Дар солнца

«Секрет был вовсе не в обнаженном теле. Секрет был в глазах. Секрет любви в том, как один человек смотрит на другого, как общаются между собой глаза, когда губы молчат».

Стрелка часов переваливает за час ночи, а за окнами – ветер и волчий вой. Тэхён сперва опешил, стоило ему услышать приближающиеся к дому шаги, но после, тяжело вздохнув и отложив нож в сторону, направился к двери. Как только он открывает ту, взору предстают светящиеся провинившиеся серые глаза, а в зубах самого волка зажата туша ещё живого зайца. Погода не по-апрельски разбушевалась: ветер и морось обрушиваются прямо на порог, но холода Тэхён не чувствует. Лишь выгибает бровь, глядя на волка, опустившего голову, а затем смотрит на ещё одного позади – с янтарными глазами и многозначительным взглядом. — Что случилось? — голос точно январская стужа: ни капли понимания и сострадания. В ответ звучит предсказуемая тишина. Чонгук фыркает, трясет мокрой шерстью, смахивая с себя капли дождя, а Бомгю, тот самый, с серыми провинившимися глазами, осторожно подходит ближе. Заяц дергает лапами, видно, что пузо округлилось – значит, снова беременная. — Опять? — недовольно вздыхает Тэхён. Животное, несмотря на недовольство, всё равно оказывается в его руках, плотно прижатым к груди. Зайчиха пытается дергаться, изворачивается, но её крепче прижимают к себе, а на пальцах остаются кровавые разводы от раны. — Чонгук, — строго звучит в ночной тишине. Чонгук только рычит и толкает Бомгю носом, выказывая злость. — Это третий раз за год, а сейчас только апрель, — продолжает Тэхён, призывая вожака поднять на него взгляд, а у него самого в глазах ничем не прикрытое раздражение. — Следи за ним лучше. В ответ не поступает ни фырканья, ни рычания, оба волка, понурившись, покидают территорию его дома, скрываясь в дожде, пока Тэхён успокаивающе гладит зайчиху за ушами. Чонгук уже в третий раз приводит провинившегося с животным в зубах, без слов прося помощи. Тэхёну и не сложно ту оказать. За последние пять лет, что он живёт с оборотнями бок о бок, успело произойти всякое, но Бомгю, до сих пор не умеющий отличить беременную зайчиху от добычи, доставляет ему немало проблем. Даже у них есть правила – беременных не трогать, дабы не сокращать популяцию серых зайцев. А Бомгю, которому только два месяца назад исполнилось двадцать, никак не может научиться контролировать свою животную сущность. Тэхён оставляет животное в клетке, которую они приобрели для таких случаев, предварительно осмотрев увечья: ничего серьёзного, как это бывало раньше. Всего-то кровоточащая лапа и до смерти перепуганные глаза. Он кормит зайчиху зеленью, осторожно разглядывая небольшую рану, тяжело вздыхает и возвращается к готовке. Последние годы появилась своеобразная привычка ждать Чонгука с охоты уже с готовым поздним ужином. Ночью в полнолуние Тэхён плохо спит: энергия, как всегда кажется, бьет ключом, а девать ту некуда, потому что он так и не научился обращаться. Тэхён может чувствовать своего волка, слышать то, что происходит в лесу, улавливать чужое настроение, запахи, но чтобы быть пушистым, как любит говорить Сокджин, ему не хватило генов. Тэхён и не расстраивается. Он, считай, привык. Его забота – быть дома и встречать своего волка с добычей. Конечно, не обходится без выслушивания назревших проблем и жалоб на молодых, которые не в состоянии держать себя в лапах, когда у них появляется возможность поохотиться. Помимо этого, у Тэхёна полно и других личных забот. Чонгук отлично справляется с улаживанием подобных проблем. Не скупится на объятия и поцелуи, заваливает ободряющими словами и всегда готов отвадить нуждающихся в помощи, но Тэхён ведь так не может. Он – специалист, ветеринар, который за последние годы повидал многое. Ещё две недели назад он принимал роды у волчицы из стаи Хосока, а потому с утра собирался их проведать. Ёнджу захворала, Бомгю сложно контролировать себя, Ролин вот-вот родит, и Намджун, занимающий место врача в их стае, ни капли не помогает, потому что занят своими насущными проблемами с Сокджином. — Как она? — часом позже интересуется Чонгук, занимая место за столом. С ним и Бомгю, который не сказал ни слова, переступив порог их дома. Как ни странно, больше никто не пришел, как будто Чонгук всех отправил по домам. — Пара дней и оклемается, — отзывается Тэхён. — Больше испугалась. — Я не специально, — задушенно говорит Бомгю, поднимая извиняющийся взгляд на Тэхёна. — В следующем месяце отсидишься дома, — хмурится Чонгук. — Третий раз за год, правда? — обращается он к Тэхёну. — Я и не считал. — Но… — испуганному Бомгю не дают договорить, Чонгук перебивает: — Мы такими темпами останемся без добычи. — Не ворчи, — вздыхает Тэхён, присаживаясь рядом с ним. — Ты сам сказал: это третий раз. — Контролируй, — предлагает он. — Обучай. Домашний арест ничем не поможет. Бомгю активно кивает головой, пихая в рот кусок мяса, пока Чонгук недовольно разглядывает парня. — Он не может отличить пень от беременной зайчихи. — Он старается, — мягко говорит Тэхён, кидая взгляд на Бомгю, и тот снова кивает в ответ. Сколько бы проблем ему ни доставляли, Тэхён обязан мыслить здраво. Чем больше волков на охоте, тем больше будет и добычи, – здесь всё логично. — Хочешь, чтобы я полночи следил за ним и приходил домой с пустыми руками? — Чонгук смотрит на Тэхёна, призывно откинувшись на спинку стула. Ждёт ответа, хочет, чтобы встали на его сторону, согласились с его политикой, как это было раньше. Прежде, ещё несколько лет назад, Тэхён и не думал вмешиваться в его дела, но, как однажды сказал Хосок, чувство вседозволенности должно хоть кем-нибудь приземляться. Чонгук никогда не пытался командовать, ставить себя выше остальных, но даже ему иногда нужен совет, как стоило бы поступить в той или иной ситуации. Бомгю, безусловно, был рождён не для охоты, но он старается, потому что однажды надеется стать вожаком. У него есть все задатки, кроме разве что самоконтроля. — Ты можешь выйти на охоту в любое время, — напоминает Тэхён Чонгуку. — А ему важно научиться себя контролировать. В качестве наказания он завтра съездит в город и купит кое-какие лекарства. — А с кем оставить Ёнджу? Родители будут на работе, — с набитым ртом говорит Бомгю. Он не переживает, потому что знает, что всегда сможет найти защиту в лице Тэхёна. — С Юнги, — улыбаются ему в ответ, и Бомгю давится картошкой. — С кем? Почему не с тобой? — кашляет тот. — Последний раз Юнги учил её, как правильно ломать шею зайцам. Не думаю, что ей стоило узнавать об этом в пять лет. — Меня не будет дома, — говорит Тэхён, и Чонгук тут же смотрит на него. — Опять пойдешь к Хосоку? — Хочу их проведать, — голос Тэхёна твёрдый, а взгляд уверенный, ничем не уступает хмурому волчьему. — Ты сам согласился избавиться от границ и охотишься с ними каждый месяц, так почему я чувствую недовольство? — щурится он. — Ты проводишь там времени больше, чем дома. — Глупости, — улыбается Тэхён. Спорить с ним бесполезно – Чонгук знает, потому молчит. Лишь тяжело вздыхает и напоминает: — Не забудь зонт. Тэхён не забывает. Зонт вручают ему следующим утром прямо на пороге, когда небо только начинает окрашиваться в розовый. Из леса уже доносится пение птиц, на улице – тишина, а Чонгук провожает утренним ленивым поцелуем и долгими объятиями, как будто они расстаются на неделю. Руки Чонгука всегда крепко прижимают к себе, ему уже давно не нужно наклоняться, чтобы шепнуть на ухо о том, чтобы Тэхён возвращался побыстрее и не злоупотреблял чужим гостеприимством. Тэхён за последние годы вытянулся и набрал в мышцах. Он смотрит Чонгуку в глаза с одной высоты, его черты лица заострились, взгляд стал выразительней. Ему уже давно не восемнадцать, но иногда Тэхён чувствует себя тем самым парнем, который когда-то открыл соседям дверь. Удивительно, но его смущение осталось где-то в далеком прошлом вместе с пухлыми щеками, а на замену пришла уверенность в действиях и ещё более низкий голос, которым он шепчет Чонгуку в самые губы: — Не скучай. — Ты к ним на весь день? Тэхён пожимает плечами и, глядя на нахмурившегося Чонгука, тихо посмеивается. Он оставляет ему сладкий и тягучий поцелуй, обняв лицо ладонями, вкладывает в свои прикосновения всё тепло и нежность, чтобы его волк не чувствовал себя покинутым. — Иди, — вздыхает Чонгук, — а то не отпущу. Ну тогда придётся приложить немало сил, чтобы удержать Тэхёна дома и заставить отказаться от запланированных дел. Но Чонгук даже не пытается: знает, что занятие бесполезное, и если не сегодня, то Тэхён пойдёт к Хосоку завтра. Он окажется за рекой в любом случае, даже если ему придётся выпутываться из покрывал и цепких рук Чонгука несколько часов кряду. Воздух после дождя влажный и завивает волосы, теплый весенний ветер треплет полы пальто, пока Тэхён идёт через лес по выученной тропе в утренних сумерках. Ещё слабые лучи солнца едва пробиваются через лапы сосен, а персиковый свет стелется по реке розовым одеялом, когда Тэхён преодолевает мост. У Хосока в стае в это время уже мало кто спит. Вожак встречает Тэхёна медвежьими объятиями и горячим чаем, пока со двора доносится звук топора. Хосок даже таким ранним утром выглядит так, будто всю ночь готовился к приему гостя. То, что он живёт в лесной глуши, не мешает ему казаться заядлым городским жителем, даже его дом внутри пестрит яркими цветами, в точности как и хозяин. — Как у вас там дела? — Хосок потягивается, разминая спину, и кивает головой в сторону закрытой комнатной двери, намекая пройти туда. — Слышал, Бомгю опять цапнул беременную. Тэхён тяжело вздыхает, следуя за вожаком. — Было бы неплохо, если бы ты тоже за ним присматривал, — тихо говорит он. — Если такое снова произойдет, то Чонгук больше не выпустит Бомгю на охоту. Перед ним открывается дверь, в полупустой комнате, в самом углу, на мягком ковре дремлет волчица, которая настораживается и тут же открывает глаза, светящиеся двумя изумрудами. Но, увидев знакомые лица, она сама толкает спящего волчонка носом, бесстрашно подпуская Тэхёна к себе. В стае Хосока ему открыты все двери, а ещё пару лет назад Тэхён мог лишь мечтать о том, чтобы взглянуть хотя бы одним глазом на новорождённых. — Как у вас дела? — улыбается он, поднимая сонного волчонка на лапы. Тот покачивается на месте, принюхивается к чужим рукам, пока Тэхён его ощупывает, и игриво кусает пальцы – зубы так и чешутся. — Вроде нормально, — пожимает плечами Хосок. — Только ночью плохо спит. Всё пытается выть, а не получается. Зря кряхтит, — посмеивается он. — А ты как? — обращается Тэхён к Джаин, на что волчица сладко прикрывает глаза, давая понять: всё отлично. Он зарывается пальцами в шерсть, чувствует чужое спокойствие и умиротворение с проблесками радости. В мыслях Джаин царит покой и гармония – она счастливая мать и любимая жена, которую Хосок бережёт как зеницу ока. — Если Бомгю хочет, — говорит тот, — я мог бы его поднатаскать до следующего полнолуния. — Ты бы очень помог, — улыбается Тэхён в ответ. — Но, боюсь, если я скажу Чонгуку, что ты хочешь заняться перевоспитанием Бомгю, то я ещё долго здесь не появлюсь. — Я даже не могу его осуждать, — усмехается Хосок. — Хотя это было бы своеобразной платой за помощь, которую ты нам оказываешь. — Они сами справятся, — вежливо отказывается Тэхён. — Но спасибо за предложение. — Ну, ты и сам знаешь, что, если нужна будет помощь, я всегда к твоим услугам. Тэхён рад, что Хосок встретил свою пару: он заслуживает быть счастливым. Ещё два года назад он явился на званый ужин Юнги не один, а с Джаин, которая звонко смеялась и излучала непомерное тепло и радость. Они идеально дополнили друг друга, в их доме всегда царит тишина и уют. В их доме всегда пахнет полевыми цветами и травяным чаем, который Тэхён приносит с собой специально для Джаин, чтобы та поправила здоровье после родов. Он ещё долго сидит с Хосоком на кухне, слушая о последних новостях: об отличной ночной охоте, о том, что им нужно расширяться и возводить новые дома. О выходе реки из берегов, о починке моста, который стал совсем хлипким. Тэхён за разговорами с ним отдыхает от всех насущных дел, а спустя пару часов, уже после плотного завтрака, вспоминает, что не предупредил Чонгука: зайчиху нужно будет покормить. Тэхён, конечно, мог бы позвонить и напомнить об этом, но он и сам не хочет злоупотреблять чужим гостеприимством, а потому без сожалений покидает дом Хосока. Он планировал пробыть у них хотя бы до обеда, подождать, пока Джаин окончательно проснется, чтобы выйти с ней на прогулку по лесу, но всё это не к спеху. И у неё, и у Хосока сейчас полно других более важных дел, поэтому Тэхён просто обещает, что обязательно заглянет на чай в ближайшие дни. Он возвращается домой в приподнятом настроении, с порога направляется в ванную, чтобы смыть с себя все чужие запахи. Его свитер уступает место футболке Чонгука, которая сейчас лишь подчёркивает изгибы широких плеч, а не болтается мешком на худом теле. Всё-таки волчья сущность дала о себе знать за все эти годы. Тэхён без труда сам открывает банки с соленьями голыми руками, рвет зелень на куски для зайчихи, ломает кости тушки так же, как это когда-то делал Чонгук, показывая свою силу. Больше это не впечатляет. — Ты уже видел? — с порога интересуется Чонгук, скидывая обувь, пока Тэхён непонимающе смотрит на него. — У нас новые соседи. — Кто? — в голосе неподдельное удивление, а Чонгук лишь пожимает плечами в ответ. Этот дом пустует уже три года с тех самых пор, как Тэхён окончательно перенес все свои вещи к Чонгуку, а Сокджин перебрался к Намджуну. — Давно вернулся? — интересуется Чонгук, закидывая в рот хвост петрушки. — Минут двадцать назад. Где ты был? — Говорил с Бомгю, — он тянется к Тэхёну, чтобы оставить сладкий поцелуй на щеке, но тот сам подставляет губы и облизывается после короткого чмока. — Его и правда стоит научить самоконтролю. Ты бы посоветовал ему что-нибудь для концентрации внимания. — Чонгук, — снисходительно смотрит на него Тэхён. — Я ветеринар, а не психотерапевт. Поговори об этом с Джином. У него опыта больше. — Мы пойдём знакомиться с соседями? — переводит тот тему, и Тэхён угукает ему в ответ. Новые люди в их районе – большая редкость. — Это же твой первый раз, — подначивает Чонгук, улыбаясь. — И снова со мной. — Надеюсь, с новыми соседями, как со мной, у тебя не выйдет, — хмыкает Тэхён. А стоит выйти на улицу, он замечает Юнги, который жмурится от полуденного солнца и кивает им в сторону соседнего дома – тоже пошел знакомиться. — Видели, да? — кидает Мин. — Надеюсь, в этот раз кто-то нормальный. Чонгук тихо посмеивается над лицом Тэхёна, его руки бережно скользят от плеч до локтей, а на затылке остается мягкий поцелуй. За все годы их совместного проживания Тэхён более-менее научился контролировать свои чувства, научился скрывать беспокойство, если вдруг не хочет тревожить чем-то Чонгука, однако иногда даёт себе волю и не сдерживает эмоций, прямо как сейчас. — Вы самые лучшие соседи, которые у нас были, — шепчет Чонгук ему в волосы, пока Тэхён недовольно смотрит Юнги вслед. Тот мнется у порога, дожидаясь их. — Я бы променял Юнги на булыжник, а тебя не отдал бы никому даже за все деньги мира. — Правда? — шутливо щурится Тэхён. — Даже за все деньги мира? Я бы на твоём месте хорошо подумал. Чонгук игриво кусает его за плечо, подталкивая в спину, на что Тэхён лишь смеется. — Долго вы там будете сиськи мять?! — орет Мин на весь двор. — Я тут не молодею! Перед ним моментально распахивается дверь, а на пороге – девушка с яркой улыбкой и темными, как горький шоколад, глазами. Она одета совсем не по-весеннему: в легкую майку и шорты. И даже не ёжится от прохладного ветра. Тэхён понимает сразу: оборотень. Просто чувствует это всем своим существом. — Привет, — мягко улыбается та. — Вы, видимо, соседи? Юнги лениво угукает, оглядывая ту с ног до головы, даже Чонгук пробегается взглядом по ладной фигуре и представляется: — Чон Чонгук, — его ладонь скользит на спину Тэхёна, придерживает и очевидно намекает на статус их отношений. — Ким Тэхён и… — Неплохо, — говорит Юнги, спрятав руки в карманы куртки. — Уж всяко лучше наших бывших соседей. — И Мин Юнги, — тяжело звучит голос Чонгука. — Комацу Мирей. Можно просто Мира, — вежливо отзывается девушка. — Японка? — с нескрываемым интересом спрашивает Юнги, на что Мирей смущенно улыбается. Тэхён физически ощущает её легкую растерянность и неуверенность, а ещё – секундную и совсем слабую заинтересованность, мелькнувшую в чувствах, когда Мирей переводит взгляд с Юнги на Чонгука. — А что случилось с вашими бывшими соседями? — меняет она тему. — Съехали? Юнги ухмыляется и тут же морщится, пока Тэхён странно на него косится. Мин и фыркает, и шмыгает, и постоянно трёт нос, словно у него аллергия, хотя шутить это явно не мешает. — Несчастный случай, — загробным голосом отзывается Юнги, и Мира хмурит брови, с сожалением поглядывая на собравшихся у порога. — Один теперь греет койку нашего вожака, а второй – нашего врача. Проклятый какой-то дом. Тэхён толкает Юнги локтем в бок с каменным лицом. — Я, вообще-то, тоже врач, — напоминает он. — Из всего, что я сказал, тебя смутило только это? — весело хмыкает Мин. — Стареешь. — Если будет свободное время или желание, то заглядывай на чай, — улыбается Тэхён девушке, и та воодушевленно кивает в ответ. — Да я с удовольствием! У меня здесь нет знакомых, а я просто хотела… Ну, — мнется та. — Поближе к своим. Вы не возражаете? — Приятно в кои-то веки встретить адекватного человека, — говорит Юнги. — Нужна будет помощь – обращайся. — Правда? — светится Мирей и расплывается в улыбке. — Мальчики, спасибо вам большое, а то с этим домом столько мороки. — Ты только щёлкни пальцами, и тебе тут всё починят, — отзывается Тэхён, на что девушка звонко смеется. — Это не то чтобы шутка. — Стала бы я возражать, — Мирей так широко улыбается им: и Юнги, и ему, и Чонгуку. У Тэхёна из-за этого внутри всё ненароком переворачивается. В груди начинает щекотать необъяснимое чувство гордости на пару с чем-то, отдаленно напоминающим откуда-то взявшееся раздражение. С его чувствами вот так нагло играет волчья сущность, вызывая совершенно внезапное желание показать всем, что этот мужчина, который первым перешагивает порог их дома, его. Тэхён мысленно смахивает с себя наваждение. Мирей приятная и улыбчивая девушка с красивыми глазами и мягким голосом. С темпераментом, точно не как у Юнги, а это уже само по себе является большим плюсом для их стаи. От неё приятно пахнет, и дом, как замечает Тэхён все последующие дни, просто преображается на глазах. Мирей высаживает цветы вдоль тропинки и забора. Она сама делает ограждения и парники для ещё не взошедших растений, безжалостно избавляется от пышных кустов и перекрашивает забор в желтый цвет – у них в районе появляется маленькое солнце. С переездом Мирей в Калгари приходит и самая настоящая весна. Тэхён занимается своими насущными делами: изучает ради Бомгю книги Намджуна, пока тот учится складывать свои носки под руководством Сокджина; звонит Хосоку и обещает заглянуть на днях, чтобы проведать Джаин. Странно, но все дни его не покидает какое-то необъяснимое чувство, поселившееся под рёбрами, – что-то вроде тревоги. А стоит Тэхёну во время приготовления обеда увидеть через окно, как Чонгук и Юнги мило беседуют с Мирей, брови хмурятся уже непроизвольно, и он начинает агрессивней размешивать соус для спагетти, да так, что половина остается на столе. Тэхён не ревнует. Глупости какие… Он никогда в жизни не испытывал этого чувства, с пониманием подходит ко всем ситуациям и помнит: чистая голова, холодный разум. Он – глава семьи. Он помогает, командует, руководит, распределяет обязанности. Если первое время это давалось тяжело и происходило не без помощи Чонгука, то сейчас не возникает проблем с тем, чтобы одним только взглядом поставить забывшихся и разбушевавшихся на место; в их стае не без ссор, особенно – во время совместных ужинов. Тэхён любит покой и носит тот в себе, делясь с другими, а потому он не ревнует, когда следующим днём, выйдя из дома, видит, как Чонгук и Юнги помогают Мирей с планировкой сада. Не ревнует, когда Мирей солнечно улыбается и заливисто смеется, заставляя смеяться и Чонгука тоже. Не ревнует, подходя к её участку хмурой тучей, пока косится в сторону своего парня, уделяющего уж слишком много внимания новой соседке. — Что вы делаете? — натянуто улыбается Тэхён, хотя выходит очень даже искренне. Он изо всех сил пытается бороться с проснувшимися инстинктами. В груди что-то ёкает, когда Чонгук подходит к ограждению и улыбается Тэхёну в ответ, заявляя: — Сажаем цветы. А ты куда собрался? — Хотел съездить в магазин, думал, ты меня отвезёшь, — негромко говорит он. Чонгук растягивает губы в игривой улыбке, опираясь руками на забор. — А что мне за это будет? Ненароком отступают все дурные чувства и раздражение, которые Тэхён насильно подавлял, лишь бы Чонгук не почувствовал. Тэхён манит своего волка пальцем, а когда тот наклоняется ближе, то оставляет на его губах короткий сладкий поцелуй, вложив в него всё своё обожание. — Моё «спасибо» тебя устроит? — бормочет Тэхён прямо в губы напротив, чувствуя чужую улыбку. И Чонгук вздыхает с явным воодушевлением, словно одно простое «Спасибо» – это целое «Я тебя люблю». — Вы собрались в магазин? — Мирей даже не скрывает того, что подслушивала, и когда Чонгук оборачивается, у Тэхёна с губ слетает улыбка. — Я была бы очень признательна, если бы вы меня подбросили, — неловко говорит та. — До города далековато. Автобусы, видимо, для простых смертных. Тэхён изо всех сил подавляет бурю в чувствах, когда Чонгук легко пожимает плечами, соглашаясь подбросить. Даже Юнги увязался следом и занял место рядом с Мирей на заднем сиденье. — Куда это вы? — доносится до них недовольный голос Намджуна, когда Чонгук только собирается закрыть дверь, заняв место за рулём. — В город? И меня подвезите. В магазин надо. Он трясет списком покупок, который, по всей видимости, составил Джин, и втискивается на заднее сиденье, сдвигая Юнги в середину. — В тесноте, да не в обиде, — бормочет Намджун. — Я бы ещё перекусить потом заехал. — Почему бы и нет? — улыбается Мирей, пока Тэхён безразлично разглядывает окна их дома. Пора бы помыть. — Юнги, ты хочешь? — Погнали, — отзывается тот. — Чонгук, Тэхён? — интересуется Мирей. Тэхён тяжело и шумно вздыхает, озадачивая всех собравшихся, пока Чонгук выезжает на дорогу. Тот косится на задумчивого Тэхёна с лёгким беспокойством, которое витает в машине, но Тэхён только угукает в ответ и пристёгивается. Не понимает, откуда в нём такие страшные чувства вроде той же ревности и раздражения к абсолютно незнакомому человеку. Ему никто ничего плохого не делал, Мирей всего лишь пытается быть дружелюбной: приветливо улыбается им, провожает добрыми словами, вчера даже угостила яблочным пирогом, который испекла специально в знак благодарности за помощь с садом. Но лишь одна мысль, что она флиртует со всеми вокруг, а в частности с Чонгуком, вводит Тэхёна в состояние внезапного бешенства. Чонгук просто добр к новым людям. Мирей всего лишь не хочет выставлять себя в дурном свете и пытается быть хорошей соседкой. Юнги всего лишь продолжает быть таким, какой он есть. Намджун есть Намджун. Ничего не меняется, Тэхён счастлив быть самим собой, счастлив быть поддержкой Чонгука в тяжелые дни и вместе согревать постель. У него изумительная жизнь, о которой раньше даже и не мечталось, но одна лишь мысль о том, что кто-то… Хоть одна живая душа попытается вмешаться в их семейный быт и внести раздрай – тушите свет. Тэхён злится, внутренне ворчит на собственные мысли всю дорогу и ловит на себе непонимающий взгляд Чонгука, когда тот паркует машину у супермаркета. — Вы выходите или будете здесь до пенсии сидеть? — интересуется Юнги, пока Тэхён пытается отстегнуться. — Мы догоним, — Чонгук хмуро наблюдает за тем, как его парень возится с ремнем безопасности, злобно ворча слова проклятий себе под нос. — Тэхён, — ласково зовет он, и Тэхён вскидывает взгляд: недовольный и режущий. Чонгук на секунду словно теряется, но тянется к сидению и одним щелчком освобождает Тэхёна. — Что случилось? — серьёзно спрашивает Чонгук. — Всё нормально. — А это что? — хмурится тот, указывая рукой на глаза. Тэхён смотрит в зеркало заднего вида – ореол стал насыщенным бордовым, словно запекшаяся кровь. Первый раз такое было, когда Юнги окончательно вывел Тэхёна из себя своими разговорами. Никто не кричал, не бузил, напротив – в тот день за столом повисло гробовое молчание, когда Тэхён одним только взглядом пригвоздил Юнги к стулу. И ужин дальше пошёл как по маслу, они сидели в тишине и спокойствии, пока Чонгук сумасшедше улыбался, горделиво расправив плечи. Его маленький полукровка стал мужчиной: в нём в полную силу заиграла волчья кровь. Пускай обращаться Тэхён так и не научился, зато ему досталось всё остальное, что, к слову, всегда не к месту выдает его настроение с потрохами. — Компания, конечно, ещё та, — Тэхён и не врёт: он не особо любит выбираться в магазин с Юнги или Намджуном, а тем более – с обоими сразу. — Это прям настолько тебя злит? — выгибает бровь Чонгук, и Тэхён устало вздыхает. — Просто встал не с той ноги, не волнуйся. — Но я волнуюсь, — откровенно признается Чонгук. — Пошли уже просто… — неоднозначно машет Тэхён рукой. — За едой. — Иди сюда. Чонгук осторожно тянет вялого Тэхёна за локоть ближе к себе, улыбается мягко и тепло, словно подбадривает. И целует со всей своей нежностью, гуляя пальцами по щеке. Делится моральными силами, игриво кусает губы, пока Тэхён путает его волосы на затылке, прижимаясь всё крепче. Волнение отступает само по себе, на душе становится тихо и спокойно, потому что Тэхён знает: они вернутся домой, закроются на все замки и их никто не посмеет потревожить. Они подарят друг другу день и ночь, проснутся в одной постели, под одним одеялом, будут сидеть за завтраком и любить друг друга одними только взглядами и молчанием. Чонгук шумно выдыхает в поцелуе и отстраняется, коротко чмокнув напоследок. — Надо идти, пока их не выгнали из магазина за плохое поведение, — говорит тот, и Тэхён тихо смеется ему в губы. Чонгук улыбается ему в ответ. — Так намного лучше. Улыбайся чаще. — Куда уж чаще? — весело хмыкает Тэхён. Чонгук задерживает на нём взгляд, забирая с панели телефон. О чём-то очень громко молчит, коротко улыбается сам себе, пока Тэхён в ожидании разглядывает его в ответ: он знает этот взгляд. — Ты красив, когда счастлив, — буднично выдает Чонгук, пожимая плечами и выходя из машины. — То есть, — Тэхён хлопает дверью под чужое недовольное цыканье, — когда я несчастлив, то некрасив? — Когда ты несчастлив – ты зол, — легко говорит Чонгук, пока они идут по парковке. — Ты зол – я в гневе. И немного в страхе. — Боишься меня, когда я злюсь? — у Тэхёна на лице мелькает наигранное сострадание. — Бедный. — Боюсь, — признается Чонгук, хотя Тэхёну кажется, что больше в шутку, потому он смеется. — Но желаю. — Желаешь чего? — Тебя. Тишину нарушают лишь их шаги. Чонгук ни капли не смущается, Тэхён – уже давно тоже. Только кусает губы, ощущая приятную дрожь в теле, и устало вздыхает. — Веди себя прилично, — просит Тэхён, а Чонгук невинно улыбается в ответ: — Это я ещё прилично. Чонгук, сколько бы Тэхён ни пытался подавить все свои чувства, всё равно умудряется что-то выловить из чужого настроения, будь то вспышка злости или же обыкновенного недовольства. Всегда старается отвлечь и успокоить своим запахом или прикосновениями, иногда хватает и всё понимающего взгляда, который в данный момент направлен на их новую соседку. Супермаркет, кажется, становится наэлектризованным до предела. Стоит только Чонгуку отойти и заговорить с Юнги, Мирей тут как тут. Просит подсказать и объяснить, потому что не так уж хорошо разбирается в иностранной еде, сравнивает составы, объясняет, что следит за фигурой. Чуть поднимает майку, чтобы продемонстрировать плоский живот. Тэхён, конечно, очень за неё рад, но когда девушка в порыве эмоций радостно обхватывает ладони Юнги и Чонгука, вводя их самих же в ступор, то помидор, зажатый в руке, мнется как-то сам собой в кашу. — Гнилой, что ли? — отзывается Намджун над ухом, вглядываясь то в список, то в овощи. — Ты другие посмотри. И вообще не надо их так мять, ты аккуратно, — советует тот, уставившись на хмурого Тэхёна. — Что ты так смотришь? Аккуратно, говорю, надо. На вот, вытри, — он протягивает носовой платок. Тэхён в этот момент не нравится сам себе, потому что всё его существо взывает к тому, чтобы утащить свою пару за шкирку из этого магазина и зажать в тёмном углу. Он делает вдох и выдох. Помнит о том, что всему виной может быть и подступающий гон, который должен начаться ближе к концу месяца. Чувства пестреют, нервы из раза в раз словно оголяются, в груди яростно стучит сердце, но это скорее от злости. Тэхён клянется перед самим собой, что пытается держать себя в руках: не делать поспешных выводов и не принимать невзвешенных решений. Холодный разум, чистая голова. А когда Намджун уже в машине, сидя в обнимку с помидорами, чтобы не помялись в багажнике, вспоминает про перекусить, Тэхён кидает короткое: — Дома поешь. Он искренне начинает сомневаться в том, что его разум может оставаться холодным, а голова – чистой. В мыслях творятся совсем уж необъяснимые вещи, и чувство, что в его стаю врывается чужак, затмевает всё остальное. Даже здравый смысл. Чонгук, который только и может, что кидать в его сторону непонимающие взгляды, разумно помалкивает и не настаивает на перекусе. Даже дома он смотрит косо, обдумывая такое поведение, пока Тэхён равнодушно разбирает пакеты с продуктами. А стоит ему замереть и кинуть взгляд на Чонгука, тот настораживается, сразу же обращая всё своё внимание. — Я забыл молоко, — сообщает Тэхён. — Мне за ним съездить? Предложение Чонгука обдумывается пару секунд, и Тэхён отрицательно качает головой. Возьмет у соседей, если надо будет. Не станет он гонять своего парня туда и обратно только потому, что совсем нет настроения. — Я говорил с Юнги, — сообщает Чонгук. Тэхён вскидывает брови, словно он искренне удивлен, пока его парень сверлит его прищуренным взглядом, оперевшись локтями на стол. Чонгук следит ястребом – пытается понять, почему Тэхён продолжает источать раздражение. — И что интересного он сказал? — безразлично интересуется Тэхён. Он хлопает дверцей холодильника и тоже опирается руками на стол по другую сторону от Чонгука. Они напротив, взгляды пересекаются, Чонгук внимательно следит за эмоциями, потому что не может отличить одно чувство от другого. — Предложил пригласить Мирей на сегодняшний ужин, — звучит буднично, но взгляд Тэхёна тяжелеет. Сам виноват. Не нужно было предлагать ей заходить на чай, когда захочет. Чонгук угукает сам себе, продолжая сверлить взглядом, и Тэхён копирует его действия, не уступая в ответ. — Ты сейчас серьезно? — легко спрашивает Чонгук. Видимо, догадаться было не так уж и сложно, но Тэхён и не то чтобы шибко скрывал своё недовольство происходящим. — Мы приняли тебя с братом так же, — напоминает тот. — Пытались быть гостеприимными, просто приятными людьми. — И я пытаюсь быть приятным человеком, — холодно отзывается Тэхён. — Я просто не совсем понимаю, — объясняет Чонгук, задумавшись. — Тебе не нравится новый человек на нашей территории, потому что ты видишь в Мирей угрозу, или же она тебе не нравится по каким-то личным причинам? — Я не говорил, что она мне не нравится, — Тэхён и не врёт. — Наимилейшая девушка. Чонгук выглядит совсем задумчивым и непонимающим, пока Тэхён пристально смотрит на него, не отводя взгляда. У него язык не поворачивается признаться в ревности, потому что это кажется чем-то глупым в их сложившихся отношениях. Тэхён знает, что его любят, знает, что Чонгук даже не посмотрит налево, не будет плести интриг на стороне, подрывать доверие. Чонгук прямолинеен и всегда таким был. Он знает, чего хочет от самого себя и от других, даже Тэхён это знает. Их чувства друг к другу невозможно было бы сыграть, решение оставаться вместе было и остаётся неоспоримым. Нет скандалов, ссор и криков, есть понимание и желание поддерживать огонек в чувствах. Они оба слишком уж просты и прозрачны друг для друга. У Чонгука меняется взгляд с непонимающего на осознанный, когда он медленно поднимает глаза и с подытоживающей мыслью смотрит на Тэхёна, не скрывая своего скептицизма. — Она всего лишь наша новая соседка, — буднично сообщает тот, на что Тэхён тут же отзывается: — Я знаю. — И даже не в моём вкусе. — Знаю. — А мы с тобой уже пять с лишним лет вместе. — Помню. Тэхён правда не понимает, зачем ему нужны все эти объяснения. Чонгук сам знает, что эти чувства, подогреваемые собственничеством, контролировать крайне сложно. — Я не смог бы и не хочу что-то менять в нашей с тобой жизни, — продолжает он. — Да, Чонгук, я в курсе, — равнодушно звучит в ответ. Тэхён обходит стол и становится напротив, а Чонгук выпрямляется, продолжая выжидающе смотреть. — Это не отменяет того факта, что она кокетничает. — Со мной, — вскидывает брови тот. — А с кем ещё, по-твоему? — хмурится Тэхён. — С Юнги, например? — Не смеши. Чонгук сладко улыбается, притягивая Тэхёна ближе к себе, чтобы промурчать в губы совсем тихо: — Она не даёт покоя моему маленькому волку. — Она флиртует, и это выводит меня из себя, — признается Тэхён, не отрывая взгляда от глаз Чонгука, которые смотрят с прищуром. — Тебе с этим, наверное, так сложно бороться. — Как будто ты не знаешь, — ворчит он. — И ты, должно быть, в бешенстве от одной только мысли, что она может оказаться рядом со мной, — дразнится Чонгук, и Тэхён тяжело вздыхает. Его радужка, вероятно, уже мерцает всеми оттенками алого. — Тебе это доставляет удовольствие? — Просто теперь ты понимаешь, как порой чувствовал себя я. — Мне не нравится, — качает головой Тэхён. — Это ест изнутри, — шепчет Чонгук, а его ладонь скользит на поясницу, прижимая к себе вплотную. Губы почти что соприкасаются, дыхание у Тэхёна становится тяжелым. — Кровь кипит, зубы чешутся. Хочется сделать хоть что-нибудь, чтобы тебя отпустило, но не знаешь что. — Чонгук, — предупреждает Тэхён. — А стоит только представить, — продолжает шептать тот, — что человек, которого ты считаешь всецело своим, может быть с кем-то другим… Тэхён с жаром впивается в его губы, зарываясь пальцами в волосы. Он целует остервенело и чувственно, голодно, совершенно не контролируя себя и вспыхнувшие чувства. Это жадность и собственничество, это нежелание отдавать и делиться. Страх оказаться заменимым, недостаточно подходящим, оставленным любимым тобой человеком. Даже если этот человек всего лишь играл на твоих эмоциях, даже если знаешь, что он описал самого себя в периоды ревности – это не помогает. От злости Тэхёну совсем сносит голову, он не замечает, с какой силой сжимает волосы Чонгука, как крепко держит, шумно дыша в поцелуе. Его губы срываются к скуле и ниже, нос тычется в шею, язык собирает терпкий вкус кожи, пока в паху ноет от возбуждения. Их чувства сейчас одни на двоих, мысли, возможно, тоже. Чонгук скользит рукой на ягодицы, чтобы прижать к себе вплотную, и Тэхён трётся об него, понемногу сходя с ума. Если однажды понадобится, он сам устроит самую настоящую бойню. Зубами будет выгрызать своё, то, что по праву принадлежит ему, – своего вожака, потому что из-за него Тэхён вконец теряет голову. Спотыкаясь о собственные ноги и схватив Чонгука за горло футболки, Тэхён добирается до спальни, не забыв громко хлопнуть дверью, отгораживая их от внешнего мира. Они в родной обители, где провели уже тысячи совместных ночей, где запах особенно концентрирован, потому сильнее бьет по самообладанию. Чонгук сам раздевает его впопыхах, разорвав поцелуй, чтобы после вновь съедать губы. Он как будто заведён и зол не меньше: прикосновения настойчивые, дыхание обжигающее, а взгляд устрашающий – дает понять, что не шутил, говоря о кипящей крови. В нём словно проснулись все те чувства, которые он так же старательно подавлял в периоды ревности. У Тэхёна зудит под кожей; яростное желание доказать соседке, что этот мужчина уже занят, съедает остатки логики. Его ломает и кроет без ощущения удовольствия, дрожащие от нетерпения руки едва справляются с ширинкой чужих джинсов, тут же стягивая их с Чонгука вместе с бельём. Они как две сорвавшиеся с цепи собаки, и ни один не пытается сбавить обороты. Смазка, бегло размазанная Тэхёном по члену Чонгука, даже не греется. На прелюдии сегодня тоже не тратится время. У них сегодня нет лишних минут, есть лишь необоснованная озлобленность на остальной мир, оставшийся за дверью, и пылающая в ореолах радужки страсть. Тэхён беззастенчиво занимает своё место на коленях Чонгука, ощущая, как сдавливает легкие от рук, обвившихся вокруг его грудной клетки. Чонгук, он уверен, чувствует бешеное сердцебиение. Чувствует жар, исходящий от голого тела, ощущает дрожь, когда Тэхён осторожно насаживается на член и в конце концов замирает, тяжело дыша в губы напротив. Его понемногу отпускает – с единением приходит чувство незаменимости. Больше никому не позволено быть в их спальне, на их простынях. Чонгук губами ест огонь с покрасневших щёк, делится кислородом через один долгий шумный поцелуй, когда Тэхён начинает двигать бёдрами. Он столько раз был «над», столько раз с силой впивался пальцами в изголовье кровати или же в подушку, простыни, как сейчас впивается в плечи Чонгука, что не сосчитать. И всякий раз его сводит с ума ощущение власти над человеком. То, насколько крепко его прижимают к себе, насколько тяжело и хрипло дышит Чонгук, уткнувшись губами в шею. Покоряется и отдаётся. Перед Тэхёном его чувства голые и не прикрыты безразличием, они искренние, глубокие и уязвимые. К их любви и чувству значимости друг для друга можно прикоснуться руками. Чонгук касается. Он скользит руками от колен по бедрам, до самых боков и спины, гуляя пальцами по выступающим косточкам, пока Тэхён набирает темп. Его тело – оголенный нерв. Каждое прикосновение отзывается щекоткой и удовольствием, распирающим внутренности. Вероятно, Тэхён и есть для Чонгука та самая осязаемая любовь. По всей видимости, Чонгук – та самая любовь для Тэхёна. Их тела тесно сплетены, горячие выдохи ловятся губами даже вне поцелуя. Тэхён уже надышался ароматом чужих волос, он до сумасшествия обожает то, как пахнет его волк во время секса, – такое почти всегда доводит до грани. В этот раз пиком для Тэхёна становится то, как Чонгук утробно рычит, словно самый настоящий зверь, сжимая пальцами ягодицы. Он глубоко внутри, страстно любит взмокшее от духоты тело, даже глаза стеклянные – видно, что на грани; что сконцентрирован на удовольствии между двумя, что его не остановило бы и разрушение дома. Тэхён уверен, что продолжил бы любить Чонгука и на обломках их спальни. В куче горячих, ещё тлеющих углей. Он беззвучно стонет Чонгуку в губы, крепко зажмурившись и запачкав их животы. Кладёт голову на крепкое плечо, на рецепторах оседает сладкий привкус полученного удовольствия, а зубы… Те в самом деле чешутся. Клыки сформировались ещё несколько лет назад, процесс был медленный и болезненный – Тэхён не мог есть из-за чувствительности. Сейчас же чувствует необъяснимую потребность пристроить их на нежной коже. Он трётся и царапается, как в бреду лижет языком яремную на изгибе, жадно вдыхая аромат, пока под рёбрами всё горит. — Чонгук, — хриплым шепотом зовет Тэхён, продолжая двигаться и доставлять удовольствие. Чонгук отзывается стоном, и Тэхён предупреждает, выдыхая в кожу: — Будет больно. Он знает, о чём говорит. Ощущает, как его клыки мягко входят в кожу, оставляя след. На язык попадает теплая кровь, и Тэхёна всего трясёт в крепких руках, когда Чонгук кончает прямо в него. Тэхён не думает извиняться за свои желания и порывы, а Чонгук с него извинений и объяснений не требует. Они оба принимают случившееся как данность, в конце концов, Тэхён имел на это полное право. Метка на его шее так и осталась давно зажившим шрамом, они до сих пор не знают, возымело ли это хоть какой-то эффект. Для обоих она стала лишь напоминанием, символом принадлежности и занятости. Тэхён гордо носит укус на своей коже вместо обручального кольца, у Чонгука теперь будет такой же. — Это и правда чертовски больно, — признается тот уже после душа, пока Тэхён меняет постельное. — Теперь ты понимаешь, каково это, — передразнивает он Чонгука, на что ему скалятся с улыбкой. — А ты понимаешь, что на мне шрама может и не остаться? — Если откусить тебе пол плеча, то, как думаешь, останется? — наигранно хмурится Тэхён, взбивая подушки. — Давай надеяться, что этого не потребуется, — бормочут в ответ. Тэхён остается собой доволен. Он носит чувство полного удовлетворения и расслабленности с собой, потому что в самом деле начинает отпускать. Новая соседка не больше, чем просто новая соседка, а Тэхён по-прежнему остаётся возлюбленным и любимым. Он понимал это и с первой минуты возникшей по щелчку пальцев ревности, но никак не мог пересилить свою сущность и потребности, а сейчас, даже на ужине у Чимина с Юнги, когда Мирей сама приходит на кухню, чтобы помочь ему и Намджуну, Тэхён не испытывает никакого раздражения. Без былого недовольства вручает девушке нож и зелень, пока сам перемешивает курятину с соусом в миске. На кухне витает его умиротворение и спокойствие. — Слушай, — тихо говорит Мирей, и Тэхён обращает на неё всё внимание, сразу же едва заметно напрягаясь. Девушка выглядит зажатой, крайне скованной. Намджун же абсолютно не обращает ни на кого внимания, пока с крайне серьезным лицом медленно и осторожно режет картофель. — Я хотела спросить, — мнется та, и Тэхён кивает, предлагая продолжить. — Юнги и Чимин… Они, ну, вместе? Тэхён на секунду теряет дар речи, откровенно уставившись на неё, но тут же отрицательно мотает головой. — Они просто живут вместе, но не как пара, — растерянно объясняет он. — То есть Юнги свободен? — Тэхён глупо кивает ей в ответ, так и замерев с миской в руке, а Мирей облегчённо улыбается. — Спасибо. А то я увидела их и подумала уже всякое, — смеется та. — Тебе, — Тэхён пытается осмыслить то, что собирается спросить: — Понравился Юнги? — Он милый, — шепчет та, сморщив нос. — Я всё пытаюсь привлечь его внимание, а он как будто и не понимает. Мирей даже немного краснеет, молча принимаясь резать зелень. Есть ощущение, что она ещё много чего хочет спросить, но не решается, как тут встревает Намджун: — Мин Юнги? — у него страшно удивленный взгляд. Тэхён его таким ещё никогда не видел. — Потише, пожалуйста, — шепчет Мирей, кидая взгляд в сторону гостиной. — Да что же ты молчала! — радостно громыхает Намджун, поднимая большой палец вверх. — Из вас вот такая пара получится! — Намджун, — скулит Мирей. — Не шуми. — Это ж надо всем рассказать! А ну… Тэхён, пытаясь скрыть собственное чувство облегчения, бьёт Намджуна по губам, плотно зажимая рот ладонью, пока тот непонимающе пялится на него. — Мирей пока что не хочет, чтобы об этом кто-то знал, — объясняет ему Тэхён, как ребенку, с расстановкой. — Она поделилась с нами по-дружески, так что мы не будем об этом всем рассказывать. Понятно? Намджун молча хлопает глазами в ответ, и Тэхён злобно хмурится, понижая тон, говоря уже более настойчиво: — Я спрашиваю: понятно? В ответ ему медленно кивают, и Тэхён осторожно убирает руку, в любой момент готовый заткнуть Намджуна снова. Тот яростно дышит, качая головой, и громко шепчет: — Как же так? Тут ведь действовать надо, а не молчать, — звучит он крайне раздосадованно. — Чем быстрее, тем лучше. Он, глядишь, остепенится. Дети-то всех меняют. И его изменят. — Рановато для разговоров о детях, — ворчит на него Тэхён. — Я не возражаю, конечно, — отзывается Мирей, а её всю потряхивает от неловкости. Она даже не поднимает взгляда. — Но и правда рановато. Он всё никак… не поддаётся. Даже не обращает внимания. — Предоставь это дело мне, — на полном серьезе заявляет Намджун. — Нет, — отрезает Тэхён, сверля его взглядом. — Ты, конечно, знатно… меня пугаешь, — неуверенно бормочет Намджун, гордо расправив плечи. — Но я за любовь всеми руками и ногами. — Юнги нужно намекнуть так, чтобы никого этим не смущать, — объясняет Тэхён. — А не вываливать ему информацию в лоб. — Так он дурак! Он иначе-то не поймёт! — Кто тут дурак? — лениво интересуется Мин, заходя на кухню. — Кого унижаем и без меня? — Да ты дурак вот! Наша гостья и родить уже от тебя не против, а ты не понимаешь! — сокрушается Намджун. Тэхён со стоном выдыхает, прикрывая глаза, а Мирей вся пунцовеет от стыда. — Рожать я точно пока не готова, — лепечет она, принимаясь нарезать зелень ещё усиленней. А у Тэхёна прямо гора с плеч после информации о Юнги, и даже если он не хотел, чтобы всё вышло вот так, он соврёт, если скажет, что совсем этому не рад. Даже Юнги его от души веселит, у того такая палитра эмоций на лице: от искреннего шока до самого настоящего непонимания. — Что тут происходит? — хмуро интересуется Чонгук, выглядывая из-за спины Юнги. — Любовь! — с пылом выдыхает Намджун, размахивая ножом. Красноречивый и недовольный взгляд Тэхёна, которым он смотрит на Чонгука, говорит обо всём и сразу. — Нож на место, — командует вожак и тычет пальцем в Намджуна. — Ты – за мной. — Опять мне выслушивать твои нравоучительные речи? — нож со стуком ложится на стол. — Болтать меньше надо, где не просят, — отзывается Чонгук уже из гостиной. — Помогаешь – плохо, не помогаешь – плохо! — сокрушается Намджун. — Уйду я от вас! — Куда это ты собрался?! — вклинивается Сокджин, замирая у стола с вилками, которые раскладывал. Тэхён, чувствуя себя неуютно в повисшей на кухне тишине, молча ополаскивает руки и по-быстрому ретируется в зал, где Намджун изо всех сил доказывает, что никуда от своего возлюбленного он уходить не собирается, а это просто выражение такое. — Я к этому дурдому никогда не привыкну, — ворчит Тэхён, глядя на Чонгука, а тот лишь усмехается в ответ. — У меня как будто с десяток детей и за каждым нужен глаз да глаз. Что ты смеешься? — Ещё скажи, что ты несчастлив. — Счастлив-счастлив, — хмурится Тэхён, принимаясь расставлять тарелки. — Но однажды вы меня доведёте, и я уйду в лес за Намджуном. — Я не собирался в лес, — непонимающе бормочет тот, получая от Сокджина убийственный взгляд. — Понял. Виноват. Намджун плохой, чересчур много болтает, хотя просто пытается помочь. Джин вздыхает. — Намджун хороший и лучший мужчина в мире, — от этих слов Намджун весь сияет, — но Джин бы язык ему укоротил. — Тэхён устал от этого шума, — говорит Тэхён, намекая на излишнюю болтовню. — Чонгук всегда поможет Тэхёну расслабиться, — отзывается Чонгук с улыбкой. — Чимин пытается подслушать Юнги, так что, будьте добры, заткнитесь уже, наконец, — шипит Чимин. — У вас тут пати шизофреников? — весело улыбается Хосок, войдя в дом. Тэхён сам пригласил его на ужин, чтобы познакомить с новой соседкой, потому улыбается в ответ. — Тогда Хосок пришел. — Добрый вечер, — вежливо отзывается Намджун. — Кухня занята, там творится любовь, поэтому ужин ещё не готов. Хосок плюхается на диван, тихо посмеиваясь, и Тэхён занимает место напротив, рядом с Чонгуком, который с улыбкой наблюдает за ним. Знает, что никуда Тэхён уже не денется, что прикипел и будет готов биться насмерть за своих неотесанных волков. У них на кухне прямо сейчас, возможно, и правда зарождается любовь. Чимин продолжает пытаться подслушать, Намджун всё бормочет что-то о термине шизофрения, пока Чонгук объясняет Хосоку случившееся, посмеиваясь с ситуации. Тэхён наблюдает за ними, понимая, что ни в одном лесу не будет так спокойно, как здесь. Даже со всем этим шумом и гамом, недовольным бурчанием, звоном посуды и заливистым смехом. Он неосознанно, уже по привычке, поправляет браслет, закатывая рукава, чтобы всё-таки продолжить готовить ужин. Его дар солнца светится на запястье янтарём. Его волк кидает на него веселый взгляд, подбадривая и поддерживая, пока Чимин возмущается на собравшегося прервать разговор Тэхёна. На улице тёплая весна, на небосводе виднеется убывающая луна, под светом которой Бомгю гоняет свою сестру по улице, пытаясь заставить ту вернуться домой. Однажды Тэхёну уже некого будет защищать от строгости вожака, однажды шум и гам наверняка закончатся, и в их районе наступит тихая гавань. Что-нибудь в их порядках с появлением нового вожака изменится, прекратиться могут и семейные сборища. Возможно. А возможно, это никогда и не случится. Ложки и стаканы будут продолжать звенеть, а Юнги, даже с приходом в его жизнь детей, будет оставаться самим собой, как и все остальные. Тэхён надеется, что всё останется на своих местах: его сердце – в Калгари, в маленьком неназванном районе на окраине вселенной; его неугомонная и разношёрстная семья – здесь же. Его дар солнца – под кожей. Под одной крышей и с одним бытом на двоих. Большего Тэхёну в общем-то и не надо. Он счастлив. — Ты же врач, ты мне всё-таки объясни, — бормочет Намджун. — Шизофрения… — Я нейрохирург, а не психиатр! Сколько можно повторять?! — всплескивает руками Сокджин. — Да заткнитесь вы уже, я ничего не слышу! — орет Чимин. И Тэхён обещает, что изо всех сил постарается обеспечить счастьем всю свою огромную, неугомонную и дурную семью. С одной маленькой, но такой важной поправкой: любимую. — Ты какого тут уши греешь? — скалится Юнги, выходя из кухни, на что Чимин фыркает. — Да я вообще стою. — Стену подпираешь или обои созерцаешь? — Подпираю! Вдруг упадёт? Обои, кстати, тоже ничего. Я же выбирал. Тэхён устало вздыхает, игнорируя чужие препирания. Ну вот и как их можно не любить?..