А вот и Энтони!

В другой части света, в частности, в Альбии, есть славная традиция — проводить похороны всегда под дождём, желательно приливным, на крайний случай подойдет надоедливая морось, а если дело ближе к ноябрю, можно добавить по вкусу мелкий снежок, который будет чудно оседать на раскрытых черных зонтах мрачных дядек с печально-невыразительными лицами. Но у нас сегодня ровным счетом наоборот — утро выдалось очень ярким и солнечным. Зло попросту не может появиться в такой прекрасный день, когда на небе ни облачка, да еще и полный штиль и птички поют. Вчера, после того, как Дин вернулся с оплаченными квитанциями и пакетом леденцов, я отправился в гости к Ямам, чтобы обсудить детали похорон. Мучили меня там долго. Отец семейства мрачно пыхал трубкой, периодически косо поглядывая на свою бесцветную от горечи утраты супругу. Старшего сына я не видел — и хвала небесам, потому что, зуб даю, он закатил тут же безобразную драку, из которой вышел бы победителем точно не он. — Хоронить будем на участке Стрекоз, — молвил Ям-старший. — Там лежат все наши предки. — Отчего бы и не участок Стрекоз, — отвечал я, в мыслях прикидывая благоприятное расположение могилы. — Я бы хотел посетить его, чтобы сделать точные расчеты. — Без проблем, милейший, — кивнул головой отец семейства и через коммуникатор велел заложить легкий фаэтон. Минут через пятнадцать мы уже мчали ко кладбищу. Оно расположено в некоем отдалении от самой деревни, в другой стороне от гусиного пруда и сгоревшей свалки. Сидеть в одной коляске с Ямами было невыносимым — ши Ям плакала, стараясь изо всех сил скрыть слезы, но выходило только хуже, ее муж постоянно приказывал ей умолкнуть и не позорить семейство. Семейная идиллия, отметил я в мыслях. Наконец, мы прибыли. Участок Стрекоз клином врезался в Могильный Лес — находиться ночью тут опаснее всего. Поговаривают, что истлевшие кости дедов Ямов имеют обыкновение подниматься с наступлением темноты. Конечно же, это чистой воды брехня — трупы стариков не встают просто так, но зато из Леса может запросто приблудиться необузданный цзян-ши, жадный до чужой крови и плоти. Я глянул на богато украшенные могильные плиты и вошел на участок первым, пока муж и жена Ям преклонили перед предками головы.Обмерить участок шагами — дело нетрудное, но вот с расположением гроба Джейд вышли проблемы. Предки Ямов, как показывал компас Ло-Пань, были ориентированы головой на север или на юг. Джейд, по показаниям хитрого прибора, следовало расположить головой на запад — но места катастрофически не хватало, участок не отличался большой площадью. — Вот ее направление, — продемонстрировал я Ямам свой компас. — Но места очень мало, придется ставить гроб на попа. — Любой каприз для нашей Джейд, — отвечала бледная ши Ям. — О небо, какой ужас, — отмахнулся от меня Ям-старший. — Делай свое дело, волшебник, я плачу тебе за работу, а не за болтовню. Как только я закончил расчеты, Ямы кликнули рабочих, и они в указанном месте начали копать могилу, глубокую и узкую. — Удачный день для похорон — завтра, — сказал я. — Будьте готовы. — Хорошо, — согласилась мать семейства. — Не раньше десяти утра, — предупредил меня ее муж. Они влезли в фаэтон и укатили, оставив меня в компании могильщиков. Я совершил еще пару измерений, записал в потрепанный блокнот, и только тогда отправился домой на своих двоих. Меня очень тревожила ситуация Пушинки — дошел ли он до фельдшерского пункта? Меня подмывало заглянуть к Шаоци, чтобы проверить, все ли в порядке с моим другом или я беспокоюсь зря, но вместо фельдшерского пункта я вышел на полицейский участок. Эта пространственная аномалия превращает нашу деревню в филиал Страны Чудес, только без игры в крокет и Чеширского Кота, и это уже здорово раздражает. Впрочем, я счел нужным не упускать уникальную возможность и решил зайти к Вэйжу до того, как он зайдет ко мне — а ведь он зайдет ко мне, это вопрос времени. — Энтони, — строго сказал он, когда я все-таки оказался в его кабинете. — Есть разговор. Хорошо, что ты пришел сам. У Вэйжа есть одна интересная особенность — он обладает двумя разными голосами. Есть его голос как Вэйжа — упитанного добряка, отличного гейм-мастера и на все руки мастера. А есть капитанский голос — звучный, грозный, словно он говорил, наклонившись над колодцем, готовый столкнуть туда жулика одним лишь пузом. И вот сейчас он произнес это своим капитанским голосом, не отрываясь от бумаг — и мне сразу стало не по себе. — Ну разумеется, — засуетился я, забрасывая лапу на лапу. Я, конечно, понимал, что я сейчас — самое знаменитое и самое обсуждаемое лицо деревни… Но я никогда не стремился к популярности, особенно к такой, чтобы моего внимания жаждали бравые стражи закона. — У меня есть сведения, что вы с учеником освободитесь сегодня ближе к вечеру. Я заметно напрягся, в мыслях припоминая, где я мог оставить улики во время пожара на свалке. Халат! Я выбросил свой халат в огонь, когда он загорелся. Вдруг он не полностью сгорел? Желтый цвет такой яркий, его сразу видно, в Вуконге желтый халат может быть либо у даоса, либо у Императрицы, либо у того, кто ограбил кого-то из них. Найдут хоть опаленный клок — мне оборвут уши вместе с хвостом. А осколки салатника? Хотя нет, они уже считаются мусором… А если найдут брошенную Дином керосиновую лампу, что так предательски погасла в самый неподходящий момент? — А что так? — невинным голосом спросил я, надеясь на то, что Вэйж ничего не заподозрит. — Я просто хочу с кем-нибудь поиграть в настолки вечером, — сказал он своим обычным, не капитанским голосом и улыбнулся. — Составите мне с учеником компанию? И иностранку зовите тоже. Это было столь неожиданно, что я даже забыл, что хотел ему сказать. — А… — выдавил я. — Да, конечно, приходи! — и облегченно выдохнул. Вот так весь вечер перед похоронами мы проиграли в настольные игры. Кириэн приглашения не приняла, сославшись на работу над книгой, так что сидели мы только втроем. Засиделись за играми так, что Вэйжа пришлось положить ночевать на пол — ну как же мы его отпустим одного до дома в такое время! На следующий день, яркий и солнечный, Вэйж спешно покинул мой дом, на ходу затягивая галстук одной рукой, а мы с Дином отправились на Участок Стрекоз. Его ослик, Персик, тащил на себе повозку с гробом, и мы были навьючены своим даосским барахлом не меньше несчастного животного — для обряда похорон требуется очень много всевозможных волшебных вещей. Когда мы заканчивали ставить передвижной алтарь, начали прибывать люди. Ямы даже из похорон своей дочери умудрились сделать какое-то шоу — помните, я находил объявление на стенде, в котором они приглашали всех желающих отдать дань памяти несчастной девочки? В первую очередь пришла старушка Шима и осведомилась у меня, тут ли будут кормить. — Ничего не знаю про банкет, — сказал я. — Наверное, в сельской столовой все будет. Публика прибывала и прибывала. Она состояла преимущественно из деревенской бедноты — пришел даже местный дурачок Фот, принявшийся щелкать подтяжками и мурлыкать похабные куплеты в ожидании чего-либо интересного. — Пошел вон, — шуганул я его, когда паренек опасно приблизился к алтарю, нацелившись на статуэтку богини Гуаньинь. — Я что, в игрушки играть с тобой пришел? — А покажи деву, — с глуповатой улыбочкой попросил он. — Погадаю ей счастье. — Дин, ударь его чем-нибудь, — сморщился я. Дин, несмотря на то, что дурачок Фот неприлично пялился на мультяшных девочек на его футболке и пугающе улыбался, в бой ринуться не спешил. — Учитель, ну он же не виноват, что он такой… Тем временем Фот, приняв наше молчание за согласие на все его выходки, подплыл ко гробу и взялся за руку трупа. Верный мой ученик едва не заверещал от брезгливости. Да что там говорить — меня тоже передернуло. — Хороший жених у тебя будет, — с довольной улыбкой проговорил дурак, поглаживая мертвую Джейд по руке. — Да и ты хороша невеста. Только недолго вы будете вместе. На свадьбу позовете все равно? С весны не бывал на свадьбах. Мое терпение лопнуло, и я прогнал юродивого последними словами, на которые тот всерьез обиделся и ушел, пнув алтарь и показав нам язык. — Чтоб тебя, уродец, — пробурчал я, поправляя упавшие статуэтки. — Моя бы воля… — Учитель, что вообще за бред он несет? — тихо спросил Дин, помогая мне собирать липкий рис обратно в чашку. — Дурак потому что, — огрызнулся я. — Не стоит обращать на него внимание. Сам не знает, что мелет. Любопытных было слишком много — яблоку негде упасть. Ямы, похоже, решили проводить в последний путь свою дочку в окружении толпы зевак и голодных, дорвавшихся до бесплатной еды. Позорище. Вскоре прибыли и сами распорядители похорон — родители девушки и ее старший брат в сопровождении слуг — все трое в показном белом трауре, но на паланкинах рикшей. В ответ на мой вопросительный взгляд Ям-старший сделал отмашку рукой — мол, начинайте. Все расположились у могилы и нашего алтаря полукругом, и Дин зажег благовония, поставил их в изголовье гроба. Я закатал рукава своего нового желтого халата, взмахнул руками, призывая к тишине, и гул толпы постепенно стих — взгляды селян, от мала до велика, были нацелены на меня. Вот-вот начинался ритуал. Я с выкриком «Хо!» взметнул вверх руку с колокольчиком, зазвонил в него и опустил на желтый талисман, опалил его на свече и бросил в могильную яму, сопровождая это молитвой. Пассы руками, взмах рукавом. Я принял у Дина деревянный меч, провел им над головой и подбросил вверх липкий рис из чашки, чтобы резко рассечь им облако зерен, которые оплавленными катышками просыпались на головы всем стоявшим в опасной близости от могилы. В довершение этого я щедро насыпал липкий рис на покойницу, после чего посмотрел на рабочих, чтобы они приступали к делу. Пока гроб заколачивали гвоздями, Ям-старший, силясь переорать причитания плакальщиков, произнес длинную и чрезмерно эмоциональную речь, в которой скорбел о своей потере. Старший брат Джейд старался выглядеть печальным, но в его взгляде сквозило злорадство и холодный расчет — само собой, не нужно делить наследство с сестрой, если она умерла. Когда все, кто хотел, попрощались, я вновь вышел вперед. Рабочие, закончив с молотком и гвоздями, отошли в сторону, а я, шепча волшебные слова, достал из сумки талисман, прилепил его на гроб и сделал еле заметное движение руками. Домовина не без усилий поднялась в воздух, вызвав восторженные ахи толпы, поплыла ближе к могиле, и со скрипом дерева о каменистую землю гроб вошел в вырытую яму как влитой, и я плавно опустил руки. Далее уже дело рабочих — закопать яму и поставить временное надгробие. Оно, кстати, было весьма красивым — на нем, вырезанном из полуночно-синего камня, была выгравирована фотография Джейд, скорее всего, из её модельного портфолио. Ямы не стали задерживаться — уселись по своим паланкинам, скомандовав рикшам двигаться в арендованную столовую, где всех желающих ждал банкет, который, разумеется, куда интереснее собственно погребения, и толпа поползла за ними. Вскоре на Участке Стрекоз остались только мы с Дином и его осел, меланхолично щиплющий траву. — Дин! — кликнул я своего ученика и поискал глазами по сторонам. Молодой человек стоял у свежей могилы спиной ко мне, не реагируя на мой голос. Ветер трепал его волосы, норовя сдуть с его головы неизменную шляпу, а он рассеянно гладил холодный камень надгробия, и мне даже послышалось, будто он шепчет что-то — только расслышать никак не получалось, порывы ветра уносили его слова прочь, растворяя их в воздухе. Нефритовый Император Золотым Троном меня по голове, что он вообще вытворяет? Что ему надо? — Дин! — уже более грозно крикнул я. — Собираться надо, а ты что делаешь? — Иду-иду, учитель! — отозвался он, не поворачивая головы. Лишь только на третий оклик, на грани с непечатными словами, он соизволил подойти ко мне. Порыв ветра взъерошил наши волосы и все-таки сорвал с Дина шляпу. — С кем ты говорил? — грозно спросил его я. — Ни с кем, учитель, — встревоженно ответил он, сцепив пальцы рук между собой, а потом побежал догонять укатывающуюся шляпу. — Лучше поставь благовония на каждую могилу, — посоветовал я ему вслед. — И домой пойдем. — А потом на банкет? — с надеждой поинтересовался Дин, оборачиваясь на меня. — Я очень хочу есть! — Мы сами себе можем банкет устроить, — бросил я, разбирая алтарь. — Я что, пёс, чтобы питаться подачками Ямов? Дин печально вздохнул и надел шляпу на полагающееся место, после чего пошел выполнять поручение, и я мельком глянул на свежее надгробие. И что он только терся там? Не скажет ведь ни за что. Пока мой ученик суетился у могил, я сложил алтарь и погрузил его на повозку. Ослик Персик с укоризной посмотрел на меня и истошно заревел, будто жалуясь на тяжесть. — Обратно будет легче, обещаю, — и я погладил его между ушей. Шли мы не торопясь. Погода действительно чудесная, дел не было никаких, кроме возможно выживших в пожаре тараканов, но это мы сделаем быстро. В конечном итоге, не я ли взялся за это дело, великий и ужасный Энтони Чан, изобретатель заклинаний и друг вампиров и детей? У меня все как в аптеке — чин чином, и если возникает проблема, я ее решаю в один миг. — Учитель, смотри-ка, — тронул меня за рукав Дин, вырвав из сладостных грез. — А я думал, что сейчас вся деревня на похоронах Джейд, — недоуменно вымолвил я, с некоторым недоумением рассматривая сборище у рыночной площади. Похоже, кто-то серьезно нарвался — такая толпа собиралась только для линчевания. — Пошли посмотрим, — и я решительным шагом направился к толчее. Дину ничего не оставалось, как последовать за мной. Немного потолкавшись в толпе и раздвинув людские массы локтями, я увидел виновника торжества, и сердце мое болезненно защемило. — Учитель, это что, братец Чжэньфань? — поразился Дин, указывая на тощую фигуру молодого человека, которого держал подмастерье нашего деревенского кузнеца, не давая парню вырваться из его могучих ручищ. Опознать в истязаемом Пушинку было проще простого — его рассеченная плетьми спина была вся покрыта красной сыпью, словно кто-то вырезал оспины на его белой коже. — Так его! — орали из толпы. — Забей его! — Смерть злобному колдунью! — Так! — вскричал я, вылезая в центр обступившего свою жертву круга селян. Тут же все замолкли, и с неудовольствием посмотрели на меня — ведь я посмел помешать их кровавому зрелищу. — Что на этот раз он выкинул? — А ты еще не знаешь, даоши? — визгливо выкрикнула госпожа Мо — ее, как главную сплетницу деревни, я узнал сразу. — Пожар! — загалдели все разом. — Всю ночь! Непонятно от чего! Светло как днем! Отродье! Опять он! — По одному! — рявкнул я, и гвалт в тот же момент стих — единственным звуком, разрывавшим тишину, было судорожное дыхание Пушинки. — И что, вы хотите сказать, что он в самом деле сжег помойку? — со здоровым скепсисом поинтересовался я. — А кто, как не он? — заволновалась толпа. — Подумайте головой! — призвал я, для наглядности постучав себя кулаком по репе. — Зачем ему это? Пушинка слабо зашевелил связанными руками, подмастерье кузнеца отпустил его, и он рухнул на землю, дрожащий, и я накрыл его обнаженную спину своим халатом. — С-спасибо… — услышал я его хриплый шепот. Выглядел Пуш очень неважно — почти как привидение, бледный, готовый вот-вот упасть в обморок. Я присел рядом с ним и потрогал его лоб. Горячий и влажный. — Я же тебе говорил — останься, — тихо произнес я. В ответ я услышал сухой смех, и незрячие глаза раскрылись в бессильном гневе — и тут же потухли. — Уроды, — скривился он, откашливая кровь. За всю историю нашего с ним знакомства это был уже шестнадцатый раз, когда я встречал толпу средневековых дебилов с вилами и факелами, готовых прикончить безвинного человека просто потому, что он покрыт сыпью, незряч и умеет немного колдовать. — Давайте уже кокнем его! — Замочим! — Смерть колдуну! — Не мешай, даоши, — посоветовал мне кузнец. — Злой колдун и тебе добавляет работы. Мы знаем, что делаем. Срочно нужно было что-то придумать, чтобы спасти ситуацию. Думай, Энтони, думай! Вот почему у тебя в голове вечно генерируется всякий бред, но только не то, что надо? — Стойте! — заорал я ревущей толпе, жаждущей хлеба на поминках Джейд и зрелища в виде мучений моего хорошего друга, который все это точно не заслужил. — Если вы сейчас убьете его, то сделаете только хуже! Люди с недоумением посмотрели на меня, зароптали, переглядываясь. А я продолжал: — Предсмертные проклятия злых колдунов самые страшные! А его призрак… Нужен ли вам такой призрак, с которым не смогу совладать даже я? — И правда, — согласился со мной кузнец. — Нужен другой выход. — Пойдемте к фельдшеру! — закричал кто-то. — Злой колдун уснет от лекарств, и тогда-то мы и отрежем ему голову! Я залепил себе ладонью по лбу, пораженный таким положением дел. Да чтоб вас всех, кровожадные ублюдки! — Я имел в виду — не надо убивать его вообще! — крикнул я, но все было тщетно. Добром это дело не кончится — и я зашарился в своей сумке, пытаюсь отыскать там что-нибудь, что может помочь. Огненные заклинания, зачем они здесь? Фантики от конфет? Помойка, а не сумка. Перочинный ножик! Я тут же перерезал путы на руках у Пуша, который от внезапности моих действий упал на колени, а толпа уже было взъярилась на меня, уводящего ее законную добычу — и тут же замерла, застыв в первобытном ужасе. Пушинка медленно встал, зачерпнув кедами песок и пошатываясь — но заклинание он держал крепко, разведя руки в стороны. Меня оно проняло до мозга костей, я с трудом мог пошевелиться, чтобы взглянуть, как на спине Пуша, укрытой халатом, проступают темные пятна крови. Дин с ужасом округлил глаза — власть страха Пушинки была заметно сильнее моей. — Учитель… — Пуш, — позвал я. — Что ты с ними делаешь? Нельзя держать заклятие так долго, ты и умереть можешь! В ответ незрячий повернул голову на мой голос. — Они поймали меня вчера, — заговорил он с закипающей злобой в голосе. — Пороли до потери пульса. Я должен им «спасибо» сказать за это, так ты думаешь? — Пуша, — взмолился я, чувствуя, что не могу пошевелить ни одним мускулом. — Чего «Пуша»? — огрызнулся он, и голос его сипло упал до кровящего шепота. — Чего «Пуша»?! — Так, что тут происходит? — услышал я знакомый тон, строгий и серьезный. С трудом я повернулся — и увидел, как через толпу пробирается Вэйж с двумя своими помощниками с грацией атомного ледокола. Заклинание на них не действовало, так как они пришли позже, что Пушинка тут же заметил — и опустил руки, отменяя эффект. — Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит? — зычно вопросил он еще раз, оглядывая приходящую в себя и охающую толпу. В правой его руке был револьвер, и серьезность его намерений заставила линчующую толпу умерить свой пыл, некоторые даже стали понемногу расползаться, стараясь остаться незамеченными уйти от правосудия. Пушинка вновь упал на колени, оперся руками о землю и судорожно задышал — его раны были слишком серьезными для того, чтобы долго колдовать. Если бы не Вэйж, он бы точно потратил всю свою ци на это заклинание и погиб. — Братец Чжэньфань! — воскликнул Дин, пробираясь ближе к своему новому приятелю. — До меня дошли сведения, что тут происходят беспорядки и самосуд, — капитанским голосом проговорил Вэйж, поправляя очки. — Я требую объяснений. — Дядя Вэйж, — начал было Дин, но я недовольно зыркнул на него, и мой ученик тут же умолк. — Как ты узнал? — удивился я, помогая Пушинке встать на ноги, что было довольно тяжелым делом — он почти не шевелился сам, мощное заклятие здорово подкосило его силы. Оперативность полиции меня насторожила, Вэйж со своей командой редко являлся самолично на место преступления, предпочитая в лучшем случае посылать своих подручных-остолопов, которые появляются там в лучшем случае через час, когда все уже кончилось. — Ко мне пришла иностранка, твоя подружка, сказала, что хозяйка дома, где она снимает комнату, собиралась пойти прищучить Чжэньфаня из-за сгоревшей свалки. Вот мы и поспешили. — Она не моя подружка, — недовольно вымолвил я. — Так, знакомая. Пушинка при попытке сделать шаг вместе со мной застонал и обвис на моей руке. Похоже, придется везти его к Шаоци на ослике. — Ты как, Пуш? — обеспокоенно спросил Вэйж своим обычным голосом. Злой колдун отрицательно помотал головой. — Отвези его в больницу, — посоветовал полицейский. — Немедленно. Я останусь составлять задержание. На этой ноте мы расстались, оставив Вэйжа наедине с толпой. Вдвоем с Дином мы помогли Пушинке дойти до повозки и забраться в нее, после чего двинулись в обитель нашего фельдшера. Когда Шаоци увидел приятеля, он сперва даже растерялся и не смог вымолвить и слова. — Оя, оя, А-Фань! — воскликнул он, когда речь вновь вернулась к нему и высвободил нашего приятеля из моего халата, усаживая его на банкетку в смотровой. — Тебя же едва не убили! — Им почти удалось, — просипел он. — Пятнадцать ударов со всей дури. По просьбе Шаоци Пушинка повернулся спиной, демонстрируя свои раны. Похоже, наш друг несколько ошибся с количеством ударов плетью по спине — их было заметно больше пятнадцати, зияющих и глубоких, прямо поверх старых рубцов. — Оя, — расстроенно отозвался фельдшер.- Придется наложить швы. Так просто, как в прошлый раз, они не затянутся. — Просто оставьте меня в покое, — еле слышно прошептал Пушинка, тяжело опираясь руками о банкетку. — Кодекс врача мне запрещает… — начал было Шаоци, но колдун его оборвал самым бесцеремонным образом: — Тогда шей. — Погоди, А-Фань, подпиши это, — и фельдшер сунул под нос Пуша планшет с какой-то бумажкой. — Согласие на оперативное вмешательство. — Бюрократ, — прошипел злой колдун, ставя кривую закорючку вместо подписи прямо на тексте документа. Только получив подпись, Шаоци ушел в операционную, чтобы подготовить стол и вскрыть инструменты, как звякнул дверной колокольчик, оповещая о госте. Дин в тот же момент весь встрепенулся — словно пришли по его душу. — Энтони, посмотри, кто там, пожалуйста! — попросил меня фельдшер. Я выглянул из смотровой и увидел Кириэн, изучающую стоящие в приемной банки с заспиртованными мышами-мутантами. Увидев меня в отражении в стекле, она резко повернулась, будто бы я застал ее за чем-то непристойным. — Энтони Чан? — удивилась она. Я приветственно поднял руку. — Я привез сюда Чжэньфаня. А вы здесь какими судьбами? — Я пришла поговорить с рин Хэ, — сказала она. — Но, как я вижу, он занят, — и она указала на стол Шаоци, на котором стояла табличка «Идет операция». Наступила неловкая тишина. Кириэн смотрела на меня очень внимательно, выжидая, как древесная змея смотрит на свою добычу немигающим взглядом. Я чувствовал, что должен что-то сказать, даже открыл рот, но девушка опередила меня. — Сейчас с Чжэньфанем все в порядке? — осведомилась она. — Спасибо, что вызвали полицию, риннайн Шнайдер, — молвил я. — Иначе я бы лишился друга. — Это атласская гражданская бдительность, — ответила она, пожав плечами, и затем она неожиданно покрылась румянцем и тихо произнесла: — Нельзя же так с человеком. А рин Хэ я подожду здесь. Я вернулся к друзьям, сообщив им о посетительнице. — Риннайн Шнайдер здесь! — обрадовался Дин. — Значит, с ней все-таки все в порядке. — Да, я слышал, что пришла иностранка, — отозвался слабым голосом Пушинка. — Кириэн то есть? — уточнил Шаоци из операционной. — Оя, как же быть? Я ведь не могу разорваться! — Меня удивляет, как вы быстро с ней подружились, — заметил я. — А ведь это я взял на себя смелость рассказать ей о тебе. Впрочем, нам тут уже нечего делать. Пошли домой, Дин. — А братец Чжэньфань… — подал голос мой ученик. — Оя, не волнуйся, А-Фань останется здесь, пока раны не затянутся, — молвил Шаоци. — Но ничего, с моим экспериментальным лечением он быстро пойдет на поправку. Я хмыкнул, подавив нервный смех. Наш фельдшер добрый малый, разве что с прибабахом. Как бы не угробил нашего друга своими муравьями и припаркой из коры личи. — Бывайте, — попрощался я с товарищами. Дин засеменил следом. — Как думаешь, учитель, — начал он, когда мы уже отошли от фельдшерского пункта на приличное расстояние. — Между фельдшером и риннайн Шнайдер что-то есть? — Вздор, — зевнул я. Опять он сел на любимого конька. — И чего это тебя только так волнует? — Ну просто так… — Просто так даже кошки не родятся, — наставительно молвил я. — Выкладывай начистоту. Дин в момент стушевался, отвел взгляд в сторону. Похоже, из него это даже клещами не вытащить. — Ревнуешь, — уверенно произнес я с довольной улыбкой на все лицо. — Я ведь прав? — Что она только нашла в Шаоци, — с горечью проговорил он. — У него синяк под глазом, и вообще он псих. — Дин, заканчивай страдать, — попросил я его с уставшим от жизни видом. — Почему ты сам не можешь ей признаться? — Меня приворожили, — глухо сказал он. — Просто так люди не влюбляются. Что делать, учитель? — Ну хочешь, отворот сделаю? — шутливо предложил я. Дин в ответ только сильнее сжал недоуздок ослика: — Учитель, это не смешно. — Так какой ответ ты хочешь от меня получить? — развел я руками. — Что я тут смогу сделать? — Заставь ее отменить приворот, — попросил мой ученик. — Она ведь не человек. — Дин, Нефритовый Император Золотым Троном тебя по голове! — не сдержался я. — Я ведь тебе говорил, что это все чушь, и ты даже согласился! Что опять началось-то? Юноша опустил очи долу и обреченно вздохнул. — Ничего, учитель. Извини. Далее, до самого дома, мы не обменялись ни словом. Дин, сделав все дела, заперся в своей комнате, а я бессильно посмотрел на свои руки. Эх ты, Энтони Чан, изобретатель заклинаний, друг вампиров и детей. С собственным же учеником поладить не можешь. Впрочем, Дин соизволил выбраться из своего кокона к ужину. Устроившись на табуретке, он обреченно-равнодушно посмотрел на жареную тушку бройлера, обложенную картофельными ломтиками — мой кулинарный шедевр. — Опять курица, — мрачно сказал он, ковыряя поджаренную кожицу палочками. — Альтернативы нет, — отозвался я, накладывая ему картошки. — Или ты соскучился по паштетам? Ели мы в полной тишине. После ужина Дин уполз обратно к себе, и через какое-то время до моего слуха донеслись играющие из его магнитофона грустные песни вместо любимой нуонской попсы — очевидно, чтобы, будучи в плохом расположении духа, добить себя сильнее. — Эх, Дин, Дин, — пробормотал я, складывая грязную посуду в мойку. Он еще подросток, как ни крути. Я сам был таким же несносным в его возрасте. Меня тоже не замечала девушка, когда я учился в университете. Я уверен, она была рада, когда я вылетел оттуда с треском. Правда, она потом за это жестоко поплатилась, когда я освоил азы волшебства, достаточные, чтобы сотворить месть и уйти безнаказанным. Только с Кириэн так не пройдет, нет. За мытьем посуды я услышал грохот своего почтового ящика. Визитер постучал ровно три раза — и замолк. Оказалось, что ко мне пришел староста деревни, и я заметно напрягся. — Господин Бэй, — поприветствовал я его, вытирая мокрые руки о штаны. — Чем могу служить? — Полноте, господин Чан, — махнул он рукой. — Пришел к вам с хорошими вестями. — Ну надо же! — обрадовался я. — Что такого хорошего случилось у нас в деревне? — За весь день ни единого нападения тараканов, — проговорил он, покручивая седоватый ус. — Как вы добились такого эффекта всего в течение суток? Я замялся. Нет, я молодец, что извел тараканов, но лучше никому не знать, какими методами я это сделал. Повторять судьбу Пушинки я вовсе не хотел — а ведь толпе бушующей черни будет побоку на целостность и сохранность единственного человека, защищающего это поселение от нечисти. — Раскидал отраву, — самоуверенно заявил я. — Правда, вместе с тараканами могли издохнуть крысы, голуби и домашние кошки. — Кошек не издохло ни одной, — заверил меня староста Бэй. — По крайней мере, люди не жаловались на это. — Вот и хорошо, — и я сложил ладони друг с другом. — Что-то еще случилось? — Сельская администрация приносит благодарность вам и вашему ученику, — сказал староста. — Потому на грядущем празднике Середины Лета вы будете главными гостями наравне с капитаном Вэйжем Лау. Я чуть не задохнулся от такой фееричной перспективы. Обычно особые гости — это отличившиеся в течение года люди, побившие рекорды урожайности или наплавившие больше всего чугуна в сельской плавильне, кто-то, кто выложился на полную ради блага деревни. Честь, слава и право отрезать от традиционного пирога с личи кусочек — вот что ждало счастливца, получившего титул особого гостя. Правда, я весьма засомневался в том, заслуженно ли я получил такую привилегию, о чем и спросил у Бэя. — Согласен, ситуация спорная, — кивнул он. — Но мы все вместе с заместителями решили, что вы в полной мере искупили свою вину столь быстрым решением проблемы, потому заслуживаете стать почетным гостем. Как только староста Бэй откланялся и ушел, я хлопнул себя по коленкам и подпрыгнул с громким «Йи-ха!». Мечты сбываются! Правда, какой ценой… Я сразу вспомнил рассеченную в кровь спину Пушинки, затравленность в пустых глазах и кариозный клык в печальной улыбке — и мне сразу стало щемяще-противно в груди, словно я отвратительный самозванец, которого, по-хорошему, следует выкинуть в окно и растоптать слонами. — Я не заслуживаю, — глухо произнес я и вернулся к мытью посуды.