Точка схода

      Айзава завёз детей после занятий домой, дал Шинсо наставления о том, чтобы он приготовил ужин, сделал домашнее задание и помог Эри с учёбой, а сам сел в машину и уехал.       Айзава поглядывал на экран навигатора. Тот показывал дорогу и оставшееся время поездки до пункта назначения. Двадцать пять минут.       Когда он затормозил на красный, пропуская пешеходов, он взял телефон в руки и набрал Ямаду, ставя звонок на громкую связь и кидая мобильник на соседнее сидение.       — МАЛЕНЬКИЙ СЛУШАТЕЛЬ! — через несколько гудков раздался из динамика звонкий голос.       — Я чувствую себя на семьдесят, я давно не маленький, — проворчал Айзава. — Буду проезжать мимо Юэй, тебя подбросить до радиостанции?       По ту сторону послышался смех.       — О-о! Было бы неплохо. Я как раз закончил проверять тесты!       — Тогда поспеши, я буду через пять минут. Сбрось звонок.       На самом деле, через пятнадцать, но Ямаде об это знать не обязательно. У того была привычка опаздывать.       Сегодня утром у Ямады заглохла машина аккурат возле академии Юэй. Айзава вздохнул, вспомнив, как ещё неделю назад он сказал ему отправить машину в ремонт, но Ямада лишь отшутился, сказав, что с его машиной всё в порядке.       На светофоре загорелся зелёный, и Айзава нажал на педаль газа. Он доехал до ворот академии и припарковался.       Ямада оказался неподалёку, но все равно решил добежать до машины несколько метров. Он открыл дверцу и ввалился на переднее сидение, излучая беспечность во всей красе.       — Ты опоздал! — сказал Ямада, застегивая ремень безопасности. — Я чувствую задницей что-то странное…       — Достань из-под жопы мой телефон, — невозмутимо сказал Айзава.       Ямада фыркнул и заелозил на сидении, доставая телефон и кладя его рядом с бедром. Он посмотрел по сторонам, затем повернулся к Айзаве и быстро клюнул его в щёку, чмокая.       Айзава вздохнул, но ничего не сказал: поблизости не было учеников, которые могли это увидеть.       Они выехали на дорогу и влились в поток машин. Ямада врубил радио и сделал громче.       — Куда держишь путь, Стёрка?       Он откинулся на спинку сидения, заложил руки над головой и вытянул ноги.       Айзава, смотря на дорогу, ответил:       — В приют. Шинсо попросил забрать письмо. Оно должно было прийти туда на старый адрес.       — Письмо от мамы? — озадаченно спросил Ямада. — Зачем письма, если ты собираешься устроить им встречу?       — Прежде чем устроить встречу с их мамой, я сам загляну к ней. А письмо… ну, дети, наверное, будут рады..? — проговорил Айзава неуверенно.       Ямада в ответ довольно хихикнул. Они проехали несколько улиц, прежде чем Ямада подал голос.       — Не понимаю, почему дети за всё время так и не встретились с мамой.       — Нужен сопровождающий, Хизаши, — отозвался Айзава, внимательно следя за дорогой. — А в приюте, видимо, решили, что детям будет лучше, если они не будут видеться с человеком, который отбывает срок в тюрьме. Никто из них не взял на себя роль сопровождающего.       У Ямады округлились глаза. Он посмотрел на Айзаву, тот сжал руль слишком сильно, а брови были сведены к переносице.       — Это жестоко! — воскликнул Ямада. Он подобрался с сидения и всплеснул руками. — Ты же читал дело у Цукаучи, там всё не так однозначно.       — Они решили, что однозначно, — прошипел Айзава с недовольством.       Ямада провёл рукой по лакированным волосам и покачал головой. Затем улыбнулся и вновь откинулся на спинку сидения.       — Но теперь у детей есть сопровождающий.       Айзава хмыкнул, расслабляясь.        Оставшуюся дорогу Айзава молчал, а Ямада напевал знакомой песне, раздающейся из радио.       Когда они оказались на оживлённой улице у большого здания, Айзава остановил машину. Ямада нашёл его руку и крепко сжал её, выпустив через несколько секунд.       — Люблю тебя, зануда.       — Иди уже, — отмахнулся Айзава. — Я тоже.       Ямада вышел из машины и помахал ему, когда оказался в дверях радиостанции.       ***       Айзава открыл дверь приюта, подошёл к охраннику и оповестил его о том, что ему нужно встретиться с кем-то из работников приюта. Ему указали на кабинет и сказали, чтобы он подождал, пока тот свяжется с кем-то из работников.       Айзава зашёл в кабинет, запер за собой дверь и уселся возле стола, дожидаясь.       Помещение было светлым, из окна пробирались солнечные лучи, так что включать свет не было необходимости. На настенных часах мерно двигалась стрелка, разрушая тишину. Звук тиканья всегда раздражал Айзаву.       Айзава вздохнул пару раз, пытаясь успокоиться. Прямо сейчас он хотел использовать одно из дыхательных упражнений Ямады. Смутно он догадывался, что его раздражение связано с тем, что Шинсо и Эри, находясь в приюте, так и не смогли встретиться с мамой. Он не позволил этим мыслям задержаться в своей голове, отмечая, что пришёл не за этим.       Дверь кабинета открылась, и в помещение зашла пухленькая женщина среднего возраста. Светлые волосы связаны в пучок на голове. Он встречался с ней раньше. Директриса приюта.       — Здравствуйте, — поздоровалась она, закрывая за собой дверь.       — Здравствуйте.       Женщина неторопливо прошла до стола и села напротив Айзавы.       Смутно Айзава пытался вспомнить её имя, но затем он решил, что в этом нет необходимости.       — Айзава Шота. На той неделе взял под опеку брата и сестру. Шинсо, — напомнил он.       Женщина поставила локти на стол, подпирая подбородок.       — Дети доставили вам проблемы? Вы хотите отдать их обратно?       Айзава нахмурился.       — Нет, — ответил он резко.       Любой ребёнок может доставить проблемы, но это не повод «отдавать» их обратно.       — Тогда почему вы пришли?       Удивление в тоне директрисы подняло раздражение Айзавы на новый уровень. Он вздохнул, едва подавив в себе накатывающее негодование.       — Дети попросили забрать письмо от матери, — сказал он настолько спокойно, насколько мог. — Письмо должно было прийти на старый адрес. Сюда.       Женщина приподняла бровь, её мутный водянистый взгляд посмотрел вниз-вверх.       — Ах, письмо… — рассеяно произнесла она. Директриса потёрла подбородок. — Боюсь, что письма нет. Его выкинули, как только оно пришло.       Тон директрисы был легкомысленным, как будто бы в порядке вещей она проворачивала подобное не один раз. На секунду Айзава застыл в удивлении, но затем внутри себя он почувствовал злость. Чёрт возьми, какого хрена?       — Зачем выкидывать письмо, которое пришло детям от матери? — Айзава не смог скрыть нотки возмущения в голосе.       — Вы поощряете, что дети получают письма от преступницы? — Директриса снисходительно покачала головой, будто человек перед ней не обладает разумом. — От убийцы, если быть точнее.       Айзава сжал кулаки под столом, понимая, что ещё немного, и его хвалённая геройская выдержка затрещит по швам.       Едва ли эти придурки из приюта знали детали дела, которое он читал у Цукаучи в кабинете. Айзава не мог их в этом винить, но всё же…       — В любом случае, она остаётся их матерью, — медленно проговорил Айзава с отчётливым недовольством в голосе. — У вас не было морального права выкидывать письмо. Вы могли позвонить мне. Я их опекун, и я решаю, что делать с их личными вещами.       За любимых грабят магазины, чтобы достать денег и прокормить их. За любимых ввязываются в драки в попытке защитить. Кто-то нарушает закон об использовании причуд в общественном месте, чтобы не дать навредить любимым людям.       За любимых, в конце концов, убивают.       Кому как ни Айзаве знать об этом, имея в своей практике преступников всех мастей. Представ перед судом, любой преступник понесёт соответствующее наказание, выдвинутое ему. Но это не даёт никому основания ограничивать их право на общение с близкими людьми.       — Наше заведение не поощряет нежелательные связи между детьми и их родителями, родственниками — кем бы то ни было — провинившихся перед законом, — оправдывалась тем временем директриса.       У Айзавы почти что скрипели зубы. Мнимая забота, исходящая от директрисы, губительна и неправильна в самом её основании. Он задумался, как часто и в какой степени они могли ограничивать эти «нежелательные связи»?       — Из-за этого за несколько лет брат с сестрой ни разу не встретились со своей матерью, хотя имели на это право? Из-за вашего не «поощрения»? Из-за того, что вы запретили кому-то из воспитателей стать их сопровождающим?       Честное слово, он почувствовал такое родство со взрывным Бакуго, что готов был перевернуть стол и зарычать, как дикий зверь.       — Дети находятся в приюте не просто так, — деловито отчеканила директриса, уходя от прямого ответа. — У многих находящихся здесь, родители или родственники имеют нежелательные связи. Кто-то в тюрьме за воровство, у кого-то родители алкоголики или наркоманы, кто-то поднимал руку на ребёнка. Вы не можете осуждать нас за то, что мы не давали детям встретиться с убийцей.       Чем больше говорила директриса, тем сильнее гнев Айзавы клокотал внутри него бурлящими потоками.       Успешная реабилитация преступников часто зависит от того, что они могут поддерживать связь с любимыми людьми, с семьёй, наличие которых могло бы их сдержать от преступлений и рецидива. Тем более, если преступник никогда не бил своего ребёнка, вместо этого окружая заботой и любовью.       Что до алкоголиков и наркоманов, это всё зависело от ситуации. Если они при этом поднимали руку на ребёнка, то Айзава был вполне солидарен с директрисой. Но оставался маленький процент того, что это не касалось детей в принципе.       Воровство, серьёзно? Айзава бы побился головой о ближайшую стену. Он разбирался с огромным списком дел, чтобы знать, что едва ли половина из тех, кто сидит в тюрьме за воровство, имело вкупе с этой статьей побои гражданских лиц. Угроза жизни ножом, битой, причудой — да. Однако стоило покопаться глубже — часто на практике воры не применяли это в действии, лишь припугивая граждан. Конечно, были отчаявшиеся, кто вредил людям. Но каждый случай — отдельное дело.       Слишком много людей разделяло мнение о том, что мир делится на чёрное и белое.       Айзава понимал, что мир — это серые оттенки. Но едва ли этот факт перекрывал презрение, которое он почувствовал от слов директрисы. В её словах сквозило невежество и высокомерие, она просто хреново выполняла свою работу, решив за детей, с кем им можно поддерживать связь, а с кем нет. Он готов поклясться, что в этом заведении нашлась бы добрая и понимающая воспитательница, которая могла бы стать сопровождающей для Шинсо и Эри, но ей бы не позволили, даже если бы она предприняла попытку.       Айзава заебался слушать всё то дерьмо, которое исходило от директрисы. Он готов был высказать всё то, что он думает по этому поводу. Готов был высказать, что это работает в обе стороны. Детям нужны «нежелательные» связи, если конкретно к ним не применялось что-то из ряда вон выходящего.       Вместо этого он просто встал со стула, напоследок пронзив взглядом директрису, и вышел из кабинета, не попрощавшись. Вероятно, это был детский поступок, но Айзаве было наплевать.       ***       В том, что мать Шинсо и Эри любит их, Айзава даже не сомневался, узнав, что они на протяжении нескольких лет поддерживали связь письмами.       То, что мать детей — преступница, а один из её детей учится на героя, давало фору Шинсо в понимании того, как устроен мир.       Айзава испытывал облегчение, понимая, что Шинсо смотрит на мир, оценивая его оттенками серого. Он не был предубеждён, не мыслил стереотипами. И заинтересовавшая его книга про самосуд, линчевание, лишь ещё раз доказала Айзаве то, что Шинсо едва ли способен смотреть на мир, разделяя его только на белое и чёрное. Быть на перепутье не так уж и плохо, иногда можно просто остановиться, не выбирая сторону. Чего уж скрывать, сам Айзава находится на этом перепутье до сих пор.       Наверное, любой другой родитель насторожился бы, если бы его ребёнок заинтересовался темой линчевательства. Но Айзава не родитель, он опекун.       У него нет власти родителя, тем более с учетом того, что Шинсо достаточно взрослый, чтобы пресечь попытки Айзавы, если он зайдёт слишком далеко в его воспитании. Шинсо осторожен с ним в общении, а Айзава так же осторожен с ним.       На данном этапе они чужие друг другу люди.       Шинсо возвёл между ними стену. И Айзава понимал и принимал это.       Айзава не скрыл удивления, сидя несколько недель назад в кабинете, пока, — крыса, собака, медведь? не важно, — пока директор Незу держал в лапах маленькую кружку чая, расхаживая по столу и оповещая Айзаву о том, что получил документы от одного из его учеников.       Отчисление из Юэй?       Сначала он подумал о том, что Шинсо устал ждать своего перевода на геройский курс и сдался, но Айзава быстро отмёл эту мысль. Ребёнок обладал твёрдым характером. Айзава уже сказал ему, что переведёт его на геройский курс. Дело было в другом.       Айзава редко позволял себе лишнего. Но он достаточно долго работал с детьми, понимая, что в какой-то момент нужно сунуть нос не в своё дело. Если Шинсо не хотел делиться своими переживаниями, сознательно закрываясь от него в кокон, то был смысл играть на опережение и взять всё в свои руки.       Услышав от Ямады о том, что Шинсо был напряжён на его уроке, Айзава начал копать глубже.       На тот момент он уже знал, что мама Шинсо в тюрьме. Конечно же, заинтересовавшись им после спортивного фестиваля, он ознакомился с его личным делом. При приёме в Юэй заполнялись графы о родителях или опекунах.       Проблемы начались после.       Грёбанные законы.       Требования обучения на героя достаточно просты — сдать вступительный экзамен. В случае Шинсо — отличиться на спортивном фестивале, доказав, что его причуда достойна геройского курса. Но было ещё кое-что, о чем Айзава узнал потом. Должно быть отсутствие судимостей у прямых родственников. Хоть Шинсо и находился под опекой государства, в его случае это ничего не значило, ведь мама, выйдя из тюрьмы и пройдя реабилитацию, имела полное право забрать своих детей обратно.       Сидя в кабинете у Цукаучи, Айзава ознакомился с материалами дела. И чем больше он читал, тем больше хмурился. Он знал, что, вероятно, лезет не в своё дело, но ему необходимо было убедиться, что он как герой сможет взять под свою ответственность Шинсо.       Но этого было недостаточно.       У Айзавы не осталось вариантов, кроме как проконсультироваться с Незу. Тот обладал причудой Интеллекта. Его интеллект в десятки раз превосходил интеллект людей, следовательно, погрузившись в анализ человеческих законов, Незу нашёл лазейку.       Обойти закон можно было только одним способом: стать полноправным опекуном над Шинсо и его сестрой Эри, взять их под своё крыло будучи про-героем.       Следующая проблема Айзавы состояла в том, чтобы сообщить об этом Ямаде.       Они только недавно приобрели дом на окраине города, чтобы наконец начать жить вместе. И это несколько мешало их совместным планам.       Айзава тянул с разговором, прикидывая варианты.       Он пребывал в раздумьях. Получалось, что, приняв опекунство над Шинсо и Эри, значит поставить крест на совместном проживании в общем доме с Ямадой, к которому они так долго шли.       В другом случае, если Айзава откажется от затеи принять опекунство над братом и сестрой, значит поставить под сомнение те доверительные отношения с Шинсо, которые у него образовались. Сломать мечту ребёнка, растоптав её собственными ногами.       Всё было бы намного проще, если бы отношения Айзавы и Ямады были открытыми, но в эпоху причуд такая маленькая деталь, как гомосексуальные отношения в Японии, всё ещё была вне закона. Это расстраивало и удручало.       Айзаве было тяжело. И его подавленное состояние не скрылось от Ямады.       — Что тебя тревожит, Шота? — спросил тогда Ямада, сидя на их кухне. — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё!       Айзава заварил чай, поставил две кружки на стол, устало уселся на стул, проведя ладонью по спутанным волосам, и рассказал. Рассказал всё, без утайки и секретов.       — Ты же знаешь, что я всегда буду рядом? — вкрадчиво спросил Ямада, заглядывая в его лицо. Ямада протянул ладонь через стол, и Айзава протянул свою в ответ. — Ты будешь самым лучшим опекуном, Шота! И… это шанс, по крайней мере для тебя. Может быть это немного эгоистично, но дети… Они нуждаются в тебе. А ты — нуждаешься в них.       Ямада улыбался, крепко сжимая его ладонь. И Айзава был бесконечно благодарен ему за всю ту поддержку, которую он давал.       ***       Айзава стоял у стойки регистрации, пока охранник вбивал его имя в компьютер. Убедившись, что всё в порядке, он отправил Айзаву в одно из помещений и сказал ему дожидаться заключённой.       Он открыл дверь в тускло освещённое помещение. В центре стоял стол с двумя стульями друг напротив друга. Он закрыл за собой дверь и сел за стол.       Айзава провёл ладонью по лицу, сгорбился над столом и поправил ленты на шее, хотя в этом не было особой необходимости: ленты всегда имели небрежный вид, просто спустя несколько минут ожидания Айзава заскучал.       Наконец, дверь открылась. Охранник ввёл в помещение женщину в тёмно-серой одежде, слева на её рубашке было имя, но Айзаве не было необходимости присматриваться к написанному, он уже знал, как зовут женщину.       Харука Шинсо.       Цепь наручников соединяла её ладони между собой. Тонкие тёмные браслеты, обрамляющие её запястья и ограничивающие использование причуды — обычное дело в тюрьме. Пока охранник вёл Харуку, Айзава обвёл её взглядом. Он подумал, что, если бы он встал рядом с ней, она бы едва доставала ему до плеч. Она была худой. Тюремная одежда почти что свисала с неё, тонкие острые ключицы виднелись из-под ворота рубахи.       Харука села за стол.       — Снимите наручники, — сказал Айзава ровным выдержанным тоном, обращаясь к охраннику.       — Не положено.       Конечно, не положено. Перед Айзавой сидит убийца. Но он знал, на что подписывался. То немногое, что он понял за короткое время, подсказывало ему, что он поступает правильно. Эта тюрьма — не Тартар для самых опасных преступников Японии. Это обычная городская тюрьма. Он может позволить себе некоторые вольности.       — Я профессиональный герой, — резко сказал Айзава. — Под мою ответственность. Снимите наручники.       Охранник смерил его взглядом. Айзава в ответ смотрел настойчиво, и охранник сдался спустя несколько секунд. Он снял наручники и вышел из помещения.       Они остались вдвоем. Харука была явно озадачена. Она склонила голову набок, не совсем понимая, кто к ней пришёл.        Её волосы едва доставали до плеч. Корни её волос фиолетовые, которые плавно переходили в белые мягкие волны.       «Цвет глаз прямо как у сына, — отметил про себя Айзава. — Волнистые белые волосы как у дочери».       Харука поместила руки на стол, растёрла запястья и после обвила собственные ладони. В её взгляде было спокойствие.       — Айзава Шота, — представился он. — Вы Харука Шинсо, мать двоих детей.       Харука сглотнула, напрягшись в плечах. У неё были хрупкие и тонкие запястья. Айзава заметил, как её спокойный взгляд сменился испугом.        — Что-то случилось? — тихо спросила она. — Мой сын… Вы преподаватель в Юэй, Хитоши рассказывал о вас в письмах… — пролепетала она.       Лицо Айзавы не выражало никаких эмоций, но внутри он чувствовал напряжение.       — С ним всё хорошо, — сказал он, успокаивая Харуку. Рассудив, что сейчас времени на встречу выделено мало, Айзава решил, что не стоит тянуть с информацией. — Ваш сын теперь учится в геройском классе.       — Ох, вот как… Он не отчислился? — произнесла она обескураженно. — У него получилось…       Айзава заметил, как уголок рта Харуки дёрнулся, образовывая нечто похожее на подобие маленькой улыбки. Но потом её взгляд потух, и он понял, в чём дело. Скорей всего, она подумала о том, что дети разлучены, а Эри оказалась в специальном учреждении в Тенгуконе.       — Я взял под опеку ваших детей, — быстро ответил Айзава, и у Харуки округлились глаза, но она не решалась что-либо спросить, ожидая дальнейших слов Айзавы: — Они живут у меня около трёх недель.       Плечи Харуки приподнялись, она вздохнула пару раз, прежде чем спросить:       — Эри? Её причуда… Исцеление..?       Она замолчала. Последнее произнесённое слово было больше похоже на вопрос, но она сказала это так, будто сомневалась. От внимания Айзавы не ушло то, что она нервничала, крепче сжимая пальцы ладоней. В её взгляде сквозило нечто непонятное, но Айзава решил не заострять на этом внимание. Он пришёл не за этим.       — Сегодня у Эри было первое занятие с Исцеляющей Девочкой. Она медсестра в Юэй и про-героиня, специализирующаяся на причудах исцеления.       — Эри в Юэй? — смущённо пробормотала Харука.       Ох. Айзава совсем на секунду забыл, что Харука, видимо, не в курсе событий, которые последовали после того, как у Эри обнаружили причуду. Айзава прочистил горло.       — Эри на домашнем обучении, а её занятия с Исцеляющей Девочкой — это альтернатива учреждению в Тенгуконе, в которое её хотели поместить изначально, — объяснил Айзава.       Харука судорожно вздохнула. Айзава следил за её реакцией, отмечая, как нервно она растрепала волосы. Она сбита с толку, понял он. На её лице явное замешательство, но затем она озарилась лёгкой улыбкой, а не её подобием, которое Айзава наблюдал до этого.       — Вы действительно хороший человек, — сказала Харука, возвращая ладони в замок. — Честно говоря, я не знала, как относиться к тому, что на тренировках вы швыряете Хитоши лицом в землю. — Она издала смешок, и Айзава понял, что на его лицо ползёт маленькая улыбка. — Но теперь вы сидите передо мной, и говорите мне, что являетесь опекуном моих детей. Это вселяет надежду.       Айзава задумался, насколько сильно Харука переживала за своих детей. Он смотрел на неё, на её усталое лицо, на морщинки под глазами, слушал её тихий и мягкий голос. Он почти что забыл, что перед ним сидит преступница, попавшая в тюрьму за убийство. Айзава затолкал эти мысли подальше. Сейчас перед ним сидит не более, чем любящая мать. Он позволил себе расслабиться, опустив руки на колени и откинувшись на спинку стула. Харука не представляет опасности.       Он вспомнил дело, которое читал у Цукаучи в кабинете. Он задался вопросом, представляла ли она опасность вообще?..       Для детей — нет.       Харука выглядела измученной и бессильной. И Айзава проникся сочувствием к ней и к её детям.       У него было достаточно времени, чтобы понять, что надежда — это медленно горящая свеча. И, когда пламя дойдёт до конца и потухнет, не останется ничего.       Надежда — это ожидание. И всегда есть двойное дно.       Надежда может как отравить, так и исцелить.       В случае Харуки, Айзава полагал, что надежда её отравляет.       Он прекрасно знал это чувство. Томление в собственных мыслях часто не давало ему покоя. Если надежда побуждает не опускать руки и верить в лучшее, то Айзава парил в призрачной дымке из бесконечного множества надежд, которые его отравляли. Он падал всё глубже, но каждый раз поднимался. Пламя гасло, но он зажигал вновь и вновь новую свечу.       Но это совершенно не означало, что Харука должна испытывать тоже самое. И совершенно точно не означало, что дети, — Хитоши и Эри — должны испытывать боль от разлуки с матерью.       В его силах помочь избавиться Харуке от отравляющей надежды и обрести надежду исцеляющую.       В его силах изменить маленький мир для троих людей, связанных кровными узами.       Ему дана власть, способная, как он полагал, поменять ход событий.       Кто, если не он?..       У него был ответ.       Никто.       За три десятка лет Айзаве хватило морока, тьмы и разочарований, и он не хотел, чтобы это задевало кого-то ещё.       Расстояние не имело значения, когда у обеих сторон всё хорошо. Но это не касалось разлученных матери и детей.       Затянувшаяся пауза в разговоре давала передышку и ему, и ей. Айзава пропустил секунды. Одну, вторую. Третью. Прежде чем произнести то, зачем он пришёл:       — Вы сможете увидеться с детьми.       Он позволил стечь этим словам с языка, словно мёд.       Харука застыла.       — П-правда? — заикнулась она. У неё дрожала губа, и взгляд бегло блуждал по лицу Айзавы.       Он едва подавил улыбку, но этого маленького жеста хватило Харуке, чтобы понять, что Айзава сказал правду.       Харука начала плакать.       Айзава не думал долго, как тут же подобрался со стула, наклонился над столом и отыскал её ладонь, чтобы крепко сжать. Она обвила его ладонь, а другой рукой начала вытирать слёзы, трясясь всем телом.       Она не смогла подавить всхлипы. Не смогла произнести слов благодарности, но Айзаве не нужны слова, чтобы понять, что тонкие дрожащие пальцы Харуки, сильно сжимающие его ладонь — это и есть благодарность.       Раньше Айзаве казалось, что он распадается частичками серого пепла. Но сейчас он чувствовал, что время вращается вспять. В то время, когда у него была надежда, способная исцелить его самого.