, трется каменным уже стояком меж ягодиц и, развернувшись, широкими шагами направляется к кровати. Очень здорово уметь друг с другом разговаривать, находя тысячи интересных тем, но еще круче - понимать друг друга без слов, тупо поддаваясь инстинктам. И у них с Игорем это, кажется, вполне себе неплохо получается. Легко, интуитивно и с первых же мгновений. Ближе к вечеру, когда за окном робко зажигаются фонари, Петя тяжко вздыхает и, прижавшись щекой к игореву теплому плечу напоследок, скрепя сердце выбирается из постели. - Мне ехать надо, - с сожалением сообщает он, потянувшись всем телом, а после, шлепая босыми пятками по скрипучему деревянному полу, направляется в кухню. Игорь молчит, возится на кровати и, судя по звуку, накрывает лицо подушкой. И как бы Пете ни хотелось остаться в игоревой захламленной, но такой очаровательной мансарде примерно на ближайшую вечность, все равно приходится примириться с действительностью и отправиться на поиски своих джинсов. Завтра утром нужно быть в управлении и, желательно, более или менее свежим. А если и нет - то хотя бы в чистой одежде и гладко выбритым, а не в позавчерашнем прикиде и со следами бурных утех по всей шее. Где-то в шкафу точно была чистая водолазка для таких вот случаев, и кажется, придется прикупить еще несколько, потому что Игорь, дорвавшись, метил его самозабвенно и упоенно, но, что самое смешное, пенять ему на это не хотелось. По крайней мере до наступления жары, когда уже не получится прятать шею под высоким воротником. Выходные имеют свойство заканчиваться, как и все хорошее, но это не значит, что вместе с ними заканчивается жизнь, утешает себя Петя, натягивая как раз подсохшие после дневной спонтанной стирки трусы и влезая в джинсы. Пуловер, обнюхав, забрасывает в пристроенный на стиралке тазик и просит громко, нарисовываясь в дверном проеме, ведущем в спальню: - Футболку мне дашь? - Нет. Мне и так все нравится, - фыркает Игорь, а потом, заметив вытянувшееся петино лицо, торопливо машет руками: - Ну, конечно, дам. Что за вопросы вообще. Не голышом же тебя на улицу выпускать. И свитер еще возьми. Длинноват будет, зато тепло. - Да мне только до машины, - вяло пытается спорить Петя, но Игорь, покачав головой, припечатывает: - Пока прогреешь - околеешь же, - и, чуть прищурившись, просит спокойно: - Не спорь, ага? Тебе сейчас вообще не до больничного будет, сам же знаешь. И Петя, подумав, кивает. Да, если вдруг обвесится соплями, болеть точно на ногах придется, тут Игорь прав. Да и обидно как-то будет простыть почти летом чисто из-за собственного тупого упрямства. Игорь же плавно садится, отчего мышцы под смуглой кожей красиво перекатываются, соскальзывает с кровати и наклоняется за валяющимися на полу серыми спортивками, будто бы невзначай сверкнув оттопыренной голой задницей прямо перед петиным носом. То ли провоцирует, то ли просто на нервах играет, то ли все сразу. С него, говнюка такого, станется, почти с нежностью думает Петя, наблюдая за тем, как Игорь, поспешно нацепив штаны, идет к шкафу. Деловито в нем копается, швыряет в Петю сначала скомканной черной тряпкой, которая на поверку оказывается весьма приличной футболкой, даже неплохо севшей по плечам, а затем выуживает шерстяной серый свитер и, подойдя ближе, командует: - Руки подними, - и когда Петя послушно подчиняется, чувствуя себя точь-в-точь как в детском саду, где воспиталки собирают на прогулки мелких пиздюков, Игорь медленно натягивает на него свитер через голову. Поправляет ворот, разглаживает заломы от веревки и тепло шепчет: - Вот так-то. Больше спорил. От него веет заботой и какой-то неуловимой нежностью, от которой сердце екает. Петя улыбается, тянется за коротким поцелуем и, скользнув ладонью по руке, стратегически отступает к дверям, по пути совсем немного подворачивая края рукавов. Игорь идет в прихожую следом, прислоняется к стене, наблюдает за петиными слегка суетливыми движениями и спокойно улыбается, скрестив руки на груди. А лучше бы взял за шкирку и попросил остаться. Вот так, напрямую, Петя бы точно отказать не смог. Пришлось бы, конечно, подняться утром в несусветную рань, чтобы успеть к себе заскочить перед работой, ну да и черт с ним. Но Игорь молчит, уважая его личное пространство и не такое уж сильное желание выспаться в собственной постели перед несколькими тяжелыми днями заполошной беготни с бумажками. Материалы дела сами себя для прокуратуры не подготовят, они оба это понимают, и хорошо, что у Игоря хватает совести не испытывать его выдержку. Если бы он попросил, Петя бы точно остался. Петя тоскливо вздыхает, затягивая шнурки на кроссовках, и, распрямившись, тут же тянется к игоревым губам, ощущая, что впервые, наверное, в жизни, так не хочет от кого-то уходить. Даже вчера, когда он сорвался на допрос буквально из постели, не было так ебано. Игорь обнимает за плечи, целует ласково, не распаляя, а скорее успокаивая, и этим чуть ли не душу вынимает. Петя судорожно гладит его шею кончиками пальцев, жмется ближе и прикрывает глаза. Пиздец. Он же знал, что так будет. Знал, и не рассчитывал даже, что они с Игорем прилипнут друг к другу, как подтаявшие на жаре леденцы в кармане, но все равно где-то в глубине себя надеялся, что случится какое-нибудь чудо и весь мир забудет о них не на два жалких дня, а, как минимум, на ближайшую вечность. Однако, как водится, чудес не завозят, поэтому сейчас Петя стоит в тускло освещенной прихожей, завернувшись в игореву джинсовку, целуется, как в последний раз, и отчаянно боится выйти за порог. - Ну ты чего раскис? - тихо спрашивает Игорь, заглядывая ему в глаза и перебирая волосы на затылке. Петя закусывает губу и глухо, почти рассерженно бросает: - Не хочу уезжать. - Ты всегда можешь вернуться, - Игорь спокойно пожимает плечами. - В любую минуту, Петь. И ты это знаешь. - Знаю, - Петя коротко кивает и, отведя взгляд, добавляет тихо: - Но это не отменяет того факта, что уехать мне все-таки придется. Мне нужны свежие носки и трусы, а еще не помешало бы появиться завтра в управлении в своей одежде, а не в той, что явно с чужого плеча, чтоб повода для лишних разговоров не давать. Такая вот проза жизни, блядь, и никуда от нее не денешься. Он убеждает скорее себя, чем Игоря, и от этого почти тошно. Было так здорово почти сутки не вылезать из постели, отлучаясь лишь чтобы поссать, принять доставку и ее же сточить, но сколько веревочке не виться - кто-то должен быть ответственным взрослым и пресечь это беззаботное безобразие. Им не по шестнадцать уже, и даже не по двадцать, чтобы забить на скучные уроки или унылые пары, и жизнь не поставишь на паузу до тех пор, пока не схлынет первая волна эйфории друг от друга. Поэтому Петя, собрав всю волю в кулак, отступает на полшага, засовывает руки в карманы и интересуется нарочито небрежно: - Ты завтра в управлении будешь? - Нет, к Прокопенычу на дачу поеду. Забор чинить, - спокойно отзывается Игорь, снова скрещивая руки на груди, а потом приподнимает уголки губ и добавляет мягко: - Часам к восьми вернусь, наверное, если быстро управлюсь. Если нет - то около одиннадцати, но вряд ли. Там делов-то… - Увидимся? - спрашивает Петя, тоже коротко улыбаясь и открывая дверь. Замок, цепочка, шаг за порог. - Можем в баре каком-нибудь посидеть. Звучит натянуто и как-то даже немного безнадежно - да что же с ним, блядь, не так, - но Игорь, расцепив руки и ласково коснувшись его щеки, кивает: - Да конечно, увидимся. Я напишу, как из электрички выйду - и сразу к тебе. Пересечемся в центре где-нибудь, - а потом подается вперед и, будто бы в очередной раз видя Петю насквозь, почти невесомо прижимается к его губам своими и шепчет: - Не знаю, какую ерунду ты там себе сейчас надумал в своей светлой и бесконечно дурной голове, но не надо, понял? Я просто дядь Феде обещал с этим холерным забором расквитаться за выходные. И Петя с облегчением выдыхает. Вот ведь правда, дурная голова. Привык, что раньше, всякий раз уходя, делал это с концами, и ссался теперь, скорее подсознательно, чем осознанно, что и сейчас так же выйдет. Не выйдет. Не с Игорем. - Да понял я, понял, - ворчит Петя, всем собой ощущая невероятное и всеобъемлющее тепло, а потом прищуривается и уточняет ехидно: - Дядь Федя, значит? Ничего рассказать не хочешь, блатной? - Завтра, - ничуть не смутившись, отмахивается Игорь и, закатив глаза, шикает: - Все, иди уже, не то затащу обратно и забаррикадирую дверь, чтоб не сбежал. Петя широко улыбается и, попятившись, едва не наворачивается с верхней ступеньки, а потом, ухватившись за перила, бросает: - Тогда до завтра, - и, развернувшись, сбегает по лестнице. Наверху с грохотом захлопывается дверь, и Петя, нащупывая ключи от машины, искренне надеется, что хамоватый игорев сосед наконец соизволил отогнать в сторону свое ведро. Вызывать такси отчаянно не хочется, хочется с ветерком прокатиться на Петроградку под какой-нибудь бодренький биток по вечернему, сияющему огнями городу и прочувствовать глубоко внутри себя его ритм. Его дыхание и совершенно непередаваемый вайб. Питер наконец нашел дорогу в петино сердце, пусть и не сразу, сделал его счастливым и свободным от собственных же бесконечных заебов, и за это хотелось любить его невозможно сильно и нежно, как это делают коренные петербуржцы. Да что там, Петя уже его любит. Выезд оказывается свободным, и Петя, нажав на брелок сигнализации, поспешно ныряет в салон. Прав был Игорь, без свитера он бы действительно замерз если не насмерть, то до противных и крайне несвоевременных соплей. Улыбнувшись, Петя запускает мотор и, прислушиваясь к его тихому довольному урчанию, оглаживает пальцами ледяной руль. Все у них хорошо будет, даже париться не стоит. С таким, как Игорь, Петя уверен, просто не может быть иначе. Кое-как припарковавшись между двумя раскорячившимися ебланами и заглушив двигатель, Петя почти машинально бросает взгляд вверх, ожидая увидеть темные окна пустой квартиры, но в кухне явно горит свет, и Петя, горестно вздохнув, тянется к бардачку. Он надеялся, что Нины дома не окажется, завтра ведь все нормальные люди еще отдыхом будут наслаждаться в отличии от него самого, но, кажется, где-то серьезно просчитался. Видимо, у Цветкова тоже смена, а значит, теперь вместо покоя, тишины, пары часов в теплой ванне и мертвецкого сна после, придется не только отвлекать внимание от своего крайне расхристанного вида и игоревых шмоток, но и, возможно, замаливать грехи и объясняться, как нашкодивший школьник перед директором. Зная Нину, та явно не станет откладывать разбор полетов на утро, тем более если в благословенную глушь на Ладоге уже успели дойти какие-нибудь слухи. Возможно, тревога ложная, и Нина до сих пор пребывает в счастливом неведении о случившемся, так что уцепится лишь за его странный прикид. А быть может она караулит Петю в коридоре с гриль-сковородкой наперевес, потому что игоревы друзья благодаря одному небезызвестному блоггеру уже в курсе событий, и Цветков, не удержав воду в жопе, сдал его с потрохами. Притом, не факт, что со всеми, потому что глухой телефон - штука весьма ненадежная. Ох, стоило, конечно, попросить Игоря пощупать почву, чтобы понимать, к чему именно готовиться. Но теперь-то уж что, теперь уже поздно. Петя достает из бардачка запечатанную коробку с туалетной водой и вздыхает. Он купил ее Нине в подарок на стремительно приближающийся день рождения, но, кажется, придется поломать голову снова, раз уж сегодня без отвлекающего маневра не обойтись. Причем, действовать следует на опережение, пока Нина не успеет завестись с нуля до сотки. Прямо с порога умаслить, пока пиздюлей не выхватил, а дальше либо плакать и каяться, либо бежать без оглядки, если подношение от французских парфюмеров не растопит нинино черствое сердце. Тихонько усмехнувшись, Петя выбирается из машины и, закурив, медленно бредет по двору. Где-то в кустах громко орет кошка, у соседнего подъезда на лавочке пристроилась теплая компания с гитарой, а над головой шелестят молодыми листьями кроны высоких деревьев. Все вокруг живет и дышит, и только теперь Петя наконец, широко раскрыв глаза, удосуживается это разглядеть под самым своим носом. Игорев свитер, ужасно теплый и немного колючий, обнимает за плечи, и Петя, притормозив у клумбы, неспешно докуривает, вслушиваясь в нестройный хор явно молодых голосов неподалеку. Душевно поют, что-то незнакомое и цепляющее настолько, что горло стискивает невидимой рукой. Игорь бы точно сказал, что это за песня, он тот еще дед инсайд, а шлягер явно отдает нафталином, но Игоря рядом нет, так что приходится обломаться. В какой-то момент отчаянно хочется запустить шазам и закрыть гештальт, но Петя себя останавливает: пусть запомнится так. Звонко отдаваясь от стен домов и возносясь ввысь. Удивительный, конечно, город Питер; в Москве этим бардам уже б кто-нибудь ведро воды на голову вылил, а здесь, небось, еще и окна пооткрывали, чтобы ничего не мешало внимать. - Люди больше не услышат наши юные смешные голоса, теперь их слышат только небеса, - беззвучно повторяет он про себя, глубоко затягиваясь и заранее зная, что слова вылетят из головы тотчас же, стоит лишь скрыться в подъезде. Быстро добивает сигарету и, затушив окурок о край урны, берется за дверную ручку. Взбегает по лестнице на одном дыхании, нашаривает в кармане ключи и, вытащив их, решительно тычется в замочную скважину, потому что перед смертью, как известно, не надышишься. - Нинель, я несу тебе “Шанель”, - громко и нарочито весело кричит Петя с порога, едва ввалившись в коридор и, не разуваясь, замирает у дверей. Просто так, на всякий случай. Вдруг все-таки и впрямь придется делать ноги. Нина выглядывает из кухни, улыбается и, вскинув бровь, с недоверием уточняет: - Что, серьезно? - и, хмыкнув, уточняет почти сочувственно: - Петь, ты как, в порядке вообще? Петя облегченно выдыхает. Что ж, бить его вроде бы не собираются, так что можно слегка расслабить булки. - В полнейшем, - сообщает он, прикрывая за собой дверь и пристраивая ключи на тумбе, а потом, подмигнув, заливается сладкоголосым соловьем: - Я про “Шанель” вообще для красного словца спизданул. В рифму пришлось, не более. А так - конечно, же, “Герлен”, все как ты любишь. Неужели ты думаешь, что я в здравом уме приволок бы тебе аромат пожилой и просроченной куртизанки? Ле фу, моя драгоценная, для тебя только лучшее. Нина подходит ближе, с улыбкой забирает протянутую коробку, и по блеску ее глаз Петя понимает, что попал в точку. Нина на эту лимитку облизывалась уже пару месяцев как, но все денег свободных не находилось, так что неважно когда - сейчас или через три недели, Петя был рад ее побаловать. Пусть и не без шкурного интереса, да. - Спасибо, - Нина тихонько смеется, а потом, прислонившись плечом к стене, насмешливо интересуется: - Где накосячил-то? День рождения у меня почти через месяц только. И Петя, состроив самое невинное выражение лица, притворно возмущается: - Я не могу просто так подарить любимой женщине духи, про которые она мне все уши прожужжала? - Почти восемь кусков, Петь. С твоей зарплатой такие щедрые подарки без повода не делают, - справедливо замечает Нина и, окончательно смягчившись, уточняет: - Так что ты успел натворить, горе луковое? Да, проебался. Стоило бы просто купить по дороге хороший букет, но что уж теперь. Необходимость раскрыть рот и выложить все, как есть, надвигается неотвратимо и стремительно, и Петя тихонько вздыхает. Нина всегда была проницательной и въедливой, а еще - она самый близкий петин друг, и нужно быть совсем уебком, чтобы сейчас малодушно промолчать. Тем более, сегодня еще есть шанс разыграть партию с преимуществом, рассказав все самому, а не дожидаться, пока Нина все-таки прознает через Цветкова, что у него с Игорем роман. Нет, не роман, конечно же. Роман - даже звучит как-то пошло и мимолетно, а у него к Игорю великая и светлая, совершенно идиотская любовь до беспомощного скулежа, о которой кричать на каждом углу хочется, а не стыдливо заметать ее под ковер. Рехнуться можно. - Тебе в хронологическом порядке или по алфавиту? - скидывая наконец ботинки и дежурно целуя Нину в щеку, интересуется Петя, а потом вешает джинсовку на крючок, и не дождавшись ответа, нерешительно начинает: - Тут, короче, такое дело… Но Нина, приглядевшись, перебивает его на полуслове. - Что за свитер дедовский? И куртка не твоя вроде, я такой не помню. Игната? - слегка подозрительно спрашивает она в лоб, и Петя, почти обрадованный, быстро кивает: - Ну да, - а затем, осознав, что так дела не делаются, вздыхает и чистосердечно признается, готовясь к шквалу неудобных вопросов: - Вернее, нет. Вообще-то, это игорева куртка. И свитер тоже его. Нина, резко помрачнев, отставляет коробку с туалетной водой на тумбу и, отлипнув от стены обманчиво спокойно советует: - Вот что тебе нужно сделать сейчас, Петенька - рвануть на кухню и попрятать все ножи, иначе ты труп… - а потом, двинувшись на Петю неотвратимо и грозно, уточняет почти ледяным тоном: - Ну сколько, блядь, можно-то, а? Опять этот твой Игорь, чтоб ему пусто было. Ты понимаешь вообще, что упускаешь охуенный шанс из-за этого вот… - Да ты дослушай сначала, - просит Петя с нажимом, опуская руки на ее плечи и слегка встряхивая. Нина выглядит не рассерженной, а скорее расстроенной и изрядно обеспокоенной, и Петя, резко притянув ее к себе, обнимает одной рукой. Гладит по мягким волосам и спине, успокаивая. Нина переживает за него, хочет для Пети самого лучшего, как и он для нее, так что реакция не удивляет. Он сам от Цветкова не в восторге был так-то, когда узнал, а ведь тот буквально надышаться на Нину не мог с первой встречи. Игорь же в глазах Нины был слепым мудаком и вообще конченым дебилом, успешно мимикрирующим под заправского гетеро и время от времени дающим Пете поводы помечтать о невозможном. Так себе партия, если не знать, как на самом деле все обстоит. - Да зачем? Все и так понятно, - глухо отзывается Нина, выпутываясь из его рук и отступая. - Я по твоей роже вижу, что ты херни какой-то натворил со своим ненаглядным майором. Потрахался с ним, да? - отводит взгляд и тихо-тихо роняет: - Что, стоило оно того? - Стоило, - коротко отвечает Петя, а потом, почувствовав, что разговор сворачивает куда-то не туда, касается нининого плеча и, улыбнувшись уголком губ, серьезно добавляет: - Нин, ты погоди. Давай, я все по порядку, а? А то я прямо жопой чую, что ты не так меня поняла. Нина, отмахнувшись, скидывает его руку и, развернувшись к кухне, бросает почти разочарованно: - А что можно не так понять? Гром твой опять все испортил, - и, сделав пару шагов по коридору, вздыхает: - Ты выбрал этого придурка, который тебя в упор не замечал столько времени, и на свидание с Игнатом не пошел. Поправь меня, если я ошибаюсь. - Ну, чисто технически… - с сомнением тянет Петя, тоже устремляясь на кухню за нею следом, и хочет было добавить, что чисто технически он был на свидании с Игнатом, хоть и не совсем с ним, но все же, однако Нина, снова вздохнув, интересуется почти с горечью: - Ты хоть объяснил ему по-человечески, что ты кретин и зря его время потратил, или тупо в черный список кинул и выдохнул с облегчением? - и тут Петю срывает с резьбы. Он на мгновение прикрывает глаза, стараясь успокоиться - не получается от слова совсем вообще-то, а потом рявкает, что есть мочи: - Я что, по-твоему, вот настолько мудак законченный? - и, сам испугавшись своего напора, внезапно тушуется. Нельзя так с Ниной, вот просто нельзя. Даже если она выплевывает из себя сейчас обидные, хлесткие слова, делает она это не со зла, а потому, что переживает. Потому что думает, что Петя совершил ошибку и наломал дров, а не потому что хочет укусить побольнее. Петя качает головой, набирает в грудь побольше воздуха и, осознавая, что дальше тянуть некуда, заканчивает уже спокойнее: - Игорь и есть Игнат. От облегчения аж голова кружится. Ну вот, сказал - как отрезал, и небо на землю не рухнуло. Нужно было с этого и начинать, а не напускать туману. Прямо с порога Нину огорошить, что бесячий Гром и Игнат, на которого она возлагала большие надежды - одно лицо. Тогда бы они точно обошлись без этого дурацкого и бессмысленного разговора, расстраивающего их обоих. Нина застывает на месте. Разворачивается так резко, что волосы хлещут ее по щекам, а потом тихо спрашивает: - Ты шутишь, да? - Да какие уж тут шутки, - отмахивается Петя, присаживаясь на стул и чувствуя, как от напряжения мелко подрагивают колени, а потом его разбирает такой истерический смех, что самому стремно становится. И лишь когда понимает, что пауза неприлично затянулась, фыркает громко, прикрывает лицо ладонью и, все еще веселясь, заканчивает с невероятной, отчаянно прущей изо всех щелей нежностью: - Тут понимаешь, в чем фокус, Нин… Как выяснилось, отделаться от майора Грома - нетривиальная задача, даже если задаться такой целью. Везде найдет, даже, сука, в ебучем тиндере. Нина смотрит на него с сомнением и некоторым недоверием, а потом присаживается напротив и тянет осторожно: - Ты хочешь сказать, он знал, что это ты? - и, прищурившись, опасно шипит: - Почву прощупывал, сволочь такая? Ну вот, опять двадцать пять. Впрочем, в первый момент Петя и сам так подумал, так что не ему Нину осуждать. И думал ровно до тех пор, пока Игорь не встряхнул его и не попытался устроить разбор полетов прямо посреди управления. - Да ни хрена он не знал, - закатывает глаза Петя и, снова развеселившись, добавляет: - Ты бы видела его рожу. Такой ахуй нарочно не скорчишь, отвечаю. Так что, мы оба в этой истории законченные кретины. Я подумать не мог, что с Игорем все это время переписываюсь, а он понятия не имел, что это я. Поистине идиотская история с охуительным концом. - Так вы вчера все-таки встретились, да? - интересуется Нина, постепенно расслабляясь и откидываясь на спинку стула. Смотрит с живым интересом и уже куда спокойнее, чем прежде. Петя громко фыркает, а потом, широко улыбаясь, с легкой иронией роняет: - Типа того. Только не совсем так, как планировали, а утром и в кровати, - и, глянув на нинино вытянувшееся лицо, поспешно добавляет: - Впрочем, на свидание мы тоже сходили, но уже после обеда, если ты об этом. - Петь, я тебя сейчас ударю, - негромко обещает Нина, вздохнув. - Ты можешь как-то по-человечески все рассказать, не путаясь в показаниях? - А у нас тут допрос? - невинно уточняет Петя, а потом, решив больше не испытывать нинино терпение, поспешно начинает: - Да было бы что рассказывать. Я, в общем, Игоря позавчера поймал буквально за руку, когда он мне сообщения строчил. Ответил ему и слышу - оповещение. Потом еще одно и еще. Решил, что таких совпадений тупо не бывает, и рискнул. По имени в чате назвал и предложил продолжить разговор с глазу на глаз. Пристойная версия звучит как-то суховато, но не признаваться же Нине, что именно он предложил Игорю на самом деле. Нина вскидывает бровь в ожидании продолжения, и Петя, закусив губу, хмыкает: - Думал, подеремся, но обошлось. Игорь тоже сначала решил, что я его потроллить вздумал, но прислушался к моим жалким аргументам и все-таки сменил гнев на милость, - а затем улыбается и заканчивает с нескрываемым самодовольством: - Словами через рот, как ты и учила, я сумел донести простую мысль, что до последнего момента в душе не ебал, кто по ту сторону экрана и кому я скидывал нюдсы. Кажется, это его и убедило в конечном счете. - Лишняя информация, - закатив глаза и посмеиваясь, обрывает его Нина. - Даже знать не хочу, как ты мужиков клеишь, - а потом ехидно заканчивает, пригрозив пальцем: - И лампу мою больше для своего домашнего порно не бери, иначе жопу надеру. Петя, несколько смутившись и тихонько заржав, вспоминает загруженное на неделе видео. Пожалуй, сегодня он повторит. Пусть и без лампы - не так кинематографично и вылизано, - зато с душой и больше не пряча лица. Пусть Игорь видит его закушенные губы, полуприкрытые от удовольствия глаза и капли пота на виске. Ничего нового, так-то - все выходные мог наблюдать в непосредственной близости, - но идея кажется все равно свежей и возбуждающей. Петя почти уверен - Игорю ужасно понравится такая живая и неприкрыто откровенная съемка. Открытая и честная, буквально кричащая о том, как сильно Петя без него скучает. - Вы теперь типа вместе? - помолчав немного, а потом осторожно пнув Петю под столом в голень, уточняет Нина заинтригованно. - Не типа, а еще как, - кивает он, очнувшись от своих мыслей, и расплывается в улыбке. А потом, поразмыслив немного, добавляет тихо и искренне: - Нин, ты вообще себе не представляешь, что я сейчас ощущаю. Просто пиздец какой-то, я начисто отлетаю, когда осознаю целиком и полностью, как сильно мне подфартило в этой жизни. Я целый месяц день за днем влюблялся в того, кого и так любил вопреки здравому смыслу. Кого пытался забыть и кто, как оказалось, неровно ко мне дышал почти полтора года. - В смысле? - внимательно выслушав его путаные откровения, оторопело уточняет Нина, а затем встает с места и, достав из шкафа початую бутылку с вином, в совершенно несвойственной ей манере, отпивает прямо из горла, вытащив перед этим пробку. Петя протягивает руку, требуя себе бутылку, но Нина лишь качает головой и бросает: - Грабли убрал. В смысле, не ровно дышал к тебе? И Петя, смирившись, что до вина он сегодня вряд ли доберется - ну и ладно, не больно-то и хотелось, - хмыкает: - Да в самом прямом. У нас давно все могло бы сложиться так-то, без всякого там тиндера, легко и непринужденно. Просто мы оба слепые придурки. Вот я, помнишь, страдал и ныл, что Игорь женат? - Нина коротко кивает, поморщившись, и Петя, закатив глаза, сообщает ей весело и с нескрываемой подъебкой: - А Игорь думал, что у меня девушка есть. Девушка, которая мне обеды таскает в управление и выглядит, как топ-модель. Считал, что у него нет шансов, вот и не лез со своими подкатами. Нина, снова отхлебнув из горла, игнорирует его выпад и резюмирует безнадежно: - Да вы реально два еблана, - а после, поморщившись, закатывает глаза: - Стоите друг друга, короче. Не знаю, как вы там умудряетесь кого-то ловить и под суд отдавать, если дальше своего носа не видите. - Да легко, - пожимает плечами Петя и, прищурившись, добавляет ехидно: - Твой дражайший Костян нас с тобой так-то тоже за сладкую парочку принял, если ты успела забыть… - Твоя правда, - подумав, кивает Нина со вздохом. А потом, помолчав, тихо и неожиданно серьезно спрашивает: - Петь, ты уверен, что это - твоя остановочка? Служебный роман - штука сомнительная так-то, сам знаешь, и часто ничем хорошим не заканчивается. И Петя, вздохнув, отмахивается: - Да знаю я, не начинай даже. Хорошо хоть, не в одном отделе пашем, - а затем, судорожно вздохнув, продолжает поспешно: - Я просто чертовски сильно влюблен и мне плевать. Не хочу забегать вперед и заранее думать о том, как и из-за чего все развалится. Наверное потому, что впервые в жизни реально готов если не навсегда, то очень и очень надолго. Он намеренно повторяет игоревы слова - запали в душу, как ни крути, - и думает, что это самый что ни на есть правильный настрой. - Пиздец из тебя пафос прет, - хмыкает Нина ласково, прикладываясь к винишку и быстро облизывая губы, но Петя, помотав головой, упрямо добавляет: - Нин, это действительно так. Я раньше, как от огня, бегал от отношений. Думал, со мной что-то не так, а оказалось - не только. С ними тоже все не так было, с этими бесчисленными ебырями на одну или пару ночей. Никто из них не хотел меня целиком, со страхами дурацкими и всем прочим говном, а Игорь вот хочет, - Петя переводит дух, сжимает кулаки и упрямо продолжает: - Я знаю, что для него все это - тоже несколько больше, чем просто желание поебаться. Он чувствует меня, слышит и будто бы мысли читает. Смотрит в глаза, а не мимо, как другие. А еще - честно говорит со мной и трахается так, будто хером до сердца пытается достать, - смутившись, Петя отводит взгляд, и заканчивает совсем тихо: - Мне ни с кем так хорошо не было. Даже если мы просто рядом, я все равно в щепки. В груди жжет от этих признаний. Распирает под ребрами и затапливает каким-то совершенно невероятным теплом. Пусть он говорит это не Игорю, но когда-нибудь - обязательно. И самое бы время испугаться, насколько сильно он зациклился на одном-единственном человеке, но Пете не страшно, потому что рано или поздно это должно было случиться. И хорошо, что с надежным и честным Игорем, а не с каким-нибудь очередным соевым чмоней, не доросшим до серьезных отношений. Игорь его старше, во многих вещах - чуточку мудрее, а в некоторых - на полшишечки рассудительнее. А еще, Игорь точно так же, как и Петя, устал от знакомств, которые ни к чему не ведут. Нагулялся, перебесился и теперь готов вдумчиво строить свою жизнь. По счастливому стечению обстоятельств - именно с Петей и ни с кем другим. Нина тихонечко смеется, смотрит на него почти умиленно и сообщает: - Ну что я могу сказать… Ты попал, Петенька. Втрескался, по самое не балуйся, в наказание за все твои прошлые прегрешения и безудержное блядство, - и, ласково накрыв его руку своей небольшой ладошкой, хмыкает: - Хочу с ним познакомиться. - Чтобы - что? - с опаской уточняет Петя, ощущая, как внутри сладко тянет и дурное сердце, наплевав на все на свете, томится и тает, вспоминая, как хорошо было рядом с Игорем. Засыпать и просыпаться. Просто быть. Чувствовать ровное биение под своей щекой и тепло ладоней на плечах. - Чтобы знать, кому я отдаю своего единственного и ненаглядного влюбленного по уши идиота, разумеется, - спокойно говорит Нина, прищурившись. А потом бросает на Петю какой-то странный, почти страдальческий взгляд и добавляет негромко: - Но это потом, Петь, не парься. Сейчас я, честно говоря, одного не понимаю, - улыбается солнечно, ярко, и заканчивает весело: - Какого хрена ты вообще тут делаешь, а? - А где я по твоему должен быть? - непонимающе тянет Петя, растерянно и тихо, не вполне еще осознавая, к чему Нина клонит. Нина тяжко вздыхает. - Ты тупой или прикидываешься, Петь? С Игорем своим, - обстоятельно, как дитю малому, объясняет она, отставив бутылку и уставившись на Петю горящим ебанцой взглядом. Петя закусывает губу, а Нина, снова пнув его ногу, ласково добавляет: - Пока искрит - надо поджигать. Я же вижу, ты вообще не здесь. Езжай к нему. Вперед. Нинины слова проходятся разрядом по оголенным нервам. Права она, Пете совсем не хочется засыпать одному, ворочаясь на пустой и слишком широкой для него кровати. Хочется уткнуться в игорево плечо, вдохнуть поглубже знакомый запах, провести носом по коже и уснуть в уверенности, что утром все будет по-прежнему. Что Игорь никуда не денется, не переосмыслит все произошедшее и не сбежит. Глупо, конечно. Он и так знает, что Игорь не передумает и не сделает вид, будто ничего и не было, но подсознание бьется в конвульсиях и рвется с Петроградки туда, где Игорь размеренно и тихо дышит, скорее всего, лежа в своей постели. Просматривает лениво чаты, включив наконец телефон, отбивается от друзей, жаждущих подробностей, и точно так же, как и Петя, не хочет засыпать один. - Мне на работу завтра, - жалко выдавливает из себя Петя, изо всех сил не подавая виду, насколько сильно подмывает подорваться с места и рвануть обратно к Игорю, пока не развели мосты. Хорохорится, откидывается на спинку стула и бубнит: - Шмотки чистые нужны и выспаться бы. Я прошлой ночью от силы часа четыре подремал так-то. А с Игорем спать не получится, получится только снова безудержно трахаться и, забив на будильник, безбожно опоздать на работу к хуям собачьим. - Так хорош? - лукаво интересуется Нина, на что Петя, слегка смутившись, вздыхает: - Просто невероятно, - и, расписавшись в собственной беспомощности, вздыхает: - Мертвый под ним кончил бы, отвечаю. Знаю, звучит мерзко, но я уверен в своих предположениях. Закусив губу, Петя чувствует, как живот сладко сводит от одних только воспоминаний о том, насколько Игорь хорош. Охуенен до потери пульса. Горячий, потный, пиздец какой выносливый, но не в этом соль. Соль в том, что, даже трахаясь на износ, Игорь был неизменно нежным, бесконечно чутким и до беспамятства влюбленным. Смотрел так, что внутри все переворачивалось, целовал самозабвенно и шарил руками по телу, будто задался целью наощупь запомнить Петю всего с головы до ног. Найти все чувствительные точки, отпечатать их в памяти навечно и потом беззастенчиво пользоваться этим знанием, доводя до исступления. Доводя до хриплых криков и беззвучных обессиленных стонов. Петя мечтательно вздыхает, ощущая, как напрягается в узких джинсах член и сжимается задница, а Нина, громко расхохотавшись при одном только взгляде на его, вероятно, покрасневшую рожу, тихо советует: - Ну тогда бери свои шмотки и вали, - и, подмигнув, добавляет веско: - На том свете отоспишься, понял? Ебись, пока молодой, я позвоню в половине восьмого, чтоб ты не проспал, только на беззвук телефон не ставь. И Петя, неожиданно осознав ее правоту, торопливо и благодарно кивает. Игорь, конечно, реально, неутомимый терминатор, но не это тянет Петю обратно в пыльную мансарду со страшной силой, а то, что рядом с ним просто-напросто легче и спокойнее дышится. Полной грудью, без всякого там идиотского томления. То есть, Петя в общем-то, абсолютно уверен, что неудовлетворенным и невыебанным он не останется сегодня все равно, однако вовсе не это главное. Главное - заснуть на соседней подушке, тесно переплетаясь руками и ногами, а потом, наутро проснуться и начать новый день с сонного ворчания и украденного с приоткрытых губ поцелуя. Не порознь, будто это очередная, ничего не значащая интрижка, а вместе, расписываясь в том, что это не только начало нового дня, но и новой жизни, которую они с Игорем выбрали. Долбоеб он, конечно, просто фантастический. Стоял там, пиздострадал у Игоря в прихожей, придумывал себе какие-то глупости несусветные, а все было, на самом-то деле, проще пареной репы. Игорь ну, разве что, поддавшись сопливости момента, ключи ему от своей хаты не вручил, намекая, что Петя всегда может приехать обратно, а он, затупив и задумавшись о своем, едва не проебался. - Справедливо, - кивает Петя, чувствуя, как накрывает облегчением, а потом все же уточняет неуверенно: - Правда, утром наберешь? - Ну, за лимитку “Герлена” можно и не так расстараться. Буду звонить, пока не ответишь. А если вырубишь телефон, Костика напрягу, чтобы растолкал твоего суженого, так и знай, - добродушно хмыкает Нина и, отмахнувшись, роняет почти с нежностью: - Уебывай давай, пока мосты не развели, а то потом крюк придется делать. И Петя срывается с места. Влетает в свою спальню и торопливо закидывает в удачно подвернувшуюся под руку спортивную сумку первые попавшиеся вещи из шкафа. Мятые, не по сезону - похуй вообще. Прицельно отыскивает на полках лишь водолазку, вспомнив о засосе на шее, который к завтрашнему утру как раз начнет красиво расцветать всеми цветами радуги. Не то чтобы Петя всерьез стесняется, вообще ни капельки на самом-то деле, но лишние досужие разговоры ни к чему, как ни крути. Вопрос времени, когда в управлении просекут, что Нина вовсе не его девушка, и становиться объектом сплетен не хочется от слова совсем, так что - лучше перестраховаться. Поэтому Петя почти бездумно кидает в сумку еще пару тонких свитеров с высоким горлом и, застегнув молнию, перекидывает ремень через плечо. Где были его мозги, когда Игорь буквально словами через рот предложил ему сгонять домой и вернуться? Вероятно, в жопе. Все в голове встает на свои места с оглушительно громким шелчком. Игорь тоже не хотел его отпускать, но и давить не хотел, одним днем переворачивая весь привычный уклад жизни с ног на голову. Если Петя сказал, что ему надо домой - значит надо. Но на самом деле, больше всего на свете Пете надо было вернуться сейчас туда, где его очень ждут и, возможно, нехило теперь так загоняются на пустом месте. Игорь точно ждал, что он передумает - и Петя передумал. Пусть и не сразу, пусть и не без посторонней помощи, но тем не менее. Уже собираясь захлопнуть дверцу шкафа, Петя неожиданно улыбается и лезет в коробку с дилдаками. Силиконовая смазка точно пригодится, даже сомневаться не стоит. Ее не то чтобы много осталось, но на пару раз хватит. Все лучше, чем ничего. И, похвалив себя за предусмотрительность, Петя наконец вылетает в коридор. Пока он обувается, Нина стоит в дверях кухни и смотрит с нескрываемой нежностью. - Я рада за тебя, - тихо говорит она, салютуя винной бутылкой, когда Петя распрямляется и накидывает легкое бежевое пальто. Выглядит он, наверное, нелепо сейчас, в этом самом щеголеватом пальто и видавшем виды, но ужасно уютном свитере, зато завтра будет красавчиком, хоть куда. Привычно вылощенным, при параде и с совершенно новой, по-дурацки счастливой улыбкой. - Правда? - уточняет Петя, открывая дверь и шагая в подъезд. - Правда, - кивает Нина ласково и, закатив глаза, добавляет: - Только аккуратно езжай, ага? Не гони, ка дурной, нормально успеваешь, еще минут сорок до перекрытия. Петя кивает, улыбается ей тепло и благодарно и, прикрыв дверь, медленно спускается вниз, про себя считая ступеньки. Надо бы написать Игорю, что скоро будет, но сюрприз портить не хочется. Хочется свалиться, как снег на голову, зацеловать до беспамятства, чтоб дыхание сбилось, и заверить, что все это - если не навсегда, то на ближайшую вечность. Гладить по голым плечам, обнимать за шею и вжиматься прохладным после улицы носом между ключиц. Перебирать пальцами темные жесткие волосы на затылке и чувствовать всем собой, что Игорь хоть и не ждал его уже, пожалуй, но очень рад возвращению. Дорога смазывается перед глазами в бесконечный поток огней. Петя старательно не превышает, законопослушно тормозит на светофорах и отпускает газ на поворотах, хотя хочется вжать педаль в пол и нестись во весь опор. И лишь когда он заезжает во двор, немного попускает. Торопливо приткнувшись на свободном пятачке под деревом, подальше от печально знакомой соседской некрухи, Петя глушит двигатель и выбирается из машины, прихватив сумку. Стоило бы, наверное, мстительно припарковаться прямо у багажника этого хуесоса, закрыв выезд, но мало ли, вдруг он настолько отбитый, что просто протаранит кадиллак в бочину, вместо того, чтобы попинать колесо. Машину, как ни крути, жалко, и Петя благоразумно пасует, утешаясь тем, что проиграв битву, он не проигрывает войну, а просто тактически отступает. Изучить нужно сначала противника, а уж потом переходить в наступление. В игоревых окнах брезжит мягкий неяркий свет. Теплый, почти путеводный, спокойный и уверенный, и Петя, выдохнув наконец, осознает - он все сделал правильно. Не слился, не оставил этот вечер на звенящей ноте сожаления и не повел себя, как многие другие, наверное, на игоревом веку. Он вернулся. И не для того, чтобы просто классно потрахаться, а чтобы остаться. Пусть не насовсем, а пока носки не кончатся, но тем не менее. Носки можно и постирать, за квартирой присмотрит ответственная и педантичная Нина, а коммуналку всегда можно оплатить через приложение. Сейчас Петя вернулся сюда, чтобы больше не видеть в игоревых глазах несказанного и затаенного, а с остальным они как-нибудь разберутся со временем. Найдут баланс, договорятся по-взрослому, сверившись с графиком дежурств на месяц, и точно найдут компромисс, чтобы как можно чаще бывать вместе, а не порознь. Ведь такими и должны же быть отношения, да? Петя взлетает по лестнице одним махом. С силой жмет на звонок - раз, другой, а потом и третий, - нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу и надеясь, что не ошибся и все понял правильно, и когда дверь наконец распахивается, виснет на Игоре словно придурок какой-то. Обнимает за шею, вжимается лицом в грудь и дышит прерывисто, будто не на шестой этаж поднялся, а марафон пробежал. Будто пешком шпарил сюда с Петроградки, срываясь на рысь, а вовсе не домчал до игорева дома на машине. Правильные слова никак не находятся, ускользают, словно песок сквозь пальцы, и Петя, расписавшись в собственной беспомощности, просто жмется теснее и надеется, что Игорь и так его поймет. Безмолвного, отчаянно влюбленного, желающего быть как можно ближе. И Игорь не разочаровывает. - Долго ты. Я уж думал, что просчитался, когда готовил на двоих, - хмыкает он Пете куда-то в макушку, никак не комментируя пальцы, почти судорожно сжатые на его загривке. Поспешно затаскивает в квартиру, прикрывает дверь и, обхватив рукой за плечи, свободной ладонью скользит от лопаток до поясницы, а после уточняет почти буднично: - Картошка жареная. С домашними солеными огурцами. Будешь? И это разъеб полнейший. - Будешь, - кивает Петя, чувствуя, как сдавливает горло. Сумка с вещами глухо опускается на пол, а он, запрокинув голову, смотрит на Игоря бесконечно влюбленно и счастливо улыбается. У игоревых губ знакомый табачный вкус, где-то на кухне капает кран, а из раскрытого окна доносится запах пьянящей весны, причудливо мешающийся с ароматом шкворчащей на плите жарехи. Петя прикрывает глаза, крепче обнимает Игоря за шею и думает: все было не зря. И связи эти беспорядочные, и дурацкий тиндер. Все вело его к Игорю, даже когда казалось, что совершенно бессмысленно пытаться найти того, кто станет тем самым, единственным. Он просто ждал правильного человека и наконец дождался. Игорь нехотя выпутывается из петиного борцовского захвата, с улыбкой ворчит, что сейчас все сгорит к хуям и поспешно отступает в кухню, на ходу подтягивая сползающие спортивки, а Петя, тихо и счастливо рассмеявшись ему вслед, пристраивает на вешалке свое пальто. Игорь что-то легкомысленно напевает, гремя посудой и громко шкрябая по сковороде ложкой, и это звучит, как райская музыка. Это звучит, как дом, где тебя всегда любят и ждут. Тихонько прикрыв за собой дверь кабинета Федора Иваныча, Петя торопливо сбегает по ступенькам и оглядывается. В оупенспейсе под конец дня уже не слишком людно, но все равно шумно и суетно. Впрочем, как и всегда. Игорь, к счастью, оказывается на месте, а не сваливает за каких-то жалких пятнадцать минут в неизвестном направлении, как это с ним зачастую случается. Сидит, задумчиво гипнотизируя монитор и вертя в руках карандаш, хмурится до ужаса умилительно и выглядит, в целом, так, что зашибет любого, кто нарушит его уединение, но Петя знает - ему можно. Можно вторгаться в личное пространство когда и зачем угодно, даже без особого повода, в общем-то. Игорь лишь улыбнется и, преобразившись до неузнаваемости, посмотрит ласково, а потом, опомнившись, отведет взгляд на мгновение, чтобы не палиться слишком сильно, и выжидательно кивнет. С чем, мол, пожаловал, давай, рассказывай, душа моя. Игорь всегда готов его выслушать, и Петя обычно этим не злоупотребляет на службе, однако сейчас его буквально распирает, так что ноги сами несут к игореву столу. Сегодня у него точно есть повод, чтобы нависнуть над Игорем и отвлечь его даже от самой срочной и неотложной работы. Пусть у него там хоть жирные намеки информаторов на очередную октябрьскую революцию, Петя с места не сдвинется, пока не поделится новостями. Один государственный переворот Питер уже пережил когда-то, ну и от второго не развалится до основания - кто знает, может даже что-то путнее выйдет, если еще и коммунальщикам под эту лавочку пизды выпишут и заставят работать по-человечески, - а вот Петя точно до вечера не дотерпит, лопнет от нетерпения как пить дать. Петя ловко лавирует между столами, попутно дружески кивнув Дубину и сделав вид, что совершенно не замечает машущего ему с верхней балюстрады Костяна. Этому только повод дай языками зацепиться - и все, можно уже никуда не спешить. С Цветковым здорово от души попиздеть на кухне, закусившись на какую-нибудь остроактуальную тему, но сейчас у Пети есть дела поважнее, чем слушать про мерзкого раздувшегося жмура, выловленного утром из Мойки, или ввязываться в очередной бессмысленный спор о том, что подарить Гречкиным на свадьбу. Петя, если честно, уже устал доказывать, что лучший презент молодоженам - бабки, а не бабкин сервиз, даже если счастливый жених гоняет на ламбе. А для души душевно в душу можно и открыточку подписать с самыми наилучшими. Тем более, что Кирилл в последнее время все чаще всерьез подумывает поменьше на отцовские шиковать, даже на работу в какой-то клуб арт-директором пристроился, чтобы на фоне будущей супруги не выглядеть инфантильным лоботрясом. И ей-богу, в такой ситуации гораздо правильнее вложиться в будущий семейный фонд, а не в парадные тарелки из императорского фарфора. Ну а про жмура Петя и так за ужином все узнает, тут вообще без вариантов. Улыбнувшись своим мыслям, Петя тормозится у игорева стола, падает на стул для посетителей и, дождавшись, когда Игорь его наконец заметит и ласково дернет уголком губ, растерянно говорит: - Дядь, у меня тут такие новости, охуеть просто. Хоть стой, хоть падай, - а потом, нервно взъерошив волосы, добавляет задумчиво: - Впрочем, ты сидишь, а значит, есть шанс, что все обойдется без лишней драмы. - Обойдется, у меня крепкие нервы, - заверяет его Игорь с легкой усмешкой и, вразрез с собственными же словами, заинтригованно подается вперед: - Петь, не томи. Что случилось? Петя шумно выдыхает, быстро оглядывается, чтобы убедиться, что никто рядом уши не греет, а потом тихо сообщает: - Повышают меня, короче. Внеочередное до подпола, - и, смущенно уткнувшись взглядом в стол, добавляет обалдело, наконец в полной мере осознавая происходящее: - Ну, за Казанцева с Холмогоровым. Вслух это звучит совсем уж неправдоподобно. Даже неправдоподобнее, чем из уст Федора Иваныча. Подпол в неполные тридцать - это как вообще? Он и майором-то чересчур рано стал, вон, Игорь свои лычки почти в тридцать три получил, а до подполковника ему бы, по идее, еще лет десять нариков по притонам гонять. Абсурд какой-то, да еще и перед Игорем стыдно становится - он ведь не меньше сделал, чтобы Казанцев на скамью подсудимых сел, а лавры все по итогу Пете достанутся. - Так это же здорово, нет? - Игорь, широко улыбнувшись, хлопает его по плечу. - Будешь самым молодым подполом за всю историю управления. Мелочь, а приятно. - Приятно. Наверное, - с сомнением тянет Петя, поджимая губы, а Игорь, продолжая сиять, как начищенный тазик, легонько пинает носок его ботинка и спрашивает ласково: - Ну и чего ты такой грустный тогда? - Хер сосал невкусный, - почти машинально, но беззлобно огрызается Петя, а затем, прикусив язык, с протяжным стоном утыкается лбом в стол, пряча в миг запылавшее лицо. Когда-нибудь он научится сначала думать, а потом пиздеть, и лучше бы прокачать этот скилл побыстрее. Не то чтобы Игорю не похер, он уже успел привыкнуть, но такие вот жемчужины лучше оставлять дома, а не тащить в управление. Просто во избежание неловких ситуаций. И пока Петя сокрушается по поводу своей несдержанности, Игорь, паскуда такая, громко и заливисто ржет, явно притягивая к ним любопытные взгляды. Благо еще, что коллеги как-то быстро приняли их вечные шушуканья и совместные побеги на обед и в курилку за крепкую мужскую дружбу, а то бы совсем сложно было окружающим в глаза смотреть. - Я оскорблен сейчас в лучших чувствах, - заявляет Игорь, отсмеявшись, а потом коротко треплет Петю по волосам - совсем мимолетно и невинно, - и добавляет негромко, не дожидаясь ответа: - Ты чего загоняешься вообще? Ну дадут тебе новые звездочки, что изменится-то? Петя, подумав, вздыхает. - Да не знаю я, - и, помолчав, заканчивает: - Неправильно это все как-то. Нос не дорос. Я минимум еще лет семь в майорах собирался пропрыгать. Минимум, Игорь. Барыг гонять, с рейдами мудохаться и вот это все, а не в кабинете осесть. И Игорь неожиданно снова смеется, но уже не так заливисто и громко, а тихо и как-то с нежностью что ли. Петя вскидывает на него изумленный взгляд, приподнимает бровь в немом вопросе, и Игорь, пожав плечами, поясняет: - Ну так и гоняй своих барыг, кто тебе запретит. Что, думаешь, тебе со званием вместе сразу весь отдел на блюдечке подадут? - и, хмыкнув, тянет ехидно: - Егорову как раз еще вот этих лет семь до пенсии. Успеешь еще один левел-ап получить, прежде чем его кабинет занять. - Да я не… - вскидывается Петя, выпрямляясь и растерянно моргая. - Я вообще об этом даже не думал. - А ты подумай, - подмигивает ему Игорь и, откинувшись на спинку кресла, продолжает спокойно: - Трагедию тут устроил. Радоваться надо, что работу твою видят, ценят и поощряют. Ничего ж не поменяется сейчас резко, Петь. Ну, будут новые звездочки, есть они не просят. Точно так же следователем останешься, просто Егоров тебя меньше ебать станет без смазки, как равного по званию. Работай себе, как привык, и всех делов. А когда Егоров запросится в отставку внуков нянчить, я уверен, тебе уже не так сильно будет нравиться ночами хрен пойми по каким притонам шариться. - А если в районку куда-нибудь назначение организуют, дыру закрывать? - прищурившись, уточняет Петя все еще с сомнением. Игорь пожимает плечами. - Захочешь - пойдешь. Не захочешь - останешься, - просто отвечает он, а потом, улыбнувшись, добавляет с изрядной долей иронии: - Но, помяни мое слово, Прокопеныч тебя ни за какие коврижки не отдаст никому, даже если сильно попросят. Он же не идиот, такого умника куда-то отпускать. Петя смущенно улыбается. Игоревы слова сильно льстят. Даже немного чересчур, если быть откровенным, но Петя знает - говорит он это не потому, что они спят в одной кровати, а потому, что действительно так считает. И это наконец развеивает все сомнения. - Ладно, убедил, - кивает Петя коротко. - Я охуенный, - а затем закусывает губу роняет смущенно: - Что-то я реально на ровном месте загнался. Ну звание, как звание. Сути дела, и правда, не меняет в общем и целом, по крайней мере пока. - Первые разумные слова за последние минут десять, - удовлетворенно кивает Игорь, демонстративно бросая взгляд на запястье с часами. Потом хмыкает и продолжает насмешливо: - И раз уж ты смирился с участью, проставляйся, товарищ будущий подполковник. Я сейчас на допрос, но думаю, освобожусь быстро. Через час дома буду, максимум полтора. - То есть, часа через два, может, и доползешь, - понимающе резюмирует Петя, даже глазом не моргнув, и, глянув на несколько скисшую игореву рожу, уточняет весело: - Доставка устроит или позвать тебя в ресторан, а потом грустно нарезаться, потому что ты не успел даже к закрытию? - А ты неплохо меня изучил, - сконфуженно признает Игорь, нервно взъерошив волосы на затылке. Смотрит слегка виновато, но спорить и доказывать обратное даже не пытается. Чертов трудоголик, почти с нежностью и без тени недовольства думает Петя и фыркает: - Как облупленного знаю, - а затем, тепло улыбнувшись, добавляет: - Все нормально. Я не в обиде, правда. Вот когда повысят - тогда и обмоем, а пока рано. Там даже приказа еще нет, мне Федор Иваныч по секрету нашептал, чтоб я в обморок не грохнулся у Егорова в кабинете потом от изумления. Спасибо ему, кстати, от меня передай за это при случае. От души прям. Я с тобой поговорил и отпустило почти, а так, краснел бы и бледнел перед начальством, как кретин. Игорь улыбается. - Видишь, бережет тебя. Заботится, - замечает он мягко, на что Петя лишь глаза закатывает и пожимает плечами: - А куда ему деваться с подводной лодки. Если меня затюкать и выжить из управления, кто раскрываемость в наркоконтроле поддерживать будет? Сам же говоришь, он меня никуда по доброй воле не отпустит, вот и проявляет участие, чтоб я не сбежал от греха подальше, - а потом, вздохнув, трусливо отводит взгляд. Зря он эту тему завел, ох зря. Игорь склоняет голову вбок и тоже вздыхает. Не в первый и явно не в последний раз, но что уж теперь. Петя сам виноват. - Дурак ты, Петь, - тем временем спокойно продолжает Игорь и, пожевав губу, заканчивает тихо: - Ты Прокопенычу нравишься очень, просто они с теть Леной - люди старой закалки, и им сложно вот так сразу все осознать и принять, как свершившийся факт. - Сразу? - с нескрываемым сарказмом уточняет Петя, тоже понизив голос. - Два месяца прошло, Игорь. Пора бы уже. - И еще два пройдет, пока переварят, - твердо говорит Игорь, чуть хмуря брови. - Или больше, тут уж как получится, - и, перейдя на едва слышный шепот, продолжает, склонившись ближе: - Не в тебе дело, а во мне. Они ж не знали ничего про меня, потому что я говно трусливое и все эти годы как партизан молчал. Все ждал удобного момента, а они - внуков или хотя бы хорошую девчонку для начала. Надеялись и верили, понимаешь, до последнего, а я разочаровал. Я вижу, ты им обоим по душе, просто время нужно, чтобы с мыслью свыкнуться, - и, бросив на Петю короткий беспомощный взгляд, роняет: - Подождешь еще немного? И Петя, чувствуя, как перехватывает горло, кивает. С него не убудет. Он не знает - каково это, рассказывать семье, возлагающей на тебя надежды, о таких вещах. Не пробовал, да и желания не было никогда. А Игорь вот захотел, чтобы их отношения не приходилось скрывать от самых близких людей, и отхватил за самонадеянность. И пусть Федор Иванович и его жена Игорю не родные по крови, однако других родителей у него нет, а значит, нужно нащупать в себе еще немного терпения и перестать вести себя, как тупая обиженка. Нужно поддержать, подставить плечо и быть достойным такого поступка. Нехер тут выебываться и подливать масло в огонь, Игорю и так непросто приходится меж двух огней. Все лето тот старательно и усердно партизанил, изредка нарисовываясь на даче, чтобы отбыть трудовую повинность, а потом вечером, лежа в кровати, жаловался Пете, как сильно подмывает поговорить наконец с четой Прокопенко начистоту. Чтобы можно было не увиливать от неловких вопросов, не врать в глаза и не срываться на последней электричке в город. Чтобы можно было привезти Петю с собой, посидеть всем вместе под коньячок и шашлычок после бани, а наутро заняться подтекающей после зимы крышей или картошкой, которую давно пора окучивать. Петя вздыхал, гладил Игоря по голове и утешал, что, мол, всему свое время. Доутешался. В начале сентября Игорь решительно нахмурил брови и заявил, что дальше тянуть некуда. По петиному скромному мнению, конечно же, можно было бы и до седых мудей не признаваться Прокопенычу, в том, что их крепкая и чересчур близкая с Игорем дружба проходит преимущественно в горизонтальной плоскости, но он, осознав, что Игорь настроен решительно, спорить не стал. И, возможно, очень даже зря. Нет, никто их, конечно же, за порог не выставил, когда Игорь, прямо в коридоре обхватив петину нервно подрагивающую ладонь, спокойно заявил, что никакой девушки у него нет и не будет. Будет вот этот вот мужик - и точка. Замер тогда, застыл, крепко сжал петины пальцы и приготовился выйти вон, если потребуется. Натянутый, как струна, и бесконечно уверенный в том, что все делает правильно. Выдохнул лишь тогда, когда им двоим предложили пройти за стол - борщ стынет и мясо скоро готово будет, - а не погнали прочь ссаными тряпками, прикладываясь к валокордину. Федор Иваныч и его супруга были бесконечно милы, даже в лицах не поменялись особо, расспрашивали Петю о том, как ему нравится Петербург и травили позорные байки из игорева детства, но весь вечер в воздухе витало такое стремное напряжение, что больше они с Игорем в квартире Прокопенко вместе не появлялись. Без приглашения ведь в гости не заявляются, а их как-то все не поступало. И, как со временем заметил Петя, без него Игорь тоже не частил, что безмерно огорчало вообще-то. Пусть он сам ко двору и не пришелся, но вставать между Игорем и его семьей совсем не улыбалось, и с этим точно нужно было что-то делать. Как-то решать вопрос, а не надеяться трусливо, что все как-нибудь само собой рассосется. - О чем задумался, Петь? - Игорь осторожно касается его локтя и вскидывает брови. - Да так, - пожимает плечами Петя и, ощущая, как глупо это звучит, предлагает неуверенно: - Давай я с ним поговорю? Ну, с Федором Иванычем. Сил моих больше нет смотреть, как ты от него морозишься, а он, наступив себе на горло, пытается со мной как-то законтачить, чтобы тебя не расстраивать. Не должно быть так, Игорь, - и, убедившись, что никто на них ни малейшего внимания не обращает, заканчивает: - Вернусь прямо сейчас назад и задвину вдохновенную телегу о том, что скорее руку себе отгрызу, чем тебя обижу и вот это все. Скажу, что это не блажь какая-нибудь и не прикол. Что люблю тебя пиздец как и ему придется с этим если не смириться, то хотя бы сделать вид. Знаешь, по-мужски. Назрело же. И, замолчав, Петя осознает, что и впрямь на это готов. Впервые в жизни он готов не просто ввязаться в серьезные отношения и быть в них счастливым, но и сражаться за то, чтобы их признавали близкие. Не только друзья, но и родные, что бы они там по этому поводу не думали. Петя готов стать самым нежеланным и с зубовным скрежетом принимаемым типа зятем, лишь бы Игорь перестал упрямо рвать связи с семьей из-за него. В конце концов, это не сложно, оставаться в рамках приличий на совместных обедах и держать лицо, главное как-то договориться с Федором Иванычем о нейтралитете. Игорь смотрит на него так, будто готов здесь и сейчас забить на всю их тщательную конспирацию, податься вперед и, обхватив петин затылок ладонью, прямо посреди управления вдумчиво и обстоятельно его засосать. Даже губы облизывает - быстро и жадно, - а потом с силой сжимает в пальцах карандаш и, шумно выдохнув, спрашивает ласково: - Петь, ну ты чего такой дурной? Дядь Федя же умный мужик, и так уже понял, что все серьезнее некуда. Видит нас каждый божий день и знает, что вопрос обоюдно решенный и стороннего мнения не требует. Как своего тебя уже воспринимает, иначе бы не звал к себе в кабинет посплетничать, - а потом выезжает из-за стола, подкатывается ближе вместе с креслом и подмигивает: - Присматривается он к тебе так и сяк. Привыкает к мысли, что на следующий год мы с тобой вместе приедем сарай в порядок приводить и скрипеть кроватью на чердаке. И, с невыносимо довольной рожей хохочет, сцепив руки в замок. Чтобы не коснуться, уверен Петя, чтобы по-глупому не спалиться перед коллегами, да и только. И слава всему сущему, что никому, кажется, до них дела нет, потому искрит - дай боже, и только слепой бы не увидел того, что они так старательно скрывают. Петя, поперхнувшись воздухом, неожиданно густо краснеет и, прикрыв лицо ладонью, стонет тихонько: - Ни за что. В смысле, сарай - да, всегда пожалуйста, все на благо родной полиции, - и, склонившись ближе, практически шипит, воровато оглядевшись: - А ебаться над головой у начальника управления я не буду, хоть убей. Не уговоришь. Даже не надейся, понял? - Поверь, после речки да баньки с самогоном все твои “не буду” и “не уговоришь” сами собой улетучатся, - Игорь гнусно ржет, продолжая неистово веселиться, и, подперев щеку кулаком, ласково добавляет: - Иди уже. Мне работать надо, а то до ночи не управлюсь. И дядь Федю не трогай, он сам до мужского разговора дозреет скоро, зуб даю, причем, с нами обоими. Если про приказ воду в жопе не удержал, то точно в самое ближайшее время на пельмени и водку позовет. Он такими жестами доброй воли просто так не разбрасывается, точно умасливает, чтобы ты не слился хотя бы из большой человеческой благодарности, - и, состроив совершенно умилительное ебало, уточняет: - Ты же не сольешься, да? - Ни в коем случае, - мотает головой Петя, все еще чувствуя, как горит лицо, а потом, резко сменив тему, уточняет, хитро прищурившись: - Значит, доставка. Гавайскую взять, да? И ананасов побольше? Игорь, тихонько застонав и голодно заурчав животом, прикрывает глаза и признается тихо: - Если б я мог, я б на тебе женился, клянусь. И выглядит при этом так серьезно, что хочется его по башке огреть, лишь бы больше никогда такого вслух не говорил. А то ведь заманчиво пиздец как, вот только все еще не в той стране они живут, чтобы об этом хотя бы задумываться. Невыездные, мать их, и совершенно бесправные. Даже какую-нибудь дурацкую филькину грамоту в Финке или в Дании не надыбать, торжественно обменявшись кольцами, которые по возвращении домой осядут где-нибудь в комоде, чтобы лишнего внимания не привлекать. Может, когда-нибудь, на заслуженной пенсии и под сраку лет, но не сейчас, так что и душу травить не стоит. - А планочка-то у тебя низкая. Потрахаться от души, вместе сточить пиццу с ананасами - и все, готов отдаться до гробовой доски, - замечает Петя так же тихо и нарочито насмешливо, быстро скользнув ладонью по игореву бедру и поднимаясь на ноги. - Можно подумать, у тебя высокая, - выразительно вскинув бровь, чуть смущенно хмыкает Игорь, прикрывая полой рубашки засохшее пятно от соуса на футболке. Опять шавуху свою жрал где-то, да еще и без Пети, негодяй. - Спорим, ты бы не смог мне отказать? Ну, если бы все по-другому было. Он замолкает растерянно, будто бы сам испугавшись своего напора, и Петя, подумав, улыбается уголком губ. - Не смог бы. Без шансов, - отвечает спокойно и уверенно, а потом, тряхнув головой, и, резко переключаясь на более насущные вопросы, интересуется: - Взять тебе по пути сидра из того хипстерского бара на Жуковского? - По пути? - удивленно уточняет Игорь, и Петя уверенно кивает. - На машине все по пути. - Ну тогда и себе возьми своего обожаемого вишневого недоразумения из того же хипстерского бара, - прикинув что-то, говорит Игорь весело, а после, понизив голос - близко все еще никого нет, а за шумом оупенспейса их вряд ли кто-то расслышит даже стоя в паре шагов, - добавляет: - Жопа у тебя от него когда-нибудь, конечно, слипнется, зато целоваться прикольно. Сладко так, что аж голова кругом идет. Петя, опершись бедром на его стол, громко ржет. - Ты б сахар проверил, дядь, - парирует он, широко улыбаясь и глядя на Игоря с такой нежностью, что тот тушуется и отводит взгляд. - Нормальное вишневое пиво, не гони. Они вместе немногим больше полугода, но успели прикипеть друг к другу намертво и совершенно неотвратимо. Перепираются вполголоса, как старые женатики, прямо посреди управления. Переглядываются, как влюбленные школьники. А вечером, забив и на пиццу, и на пиво с сидром, будут самозабвенно сосаться на пороге и, возможно, там же и потрахаются прямо у стены, словно им обоим по двадцать и наутро не отвалятся спина или колени. Они с Игорем могут по-разному: лениво и нежно, валяясь в обнимку после тяжелого дня и вдупляя в сериал; горячо и до беспамятства, беся соседей снизу; немного нервно, однако все же бесконечно уверенно, когда приходит наконец время прекратить трусливо прятать голову в песок и серьезно обсудить свою личную жизнь с игоревыми названными родителями. Но неизменно - с любовью. Большой, по-дурацки чистой, как в детских книжках, и совершенно безграничной. Петя чувствует ее в себе - теплую, согревающую, - каждый день. Видит такую же в игоревых внимательных светлых глазах, в его расслабленной улыбке и любом, даже мимолетном жесте. Встретить такого, как Игорь - словно в лотерею выиграть, а добиться взаимности - и того шансов меньше. Неумолимая и сухая статистика. Но Игорь любит его вопреки любой статистике так же сильно в ответ. Подставляет свое крепкое плечо, чтобы не упасть и не запнуться по жизни, свои теплые обветренные губы - для согревающего ласкового поцелуя и свою душу, измотанную годами одиночества, просто так, не прося ничего взамен. Отдает всего себя без колебаний и страха, зная, что будет понят и принят безусловно. Потому что наконец готов любить и быть любимым в ответ без полумер. И вот это, а не их случайное знакомство в тиндере, думает Петя, едва не задыхаясь от нежности и нехотя отходя от игорева стола - на самом деле бесценно. И еще это - а вовсе не дурацкая синяя звездочка, пиксельная и совершенно бездушная, - самый настоящий и абсолютно безоговорочный мэтч.