Море

Море внешне безжизненно, но оно полно чудовищной жизни, которую не дано постичь, пока не пойдёшь на дно. И. Бродский В сумеречье морского дна, среди ракушек и затонувших монет спал человек. Закутанный в тяжелые черные одежды, он покоился в иле, будто на мягкой перине, волосы тонкими змейками плыли в воде, как черные водоросли. Бледное худое лицо было обращено вверх, по нему скользили легкие тени рыб, пробегала тяжелая затменная темнота кораблей. Человек спал давно, но это не мешало ему выглядеть усталым — темнели глазные впадины, вздымались скалистыми уступами скулы, лежала росчерком-напоминанием о забытых утратах складка между бровей. Самые храбрые из рыб подплывали иногда поглядеть на спящего, поклевывали широкий черный рукав, пузырящийся в воде, в ужасе вздрагивали от легчайшего его движения и уплывали восвояси — рассказывать сородичам о своем подвиге. На дне морском спящий человек считался опасной реликвией старых времён, осколком таинственного и грозного прошлого. Но поколения подводных существ менялись, и уже никто, кроме самых древних рептилий, не помнил, кто он и откуда взялся. Снилось ли ему что-то? Никто не знал об этом, но было время, когда жены рыбаков в ненастные дни рассказывали своим детям о человеке, спящем под водой, и о том, как чернеет и гудит море, когда он хмурится во сне. И шум волн заменяет ему дыхание. Так шли столетия. Тяжело поплыли над спящим круизные лайнеры, понеслись легкие яхты. Гигантские суда, тяжело проседая в воде, поползли над ним, как киты, неся в дальние страны уголь, цемент и руду. Все оживленнее делалась морская гладь, все ярче сиял по ночам берег. А человек на дне морском все спал, спал, и никто из существ, еще помнивших о его существовании, уже не ждал, что он проснется. Даже для старух-черепах он стал не больше чем дурным предзнаменованием. Изменились и рыбачьи сказки, люди забыли имена, когда-то наводившие на них ужас. Напрасно. Однажды что-то вздрогнуло в море, совсем легко, будто кто-то бросил в воду монетку. Человек на дне открыл глаза. * * * ...Хорошо было на берегу моря вдали от многолюдных городских пляжей: прохладно, тихо, свежо. Алое солнце, похожее на воспаленный глаз, закатывалось за водную гладь, и мир делался таинственно нечетким и синим. Двое стариков ловили рыбу, свесив ноги со старого деревянного пирса, пахло йодом и лесом, когда из вод вдали показалась темноволосая голова. Потом плечи, затянутые в черное. Старики переглянулись. Тем временем, нисколько не смущенный невозможностью своего существования, к берегу неторопливо и буднично шел, рассекая воду, высокий молодой мужчина с длинными волосами, красивый, как божество, и хмурый, как заваливший сессию студент. Старики наблюдали его приближение, раскрыв рты. Оказавшись на прибрежном песке, мужчина равнодушно взглянул на свои босые ноги, тряхнул широкими рукавами и поморщился с досадой, когда с них посыпались брызги и ракушки. Глянув на стариков без выражения, будто они были неровностями ландшафта, он откинул с плеча мокрую массу волос и побрел вдаль, в сторону города. Старики снова переглянулись. Помолчали. — Какой-то фильм, наверное, снимают... — пробормотал наконец один. — Надо было сфотографировать, — с облегчением закивал другой. — А лучше видео записать. Для дочки. Это, небось, один из ее телекрасавчиков был. Она по ним с ума сходит. — Насмотрятся такой вот дичи, а потом по психологам бегают!.. — возмутился первый и устало потер глаза, будто пытаясь стереть с них след недавней картинки. * * * ...На детской площадке в тихом городском предместье было безлюдно, у дороги горели фонари. Как в любом предназначенном для веселья месте, веселья полностью лишенном, здесь было жутковато, впору снимать фильм ужасов. Но домой А-Си не хотелось. Мама недавно завела нового мужчину, и пытаться изображать с ним дружелюбие было попросту лень. Так что А-Си сидела на качелях, скрестив ноги в щиколотках, и играла в платформер на телефоне. Поскрипывали качели, шумел в кронах деревьев ветер. Пройдя уровень, А-Си подняла глаза и вздрогнула. В паре шагов от нее сидел на скамейке парень в черном. Странно, что она не заметила его приближения. Он натянул на узкую босую ступню черный кед, не заботясь об отсутствии носка, и приступил к шнурованию. Фонарь облизывал его своей рыжью, обозначая густыми золотыми мазками крутую скулу, прямой нос и изящную надбровную дугу, выхватывая из темноты бледную ловкость пальцев. Волосы, прямые и длинные, длиннее даже, чем у А-Си, были как будто немного влажными. Лицо казалось неприветливым и мрачным. Но все-таки незнакомец понравился А-Си. В нем было что-то прохладное, темное и задумчивое, что-то от долгих дождей, когда на улицу не выйдешь, но дома так защищенно, уютно и сумрачно, и можно целый день играть или читать книжки. Да и разве плохие люди бывают красивыми? А-Си оттолкнулась ногой о песок, и качели поплыли назад. Потом вперед. Парень упаковал правую ногу и приступил к левой. А-Си наблюдала его, как интересную историю, когда он глянул на нее исподлобья: черных глаз под прямыми росчерками бровей как будто не мог коснуться свет. Взгляд был темный, обволакивающий, и она, оступившись вдруг, полетела в него, как со скалы в море. — Ты кто? — без выражения спросил незнакомец. — Я А-Си, — завороженно ответила А-Си. — А-Си... Будь добра, расскажи мне об этой штуке. И незнакомец невозмутимо кивнул на телефон у нее в руке.