Друг

      Скидываю неудобные туфли в прихожей и иду в ванную, чтобы смыть с лица все «отпечатки» этой тяжёлой дороги. Задержка рейса из-за непогоды, сложный перелёт, вечерние пробки – родная Москва не торопилась меня принимать. Словно жизнь дала шанс хорошенько обдумать, каким образом поступать дальше.       Прохладная вода облегчает усталость, и даже сонливость немного отступает. Наступает решительность. Иду к телефону и набираю номер, который, почему-то, не забыла. Гудки долгие, тянущиеся. Прижав трубку к плечу, снимаю с себя плащ и кладу его на подлокотник кресла. Ответа нет.       Со второй попытки дозваниваюсь. - Алло! – спокойный мужской голос раздаётся на том конце. - Жень, давай разведёмся, – не хочу тянуть и делать вид, что его нынешняя жизнь меня интересует. - Ух ты, – Болдин смеётся. – Мы и так не вместе, вроде. - Давай официально, – усталость снова накатывает. - Даже если я не хочу, ты же в одностороннем порядке подашь, – он рассуждает логически, – поэтому я готов. Делить нам всё равно нечего.       Ничего общего мы с Женей не нажили, кроме рабочих обязательств и взаимных претензий. И именно это заставляет вспомнить его проступок, несмотря на то, что всё уже решено и неважно. - А ты чего, кстати, без предупреждения меня «кинул» с концертами? – слегка разбавляю напряжение, произнося это даже немного легкомысленно. - Я устал, – кажется, Болдин честен. - А я не устала? – претензии всё-таки пересиливают спокойствие. – Я же лошадь рабочая! На мне можно бабки сделать и свалить! - Я не взял больше, чем прописано в контракте, – он оказался готов к моему гневу. – А развод – хоть завтра. ‐ Я позвоню, когда обо всём договорюсь, – нервно бросаю трубку.       Наверное, сейчас он не заслужил такого раздражения и пренебрежения, но это долго «бродило» у меня в голове и вот «вылилось».       Желание всё изменить – колеблющееся и непостоянное, пока больше похожее на очередной «гормональный взрыв» по причине новой любви. Но я его смакую и иду «на поводу» эмоций и чувств. Мысль о четвёртом замужестве пока скорее пугает, чем вдохновляет. И, возможно, стоит прислушаться к этой тревоге.       Выкуриваю две сигареты подряд, дрожа от бурлящих внутри противоречий. Филипп знает, что я сегодня прилетела, и, наверняка, придёт. Потому силюсь успокоиться. Для «холодной» головы лучше всего горячий душ.       «Зависаю», стоя под струями воды. Стараюсь ни о чём не думать. Но короткое наслаждение одиночеством прерывают прикосновения мужских рук к моему животу.       Вздрагиваю и тут же понимаю, что за моей спиной Филя. - Привет, – томно произношу на выдохе.       Но он безмолвно начинает поглаживать мои живот, бёдра. Целует плечи и шею, дышит в мокрые волосы.       Я была так сильно «загружена» очищением мыслей, что не услышала, как он пришёл. А уже сейчас мною движет только одно желание – «плавиться» под этими нежными прикосновениями. Слегка откидываю голову назад, выгибаю спину. Кажется, что так я выгляжу привлекательнее и сексуальнее. И да – он шлёпает меня по заднице и тут же вдавливается в неё своим возбуждённым достоинством. - Мы не виделись всего ничего, – смеюсь, но выходит хрипло.       За это получаю ещё раз по заднице. И мне это нравится. От усталости не осталось и следа. - Ммм, сегодня кто-то зол и горяч? – продолжаю с ним «играть», зная, что Филиппу это нравится.       Он молча тянет меня за руку, чтобы я повернулась к нему лицом. Высокий, подтянутый, смуглый, молодой... Огонь в его глазах заставляет «таять» и полностью отдаваться.       Но в полной мере насытиться зрелищем я не успеваю и снова оказываюсь к нему спиной. Он входит сзади и начинает движение. Не понимаю уже ничего, только стоны срываются с губ, и подкашиваются ноги... - Я люблю тебя, – первое, что он говорит мне за сегодня, и тоже кончает.       После мы обмываемся и выходим из душевой. Филипп тут же направляется на кухню в поисках еды, а я останавливаюсь у запотевшего зеркала. Ладонью стираю с него конденсат и хмурюсь – уже не так молода и красива, как внутренне себя ощущаю. Появляется идея это изменить, чтобы соответствовать молодому любовнику. Хотя, конечно, скорее всего, это моя личная блажь. Киркоров вряд ли одобрит.       Ночь была бессонной. Филипп сегодня уезжает на месяц на гастроли, и я решила выжать из него все «соки». Ничуть не жалею. У нас будет много времени, чтобы выспаться.       Он собирается поехать проверить ремонт в квартире, а потом сразу в аэропорт. Мне нужно в ЗАГС. Развод сам на себя не подаст. - Я могу тебя подвезти, если хочешь, – за завтраком предлагает болгарин.       Не хочу, чтобы он знал, что я готова развестись с Женей и сейчас еду в ЗАГС. Не потому, что это его обрадует. Просто я не хочу скорого предложения стать Филиппу женой. Меня устраивают отношения на уровне любовников. - Андрей уже в дороге, скоро будет здесь, – «давлю» из себя улыбку, ведь, по легенде, я еду всего лишь выбирать ткань для нового концертного костюма. - Зачем ты вызвала водителя? – Филю задело то, что я не поеду с ним. - Просто я вчера не знала, придёшь ты или нет, – лукавлю, всё я знала, – поэтому и позвонила водителю. - Я не мог не прийти, – он закатывает глаза, поражаясь моей сыгранной недогадливостью.       Смотрю на него и любуюсь. Эти длиннющие ресницы, кудрявые волосы, пухлые губы, выразительный нос. Я сплю с красавчиком, конечно. Стеснительно сильнее запахиваю на себе халат, чтобы не дай бог где-то чуть поглубже не открылось декольте или не «мелькнуло» бедро.       Раньше мне было всё равно на внешность. Да и Филипп ни разу не сказал мне, что его что-то во мне не устраивает. Но тогда почему он чаще «берёт» меня сзади?.. - Ладно, мне пора выезжать уже, – Киркоров притягивает меня в объятия и целует в щёку. – Буду очень-очень-очень сильно скучать. - Я тоже буду скучать. Ты хотя бы звони, когда будет возможность, – я только сейчас осознаю, что не увижу его четыре недели!       В последнее время мы так часто вместе, что отсутствие его более нескольких дней нагоняет тоску. Отчасти, отъезд Филиппа мне «на руку» – я успею незаметно развестись с Болдиным и, возможно, изменить себя.       Через три дня наступает момент «X». Теперь я снова разведёнка, но никакого негатива на сей счёт не испытываю. - Вот и всё, – Женя улыбается, ему тоже не грустно. - Сколько там лет мы были женаты? – пытаюсь вспомнить и спрашиваю вслух. - В восемьдесят третьем мы поженились, – на Болдина накатывают воспоминания. – Восемь лет, выходит. Но если считать с первого секса, то прошло тринадцать. - Чёртова дюжина, – смотрю на него строго и без всякой мягкости. – Но довольно долго я была счастлива. Потому что не сразу узнала про твои измены. - Ой, кто старое помянет... – Женя не хочет это вспоминать.       Но я помню, к сожалению. И это вызывает во мне тревогу за то, что то же самое может повториться и у нас с Филиппом. - А твой новый директор ничего, – мой бывший улыбается. - Да, – не скрываю перед ним своей симпатии к Киркорову. – Но он же артист, ему положено. - Спишь уже с ним? – Женя как-то считывает в моём голосе, что это возможно. - С ним не до сна, – отвечаю язвительно, потому что молчание выглядело бы глупо.       Мы смеёмся и расстаёмся навсегда без негатива. То, что «съедало» меня так долго, теперь дарит лёгкость. Так просто было суждено. А судьбу не изменить.       Но можно изменить внешность. Я в Швейцарии. Клиника пластической хирургии. Меня готовят к операции. Скоро наркоз. Уже предвкушаю, как увижу в зеркале подтянутую пухлую грудь, пусть и ненастоящую. На большее я не решилась, но и это немало.       Надо мной нависает русскоговорящий анестезиолог: - Считайте до десяти вслух. - Один, два, три, ч-четыре, п-п... – по моим венам начинает течь «забвение».       Через две недели после операции я возвращаюсь в Москву. Чувствую себя не очень, мягко говоря, но пока рано «бить тревогу» – всё-таки все по-разному переносят хирургические вмешательства.       Сегодня ко мне должна приехать в гости Кристина, поэтому стараюсь скрыть следы болезни и усталости косметикой. Про операцию я ей говорила, и она очень просила быть осторожнее. Не хочу, чтобы дочь волновалась.       Звонок в дверь. Плетусь открывать и перед тем, как нажать на ручку, натягиваю улыбку. - Привет, мамуль, – Кристина начинает бодро, но при более внимательном взгляде на меня выражение её лица меняется.       Надо сказать, я действительно сильно похудела. Из-за повышенной температуры мне совсем не хочется есть. - Чего ты так на меня смотришь? – делаю вторую попытку скрыть своё состояние. – С кем Никитушка? - У Володиных родителей. Мам, всё хорошо? – моя дочь ни на шутку обеспокоена. - Всё отлично! – я разворачиваюсь и иду на кухню, чтобы поставить чайник, но чуть отшатываюсь к стене из-за секундного помутнения рассудка.       Кристина подбегает и подхватывает меня под руки. - Мам, ты сейчас ложишься, а я звоню в «скорую», – она становится испуганно-строгой. – И это не обсуждается.       Быть может, Кристина и права. Но я уверена в том, что доктор приедет и скажет, что это норма после такой операции.       Я лежу в своей спальне и периодически «отрубаюсь». Настенный светильник сейчас для моих глаз, как прожектор – обжигает сетчатку. Дышать становится всё тяжелее, всё тело ломит, сердце болит и замедляет ритм. Нет. Кажется, я не дождусь врачей.       Писк аппарата, считывающего пульс, «разверзает» сознание. Болит горло – видимо, мне ставили трубки для ИВЛ. Поворачиваю тяжёлую голову вправо и пытаюсь открыть глаза. Картинка «плывёт», но понемногу фокусируюсь. - Доктор, она очнулась! – приглушённо слышу голос Филиппа.       С одной стороны «возникает» его уставшее лицо, а с другой – седовласый мужчина в белом халате, который сразу начинает меня осматривать. - Я Михаил Михайлович, ваш врач, – обозначает себя доктор. – Вы готовы узнать, что произошло?       Мой рот пока меня не слушается, потому чуть киваю, надеясь, что врач поймёт. - Вы пережили заражение крови и клиническую смерть. Видимо, кто-то свыше вас очень оберегает, – начал Михаил. – Такое бывает нечасто. Вы «отсутствовали» три минуты. Мы сделали несколько переливаний. Импланты пришлось удалить. - Какие ещё импланты? – Филипп подскакивает и непонимающе смотрит на доктора.       Тот не находит ничего лучше, чем ответить: - Алла Борисовна сама вам расскажет, когда будет на это способна. - Что случилось? – Киркоров хочет выпытать у Михаила Михайловича правду.       Но он непоколебим: - Будем следить за вашим состоянием, Алла Борисовна. Придётся полежать здесь.       Врач выходит из палаты. В глазах Филиппа читаются страх, жалость и злость. Но сейчас он не хочет со мной ничего выяснять. Садится на пол возле больничной койки и припадает губами к моей ладони. - Я сразу с самолёта поехал к тебе. Цветов купил по дороге. Мечтал тебя обнять, – его голос начинает дрожать, в глазах проступают слезинки. – А дверь мне открыла заплаканная Кристина. Сказала, что тебя увезли в больницу. И что ты была без сознания. Я чуть не сошёл с ума, пока добрался сюда.       У меня начинаются «отходняки» после наркоза. По всему телу «расползается» мелкая дрожь. Постепенно возвращается власть над руками, ногами и немного голосом. - П-п-п-рости, – не с первого раза, но всё-таки получается произнести. - Надо было не ехать ни на какие гастроли, – Филипп ищет свою вину в произошедшем. – Надо было остаться просто твоим директором. Отказаться от сцены.       Хочу сказать: «Не пори горячку!», но сейчас это слишком сложная фраза для моего полурасслабленного речевого аппарата. Сама мысль, что Киркорова не будет на сцене кажется мне глупой и невозможной. Он прирождённый артист. - Н-не надо, – даже это выходит с трудом. - О чём ты думала, Алл? – конечно, он догадался, о каких имплантах шла речь, по моей забинтованной груди. - Для тебя, – получается уже без запинок, но ещё шёпотом. - В тебе всё прекрасно, – он смотрит на меня горько и преданно. – Я никогда не говорил обратного. Какой я дал тебе повод, что ты решила лечь под нож?       На самом деле, операция случилась из-за моих внутренних комплексов. Мнение Филиппа на этот счёт я даже не узнавала. - Ты почти всегда сзади, – поднимаю интимный вопрос, который меня гложет. – Почему? - Из-за этого? Ты серьёзно? – он повышает голос, но тут же осекается и продолжает тише: – Боюсь, что сделаю тебе больно. «Крышу срывает», тяжело контролировать себя. А размеры у меня немаленькие. Везде.       Чёрт! Какая же я идиотка! Не могла прежде поговорить с ним об этом?! А не сейчас узнать причину – в больнице, блять! - Я постараюсь быть медленнее и нежнее, только не надо больше с собой ничего делать, – Филипп умоляюще продолжает, всё ещё испытывая вину. – Пожалуйста...       Все последующие дни он ко мне приезжает. Киркоров бы и ночевал в моей палате, но ему не разрешают. Привозит фрукты, цветы, помогает вставать и ложиться – из-за заживающих швов самой ещё тяжеловато. В разговорах даже не вспоминает моей глупости. Больше говорит о нашей квартире и будущей совместной жизни.       Я понимаю, что у меня больше нет страха перед новым замужеством, если мужем будет Филипп. Теперь я вижу в нём не только красоту и бешеную страсть, я вижу настоящую опору, мужское плечо.       Михаил Михайлович обрадовал нас с утра – сегодня меня выписывают. Эти полторы недели тянулись вечность.       Все мои руки синие от капельниц и переливаний, я похудела на десять килограммов, и теперь под моей грудью два красных шрама. А всё потому, что мне ну очень хотелось себя изменить. Но стоило ли это того? - Аллусь, я твои вещи собрал. Проверь, пожалуйста, всё ли я сложил, – Филипп ставит передо мной сумку.       Я могла бы это сделать сама, но он настоял на том, что мне нельзя перетруждаться. - Вроде бы, визуально всё на месте, – осматриваю содержимое сумки. - Водитель уже ждёт нас, – Киркоров выглядывает в окно. – Но там не только он. Кто-то прознал, что ты попала в больницу. - Боже! Что я им скажу? – я ужасно боюсь осуждения. - Ты не обязана им что-то говорить, Аллусь, – Филипп обнимает меня, успокаивающе поглаживая плечи. - Я ужасно выгляжу, а они там сейчас «нащёлкают», – есть определённые минусы в публичной жизни. - И ничего не ужасно! – болгарин протестует. – Хочешь я сделаю так, что про больницу никто не будет ничего судачить? - Как? – я уверена, что это невозможно. - Увидишь, – Филипп мне подмигивает, и мы идём к запасному выходу.       С этой стороны народа гораздо меньше, но всё равно мелькают вспышки, микрофоны, звучат вопросы о моём здоровье и причинах нахождения в больнице. Я, как мне посоветовал Филипп, молчу. Но это мало помогает. Люди от главного входа начинают «стекаться» сюда, и охрана уже не справляется с толпой.       Ожидаю «ход конём» от Киркорова, который идёт позади меня, как истинный директор. В моменте он равняется со мной, притягивает к себе за талию и целует так страстно, что на мгновение совершенно забываю, что мы, мягко говоря, здесь не одни.       Толпа ахает и «взрывается» аплодисментами. Пока журналисты формулируют новые вопросы, Филипп протаскивает меня через этот «рой» к машине. - Что ты творишь? Зачем? – я злюсь. - Это мои к тебе вопросы, если что, – Филипп кое-как закрывает дверь со своей стороны, и авто отъезжает от больницы. - Сейчас они станут везде писать о том, что я сплю уже со вторым концертным директором, – хмурюсь, представляя последствия этого «шоу». - Но это же правда, – он беспечен.       Хочу на него прикрикнуть, но Филипп опускает заслонку между водителем и нами и закрывает мой рот поцелуем.       Окна со всех сторон затонированы, поэтому никакой неловкости я не испытываю. Киркоров задирает мой короткий балахон, ласкает бёдра, оттягивает резинку трусиков, не прерывая поцелуя. Я тянусь к ремню на его брюках, расстёгиваю ширинку и чувствую его горячее возбуждение.       Беру на себя инициативу, седлаю его бёдра и начинаю движение так, как мне нравится – медленно, во всю длину. После долгого воздержания кайф невероятный. Но мы стараемся держать эмоции в себе, ведь эта тонкая «стенка» закрывает обзор, но не скрывает всех звуков.       Филипп смотрит на меня влюблённо и дерзко. Это ещё больше возбуждает. Наращиваю темп, немного ощущаю боль в груди, хоть она и в компрессионном белье. Но остановиться уже не могу. Кончаю, и болгарин следом «проливается» в меня. Впервые. - Это был самый тихий секс в моей жизни, – шепчет Филипп, одеваясь. - В моей тоже, – прикуриваю сигарету и немного опускаю стекло. – Наконец-то, можно курить. - Не боишься забеременеть? – он задаёт этот вопрос очень осторожно. - А чего бояться? С Болдиным я развелась. А ты, случись чего, надеюсь, меня не оставишь, – конечно, я бы хотела, чтобы эту новость он узнал в другой обстановке, но уже получилось так. - Никогда не оставлю, – Филя даже отрицательно кивает. – Так. Стоп. Развелась? - Ага, – улыбаюсь.       Он тянется к своей барсетке и вынимает из неё маленькую белую коробочку. - Я ношу это кольцо с собой два месяца, ожидая твоего решения. Для себя я всё давно решил.       Не думала, что предложение застанет меня растрёпанную, с сигаретой в руках, по дороге из больницы. Филипп открывает шкатулочку, в ней красивое кольцо с большим розовым бриллиантом. - Это уже второе дорогущее украшение от тебя, – «строю дурочку», я хочу, чтобы он произнёс хотя бы торжественную речь в этой абсолютно неторжественной обстановке. - У тебя получилось изменить мою жизнь, – он очень трогателен, – я очень тебя люблю. Мне никто больше не нужен, и в этой больнице я убедился в своих чувствах ещё твёрже. Я так боялся... - Да! – я прерываю речь, видя, как слёзы проступают в его глазах. - Что? – на эмоциях он не расслышал. - Я говорю – да! Я стану твоей женой, – подставляю правую руку для того, чтобы он надел кольцо.