Езда по обочине

Римус бежал по коридорам, не замечая учеников. Он смахивал слёзы, которые катались по щекам. Пролёт, ещё один поворот, снова пролёт и вот он. Пустой класс, он присел на край парты и наконец дал волю слезам. Они падали на пыльную поверхность парты, он размазывал их по лицу. Почему ему было суждено полюбить именно Блэка? Почему тот ведёт себя, как последний засранец? Неужели он не видит как Римус смотрит на него? Ловит его взгляд в Большом зале или общей гостиной? Что он давно перестал смотреть на него, как на просто друга? Он и сам не конца понимал, как это случилось. В какой-то момент в Римусе что-то сломалось, как будто хрустальный сосуд с надписью «любовь» треснул внутри него, и все содержимое вылилось на Блэка. Ну почему же ни на кого-то другого? Более спокойного, более целеустремленного, более не похожего на Сириуса? Когда же это случилось? Может в тот момент, когда Блэк играл с ним в образе пса? Может, когда они вместе убегали на охоту в Запретный лес? Может, когда он назвал его Луни и позволил положить голову к себе на плечо? «Луни». Именно с нежностью, немного растягивая букву «у» в слове. Так мог сказать только Блэк. Он вкладывал какой-то определённый смысл в это слово. — Да что за бред?! Ничего он не вкладывал, у него вообще нет души! — это Римус выкрикнул вслух. И только сейчас заметил, что больше не один в комнате. Ближе к порогу стояла Кассандра, сложив руки на груди и сочувственно смотря на Люпина. — Что-то случилось? Тебя кто-то обидел? — она подошла ближе и положила руку ему на плечо. — Все уже хорошо, — стараясь спрятать слёзы и незаметно стереть их с парты, пробормотал Римус. — Ну я же вижу, что тебе плохо, не хочешь поделиться? — Знаешь, я бы хотел повеситься, а не поделиться, — грустно усмехнулся Люпин. — Это сто процентов того не стоит, — Кассандра всегда была очень рассудительна, — знаешь, если закрывается одна дверь, всегда открывается другая, пусть по началу мы этого и не замечаем. Она тряхнула длинные темные волосы назад, как будто те ей мешали, и легонько приобняла Люпина. Ее прекрасные зелёные глаза были обращены к нему, но он почему-то боялась в них заглянуть. Он чертил пальцем по пыльной парте. Внутри все ещё бушевал огонь. Скоро полнолуние, а перед ним всегда очень тяжело себя контролировать. Наконец, он осмелился взглянуть на Гилберт. Ее темные ресницы медленно вздрагивали, круглые изумрудные глаза были полны какого-то спокойствия и покоя, от них Римусу становилось легче. Он сам не знал почему, но он провёл рукой по ее позвоночнику, как бы притягивая к себе. К изумлению Люпина она подалась вперёд навстречу его полуоткрытым губам. Это был тихий, мягкий поцелуй, как будто легкая пелена накрывала его и ему становилось спокойно и легко на душе. Наконец, поцелуй прекратился. — Прости, я не должен был… — начал было Люпин, но Кассандра остановила его. — Ты давно мне нравишься, Римус, — прошептала она и приложила палец к его губам, как бы призывая молчать, — наверно, это немного не вовремя, но кто знает, может со временем у нас могло бы что-то получиться… Она помедлила, затем спорхнула с парты, и вот он стоял посреди комнаты уже совсем один, не понимая правда это была или ему привиделось все это.

***

Джеймс не разговаривал с Сириусом до самого обеда. Обычно их ссоры редко затягивались. Но здесь было задето самое святое — Лили. Именно об этом Джейс рассказывал Римусу все утро, пока Сириус был в душе. — Да как он мог?! Видите ли я плохой капитан! А все из-за того, что я перерос тот возраст, когда думаешь только о телках и алкоголе, — в этом Джеймс себе явно льстил, он ни на каплю не перерос этот самый возраст, но возражать ему никто не осмеливался. — Да, да, Сохатый, ты прав, — в сотый раз повторял ему Люпин и выслушивал новую порцию говна про Блэка и его легкомысленности. Наконец парами они распределились идти на завтрак. Джеймс шёл с Римус впереди, а выдержав приличное расстояние шли Питер и Сириус. Шли все молча, один Хвост пытался из последних сил вывести всех на разговор. Однако, его упорно игнорировали, и тот наконец сдался. В Большом зале горели свечи под потолком, и сонные студенты спешили на завтрак, сбивая друг друга, извинялись и бежали дальше. Кто-то наспех пытался засунуть в рот, все что попадалось на глаза. Яичницу глазунью, сосиски, овсянку и йогурты. Друзья лениво накладывали себе еду на тарелки. Мимо прошла Лили вместе с Грейс, она по-прежнему игнорировала всякое присутствие Джеймса. И, когда она, не взглянув на него, прошла мимо, настроение Поттера стало темнее тучи. — Не раскисай, — сказал Люпин, кидая сосиску себе на тарелку. Но Сохатый пропустил это мимо ушей и медленно ел овсянку, смотря в спину удаляющейся Эванс. Потом также молча двинулись на занятия. Первым уроком было зельеварение. Слизнорт прибывал в прекрасном расположении духа. — Так, так, рассаживайтесь поживее и начнём урок. Для начала кто может сказать, что сварено в этом котле? Рука Лили и Северуса практически одновременно взмыли вверх. — Мисс Эванс? — Это Амортенция, самое мощное приворотное зелье. Оно пахнет для каждого по своему. В зависимости от того, что нравится человеку. — Десять очков Гриффиндору. Разумеется, на самом деле Амортенция не создает любовь. Любовь невозможно ни сфабриковать, ни сымитировать. Нет, этот напиток просто вызывает сильное увлечение, вплоть до одержимости. Вероятно, это самое могущественное и опасное зелье из всех, что находятся сейчас в этой комнате. О да, — прибавил он, серьезно кивая недоверчиво ухмылявшимся Блэку и Питтегрю. — Вот поживе те с мое, наберетесь жизненного опыта, тогда уже не станете недооценивать силу любовного наваждения… А теперь, — продолжил Слизнорт, — пора приступать к работе. На сегодня у нас будет задача сварить это зелье. Начали! Все немедленно приступили к работе. Слизнорт медленно ходил от стола к столу, то и дело проверяя учеников и указывая на ошибки. — Ну куда вы кладёте столько корня? — Рубите по-мельче, как будто вы орудуйте топором, ей Богу! — Оставьте это и воспользуйтесь весами, наконец! Он остановился у стола слизеринцев. Вдохнул аромат из котла и подмигнул Снеггу. — Я был уверен в вас, юноша! Мерлинова борода, оно идеально! Десять очков Слизерину! — А я вот вообще нет, — процедил Поттер сквозь зубы, обливаясь потом и помешивая варево в котле, которое было ядовито зелёным и ужасно булькало. Среди общей суматохи никто и не заметил, что Северус достал маленький флакончик, зачерпнул оттуда зелье и, закупорив крышку, довольно прошептал себе под нос: — Повеселимся, Поттер.