* * *
— Помирись с ним, — Воля подходит к Арсению, стоящему около окна в своей аудитории. — Ты же зачахнешь без него. Не знаю, что ты в нём нашёл, Арс, но я же вижу, ты не сможешь без него, помяни моё слово. — Я разберусь, — сухо отвечает Попов и нажимает на кнопку — огромные жалюзи медленно закрываются, скрывая обзор на улицу и на ребят, идущих мимо университета. Паша только качает головой и садится на преподавательский стол. С его другом что-то происходит, но он пока не может понять, что именно.* * *
— Рассказывай, — приглашает товарища Серёжа, роясь в кармане и доставая свою добычу. — Где ты, чёрт бы тебя подрал, взял семечки зимой и среди белого дня? — удивляется Дима. — Будешь? — Конечно буду, жопа, а ну дай сюда! — Мы поссорились. Я припёрся домой, разбудил его, накричал, обматерил и мы чуть ли не поцеловались, — на одном дыхании неожиданно выпаливает Антон. — Чё, блять? — Матвиенко замирает с протянутой к Диме ладонью. — Ты что-нибудь понял, Поз? — Конечно, понял. Что тут непонятного. Они поссорились и чуть не засосались, — пожимает плечами Позов, беря у парня семечки. — Я один в ахуе тут или как? — возмущается Серёжа. — Как вы, мать твою, могли чуть ли не засосаться? — Ну, я утрирую. Арсений Сергеевич разозлился и схватил меня за горло, — растерянно отвечает Шастун. — Я видел одно порно, которое начиналось ровно точно так же, — бормочет Дима, выплевывая шелуху, Серёжа фыркает от смеха. — Что вообще между вами происходит? — Серёжа ускоряет шаг и морщится от холодного ветра. — Я не знаю, Серёг. — Он тебе нравится? — Дима вытягивает шею, пытаясь через Серёжу увидеть реакцию друга на вопрос. — О Боже, нет конечно! Что за гадость! — Сам ты гадость, балбес! — возмущается Позов. — Я не это имел в виду, простите, — над ребятами повисает неловкая тишина, Антон мысленно обезглавливает себя. Ну пришло же ему в башку сказать такое! На Новый год нужно было попросить у Деда Мороза мозгов и смекалки. — Забей, — нарушает затянувшуюся паузу Дима. И Антон чувствует, что лопнет, если не спросит сейчас. Их двое, они могут запросто запинать его и оставить умирать в сугробе, но любопытство слишком сильно мучает его. — Вы, получается, геи? — осторожно интересуется Шастун. Он без понятия, как спрашивают такие вещи, но решает, что нужно с чего-то начинать. — Я би, — просто отвечает Серёжа без какой-либо неловкости и агрессии. — Это кто? — Ты сейчас серьёзно? — Матвиенко удивлённо поднимает брови, но, видя округлившиеся глаза друга, понимает, что тот не шутит. — Бисексуал, мой юный друг, это человек, которому нравятся и парни, и девушки. — А когда ты это понял? Ну… что тебе нравятся и парни тоже… — Антон мечтает уткнуться носом в сугроб, да поглубже, но он уже не может остановиться интервьюировать Серёжу. — Лет в четырнадцать. Ко мне тогда начал приставать мальчик из старших классов, и мы как-то неожиданно для меня подружились, — Дима делает недовольное лицо. Он бы предпочёл, чтобы Серёжа эту историю засунул себе в задницу и никогда не вспоминал, парень очень ревниво относился к такого родам воспоминаниям. — И что потом? — Ну что, он стал подкатывать ко мне, а потом выловил момент, когда мы остались вдвоём и поцеловал меня. — А ты что? — глаза Антона, кажется, могут занять его ошарашенное лицо целиком. — А я охуел. Он меня привлекал, но как друг, я так считал. Но потом понял, что ошибаюсь. — Что ты имеешь в виду? — Мне хотелось проводить с ним всё больше времени, нравилась его улыбка, шутки и смех, — Димка делает вид, что его тошнит. — Я не воспринимал это как романическую симпатию, просто думал, что он мне нравится по-дружески. Эй, приятель, ты в порядке? Антон замедляет шаг и присаживается на корточки. Перед глазами снова образ Арсения Сергеевича. Это какая-то ерунда. Этого не может быть. Это всё неправда. Пазл словно начинает складываться. Просто уму не постижимо. — Антон? — Дима склоняется над другом. — Ты чего? Тебе плохо? Антон? — Я в порядке, просто голова закружилась, — Шастун вскакивает на ноги, передёргивает плечами, словно скидывая с себя минутное наваждение. — А ты, Дим? — А что я? — Он хочет услышать твой каминг-аут, — подсказывает своему парню Серёжа. Антон краснеет, кажется, целиком. Умеет же Матвиенко ставить его в неловкое положение. Дима улыбается. — А я всегда знал, что мне нравятся парни. Ничего такого интересного не могу тебе рассказать. В девять лет мне понравился мой одноклассник и я как-то принял это как данность. — Твои родители знают об этом? — Да. Мама. Я рассказал ей в десятом классе. — И как она отреагировала? — Сначала думала, что я шучу, потом обиделась на меня, а потом как-то смирилась. — Его мама — святая женщина! — вмешивается Серёжа. — Обожаю её! — А твои родители, Серёж? — Мои родители ещё не в курсе, — парень мнётся и теребит замёрзшей рукой хвостик на голове. — Я пока не готов им сообщать об этом. — Это дело каждого, — резюмирует Дима, беря Серёжу за руку. — Ведь можно уже? — он смотрит на Антона, тот снова округляет глаза. — Я не могу вам запретить ничего, но хочу, чтобы вы знали: я в полном ахуе. Ебётесь вы, а кажется, что трахают меня, — Антон отводит взгляд от парочки, ребята смеются. — Нам пора на лекцию, — напоминает Дима. — И советую вам поторопиться, если действительно не хотите поучаствовать в оргии, которую нам может организовать Павел Алексеевич.──────── • ✤ • ────────
Арсений открывает дверь ключом и заходит в квартиру. Он так же тихо закрывает замок и снимает пальто. Никого. Антон на паре, можно спокойно сделать все дела. Попов приехал специально пораньше, отпустив своих ребят с последней лекции, чтобы не столкнуться с парнем. Он пока не был готов ни видеть его, ни разговаривать, ни мириться. Ему нужно было время. Значит, вчера Антон прогулял учебу. Арсений узнал об этом только час назад, потому что его не было дома уже пару дней, в тот злосчастный вечер он просто сел в машину и уехал к себе в квартиру, которая показалась ему такой холодной и пустой без Майи. Он не обижается и не злится на Антона, просто ругает себя, что в очередной раз подпустил этого мальчишку слишком близко к себе. Сейчас же мужчина планировал забрать кое-какие вещи и поехать обратно к себе, просто пожить какое-то время один и привести свои мысли в порядок. Попова от намеченного плана отрывает звонок. Он достаёт телефон. — Сень, привет, — мужчина сглатывает, и его сердце замедляет бег. Так его может назвать только два человека. Пашка и… — Привет, Ксюш, — сестра. Сколько лет он не слышал её голос? Но не важно, сколько пройдёт времени, он никогда не забудет его. — Сень, привет, — снова повторяет Ксюша, и мужчина улавливает в её голосе нотки отчаяния и слёз, которые она очень плохо пытается скрыть. — Ксюш, ты чего? Ты плачешь? Что случилось? — режим заботливого брата включается моментально, боязливая тревога пронзает его тело и, кажется, он всё понимает. Он прекрасно понимает, зачем она ему звонит. Ещё тогда, двадцать лет назад он уже знал, что они с ней заговорят вновь лишь только в одном случае. И этот случай наступил. Почему именно сегодня? — Сень, папа… папа… — девушка пытается справиться со слезами, постоянно всхлипывая. — Сень… папа… его больше нет, Сень! — выкрикивает она брату в трубку и больше не сдерживает плач. Арсений разжимает пальцы, держащие телефон, смартфон летит вниз и падает. Он смотрит в одну точку и пытается собрать бегающие мысли воедино. Вот, тебя не стало. И что теперь? Что ты оставил после себя? Что ты наделал? Разрушил собственную семью. Что осталось после тебя? Ничего. Мужчина садится на пуфик и закрывает уставшие глаза. Перед ним — темнота. Он в кладовке. Кажется, это была кладовка. Он снова ощущает себя маленьким и беззащитным. На его дрожащее тело снова сыплются и сыплются удары: хлёсткие и короткие. Ему снова пятнадцать. Он кричит, захлёбывается собственной кровью и умоляет его остановиться. Он просто хочет, чтобы это закончилось. Слышит, как где-то там, за стенкой, плачет маленькая сестрёнка. Господи, хоть бы её он не тронул! Я выбью из тебя всё это дерьмо, ты слышишь? Я выбью из тебя это дерьмо! Ему пятнадцать. Он стоит у зеркала, терпеливо ожидая, пока сестрёнка замажет тональным кремом его кровоподтёки на лице. Ему нужно в школу. Он не может пойти в таком виде. Он целует её в лобик и прижимает к себе. Не трогай её своими грязными руками! Пошёл нахуй отсюда! Уходи! Он бежит в свою комнату, падает на пол и долго плачет. Он просто пятнадцатилетний мальчик и он не понимает, почему ему так больно. Ему снова пятнадцать лет. Он снова стоит на коленях с лезвием в руках посередине своей комнаты. Он снова жалкий, уничтоженный и разбитый ребёнок. Он заносит дрожащую руку и плачет ещё сильнее. Боль от порезов была другой. Она была не такой, как боль душевная или боль от побоев отца. Эта боль была приятная. Эта боль заглушала все звуки вокруг. Ты сосредотачиваешься только на ней, и она даёт тебе то, чего ты так жаждешь — облегчение. Ты чувствуешь себя живым. Струйки крови текут по твоим запястьям, обжигая и без того горячую кожу. В какой-то момент эта боль становится настолько пронзительной, что закрывает собой всё то, что ты так безуспешно старался забыть. Главное, успеть вовремя остановиться. Если ты, конечно, хочешь жить. Но останавливаться так не хочется. Так не хочется, чтобы это чувство заканчивалось. Он чувствует, как теряет сознание, теряет равновесие. Слышит топот, крики маленькой сестрёнки. Прости, малыш. Если его не станет, то ей будет только лучше. Она будет в безопасности. Он точно знает это. И пальцы надавливают ещё сильнее, это последнее, что он помнит. Арсений вздрагивает и открывает глаза. Он приходит в себя от неприятной боли — его ногти до крови впились в руку. Чёрт. Что я должен сейчас делать? Плакать? Какой реакции ты ожидал бы от меня? Я просто надеюсь, что ты будешь гореть в аду. Всё это закончилось. Спасибо. Это закончилось. И ты больше никому не сделаешь больно. Никогда.