Хай Кинк & Катасах Аск #textaskgreedfall

#ивент@textaskgreedfall #modernAU@textaskgreedfall #Catasach@textaskgreedfall #Mev@textaskgreedfall #greedfall 🌾🌱🌿 Общая загруженность Отдела Разработок подразделения "Недра-Мед" не позволяла Катасаху оставаться наедине со своими мыслями. Всецело преданный синтезу биотехнологий с последними наработками в области биомеханики и компенсаторной анатомии, доктор с предельным почтением относился к магии предков. Его пытливый ум и совестливость не позволяли применять дар утилитарно, как к примеру некоторые vodlendaig, чьих мозгов ставалось, к примеру, прикуривать от собственных пальцев либо выторговывать скидки на распродажах. Он чувствовал тонкую связь драгоценного дара счастливой земли Тир-Фради с Солью Земли, и заручался его помощью строго в тупиковых ситуациях. Но ему многое прощалось. За лекарский талант и изобретательность живого ума Катасаху прощали практически всё. В частности он был единственным, кто мог приходить к Винбарру и открывать его двери ногами. Памятуя веление шефа "иногда вытаскивать этого сыча", Джазаг в очередной раз наведался в Отдел Разработок аккурат в обеденное время. — Oi to, tiern! Mach es voglendaiga ní dau, a yígídámes e tír comolei… (эй, мудрейший! оставь работу ученикам, идем вместе пожрать сходим...) Воспитанник и будущий преемник Винбарра с интересом оглядывал рабочее место доктора, но тактично держался подальше от причудливых фиговин, о назначении которых он понятия не имел. Поскольку на совместные обеды Катасаха приглашали нечасто, он тут же сообразил, что затевается что-то любопытное. С сожалением выключив микроскоп, он поспешил убрать в холодильник свежеприжившуюся на титане колонию стволовых клеток, снял халат и остался, в чём был: видавшие виды вытертые джинсы и растянутый свитер со снежинками на груди. Сосредоточенно жуя бургеры из придорожной забегаловки, они мчались на рынок растений. С набитым ртом Джазаг разъяснял, что им следует купить к предстоящему Полнолунию цветов для всех женщин. Там цикл какой-то прям очень особенный, и назидание девицам, они-де суть Цветы Тир-Фради. И что такое вот — очень принципиальное и ответственное дело, и что самостоятельно он ни в жисть не поймет, каких кому цветов-то надо, и что, быть может, Катасах и мог бы его сориентировать... Лекарь вполуха слушал смысловые петляния приятеля, а сам тихо радовался: лучше возможности для подарка tierna harh cadachtas, лучшей из всех женщин, его драгоценной Мев, и придумать было нельзя. Наряду с первыми лицами "Недр", Катасах считался одним из самых завидных женихов диаспоры yecht fradi, "дикарей". Уживчивый и состоятельный даже по меркам renaigse, доктор никого не оставлял равнодушными, а мягкая улыбка и проницательный взгляд добрых глаз отпирали любые, даже самые чёрствые, женские сердца. Но существовала серьёзная проблема. Его не интересовали женщины. Избегая лишних расспросов, Катасах обычно отшучивался, мол, да ладно вам, я давно уж женат на своей работе. Ему прощали и это. Его интересовала исключительно Мев. С того диссертационного совета, где Катасаху посчастливилось выступать рецензентом защищаемой диссертации, когда их с Мев взгляды встретились, молодой доктор наук погиб навеки. Как она оппонировала!.. Никакой словесной эквилибристики, никаких кичливых ссылок на свои публикации в Science и Nature, - заинтересовавшись ею, Катасах поглотил и разобрал на цитаты каждую её публикацию, включая даже написанные в соавторстве, — Мев говорила скупо и строго по делу. Приглашение tierna harh cadachtas в оппозицию при защите научной работы сразу становилось знаком качества тезисов и в большинстве случаев предвещало научные прорывы. В остальных же — громкие провалы и лишение грантов кандидатов. Доктор был покорён. При всей Катасаховой башковитости в делах лечебных и биомеханических, в отношениях с противоположным полом он был полный профан. Его грядки на заднем дворе удобряли беспощадно изодранные пособия "Двенадцать признаков того, что девушка готова к браку", "Как стать любимым и жениться на девушке своей мечты", "Жениться на идеальной женщине: десять шагов" и тому подобный нон-фикшен. На многочисленных праздниках с обилием девиц он выбирал самый неприметный угол и вяло пьянствовал, стараясь по возможности примечать детали в окружающих парах, могущие хоть на пол-шажка приблизить его к надежде обаять суровую Хранительницу Мудрости. *** Пока Джазаг бегал туда-сюда с охапками букетов, Катасах придирчиво бродил среди буйства цветущей флоры Тир-Фради. Огромные бархатистые орхидеи напоминали задремавших диковинных птиц, что вот-вот взлетят с могучих стволов деревьев-симбионтов. Во мраке теней резных глянцевых монстер притаились изнеженные лилии, от белых до гневных тигровых, чей удушливый запах вызывал мигрень длиной не меньше, чем с неделю. Крохотные огненные перчики чили в горшках горели так же ярко на кустиках, как и на языке. Красота капризных роз всех мыслимых сортов и оттенков стоила чуть меньше стоимости уходовых компонентов для их содержания... Всё было не то. И вдруг он увидел её. Dionaea muscipula. Венерина Мухоловка. Бесстыдно разведённые красные ладошки растения дразнили глупых насекомых обещанием угощения, и когда наивная жертва, оглушенная волшебством приманки, оказывалась внутри, ловушка захлопывалась. Катасах ликовал. Он был твёрдо убеждён — никому в голову и не пришло бы вот так порадовать Хранительницу Мудрости. Вцепившись в горшок с зубастым растением, он прижал его к груди и вёл с ним молчаливый диалог до тех пор, пока тормоза полицейского Форда без ограничителя скорости скрипнули у входа к полянке tierna harh cadachtas. Спешно пробормотав Джазагу что-то вроде "я сам доберусь", Катасах оправил свитер, вздохнул, тревожно посмотрел на верхушки деревьев в надежде найти хоть какие-нибудь подсказки среди тихого попискивания лесных малюток и уставился на Мухоловку. Цветок сидел в целлофановой упаковке и являл собой порядочность, смирение и полное доверие своей судьбе. Катасах сделал вывод, что ему стоит поучиться этим качествам у растения и, немного подумав, бережно снял целлофан. За те двадцать минут, что он неспешно брёл к домику Мев, он так измучился, репетируя слова приветствия и — жалкие оправдания, ты, болван, — с чего бы это ему вот так ни с чего тревожить Мудрейшую, что полностью позабыл, слова кроме "привет" и "Мев". Он прокашлялся, набрал воздуха в лёгкие, мокрыми от волнения руками прижал покрепче к груди цветок и только собирался постучать, как дверь домика распахнулась. На пороге стояло самое восхитительное из всех мыслимых и немыслимых созданий, что Катасаху доводилось встречать в своей жизни. Старые растянутые штаны цвета хаки с кучей карманов выглядывали из-под растянутой чёрной футболки, перечёркнутой плетёной сумочкой через плечо. Пёстрые амулеты из цветных перьев, шнуры с повешенными вниз головой кристаллами, затянутые в микромакраме странные знаки и несколько старинных цепочек и отвлекали, и привлекали внимание к грудной клетке tierna harh cadachtas. Волевым усилием бедный доктор оторвался от лучшего из зрелищ во всём мире и невольно улыбнулся: многоцветную кислотно-ядерную зелень лихо взъерошенных на панковский манер волос усмирял простенький цветочный венок. Сколько бы Катасах ни пытался определить тон зелени глаз tierna harh cadachtas, всё было бесполезно: чем сильнее он вглядывался, тем быстрее от него ускользало понимание, кто он такой и где находится. И тем шире расползалась улыбка на его лице. Наконец он решился: — Тут здесь там у них... то есть у нас.. этим полнолунием... в смысле цветы... то есть я хотел... сказать... мои зеркальные нейроны... в восторге... Мухоловка, вероятно, решила, что поток слов смущённого доктора слишком утомителен, иначе как было объяснить случившееся? Растение внимательно слушало, но вдруг хрустнуло стеблем, приподняло одну из красных пастей и без предупреждения — РРРАЗ! — вцепилось в нос бедному доктору. Слёзы тотчас же брызнули из глаз, нос покраснел, но Катасаху хватило выдержки ничем не выдать своего огорчения. Горшок он не выронил, и только сконфуженно пробормотал: — Это тебе... Мев... Если бы взгляд Катасаха был пиявкой, никакая соль на жирный пиявский бочок не была бы способна отодрать его от непроницаемого лица Мев. С тревогой он вглядывался в милые сердцу черты в надежде прочитать хоть намёк, понравился ли дар его избраннице. Однако уголки её губ опускались всё ниже. И от этого его колени начинали неприятно дрожать. Наконец учёная с сожалением смерила его взглядом, вдруг фыркнула, что-то бросила в сторону о некоем луковом горе — Катасах твёрдо решил отыскать на цветочном базаре для неё и это растение, — и внезапно сделала к нему шаг. Когда маленькие прохладные пальцы бережно отцепляли от его носа злосчастную мухоловку, ему показалось, они пахнут матушкиным пирогом и детством, и он прерывисто вздохнул от счастья. Воспоминания об уюте домашнего очага накрыли с головой, и потому он не сразу понял, что Мев пытается забрать из его рук горшок, бархатным голосом воркуя с наглым чудовищем с кожистыми листьями. Нежно прижимая к себе подлую носокусательницу, Мев снисходительно сообщила: — Спасибо. Больше пожалуйста не нужно приносить мне магазинные цветы, хорошо? Самый счастливый из Катасахов ещё долго стоял у её закрытой двери и улыбался как дурак. ☘🌿🌾