Она врезалась в мою жизнь так внезапно и разлилась шумящим и буйным ручьём, затопив всё, что было мне дорого, чтобы я смотрел только на неё.
***
Беспомощность и боль липкой паутинкой облепляют сознание. Хочется только кричать и выть, пока хоть кто-то не откликнется на её страдальный зов. Эта мысль вертится в самом эпицентре головы Паудер. Как жить с тем, что её бросила даже родная сестра? — Потому что ты проклятье, Джинкс, — эхом стучит на подкорке и никак не вытащишь, когда этот червяк за считанные секунды заполз слишком далеко в остатки здорового разума. Удар от Вай, как печать на письме, в котором написано, что она больше ей никакая не сестра. И она думает, что заслужила это. Справедливо ли? Но менять что-либо уже слишком поздно. Тело Вандера, остывшее и замершее, больше не поднимется и не накричит. Паудер бы так хотелось, чтобы он сейчас кричал, лишь бы не молчал, но минута за минутой несётся очень быстро и умолять вернуть его так глупо и по-детски. Но её нельзя в этом винить. Она ребёнок, который теперь не был нужен даже старшей сестре. Что уж говорить о других? Девочка винит только себя и это довольно по-взрослому. Она сводит брови и заходится в новом приступе рыданий, впиваясь маленькими ладошками в грязную, полную мусора и осколков землю, но ей всё равно. Вы когда нибудь тонули? Задыхались в собственных слезах до свирепой головной боли? Пустота после такого сжирает тебя заживо за минуты. Что же ты за сестра такая, Вай? Когда больше нет сил рыдать, бедный ребёнок не много затихает и тут же слышит шаги сзади, вздрагивая и боясь, но совсем скоро беря себя в свои маленькие худощавые ручки. Разворачивается и смотрит только считанные секунды. Затем усталость берёт верх и всё, что она может — это снова упасть на сбитые ранее коленки. Зловещий ком в горле снова накатывает. Ребёнок не может сдержать слёз, это против его чистой природы. Паудер может только тихо всхлипывать, когда вокруг всё затихает.***
Силко уже тонул в такой тёмной, глубокой и жестокой воде. Знаете, ему хватило этого чувства. Вода отравила его, сделав себе подобным. Он не противился этому. Становясь всё более холодным и равнодушным ко всему, что его окружало, Силко почти забыл о всём хорошем, что когда-то бывало в нём. Его лицо больше не трогала улыбка — ему это не было нужно. В этом не было трагедии. Он принял это, как должное. Когда он видит голубые пряди, поблёскивающие в свете утихающего пожара, ему всё равно. После смерти Вандера он и не знал, что теперь чувствовать. Облегчение? На нём словно всегда висел огромный груз мести и сейчас, когда он должен был спасть, будто ещё больше вырос. Парадокс, которому не занимать жестокости. Вдруг он понимает, что всё ещё смотрит на маленькую девочку. Казалось, ещё не много и она упадёт замертво от нервного срыва. Ему бы и не было до этого дела, если бы в этот момент одна из его шестерёнок не стала крутиться в обратную сторону. Жалость захлестнула его грудную клетку. Это чувство было ново для человека, не имеющего души, как говорили многие, кто имел дело с Силко. Одно из немногих чувств, которые почти невозможно побороть. Однако он никогда не поддавался ему, но этот ребёнок как-то умудрился схватиться именно за эту тоненькую нить внутри него. Именно это толкнуло мужчину навстречу девочке. Его люди затихли, как только в их поле зрения мелькнула его высокая фигура. Теперь были слышны только его шаги. Когда же он подошёл к ней, она резко вздёрнула свою маленькую голову и теперь он мог воочию разглядеть её глаза. Это было неизбежно и неотвратимо. Её глаза, мокрые и уставшие, прозрачно-голубые и такие беспомощные, что ни один бы не смог вытерпеть на себе этот взгляд, полный мольбы и отчаяния. Но только не Силко. Силко мог всё, что угодно. В единственном здоровом глазу теперь плескался интерес. Перед ним открывалось что-то совсем новое и неизвестное, ранее не тронутое. Не сказать, что в нём сохранилось закоренелое равнодушие, но это всё его забавляло. Он сел так же лениво, как пришёл к ней на помощь. Усталость и боль в нескольких местах теперь чувствовались, как разряды тока, пронизывающие всё тело и больной глаз. В этот самый миг он задумался, но только на одну секунду: зачем вообще ему сдалось это маленькие и жалкое существо? Но мужчина сразу откинул эту дрянную мысль. Она может быть полезной. — Привет, девочка, — он нервно дёрнул рукой, лежащей у него на согнутом колене, — Где же твоя сестра? Этот жестокий вопрос вызвал у Паудер новый приступ плача. — Никакая она мне больше не сестра, — из последних сил захлёбываясь слезами, выдавила девочка, — У меня больше никого нет, — с этими словами она бросилась мужчине в руки, даже не думая, кто он такой. Сейчас ей было абсолютно всё равно на это. Она нуждалась хоть в ком-то, даже если этот кто-то окажется монстром. Силко по инерции отскочил назад и слегка помедлив, обнял своими большими руками её маленькое тельце. Одного короткого момента хватило, чтобы он схватился за неё и больше не смог отпустить. Её слова импульсом вызвали его воспоминание о том, как когда-то предали его. Мимолетное осознание похожести проскочило где-то поблизости. Это было только начало. Самой далёкой и заброшенной частью своей натуры он уже понял это. Ему оставалось только покориться, как если бы он тонул во второй раз и это сравнение было, как никакое другое, самое верное, думалось ему. — Мы им покажем, — само выскользнуло у него из уст, отдавшись всему хорошему, что медленно просыпалось внутри него от долгой спячки, — Мы им всем покажем.***
Бар "Последняя капля". Сегодня здесь было особенно тихо и безлюдно. Только бармен Чак мирно потирает и без того чистый стакан. Мимолётное умиротворение, как ему кажется, прерывает громкий звук открывающейся со скрипом двери. — Что из.., — но не успевает бармен договорить, как первый, кого он видит в дверях —Силко, — Босс, — тут же занервничал он и стал будто по струнке. Второй, кого он заметил — был маленький ребёнок. Мужчина нёс его, завернутого в плащ Севики, которая никак не могла возразить своему хозяину. А ребёнок в свою очередь сонно потирал глаза и едва заметно обнимал Силко за шею. Все, кто был ему верен уже долгие годы не могли поверить в увиденное и услышанное сегодня. Но в этот момент ему было плевать, кто и что мог подумать о тиране и деспоте, вдруг проявившего слабость. Однако никто не осмелился и вряд-ли осмелится сказать ему что-то подобное. Севика, как обычно, плелась сзади, потрепанная и раненная, но даже сейчас, готовая в любой момент защитить мужчину и раз на то пошло, то и ребёнка на его руках тоже. Силко всё также бесстрастно прошёл к лестнице и без каких-либо колебаний понёс девочку в свой кабинет. Сейчас его усталость вытесняла все здравые и не очень мысли из раскалывающейся головы, но он стойко терпел все издевки своего организма. Всё же этому ребёнку сейчас было куда хуже, чем ему. — Что с боссом такое?.., — бармен шарахнулся в сторону одного из шестерок и тот, заслышав это, слегка замахнулся. — Закрой рот, идиот, — он явно не хотел, чтобы одну из таких фраз услышал мужчина. Внеся Паудер в свой кабинет, он медленно положил её на не совсем удобный диван, предварительно подложив под её голову подушку. Выпрямившись, теперь он мог вдоволь рассмотреть очередную жертву предательства со стороны близкого человека. Он выдохнул через нос воздух с небольшим количеством пара, суя руки в карманы строгих брюк. Надо бы позаботиться о тепле этого помещения. По всей видимости, девочка сразу же уснула и теперь спокойно сопела себе под нос, обнимая себя своими крохотными и бледными, холодными ручками. И что-то внутри него вновь закололо своей тонкой иглой куда-то под сердце. Почему именно она? Удивительно, что у него всё ещё оставались силы на такие вопросы самому себе. Эти мысли начинали нервировать и так и хотелось ответить себе со всей настойчивостью и уверенностью: потому что так вышло. Скорее всего, она погибла бы без него. А в Зауне смерть бывает жуткой и страшной. Он знал это твёрдо. Поэтому этот вопрос уже был решён его подсознанием, пусть он пока не осознал этого. Ему тоже стоило выспаться и расслабиться в кои-то веки. — Босс, там.., — не успела Севика войти, голос Силко уже опередил её. — Ты свободна на сегодня, Севика. — Но там... Поставка, они.., — недоуменно продолжала верная телохранительница, не привыкшая к тому, чтобы её хозяин отпускал её так рано. Обычно он работал допоздна и часто ночевал в своём кабинете на этом самом диване. Что изменилось теперь? — Я сказал, ты свободна, — он лениво, но со всей присущей серьёзностью глянул на неё через плечо, сводя руки сзади. Ещё секунду посмотрев на девчонку, сбившуюся в клубок, она резко удалилась и чего только не стоило ей не хлопнуть чертовой дверью со всего размаха. С одной стороны было даже хорошо, что босс отпустил её так скоро. Но с другой она ясно понимала, что теперь всё может измениться навсегда и перспектива бегать повсюду за маленьким шебутным ребёнком её ни капельки не устраивала. Нужно как-нибудь будет поговорить об этом с Силко. Как никак, она была его правой рукой. Доверенным лицом. Но одна мысль, что этот ребёнок может стать к её хозяину намного ближе и она может потерять из-за этого работу, злила её сильнее, чем огромная рана в механической руке. Сжав её со всей силы, она поплелась обратно вниз, откуда уже доносилось очень много пьяных голосов. Силко только сильнее укрыл её бордовым испачканным плащом. Завтра она уже будет спать в уютной и теплой кровати. Он обещает это спящему ребёнку, садясь за свой рабочий стол и откидываясь на спинку высокого кресла.To be Сontinued...