В эти времена

Ее невестка напоминала ей покойную мать. Или, передумала Лианна, скорее, это Кейтлин вела себя с ней как мать, суетясь из-за беременности, волнуясь о дороге назад в Штормовой Предел из Королевской Гавани, спрашивая, не был ли прав отец, когда предлагал прислать к ней мейстера из Винтерфелла, чтобы принять роды. Она была матерью своим младшим брату и сестре с самой смерти их матери, напомнила себе Лианна. Наверное она скучает по ним, теперь, когда живет так далеко. Кейтлин также напоминала Лианне Станниса, странным образом, ведь внешне между ними не было ничего общего. Ее невестка была прекрасно выучена по части этикета и учтивости – в отличие от мужа Лианны – как поприветствовать того лорда или этого, держа в памяти, кто женат, кто ждет ребенка, кто потерял ребенка, у кого проблемы с бунтующим знаменосцем, а у кого – с сварливым лордом соседом. Но всегда Лианна видела в глазах Кейтлин упрямый и неумолимый огонек, какой она часто видела в глазах своего мужа. Так должно быть сделано, говорили эти глаза. Нравится нам это или нет. Потому что таков наш долг, добавил бы Станнис. Лианна спросила себя, сказала бы так Кейтлин? Они говорили о том, как это странно, оставить свой дом, чтобы переехать в другой. Дом мужа. – Я все еще привыкаю к северному укладу жизни, – улыбаясь, сказала Кейтлин. – К нашим богам, ты имеешь в виду? – И к этому, и к многому другому. Ваш лорд отец был так добр, велев построить в Винтерфелле маленькую септу. А в Штормовом Пределе есть богороща? – Да, Роберт распорядился поставить ее после помолвки, – ответила Лианна. – Роберт? Не ... лорд Станнис? Если честно, Лианна никогда больше не заглядывала в богорощу с того дня, как прибыла в Штормовой Предел, и мейстер Крессен показал ее. Она даже не была уверена, что Станнис знает о ее существовании. Но, в конце концов, она не думала, что ее мужа волновало, каким богам она поклоняется. Он сам очень редко заходил в септу помолиться Семерым. Они встретили Брандона по дороге назад. – Кэт! – радостно вскрикнул он Кейтлин улыбалась, ее искренняя улыбка смягчила черты ее лица, и она выглядела от этого совсем девочкой. Брандон хотел показать жене какое-то место, о котором он говорил, рядом с Красным Замком. Лианна потеряла нить их разговора, как будто эти двое говорили на каком-то секретном языке, которого она не знала. Она им позавидовала. Но когда они ушли, она подумала о Брандоне, смеющемся и флиртующим с уймой женщин, когда его жены нет рядом. Только ли это происходило? Взгляды и флирт? Или было что-то большее? Он не смотрел на других женщин, когда рядом была Кейтлин. Казалось, они действительно наслаждаются обществом друг друга, Кейтлин смеялась над шутками Брандона, Брандон внимательно слушал новости Кейтлин о том лорде и этом. Если ты кого-то любишь, зачем берешь в постель другую? Зачем флиртуешь с другой? Как ты смеешь даже смотреть на другую? Потому что, как она сказала однажды Неду, брак не меняет человеческую природу. Ее невестка казалась ей одной из наименее наивных женщин, что она когда-либо встречала. Не могла Кейтлин быть по-настоящему слепа, чтобы не видеть недостатки Брандона. Или она считала это долгом жены, смотреть мимо них? Ее мысли вернулись к дуэли между Брандоном и воспитанником лорда Талли. – Сражался за руку Кейтлин с сопливым мальчишкой, – сообщил Брандон братьям и сестре, и после хохотал над этим еще многие дни. Он оставил мальчику жизнь, ради Кейтлин. Что бы сделал Роберт, если бы она сбежала с Рейгаром? Рейгар не был сопливым мальчишкой, и он не был просто чьим-то воспитанником. Он был наследным принцем. Осмелился бы Роберт вызвать сына и наследника короля? Он был достаточно импульсивен для этого, подумала Лианна, его ярость кипела слишком близко к поверхности, чтобы он сделал что-то глупое, о чем бы позже пожалел. А ее отец и братья? Что бы сделали они? И Дорн. Оскорбление против принцессы Элии. Чтобы сделали они? И король, до паранойи подозревающий своего сына. Что бы сделал он? – Он думает, я хочу его трон. – Вы займете его трон после его смерти. Вы его наследник. – Он думает, я хочу его трон прямо сейчас, что я хочу свергнуть его, что я плету заговоры с лордами, чтобы сместить его и украсть его трон. – А вы хотите? Он рассмеялся. – Вы очень дерзки, миледи. – Я не знаю, как положено у вас, королей и принцев, но я слышала истории. Пугающие истории, о вашем отце. – Только не говорите, что верите досужим разговорам. – Нет, но теперь, когда я увидела его, и его поведение, своими глазами... Хватит! Отругала она себя. Не думай об этом разговоре. Не думай ни о каких наших разговорах. Не думай о его страхах, о его печали, о неуверенности. Не думай о его радости, об улыбке и смехе. Не думай о нем. Вместо этого она подумала о лице принцессы Элии. Нежная, так называли принцессу, как слышала Лианна. Слабая, шептали другие. Но не было ничего слабого или нежного в ее лице, когда она увидела, как Рейгар и Лианна держатся за руки. Взгляд за пределом гнева и печали, таким он был, но что Лианна помнила кроме этого – с каким достоинством она уходила. Я не стану унижаться, устраивая сцену, говорил каждый кусочек ее тела, когда она тихо выходила из тента. Лианна слишком была занята, вспоминая прошлое, чтобы сообразить, что лицом к лицу стоит к принцессе. С принцессой Элией и ее придворными дамами, что шли к воздвигнутому для них помосту, где уже сидели королева Рейла и ее младший сын Визерис. Мне не надо было приезжать. Мне не надо было приезжать. Мне не надо было приезжать. Ей не надо было приезжать, ради принцессы. Она думала только о себе, о собственном неудобстве, и даже мысли не пришло ей в голову о неудобстве Элии Мартелл. – Моя принцесса, – сделала она реверанс, стараясь сохранять спокойное выражение лица. Придворные дамы жгли ее взглядами. Могли ли они знать? Она рассказала им, принцесса? Одного взгляда на лицо принцессы было достаточно, чтобы понять, что не говорила. Но Лианна все еще была женщиной, которую Рейгар Таргариен короновал королевой любви и красоты в обход своей жены. Даже без... всего остального, это было достаточно скандально.. Как она смеет здесь показываться? – наверное думали женщины. Как она смеет появляться рядом с принцессой, как будто ничего не случилось? Я не просила об этой чести, хотелось ей защититься. Я не могла отказать, у всех на глазах. Она могла отказаться потом с ним говорить. Могла отказаться отдать ему свое сердце. Ее защита неполная, правдивая лишь отчасти. Принцесса Элия улыбалась: – Леди Баратеон. Мне было жаль услышать о смерти вашего жениха, лорда Роберта Баратеона. – Это было очень внезапно и неожиданно, моя принцесса. – И вы вышли за его брата? Лорда Станниса Баратеона? Я не имела счастья встречать его раньше. Надеюсь, жизнь на юге не кажется вам слишком странной. Мне понадобилось много времени, прежде чем я привыкла к Королевской Гавани. Улыбки и добрые слова, пусть даже сказанные лишь ради приличия, ранили острее кинжалов и поражали глубже мечей. Не надо! Не надо быть ко мне доброй. Не смотри предупреждающе на своих фрейлин, чтобы они перестали злобно меня разглядывать. – Нам пора идти, моя принцесса. Нас ждет королева, – заговорила одна из дам. Глядя вслед уходящей Элии Мартелл, Лианна внезапно подумала о Роберте и Брандоне. И о нем. Она ужасалась при мысли о свадьбе с Робертом, уже заранее представляя количество сделанных им по всем Семи Королевствам бастардов. Она сурово осуждала своего брата, за то же самое. Но она не судила его, женатого мужчину, что раздумывал сбежать с другой женщиной. Потому что осудить его значило осудить меня. Его грех был моим грехом. Был ли это грех? Она когда-то звала это любовью. Слова ее мужа зазвенели в ее ушах. Ты сказала ему нет. Это ты приняла решение. Не он. Почему это я должна была остановить нас на краю обрыва? Я была девочкой. Ты был мужчиной, мужчиной с долгом и обязательствами. Перед народом. Перед королевством. Перед женой. Перед детьми. Долг. Голос в ее голове был ее собственным, но слова принадлежали ее мужу. Она теряла самое себя. Среди пучины вины, горя, сомнений, она начала терять себя. Теперь так она будет видеть мир? Как видел ее муж, как стену постоянного долга? Или же она начала вспоминать прежнюю себя. До него. До того, как впустила его в свое сердце. Она бы не стала звать это долгом, старая она. Она назвала бы это "обдумыванием последствий своих поступков". Она бы назвала это "не надо быть безрассудным". Откуда ты знаешь? в отчаянии спросила она. Как ты можешь быть уверена? Та, которой она была по-настоящему. Та, которой она думала, что была. Та, которой, думала, она всегда была и всегда будет. Долго ли ты сможешь винить любовь за то, что потеряла себя? Ее самым большим страхом было, наконец призналась она себе, что эта безрассудность всегда в ней была, с самого начала. Любовь просто разбудила ее. Долго ли ты сможешь винить свой брак за то, что теряешь себя?