Доверившись дыханию и ритму

— Вот так, господин, расслабьтесь, — суетливо обежал вокруг него портной, в пальцах у которого поблескивали портновские булавки. — И еще раз нижайше прошу прощения. Я думал, что курьер напутал с размерами. Но уверяю, к сроку все будет готово! Портной опасливо взглянул на листающую в кресле журнал советницу Медарду. Та делала вид, что увлеклась колонкой светских новостей, видимо, все еще приходила в себя. Наверное, приходя в ателье в назначенное на примерку время, она надеялась на знакомство с невестой Силко. Да не хотела пускать на самотек такую важную деталь столь ответственного мероприятия, должного подчеркнуть мир между Пилтовером и Зауном, как костюм одного из главных героев. А еще немного, наверное, ее вело любопытство, присущее всем женщинам, все-таки даже до Вандера доходили слухи, одни других занятней, о личности дамы, умудрившейся закадрить самого барона, а Вандер если что светской хроники не читал. Он к газетам вообще был на диво равнодушен, предпочитая проверенных информаторов. Что ж, стоило отдать ей должное, в лице она не поменялась, узнав, что Вандер не шафер, а эта самая загадочная «невеста», вернее жених. Разве что смерила его куда более внимательным взглядом, да уселась в кресло, подхватив со столика первый попавшийся журнал, в котором, судя по обложке, печатали какую-то муть про скандалы и расследования в театральном мире. Вот только Вандер успевал ловить ее задумчивые взгляды из-под ресниц. Наконец, видимо, советница склеила заново часть своей картины мира и отложила журнал. — Вынуждена признать, что мундир вам к лицу, Вандер, — она улыбнулась ему, приветливо и ласково. Как домашняя кошка, признавшая в уличном коте кого-то все-таки своего вида. — Даже в еще не совсем готовом варианте, — а вот нотки недовольства, скользнувшие в ее голосе, были явно адресованы суетливому портному. Мундир. Одна из традиций верхнего города. Не будь ее, Вандер бы в жизни не нацепил что-то столь похожее на одежды миротворцев. Но на свадьбы в Пилтовере мужчины надевали костюмы, стилизованные под военную форму. И от этого было никуда не деться. Не тогда, когда самый важный день в твоей жизни пройдет совсем не так, как когда-то представлялся… Вандер только терпеливо вздохнул, тут же одернув себя. То, что его в две пары рук, одни из которых принадлежали Вай, таки впихнули в белоснежный мундир, не давало ему возможности глубоко вздохнуть. Портной, конечно, уже намечал места, где придется изменять силуэт, но пока даже глубокий вздох мог уничтожить все его часовые попытки сделать все наконец-то правильно. Хорошо хоть тот успел пока только сметать мундир, с запасом ткани. — Благодарю, советница. Ваше мнение бесценно, — он действительно надеялся, что это не прозвучало, как сарказм. Потому что, в общем-то, им не было, разве совсем чуть-чуть. Нельзя прожить столько лет с Силко и ничего не нахвататься. Советница Медарда действительно приложила руку к фасону и компановке мундира. Пусть и заочно, думая, что он будет принадлежать шаферу. И советы ее не были лишены смысла. Вандер подозревал, что этот день будут обсуждать все и вся в обоих городах и по винтикам разберут не то, что одежды присутствовавших и цвет алтарных лент, но и марки шампанского, что подадут после клятв гостям, и тем более вина, что будут пить они с Силко. Он действительно был горячо благодарен советнице за помощь. У той, конечно, были свои мотивы, но у кого в политике их не было? А Мел хотя бы честно хотела сделать все по высшему разряду. Она, как и они все, хотела мира и процветания их городам. — Знаю, — кивнула благосклонно та. — Но мне могли бы и сообщить, что я занимаюсь костюмом жениха, а не шафера, — взмахнула рукой. — Хотя сама виновата, проглядела. — Много работы? — сочувственно спросил Вандер. У него самого последние пару месяцев тоже и свободного часа не было, а Силко он видел только когда вытаскивал его, подхватив на руки, уснувшего, из-за рабочего стола, предварительно отлепив от правой стороны лица лист с очередным вариантом договора, служивший подушкой. — Как и у нас всех, — слабо улыбнулась советница. Может, она хотела сказать что-то еще, но не успела, грохнула входная дверь, так, что задребезжали стекла, через секунду распахнулась с таким же грохотом и дверь в примерочную комнату. — Пап! Папка! Звонкий голос Паудер, в минуты волнения так похожий на сирену химической опасности, Вандер не узнать не мог. Захотелось прикрыть глаза, всего на пару секунд — младшая дочь ведь должна была быть с Силко! — Да, милая, — повернул аккуратно голову Вандер. В воротнике, он помнил, торчало не меньше шести булавок. — Что случилось? Паудер проскользила по мраморному полу до постамента, охнула, сохраняя равновесие, а потом рассмеялась. — Ого! Папка! Да ты совсем не похож на медведя в трико! Что бы там отец не говорил! Паудер проигнорировала его возмущенный взгляд и запрыгала вокруг постамента с энтузиазмом бешеной белки под самыми первыми образцами мерцания, оглядывая мундир. Так, что Вандер тут же именно медведем в трико себя и почувствовал. Вздохнул аккуратно, помня про булавки. Паудер продолжала мельтешить вокруг, каким-то чудом умудряясь не мешать и так перепуганному портному, вытягивая шею, чтобы поближе рассмотреть костюм. Младшая всегда была падка на блестяшки, а парадный мундир предполагал замысловатые детали. — Паудер! — А? — дочь по-совиному хлопнула ресницами. Спрятала шаловливые руки, тянувшиеся к витой перевязи, за спину. — Чего, пап? Вандер уже больше часа торчал в ателье и находиться тут еще столько же ему не улыбалось. — Почему ты здесь? — Захотела с тобой увидеться, — пожала плечами та, обиженно выпятив губу. — Нельзя? Кто-то на это, возможно бы, и повелся, но Вандер был ее отцом, она росла на его глазах, он знал все ее уловки и хитрости, и этот взгляд обиженной невинности его уже лет десять как не обманывал. Как и наигранная веселость. — А все-таки? — мягко спросил он. — Мышка? Паудер дернула плечом, отвернулась, пряча взгляд и обиженно изломанную линию бровей. — С отцом поругалась. Во мнениях не сошлись, — буркнула дочь. — По поводу платья. Я хочу, чтобы оно было УХ! А папин портной притащил мне какую-то черную, скучнявую жуть! Н-да. Встать между Паудер и чем-то, охарактеризованным ей как «УХ!» мог только Силко. Особенно сейчас, когда желание все сделать правильно и без малейших ошибок было в нем особенно сильно. Силко хотел, чтобы все было идеально. Раз уж они ввязались в эту авантюру. А Паудер и «идеально» были несовместимы. И он сам, и Силко предпочли бы провести эту церемонию по-другому. Внизу. По старым обычаям, что древнее Зауна. В «Последней капле», что принадлежала им обоим, где всем приглашенным было бы не важно, кто во что одет, но городам нужно было знаковое событие, и свадьба самого могущественного барона Зауна, проведенная по пилтоверским обычаям, подходила как ничто другое. И они оба с этим согласились. Хотя ни Вандер, ни Силко не любили выносить личное и интимное на всеобщее обозрение. И Вандер бы нашел способ его отговорить, если бы Силко идея принесла непоправимый дискомфорт. Вот только то, как он постукивал пальцами по вандеровому бедру на тех переговорах, чувствительно вбивая подушечки, показывало - идея его не отвращала. Что ж, Силко был дельцом и любителем извлекать выгоду даже из не самых приятных ситуаций, а Вандер… Вандеру было горячо в груди от того, что спустя столько лет он все же сможет сказать — мой и только мой. Со всеми шрамами, ядовитым характером и кошмарами. С засосами по линии плеча и по выпирающим косточкам позвоночника. С красной каймой обычно бескровных губ. Мой. — А что для тебя «УХ!», милая? — отложив журнал на столик, поднялась с кресла советница, до этого тактично делавшая вид, что ее здесь нет, позволяя Вандеру без особого напряжения общаться с дочерью. Кхм. Мало кто чужой мог так обратиться к Паудер и не словить оплеуху или какой-нибудь взрывной подарок в ответ. Но советница не могла знать, что вот эта худенькая малышка с двумя длинными косичками и широко и наивно распахнутыми глазами и есть Джинкс. Если по Вай с первого взгляда можно было сказать, что она тренированный и опасный боец, то Паудер подобного впечатления не производила. Худенькая и невысокая, бледная и большеглазая, выглядящая куда младше, чем есть — Паудер при первой встрече обычно вызывала желание обнять, согреть и накормить. И при второй, и третьей тоже. Вообще, если не сталкиваться с ней в опасных для жизни ситуациях, то можно так и не узнать, что Паудер и есть Джинкс. А Джинкс в Зауне боялись. Иногда Вандеру казалось, что больше, чем Силко. Силко мог быть жесток, мог не считаться с чужими чувствами и мнением, но большей частью он руководствовался чужими слабостями и собственной рациональностью. Джинкс же была совершенно непредсказуема в решении выставленных перед ней задач. С ней почти невозможно было договориться, она не слушала никаких доводов от чужаков, руководствовалась какими-то собственными представлениями, а работала быстро, эффективно и кроваво. И, как и Силко когда-то давно, любила выдать первым ложное впечатление о себе. Сейчас, когда все знали, кто такой барон, никто больше не обманывался его мягкими речами и выглядящей почти болезненно худобой, но у Паудер эта маскировка периодически еще работала. Особенно с теми, кто никогда не видел Джинкс вживую. — УХ! Это — УХ! — крутанулась на пятках Паудер, подаваясь корпусом вперед, так, чтобы взглянуть советнице в глаза снизу вверх. — Много неоново-розового, блестящего и пушистого! УХ! И в кого только она такая выросла? Наконец портной убрал булавки из воротника, и Вандер устало покачал головой, разминая шею. Бросил предупреждающий взгляд на Паудер. Та скуксилась, но виться вокруг советницы, рассказывая ей о выбранном платье, не перестала. Та же, вопреки ожиданиям Вандера, внимательно слушала, изредка кивая. — Ну вот! — облегченно отошел от постамента портной, довольно окидывая Вандера взглядом. — Готово. Теперь идеально. Закончу через три дня. Жду курьера за костюмом, приятно было с вами работать. Господин, советница. — Благодарю, — спустился с осточертевшего постамента Вандер, поймал брошенную дочерью бутылку воды и в пару секунд жадно осушил половину. — Вас за работу и приятную компанию, — протянул руку. — Паудер, идем? Дочь улыбнулась шаловливо и отступила на шаг, оказываясь чуть позади советницы. Вандер приподнял бровь. Так, как делал Силко. У них с Паудер был свой мимический язык, самой простой частью которого пользовалась вся семья. Паудер дернула уголком губ и, пользуясь тем, что советница не видит, наклоном головы указала на нее. — Пап, можно я с Мел пойду? Пусть отец остынет. Хорошо? — Думаю, что мы сможем найти компромисс между чем-то приличным для свадьбы такого уровня и желаемым вашей дочерью «УХ!», — пояснила советница. Улыбка, которую она адресовала Паудер, была очень открытой и даже ласковой. Вандер хорошо умел читать людей, даже столь умелых в лицедействе и игре словами, как советница Медарда, сейчас та не притворялась. К тому же, у советницы явно было больше шансов подобрать для Паудер что-то приличное, с чем даже Силко спорить не будет, чем у него самого или Вай, не понимающих в женских нарядах совершенно ничего. — Хорошо, — согласился он. — Но к вечеру, чтобы была дома. Ясно? — Заметано, пап! Из кабинета тянуло табачным дымом так, что Вандер даже не стал делать вид, что стучится, просто тихо вошел. Когда было нужно, он прекрасно умел передвигаться бесшумно, несмотря на свои габариты и иногда почти показную медвежью неуклюжесть. Силко курил. Сидел в подтащенном к окну кресле, смотрел невидяще в мутное от рассеянного освещения отражение в окне и нервно втягивал в себя горький дым, не заботясь о том, что пепел падает ему на пальцы и темную плотную ткань брюк. Пальцы, держащие сигару, подрагивали, но Силко не откладывал ее на край пепельницы, а морщился и затягивался снова, а каблук лакированной туфли выбивал по дереву пола какой-то замысловатый нервный ритм. Вряд ли до такого состояния, когда передозировка никотином казалась предпочтительней реальности и будущей тошноты с головной болью, его могла довести краткая перепалка с Паудер. Еще и по поводу платья. Нет, до нервной дрожи и затяжки за затяжкой Силко обычно доводил себя сам. Долго ли умеючи? А Силко в накручивании себя был чемпионом всего Зауна, несравненным победителем среди всех самогрызов нижнего города. Вандер вытянул из нервных пальцев сигару, варварски отложил ее прямо на столик, не потрудившись дотянуться до пепельницы на узком подоконнике, и, прежде чем Силко возмутился подобной бесцеремонности, обхватил его ладонями за плечи. Оттянул большими пальцами ворот винной рубашки, так, чтобы оголить ключицы и шею сзади. Наклонился и коснулся губами выпирающего позвонка, заставляя того буквально захлебнуться невысказанным возмущением. Прикусил чувствительно, тут же зализав, слыша, как Силко судорожно сглотнул и со скрипом вцепился в кожаные подлокотники кресла до побелевших костяшек. Кусался Вандер крепко, оставляя четкие следы на бледной коже, тут же заглаживая языком поставленные метки. Силко вздрагивал, сглатывал тяжело, по тонкой коже расползались алые пятна. Вандеру всегда до ноющего чувства в зубах и скапливающейся слюны нравилась такая его реакция. Но он сдерживался, сейчас было не время и не место давать волю определенным желаниям. Поэтому Вандер только горячо выдохнул Силко за ухо, прямо на влажную кожу, с удовлетворением почувствовав подушечками больших пальцев, как плотно толкнулась в артерии кровь от этого простого действия. — Медведь в трико? Серьезно? — спросил, поддразнивая. Переступил вперед, с кольнувшим в груди сожалением отнимая ладони. Присел перед Силко на корточки, уложил зудящие от нехватки ощущения теплой плоти ладони на его бедра поверх плотной брючной ткани. Поднял взгляд. Силко смотрел на него. Взгляд у него был тяжелый, возмущенный вандеровой бесцеремонностью, а в глубине знакомо и привычно таилась жаркая покорность. Мышцы под ладонями Вандера пробивала мелкая дрожь. Вандер смотрел в ответ. Глаза в глаза. Тепло и открыто, с любовью. Так, как хотел смотреть всегда. Так, как всегда и смотрел, даже там, на фабрике, когда они столкнулись лбом ко лбу. Он не видел перед собой врага. Только Силко. В глазах которого тоже таилось схожее, за пеленой боли, страшной обиды и страха. Силко отвел взгляд первым. Откинулся затылком на спинку кресла, взглянул из-под ресниц. — Еще скажи, что я был не прав. И этим самым медведем ты там себя не чувствовал? Силко отпустил подлокотник, но Вандер видел, каких усилий тому стоит поддерживать так похожий на беззаботный тон. Это было приятно до удовлетворенного ворчания. Силко было хорошо, приятно до одури, он хотел еще, но старался держаться, играя в им обоим давно знакомую игру. Кто первый сорвется? Вандер или Силко. Обычно Вандер сдавался первым. Отчасти подыгрывая, отчасти потому, что удовольствие Силко ему было важнее, чем выигрыш в кипятящей кровь игре. Вандер уже было качнулся вперед, как Силко поднял руки, дрожащим смазанным жестом потянулся к сигаре, замер на полпути, а потом потянулся к его лицу. Прохладные дрожащие пальцы прошлись по дугам бровей, и Вандер доверчиво прикрыл глаза. Шершавые подушечки огладили веки, прошлись по скулам и легли под подбородок, едва заметно надавив. Вандер тут же подался ближе, прижался лбом ко лбу, смешивая их дыхание и замерев так на несколько бесконечных мгновений. — Ты прав. Именно так. Силко дернул плечом. Посмотрел тоскливо и виновато, но открыто. — Мы можем все отменить. Я не… если ты… — он поморщился недовольно. Всегда умел говорить складно, и, видимо, невозможность правильно выразить мысль его раздражала. Но Вандеру не нужны правильно сконструированные и выверенные слова, он и так прекрасно знал, что Силко мог бы сказать. Поэтому он потерся виском о его висок, прикусил под челюстью, заставляя Силко снова сбиться с мысли. Заурчал довольно и сказал: — Нет. Мы ничего не отменим. Не тогда, когда советница Медарда загорелась энтузиазмом подобрать Паудер платье. Чтобы и приличное, и «ух!». Силко какое-то время молчал. А потом плечи у него вздрогнули, и его разобрал нервный смех. Вандер, недолго думая, опустился прямо на пол, потянулся вперед, чтобы ухватить Силко прямо под лопатки и стянуть за собой. Уткнулся Силко между ключиц и глубоко вдохнул, чувствуя, как тот обхватил в ответ за плечи, прижимаясь ближе. Три дня. Еще целых три дня. Вандер проснулся чуть позже рассвета. Зевнул беззвучно, медленно садясь на постели. Привычно подтолкнул свою часть одеяла Силко под бок. Это он, Вандер, вечно горячий, как печка, после случая на фабрике. В результате ударной дозы мерцания температура тела на пару градусов выше стандартной. Силко же всегда мерзнет. У него вечно холодные ладони и ступни, и острый кончик носа тоже… прохладный. Так что Вандер укутал Силко в еще один моток одеяла, компенсируя свое отсутствие. Улыбнулся, оглядываясь и прикрывая дверь в спальню, глядя на то, как тот компактно сжался под одеялом, потеряв основной источник тепла. И как только он спал те годы до фабрики? Один. Вандеру не хочется думать об этом снова. Сейчас все хорошо, а будет еще лучше. Кухня встретила его запахом крепкого кофе и вяло переругивающимися дочерями. Сонная Вай распласталась по барной стойке, упав щекой на полотенце, и гипнотизировала взглядом кофейник, явно раздумывая, не долить ли себе в кружку еще? Паудер же наоборот весьма бодро болталась вниз головой над той же стойкой, зацепившись ногами за балку наверху. Длинные косы подметали ту часть столешницы, на которой не лежала Вай. Ее порция живительного напитка стояла на балке сверху, так что, скорее всего, Паудер занималась своеобразной зарядкой, подтягиваясь до кофе, делая глоток и опускаясь обратно. При его появлении их спор затих. Вандер хмыкнул понятливо. Значит, спорили о том, кто займется завтраком, а тут он — свежий кандидат в повара. Потому что обе его дочери в кухонном плане пошли в Силко. Умудрялись сжечь даже яичницу. Не то что более сложный омлет. — Пааап?! — Паудер одним слитным движением соскочила с балки, перебираясь на его плечи, а потом и ступнями опускаясь на пол. Заглянула ему в глаза, склонив голову на бок. — Тебе кофе налить? Сливки добавить? Может, булочку к нему нарезать? Энтузиазм от Паудер прям волнами расходился. Вандер скосил взгляд на немного встрепенувшуюся Вай, что тут же сделала вид, что клюет носом над кофе и вообще досыпает, а не прислушивается к их диалогу. Вздохнул. — Булочку. И кофе. И не только мне, но и Силко, — согласился. — А я, так и быть, приготовлю что-нибудь более существенное. Согласны? Дамы моего сердца? Паудер быстро закивала. Что-то согласное промычала Вай, снова обессилено упав головой на полотенце. — Сию минуту, пап. Паудер с утра была несвойственно ей покладиста, а Вай очень уж знакомо страдала, маскируя похмельные симптомы под страшный недосып. — А пока я готовлю завтрак, вы расскажете мне, где были ночью. Причем, видимо, по отдельности. Судя по разнице симптомов. И я, исходя из правдивости вашего рассказа, решу, стоит ли мне вас прикрывать. — Это… — Паудер замялась, хотя обычно за словом в карман не лезла, на одно отцовское выдавала семь своих. — Сюрприз? — Сюрприз, значит… — протянул Вандер, выливая на сковороду яйца, смешанные с молоком, специями и маленькими помидорами. — Ладно, — накрыл крышкой. — Это опасно? Может причинить вред вам или кому-то, кому бы его причинять не стоило? Только честно. — Не, пап, все предельно безопасно и это… чело-веко-люби-во. Вот! — Паудер перекатилась с пятки на носок, быстро нарезая ванильный хлеб на куски. Его любил Силко. А потом пристрастился и Вандер. — Не волнуйся. Никто не пострадает. Разве что морально. Добавил Вандер мысленно сам себе. — А у тебя, Вай? — Несущественно, — буркнула та. Отвернулась. Вот только из-под розовых прядей просматривалось покрасневшее ухо, и Вандер решил не расспрашивать. Скорее всего дело было в милейшей Кейтлин. Только упоминание о ней могло заставить Вай краснеть. — Скажите мне, что у нас есть нормальный завтрак. Потому что если я не поем сейчас, то потом мне в глотку уже кусок не полезет. Голос у Силко сипел. Сам он чуть сонно покачивался при ходьбе, и дойдя до Вандера, ткнулся лбом ему в спину, перенося вес. Вандер махнул рукой Паудер, и та понятливо сменила его у плиты. Уж выключить огонь и разложить по тарелкам готовое она могла прекрасно. Сам он обхватил Силко за пояс, довел до стойки и усадил на стул, примостившись рядом. Вложил ему в ладони горячую кружку с кофе, которую Силко тут же цепко сжал в холодных пальцах, Вай пододвинула поближе к нему поджаренный в тостере хлеб с намазанным на него джемом. — Начинать завтрак с десерта — неприлично, когда есть яичница, — проворчал Силко и тут же вцепился зубами в тост. Вандер смотрел, как он ест, собирая губами крошки с ладони, прихлебывая кофе, и улыбался. В груди разливалось море. Теплое, какое-то всеобъемлющее, через край. — Эй, — позвал он Силко. Тихо, почти одними губами, но тот все равно обернулся. И Вандер добавил громче. — Я тебя люблю. Силко моргнул. Отложил тост на тарелку, губы у него дрогнули в улыбке. Потянулся вбок, поближе. Сказал. — Я тебя тоже, — и поцеловал. Вандер улыбался в поцелуй, отвечая. Чувствуя, как пальцы Силко мнут ему затылок, и был счастлив, как никогда. — Фу, папы! Мы же дети! Фу! Наигранно-возмущенный возглас Паудер он слышал словно из-под воды, таким несущественным был звук. — Ай, Вай, куда ты меня тащишь, дай хоть наши порции заберу! Сегодня точно будет лучший день в их жизни. Совершенно точно. Да. Вообще, в Верхнем Городе сама церемония предполагала тонну наивсяческой ритуальной мишуры, в отличие от Зауна, где можно было как открыть ее для всех, кто только пожелает поглазеть, так и принести клятвы в узком кругу. От таких мелочей, как перчатки, сочетание цветов в одежде и количества пуговиц, на которые застегнут мундир, до хитро завязанной ткани шейного платка и стиля личных приглашений, которые стоило загодя отправить гостям. То есть, обязательно присутствовали не только жрец, те, кого он связывает узами, и два свидетеля, но и толпа народу, да и вариативность и пафосность торжества зашкаливала, больше напоминая День Прогресса, чем семейный праздник. Особенно если узы заключались между «статусными», как назвала их советница Медарда, людьми. Будь все хоть немного проще. Не так, разлиновано и предусмотрено. Будь те люди, кто пришел на церемонию, просто их друзьями и теми, кто зашел случайно, все проходило бы приятнее и легче. По крайней мере Силко не держал бы бесстрастное лицо, подняв подбородок так, словно в позвоночник ему палку воткнули. Не старался бы поворачиваться к большей частью почти незнакомым им гостям и парочке журналистов не травмированной стороной лица, контролируя каждый свой шаг. — Здесь все-таки красиво, — шепчет на ухо Вандер, отвлекая Силко от напряженных мыслей. В храме действительно неожиданно легкая атмосфера. И дело не в пастельных тонах песчаного мрамора стен и матовой позолоте, нет, всего этого хватает и на улицах Пилтовера. Просто здесь, в отличие от самого города, линии словно скруглены и закольцованы. И нет нигде взирающих латунных ликов, что украшают Пилтовер. Поэтому Вандер и выбрал этот небольшой храм из десятка других. Величественных и монументальных, большей частью посвященных новым божествам. Этот же — храм Создателя. Древнейшего бога, храмы которому строят лишь по старой памяти, скорее из цели — чтобы был на всякий случай, если божество однажды все-таки почтит своим присутствием мир, чем из действительно большого количества прихожан. Но в нем даже дышится легче, чем во всех остальных. Свободнее. Почти, как внизу. Силко вздрогнул, послушно оглядываясь, но линия плеч у него становится чуть более расслаблена, и Вандер двинулся дальше, стягивая с рук перчатки. Сначала со своих, а потом и с ладоней Силко. Тот дернулся слабо, но позволил, поразительно сейчас молчаливый. Но в предложенную оголенную руку, не пошли бы дальними стоками все правила и традиции верхних на счет перчаток, холодными пальцами вцепился крепко, как всегда. Еще выше вздернул подбородок, отчего его шаги становятся весомее. Вандер улыбнулся, сжимая его руку. Они пошли к алтарю. Со жрецом Вандер тоже договорился заранее. Невысокий старик с длинной белой бородой и внимательным добрым взглядом из-под чуть синеватых очковых линз, произвел куда более приятное впечатление, чем все остальные жрецы вместе взятые, с кем Вандер говорил до него, в поисках менее травматичной для Силко возможности провести церемонию. Храм был небольшим, вмещал максимум человек двадцать, в связи с чем большей части желающих присутствовать придется довольствоваться банкетом после церемонии, а жрец понимающе согласился упростить церемонию до максимума. Выдал брошюру всего, по сравнению с остальными, на два листа с текстами клятв, коротко объяснил, что соблюдать все ритуальные мелочи не требуется, и искреннее поздравил со скорым светлым днем в их жизни. Хороший, понимающий старик. А еще Вандер искренне надеялся, что Силко никогда не узнает, почему Вандер выбрал именно этот храм и этого жреца. Уже почти супруг и так заслуженно считал его курицей-наседкой, а Вандер этих своих порывов немного, но стеснялся. Старик ждал их у алтаря, держа в руках простую белую ленту. В свете солнца, проникающего сквозь янтарные витражи, она поблескивала шелковым золотом и казалась почти прозрачной. По крайней мере было такое ощущение, что их руки залил теплый мёд. Жрец, одетый в белую с синим узором рясу, читал молитву. Голос у него оказался поставленный и внушающе объемный, отражающийся от мраморных стен, но Вандер не разбирал слов. Он держал ладони Силко в своих, чувствуя, как они согреваются от тепла ленты и его собственных ладоней. Как бьется его пульс, заполошно и неровно, хотя выражение на лице и оставалось сосредоточенно-спокойным. Когда-то давно, почти целую жизнь назад, он думал, как бы это было? Назвать Силко своим. Не украдкой в собственных мыслях, не смазанными жестами, в притворном опьянении, опуская дрожащую ладонь между чужих узких лопаток, на чьей-нибудь свадьбе внизу. Сейчас оно происходит не так, как Вандер себе когда-то представлял. Не в неровном зеленоватом освещении Зауна, без железистого и густого привкуса во рту, потому что разбавлять общую кровь алкоголем — кощунство, без чернил по запястьям. Без слов, идущих из самого нутра, из обычно скрываемой стороны сознания… где желание обладать имело почти животное происхождение. Даже клятвы наверху у всех одинаковые, заученные, различающиеся разве что немного. От храма к храму. Здесь важны всякие мелочи, продумывается все: от колец, которыми им нужно обменяться, до марки вина, заменяющего кровь, что подаст им жрец, и вкус которого даже сцеловать с губ Силко по-нормальному не выйдет. Но даже так, здесь в Пилтовере, едва касаясь бледных от волнения губ Силко своими, Вандер чувствует восторг. Настолько всеобъемлющий, что не может сдержаться. Он скалится в поцелуй, радостно. Хватает Силко в охапку, отчего тот опирается на его плечи, раздраженно шипя, но тут же прекращает, когда встречается с Вандером взглядом. Вандер не знает, что тот читает на его лице, но у Силко в глазах разгорается такая редкая для него ласковая нежность, одновременно сочетающаяся с чем-то жадным в глубине расширенных зрачков, что Вандер хочет, чтобы этот момент не кончался никогда. Последний раз Силко с таким выражением в глазах смотрел на него очень давно. Еще когда они были юны и глупы. Чувствовали, но не знали, как это выразить, не умели еще говорить — словами через рот, даже друг с другом, особенно друг с другом. Так, как сейчас, Силко когда-то смотрел на него украдкой, замазывая его царапины и зашивая раны, пряча взгляд под рваной челкой. А Вандер хоть и видел, не понимал… или боялся понять. А потом было поздно. Их отрезвляют аплодисменты. Большей частью сдержанные, дежурные. Но есть и громкие, подчеркнутые типично заунским улюлюканьем и топотом. Вандеру даже не нужно отрываться от Силко, чтобы знать, кто это там так радуется. Паудер. Сегодня впервые в жизни впихнутая не только в «Ух!» какое платье, но и внезапно приобретшая какую-то плавность походки из-за каблуков, советница Медарда явно совершила чудо, подпрыгивает на месте, громко улюлюкая. Внутри Вандера корежит от желания оказаться подальше от всего происходящего, наконец поцеловать, как хотелось с самого начала, вжать Силко в себя, вплавить, чтобы все видели. Как это принято и не осуждаемо в Зауне. И Силко, улыбающийся краем губ ему, не помогает справиться с несвоевременными сейчас желаниями. Вандер целует его еще раз. Крепко прижимая губы к губам. Зажмуривается и с тяжелым вдохом отстраняется, мысленно ругаясь на с силой проехавшиеся ему по затылку до полос пальцы Силко. Провокатор… чтоб его. Но сейчас у них есть обязательства, которыми нельзя пренебречь, как бы ни хотелось. Разве что… Вандер крепко сжимает пальцы, стараясь не смотреть на уже супруга, чтобы не сорваться и не похитить того, чувствуя, как Силко тоже сжимает в ответ пальцы. Как можно крепче. Ничего — переживут. Думает Вандер, глядя, как давшие им пару минут гости оживленно подтягиваются ближе, дабы выразить свои искренние и не очень поздравления. Пе-ре-жи-вут. Часа через четыре, что проходят в завуалированных под поздравления переговорах, где островками искренности сияют разве что Паудер, Вай и ее девушка, все же весьма интересная характером для уроженки верхней аристократичной среды, да некий Виктор, которого ненавязчиво, но трепетно под локоть поддерживает советник Таллис. У Вандера почти начинается мигрень от запахов излишне сладкого верхнего спиртного, что вдобавок еще и пузырится, духов дам и одеколонов кавалеров — слово-то какое! — и воздушных десертов, что предполагается в себя впихнуть вместо добротных кусков мяса, когда их спасает советница Медарда. Она сообщает, что никто не будет удивлен, если они покинут прием до заката, подобное позволительно и даже приветствуется. Паудер же, выглядывающая из-за ее плеча, корчит рожицу и сообщает, что «ух!», который человеколюбивый, а не ее платье, прекрасно обойдется и без них. И она нисколечко не обидится, если они вотпрямщас свалят с этого праздника жизни. Вандер смотрит на нее изучающее, переводит взгляд на совершенно спокойную советницу, у которой что-то уточняет Силко, и та уверенно кивает. Что ж, по крайней мере у Мэл Медарда должно быть достаточно опыта в управлении энтузиастами, чтобы нивелировать последствия некоего «ух!». Потому что Вандер действительно хочет уйти. Он устал, а еще видит, что Силко устал куда сильнее. Потому что большинство гостей, побаивающиеся монументального Вандера, стремились пообщаться именно с ним. В общем, они сбегают. В темноте номера, после запирающего дверь щелчка Вандер буквально съехал по ней вниз, пока Силко, все еще каким-то невероятным усилием воли делая бодрый вид, прошел куда-то вперед. Сидя же содрал с себя мундир, отбросив его куда-то на обувную стойку. Поддернул рукава рубашки, отбросив тихо звякнувшие запонки. Силко чем-то там шебуршал в комнате, открывал шкафчики, видимо что-то ища, ругаясь привычно и неразборчиво себе под нос, так, как обычно вполголоса ругался по утрам, когда не мог найти, куда улетела в очередной раз рубашка или ее остатки. Вандер знал за собой некую нетерпеливость… которой обычно Силко давал более четкие определения, не размениваясь на лесть. Разве что глаза у него всегда в этот момент горели зазывающее, и ладони проходились по животу очень уж провокационно. И тут пришло осознание. Все это взаправду. Они — взаправду. Наконец-то. Вандер поднялся на ноги, так бесшумно, словно там, в полумраке гостиной — враг. Но лишь для того, чтобы Силко, занятый чем-то, не заметил того, как он прислонился плечом к косяку двери, чтобы понаблюдать. Сейчас поздние сумерки, этаж достаточно высок, чтобы золотистое фонарное освещение не заглядывало в окна, а в темноте Вандер и в молодости видел гораздо четче, чем Силко, у которого теперь с возрастом и вовсе стало довольно быстро падать зрение. Во всем виновата тонна бумажной работы. Вандер уверен. Вандера словно на канате потянуло вперед, когда Силко снял мундир, расстегнул манжеты, поддернул рукава вверх к локтям. Все его движения — четкие, но замедленные от скрываемой усталости — физической и моральной. И когда Силко устало на пару секунд оперся о стол обеими ладонями, горбя спину — Вандер не выдержал. В два широких шага оказываясь позади, обнимая поперек груди обеими руками. — Нам оставили наше вино, — тихо и расслабленно выдохнул Силко. — Это ведь ты специально настоял на красном? Выпьем? Вандер кивнул, ткнувшись носом Силко в макушку. Наверху в почете были светлые вина. С пузырьками, да еще и сладкие, как подавали сегодня на банкете. Их же обычно и использовали в ритуалах. Но ему хотелось, чтобы хоть немного, но церемония походила на искренний и открытый заунский ритуал. Привычно и до дрожи внутри естественный, хоть и кровавый. Красное, горьковатое вино подходило больше всего. — Раньше свадеб внизу не праздновали, — как-то задумчиво покачивая бутылку перед двумя обычными закругленными стаканами, что, видимо, нашел в шкафчике, сказал Силко. Разлил остаток вина. Хватило аккурат по полстакана. — Обходились старым как мир ритуалом и двумя людьми. У них тоже бокалов не было, да и… — Ножи тоже не использовали, — оскалился Вандер, аккуратно перетягивая Силко вместе с собой на кресло у темного окна. Ногой подтягивая к ним столик, на котором стояли стаканы с вином. — Обходились зубами. — Именно. Но я не хочу нам новых шрамов, а они будут, если мы сделаем все по старинке. Так что… просто вино, да? — Просто вино. — Хорошо. Силко схватил стакан, залпом выпив содержимое, пихнул второй в руки Вандеру. Лицо у него приняло выражение жадной настороженности, взгляд прикипел к его шее, следя за глотками, и стоило Вандеру отставить стакан, как Силко, прикусив собственную губу его поцеловал. Так, как они привыкли. Кусаясь. Так, что вкус вина наконец получилось распробовать. Смешанный с кровью, он кружил голову, придавая происходящему четкий контур реальности. И все же спустя пару минут Силко устало опустил голову, ткнувшись лбом ему в плечо. Секундный выброс адреналина растаял, оставляя после себя ватную, довольную усталость и короткую дрожь, похожую на то, как из мышц, после долгой зимней прогулки, выходит холод. — Думаю, — мягко сыронизировал Вандер, поднимаясь с драгоценной ношей и шагая в сторону кровати. Расстегнул пуговицы на своих и Силко брюках, чтобы было удобнее устроиться. На полностью раздеться сил уже не было никаких. Да и желания тоже. Все-таки номер отеля не предполагал определенной близости, просто потому что не был домом, и паранойя не позволяла расслабиться полностью, — наша брачная ночь выйдет незабываемой, — добавил со смешком. — Выспимся, как никогда. Нам действительно нужен отдых. Силко не ответил, пробурчал только что-то согласное. Утроился удобнее вжимаясь спиной и затылком. Обхватил ладонями руку Вандера, прижимая его пальцы туда, где в клетке рёбер билось сердце. Крепкое заунское семидесятиградусное «вино», выпитое залпом да на голодный желудок, явно дало ему в голову. Если Вандер внизу еще что-то ел, да и вообще был крепче, то Силко из-за напряжения с утра в рот ни крошки не положил. Вандер хмыкнул, пряча довольную улыбку, потерся подбородком, царапая тонкую кожу за ухом, улыбнулся его недовольному и одновременно подбадривающему ворчанию, коснулся губами виска жестом привязанности, ставшим за эти годы привычным, подтянул одеяло, укрывая их. И тоже прикрыл глаза.