Хай Кинк & Катасах Аск #textaskgreedfall

#ответ@textaskgreedfall #Catasach@textaskgreedfall #greedfall Что носит на голове Катасах? ______________________________ Игривый ветерок трепал золотистые вихры, которые было всё недосуг заплести в тугие косы на манер охотников. С полной корзиной ягод у ног и ещё саднящими, бугристыми, татуировками на щеках, по-юношески нескладный, Катасах ошарашенно стоял над обнаруженными следами побоища. Бегло осмотрев тела, он пришёл к такому выводу. У самой воды была кладка тенланов, и вот, с нагулянным жиром и сияющей чешуёй, медная тенланица как раз и вернулась на неё к вылуплению маленьких, но уже очень ядовитых, детёнышей. Всё бы ничего, только за рекой вырубка разорила логово только что разродившейся ульжицы, и, схватив за шиворот щенков, косматая мать двинулась на поиски места для нового гнезда. Для двоих новоиспечённых матерей встреча же закончилась так же плохо, как и для потомства: сила ульгов захлебнулась в яде ловкой тенланьей своры, а тяжёлые мохнатые лапы в свою очередь не оставили ни единого целого хребта. В глубине себя Катасах обрадовался: чем меньше хищников вокруг их деревни, Веншавейе, тем оно конечно лучше. И тотчас же устыдился собственного облегчения, ведь всякая тварь имеет право на жизнь, иначе суть игры тысячеликого бога, en on mil frichtimen, теряет всякую ценность. Он так и стоял, размышляя, управится ли в одиночку со свежеванием туш, или всё же следует сбегать за подмогой, когда заметил движение. Под лапой ульжицы дёрнулся и пополз яркий хвост маленького тенлана. Недолго думая, Катасах ловко подцепил его и вытянул из-под лохматой туши. Свисая на хвосте, пучеглазый детёныш мгновенно вывернулся, блеснув красно-зелёным бочком, и со всей дури вцепился в палец своему спасителю. Боль случилась такая, что юноша заорал и замотал рукой. В попытках разжать молодые злые челюсти и страшно ругаясь самыми жестокими обзывательствами -- "глупый дурак" стало наихудшим -- молодой лекарь заметил, что одна из лапок зверёныша пожёвана и не подлежит восстановлению. Оставить малыша совсем одного он попросту не смог, потому и решился забрать его к себе, чтобы вылечить. Но юный ящер оказался непрост. Он повис на Катасаховом пальце и висел на нём до тех пор, пока молодой человек не добежал до деревни. Зыркая по-детски затянутыми голубой плёнкой глазами, тенлан яростно шипел и пытался плеваться ядовитыми слюнями, не разжимая челюстей. В итоге к моменту прихода в хижину все трое -- Катасах, Катасахов палец и юный боец тенланьего рода оказались покрыты прозрачным слоем блестящего яда. Вид юного лекаря был плачевен: он распух, как если бы решил устроиться на ночлег в осином гнезде, веки его отекли, губы и щёки надулись, а голос стал сиплым. Заодно юноша познакомился с аллергией. Наскоро указав место звериной драки охотникам, юный лекарь прошмыгнул в свою хижину и накрепко заплёл корнями резную каменную дверь. Проводить любые действия над ядовитыми зверями на жилых территориях категорически возбранялось, ну а уж приносить домой опасных хищников -- и подавно. -- Я буду предатель Дела Жизни, если не помогу тебе, понимаешь? А кому нужен разборчивый лекарь, что берёт на себя власть решать, кому жить, а кому нет? Сверяясь с правотой своего сердца, он то и дело поглядывал на домашний алтарь en on mil frichtimen со свежим подношением из цветов и ломтя медового пирога. Ловко орудуя острыми палочками, Катасах разжал челюсти обессиленного малыша, капнул тому на морду сонного зелья и занялся покалеченной лапкой. Чтобы оттянуть яд, он предусмотрительно заложил за щёку чудовищный на вкус безоар. И додал ещё один. Для надёжности. *** Когда он закончил, наступил вечер. Урчание живота подсказало, что неплохо было бы позавтракать, и Катасах не придумал ничего лучше, чем угоститься подношением с алтаря. -- Ты же в общем-то уже полакомился, но и мне следует подкрепиться... Ведь ты же не станешь возражать? -- пробормотал он с набитым ртом в сторону изображения Тысячеликого и на всякий случай наложил на себя охранный знак. Тем временем дикий пациент начал просыпаться. Прежде всего он дёрнулся, подскочил, заметался по белому камню, на котором лежал, не зная об отсутствии лапы, несколько раз ударился тупой мордой о камень, скатился с него на выметенный пол хижины, опрокинул корзину, провалился в другую, запутался в бинтах, забился в самый тёмный угол и зашёлся злобным кашлем. Катасах флегматично сложил на груди руки, склонил набок голову, прикидывая, как долго ему придётся наводить порядок, и тихо сказал: -- Насколько помню, тенланы не поддаются приручению, и держаться от них следует подальше. Все наши ругательства про твоего брата, да-да. Из угла сердито зашипело. -- Также тенлан -- зверь буйный, и ни правды, ни порядка не знает. Тенлану сожрать тенлана как нечего делать. А медный тенлан -- так вообще зверь подлый и нечистоплотный... В новой порции шипения ему почудились нотки негодования. -- Вот заживёт твоя лапа, и снесу я тебя обратно к реке. И что тогда? А недолго ты там проживешь, вот что тогда. Потому что унюхают тебя свои -- и всё. На трёх лапах далеко ты от них не убежишь. Потому я вот что тебе предлагаю, маленький брат. В лоскутах бинтов, с прилипшими нитками на разбитой морде, из-за обломков корзины показался внимательный тенланий глаз. -- Вот тебе мой завет, зверь. Меня звать Катасах, и я здесь лекарь. Хм. Пока только ученик, но я стану лекарем. Тебя же, лесной разбойник, давай назовём Медок. Станешь жить у меня. Еды я тебе всегда сыщу, ты только пожалуйста никого не обижай из наших, ни человека, ни зверя. Иначе нехорошо получится... Идёт? В знак серьёзности намерений юноши перед тенланом возникла низенькая плошка с мёдом. В которую опасный детёныш и бросился вместе с бинтами, прилипшими листиками сушёных трав и крошками. Катасах же наблюдал сие безобразие и размышлял, как же ему прятать лесное чудище, когда оно подрастёт и начнёт проявлять свой буйный нрав. Прознав об опасном соседе, вся деревня поначалу захотела прогнать Катасаха подальше, по крайней мере до тех пор, пока молодой человек не избавится от зверя. Матушка же устроила Катасаху настоящий скандал с увещеваниями, после которых он собственно и заинтересовался животными ядами и противоядиями. Когда доводы её иссякли, а сын остался твёрд в убеждениях, она лишь выдохнула из себя остатки гнева, чмокнула хулигана в нос и пообещала, что спустит с него три шкуры, буде его скотина чего попортит в Веншавейе. Впрочем Жрица и так знала: совестливый Катасах и сам с себя поспускает шкур да накажет, если его тенлан кого обидит. Катасах же убедил деревенских, что вырвал тенлану все ядовитые зубы и даже слюнные железы, и ему поверили. *** Вопреки ожиданиям, Медок вырос зверем степенным и невозмутимым. Ростом почти с самого Катасаха, закованный в глянцевую броню твёрдой яркой чешуи, рогатый, да к тому же ядовитый, он вырос настоящим красавцем. По мнению лекаря. И бешеным пучеглазым уродом, что норовит утащить тебя на ближайшее дерево для кровавого пиршества. По мнению гостей деревни, которых по мере взросления Медка становилось всё меньше. Сверкая лоснящейся чешуёй, он важно ковылял по двору и балансировал хвостом недостаток равновесия из-за отсутствия лапы. Оттого издалека даже напоминал скорпиона. Невозмутим он был, и когда детвора повязывала ему на рога ленты. Когда же Медок повадился красть кур, вид его был так важен и честен, что сперва думали, что то вовсе не Медок, а допустим какой-нибудь глупый лис. Или к примеру вообще ульг. Когда же обман раскрылся, с Катасаха спросили за каждую курицу. Юный лекарь честно выплатил весь ущерб, и после можно было слышать из его хижины тихую, но очень строгую ругань, самыми страшными словами в которой были "невоспитанный обормот". Невозмутимым оставался тенлан даже во время Праздников, когда Жрица красила его морду охрой, от которой страшно слезились его немигающие безумные глаза. Медок учил Катасаха. Выдержке ("Раздери меня левольг, то была последняя курица! Медок, последняя!!!") Состраданию ("Тебе не следовало ходить без меня к реке, видишь, какие острые зубы у твоих братьев, и как они быстры?!") Альтруизму ("Ты сожрал мой ужин, вот и иди добывай мне еды теперь. И себе заодно. А как ты хотел? Всё поровну...") Храбрости ("Вот смотри, Медок, это твои братья... Как оказывается много твоих братьев живёт у реки... Что-то даже как-то слишком много их... Ничего-ничего, Медок, не бойся, я с тобой...") Катасах же на примере яда медного тенлана разобрался с принципами создания противоядий, а сам обрёл свойство глубочайшей невосприимчивости к отраве, даром что заигравшись, Медок частенько прихватывал его то за руку, то за ногу. Они подолгу бродили по окрестностям Ведлога, и ни один дикий зверь в своём уме не смел потревожить прогулок молодого лекаря и его младшего брата. Выжившие же из ума звери, как нетрудно догадаться, в основном сородичи Медка, конечно же не видели преград, и превращались поначалу в плевательницы, а после и в нехитрый ужин для этих двоих. Видя союз самого невыносимого из хищников и человека, со временем даже местные грозные тенланьи семьи пообвыклись и стали не такими нервными. По крайней мере на Веншавейе они совсем перестали нападать. Но век тенлана недолог. Одажды, когда даже после линьки чешуя его переставала лосниться и умягчилась, да и зрение уж потеряло былую остроту, одним погожим утром Медок налил слюней в ухо спящему Катасаху и ушёл в лес. Лекарь искал его целую неделю, обещал жестоко наказать, отлучив от лакомств, приманивал на сушёных жаб, даже спрашивал в тенланьем гнезде у реки, не видали ли они Медка. Тенланы только косились на странного человека и отходили подальше. Потом конечно Катасах нашёл Медка. Он сидел над ним, грыз сушёную жабью лапку, и крупные капли падали на когда-то франтовскую медно-зелёную шкуру. *** Когда ученичество Катасаха было кончено, пришёл великий день Посвящения. Матушка вытирала слёзы гордости за своего бунтаря, а так же втайне радовась, что не ей отныне, а ему самолично надлежит отчитываться перед Тысячеликим за каждую спасённую им жизнь. И ни один из Речных Целителей не удивился, когда в конце церемонии красный от волнения Катасах надел на гладко выбритую белобрысую голову головной убор, сделанный из фазаньих перьев и черепа медного тенлана.