Оптимизм

Шон глубоко вздохнул, сжимая края своего пиджака. «Всё закончилось…», — думал мужчина, но тут вспомнил пятерых ребят, которые постоянно ему язвили и называли «горе-следователем», ребят, которых он однажды довёз из Доттстела на своей машине. Эти ребята плевали с высокой колокольни на всё, в том числе и на убийцу. Шон хмыкнул. Преступник добрался и до них, только не приложил руку к смерти двух подростков. — «Каждый мечтает о такой дружбе». — мужчина выпрямился и посмотрел на себя в зеркало. — «Нет. Ещё не всё закончилось. Допрос», — он с грохотом открыл дверь уборной и вышел в длинный коридор. — Ожидают только вас. — улыбнулась милая девушка в приёмной, имя которой Шон не удосужился запомнить. — Я знаю. — коротко ответил он и открыл двери в допросную. — Добрый день, я следователь по вашему делу. — Шон ухмыльнулся, пока мужчина напротив рассеянно бегал глазами по комнате. — Чистосердечное? Или попытаем? — игриво спросил следователь. Мужчина же прохрипел: — Чистосердечное. Шон оскалился и сказал: — Первое убийство. — он выложил фотографии мёртвого Сэма на стол. — По каким причинам вы убили этого парня? — о нет, Шон не спрашивал, требовал, ему слишком осточертело это всё, чтобы сейчас любезничать с убийцами. — По молодости я связался с девчонкой, а она, знаете… — мужчина хмыкнул. — Была из плохой компании. Пила, употребляла. И всё в этом духе. Я расстался с ней, сказав, что она мне не ровня, ведь так оно и есть, она мне не ровня. — Шон поморщился от этих слов. — Вы хоть знаете, что его мама руководит филармонией? — усмехнулся следователь. Мужчина хмыкнул. — Суть не в этом. Когда я её бросил, она успела забеременеть и родить ребёнка, только я ей сказал, что если она хоть кому-то скажет, что это мой ребёнок, то может пенять на себя. Она не сказала. Сэм сам узнал. Он знал, как я дорожу репутацией директора школы, знал, что я хочу пойти выше, поэтому он ко мне заявился, предъявил доказательства того, что я его отец и сказал: «Два миллиона долларов, и никто не узнает о том, что я твой сыночек». Все прекрасно знали репутацию этого нарколыги. Но откуда у меня такие деньги? И я убил его. Долго выслеживал, пытаясь понять, как и где мне его грохнуть. И нашёл. — В школе. — усмехнулся Шон. — Одной кнопкой я выключил все камеры видеонаблюдения, подловил его в туалете, он там курил, застал врасплох и ударил ножом в сердце, тем же, которым пытался прикончить Тома Филлипса. Но о нём в самом конце. — улыбнулся убийца, по-другому язык не поворачивался назвать. — Распятие? — нетерпеливо задал вопрос Шон, так как ему было до ужаса интересно, почему именно распятие? Почему именно на мёртвое тело? — А, — махнул рукой мужчина. — Тут всё просто: я не скрываю того, что я религиозный фанатик. Но я не пытаю людей. Для меня это как… — он пощёлкал пальцами в воздухе, пытаясь зацепиться за слово. — Как жертвоприношение. — Значит, вы приносили людей в жертву? — усмехнулся Шон. — Здесь нет ничего смешного. Каждый из них в чём-то провинился. — сказал преступник. — В таком случае нас всех надо убить! Каждый в своей жизни в чём-то обосрался! — воскликнул Шон, забывая о том, что разговор записывается. — Извините, можете продолжать. — он продолжил слушать эти, как их отметил у себя в голове Шон, «бредни сумасшедшего». — Да, собственно, и всё. Причина убийства Сэма — моё родство с ним. — Хорошо. Второе убийство. Владелец книжной лавки. Чем он «провинился»? — язвительно спросил Шон. — Он претендовал на моё место. Мэр серьёзно задумался о том, что меня нужно уволить. — усмехнулся тот. — И вы из-за этого и мэра убили? — Сейчас мы говорим не об убийстве мэра, тем более у его убийства другая причина. — Хорошо. То есть владелец книжной лавки претендовал на ваше место? — неуверенно спросил Шон. — Да, мэр задумывался меня уволить, сместить с должности. — Вы так держались за профессию директора школы? — удивился следователь. — Пока бы меня не повысили. Я хотел пойти дальше, чем директор ничем не примечательной школы, хотя у школьной футбольной команды неплохой капитан… — ухмыльнулся преступник. — Только как же он теперь будет играть? Наверняка в спортивную школу при правительстве его не возьмут с травмой. — убийца продолжал улыбаться. Шон начинал злиться на эту ухмылку и на её обладателя. — Нихрена. — Шон оскалился. — Том заключил с ними контракт, по которому ему предоставят первоклассную медицинскую помощь, и уже в следующем сезоне он выйдет играть. Сначала при спортшколе, а затем выйдет в юниорскую сборную. Это ему гарантировано. Улыбка с лица директора школы спала. — Ох, неужели ты его хотел убить из-за того, что он решился свалить из этой дыры? — ухмыльнулся Шон. — Третье убийство. — коротко сказал преступник. — Хорошо. Хотя причина его убийства мне известна. — Шон наклонился ближе. — Это он пришёл сознаваться в том, чего не делал. Потом, по всей видимости, он решил, что нужно сдать настоящего преступника, а ты его убил. Верно? — Верно. Я общался с ним через записки, но также и следил за ним. Как-то он пошёл в сторону полицейского участка, я сразу понял, что к чему, поэтому убил его. — Как ты смог заставить его сознаться в том, чего он не делал? — Он не просто дилер, он убил нескольких своих собратьев, я и моя видеокамера тому свидетель. За убийство дали бы меньший срок. Ведь к тому времени Гарри Боррен ещё не был мёртв. А так он бы сел на пожизненное. За изготовление и распространение наркотических веществ, он был неплохим химиком, признаю, и за убийство трёх человек. Но он решил во всём сознаться сам и попасть за решётку, но потащить за собой такого ублюдка, как я. — последняя фраза явно была сарказмом. Он явно не считал себя виноватым, а уж тем более не считал себя ублюдком. — Каким образом ты оказался на месте убийства наркоманов их дилером? Явно не просто так. — прищурился следователь. — Явно не просто так. — кивнул убийца. — Я был связан с ним. Он изготавливал мне вещества, а я их распространял в школе, через учеников, которым доверяю. — улыбнулся директор. Шон бросил взгляд на зеркало-шпион, с другой стороны которого стоял человек, с неподдельным интересом и нескрываемым отвращением наблюдающий за ходом допроса. Поняв, что полицейский ничего отвечать не собирается, директор продолжил: — Я пришёл за веществами, а тут на тебе! Трое новых лиц. Я сразу понял, что их жизнь закончится через пару минут, а у меня была с собой видеокамера, для конкурса чтецов снимали видео, но не суть. Так вот, я заснял то, как Стюарт убивает троих «братьев по дозе». Как понимаете, это мне пригодилось. Шон кивнул. Человек за зеркалом нахмурился. — Хорошо. Четвёртое убийство. Мэр города — Дэн Миллер. Причина убийства в том, что он хотел тебя убрать с должности директора, тем самым разрушив твою карьеру? — Почти. — улыбнулся преступник. — Если бы он меня уволил, то я запросто бы нашёл работу в другой школе, в другом городе. Чтобы вам был понятен мой мотив, я вам расскажу о пятом убийстве. — Мэдди Хьюстон. — сказал Шон. — Да-да, понимаете, Шон, у нас с ней были… Весьма необычные отношения. — сказал убийца. Шон кивнул. — И Миллер как-то увидел нас вместе, мы были в машине тогда. Ну и мэр обо всём догадался. Не идиот ведь. С Мэдди было говорить бесполезно, она молчала, естественно по моему приказу. Поэтому он пришёл ко мне тогда, перед балом, сказав, что после разговора со мной пойдёт к её семье — разъяснять ситуацию. С такими обвинениями меня бы и близко к школе не подпустили, о посте директора в таком случае можно было забыть. Это серьёзно могло навредить моей карьере. Я знал, что он придёт ко мне, поэтому я заснял то, как сижу несколько часов за долгой работой, за день до убийства, а затем подменил запись в специальной программе, установленной на посте охраны. Тем самым, дни поменялись местами, в день убийства я ушёл поздно — по камерам. На деле же ушёл я практически сразу за Дэном. — Вот почему он пошёл в ненавистный ему богатый район. — отвечая на мучавший вопрос, сказал Шон. Директор кивнул. — Я догнал его, убил, дотащил до школы и распял. К слову, Мэр дал мне неплохой отпор. — он указал на длинный шрам на руке, идущий от бицепса до запястья. — На следующий день я убил Мэдди у неё же дома, на её же вечеринке. — он усмехнулся. — Я долго думал, как же мне попасть в дом незамеченным, а тут раз! Мишель Лайт, задыхаясь от дыма, открывает окно, а затем не закрывает. — человек за стеклом поморщился, выдавая своё отвращение, только непонятно к кому, к убийце? Или к Мишель Лайт за неосторожность? — Я подождал, пока людей станет меньше, накинул капюшон толстовки, стал похожим на обычного подростка, пришедшего выпить бесплатно, конечно, если не смотреть на моё лицо. — он всё ещё усмехался, вероятно над тем, как всё повернулось. — Я забрался к ней в комнату, пока она наводила марафет, затем убил её и скрылся. — он вздёрнул плечами, будто поёжился, а затем сказал, — Катрина Мэддис чуть меня не заметила, она, вероятно, заметила тень, выпрыгивающую из окна, но уже была пьяна, к тому же, она хотела найти Мэдди, поэтому наверняка даже не обратила внимания. Шон кивнул. — Ты считал, что Мэдди может проболтаться? — Считал. — сказал директор. — Алекс. — С ним всё просто: он меня задолбал. Когда этот парень учился в школе, то вечно кидал неприятные слова в мою сторону по поводу религии. Уже закончив школу, он при виде меня морщился и шипел что-то вроде «религиозная крыса» или ещё что-нибудь в этом роде. Поэтому я убил его. Как букашку. Прихлопнул. Написал сообщение о том, что жду его у входа на стадион. Он пришёл, я отвёл его в сторону от стадиона, чтобы как можно меньше людей увидели или услышали нас, заговорил ему зубы и неожиданно нанёс удар ножом в сердце. Он умер со словами: «Так и знал, что это ты, церковная крыса». Затем во время игры я отнёс труп к табло, благо там стенка, неудачная планировка, я спрятался за неё, распяв тело Алекса по табло. Со всех сторон незапланированные архитектором, но запланированные строителями стены, которые закрыли меня от людей. Шон нахмурился и сказал: — Тебе его брата не жалко? Тебе его друзей не жалко? — спросил следователь с явной ненавистью в голосе. Тот лишь пожал плечами. Человек за стеклом схватился за уши, закрывая их. Но в допросной этого не увидели. — Ладно. Александр и Элисон Харрис. — сказал Шон, выкладывая фотографии. — Старые счёты… — хмыкнул убийца. — Как же я любил Элисон, обожал, а она выбрала этого студентика полицейской академии в своё время. А я её продолжал любить. Когда она вышла за него, когда у них родился сын, когда этот сын в первый раз пришёл в школу. КАЖДЫЙ РАЗ, КОГДА Я ВИДЕЛ ИХ СЫНА Я ВСПОМИНАЛ О ТОМ, КАК ЖЕ СИЛЬНО Я ЛЮБЛЮ ЭЛИСОН! НЕ ЭЛИСОН ХАРРИС, А ЭЛИСОН НАЙТ! НЕНАВИЖУ ЭТУ ФАМИЛИЮ! ХАР-РИС. — и тут-то эта маска лопнула. Его лицо… Лицо настоящего психа. — Я решил, что она недостойна моей любви. Но убивать только её? Я хотел отомстить этому полицейскому! — И хотел отомстить ни в чём не виноватому Мэду? ЭТОТ ПАРЕНЬ РАЗБИЛСЯ НАСМЕРТЬ! ПОНИМАЕШЬ ТЫ ИЛИ НЕТ? ОН ЛЮБИЛ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ, А ОНИ ЛЮБИЛИ ЕГО! НО ПОЯВИЛСЯ ТЫ СО СВОИМ ЧУВСТВОМ СОБСТВЕННОГО ДОСТОИНСТВА И ЖЕЛАНИЕМ УБИТЬ ПОЛМИРА! ОН СЛОМАЛСЯ! СЛОМАЛСЯ! А ЗА НИМ СЛОМАЛАСЬ И ДЕВЧОНКА, ЧТО БЫЛА ДО БЕЗУМИЯ В НЕГО ВЛЮБЛЕНА! ОНА ПОКОНЧИЛА С СОБОЙ ИЗ-ЗА ЕГО СМЕРТИ! ТЫ ПОТЯНУЛ ЗА ХАРРИСАМИ ЕЩЁ ДВОИХ ПОДРОСТКОВ! — Шон выдохнул, а затем сказал, оглянувшись на стекло, за которым человек крушил всё, что видел, слёзы лились из глаз, но человек продолжал пристально слушать допрос. Директор замолк. — Поддались слабостям. — махнул он рукой. — Они слабые, раз сломались. А слабым не место в этом мире. Шон снова посмотрел на зеркало, по другую сторону которого человек кричал: — ДА ЧТО ТЫ НЕСЁШЬ! ТВАРЬ! УБЛЮДОК! НЕНАВИЖУ! Шон внутри себя просил, вспоминая их уговор с человеком. «Умоляю, не мучай себя. Уходи. Тебе же плохо». Но человек и не думал уходить. Только стоял по середине допросной и сжимал кулаки, осматривая костяшки, которые были разбиты в кровь. — Я их убил точно также. Только сначала я убил Александра, дабы показать Элисон, насколько он слабый. Она же ничего мне не сказала, только дала понять взглядом, что готова умереть. Я и убил её. Распял тела на дверях их же дома. Шон громко выдохнул, как бы говоря, что он рад, что всё это закончилось. — Мне осталось жить два месяца, поэтому мне нечего терять. — решительно сказал преступник. — Что? — резко спросил Шон. Человек, который стоял по другую сторону стекла всхлипнул. — Убийство моего сынка-неудачника-наркомана не было первым убийством для меня. — спокойно сказал он. — Оно было четвёртым. Шон кашлянул, пытаясь избавиться от кома, застрявшего в горле. — Четвертым? — удивился Шон. Но убийца проигнорировал его, начав свою исповедь. — Я сразу понял, что наркотики будут хорошо расходиться среди школьников. Несколько учеников их распространяли по школе, получая от меня по 15$ в день и дозу в придачу. Но однажды один парень решил помешать мне. Это было четыре с половиной года назад. — от этой фразы человек за стеклом пошатнулся. — Тони Лайт. Умный, решительный, грубый, честный. Эти качества помогли ему добраться до правды. И вот однажды ко мне прибегает один из распространителей и говорит о том, что некий парень с коллекцией ножей за пазухой выудил у него всю информацию, нанося глубокие порезы. Да, шрамы действительно были. Я сразу убил распространителя. Это был Джейсон Кларк. Неприметный ученик выпускного класса 2006 года. — Шон слушал с замиранием сердца, а человек за зеркалом шептал что-то, а что он шептал, понятно только ему самому. — Затем мне нужно было убить Энтони Лайта. Они тогда только отпраздновали день рождения его сестры в кафе, я проследил, с какой стороны сел Тони, затем сел в машину, догнал их и подрезал на дороге. Крис Лайт не справился с управлением, и машина полетела в кювет именно той стороной, с которой сидел Тони. — спокойно, будто рассказывает сказку на ночь, говорил преступник. Человек за стеклом выбежал из комнаты, находясь в сильнейшей истерике. Врачи, что охраняли преступника с ранением на ноге, подбежали к девушке, сразу же ввели в её организм сильную дозу успокоительного, но это не помогало. Мишель даже не дослушала про третье убийство. — ЭТА ТРАРЬ УБИЛА МОЕГО БРАТА! УБИЛА МОИХ ДРУЗЕЙ! — не переставала кричать Мишель. Шон слышал всё это. Как же он хотел сейчас выбежать из допросной, чтобы успокоить девушку, которая лежала на полу в приёмной и чуть ли не билась в конвульсиях, рыдая. Успокоительное совершенно не помогало. Шон сказал, скрипя зубами: — Третье. Третье убийство. Убийца медлил, как бы издеваясь над следователем. Тогда Шон не выдержал и приставил к его рту пистолет. — Быстро! Говори тварь! Третье убийство! — его уже не заботило то, что допрос записывается. — Кэтти Милвуд. — коротко сказал он. — Была когда-то отличницей, ходила по всем секциям. И музыкальная школа и художественная школа, танцы, актерское мастерство. А потом она втрескалась в Мэда Харриса. Вот незадача. Правда? Он видел в ней некого ангела, желая разрушить её. Она добровольно согласилась на разрушение, пришла к Сэму за наркотиками. Через два месяца все секции были брошены, в школу она ходила редко, только когда не была под воздействием веществ. Затем я её подпустил ближе, она стала распространителем, и всё было хорошо… До одного момента. Ученики приносили мне деньги, вырученные за день, она стала приносить гораздо меньше денег. Хотя наркотики у неё продавались очень хорошо. Только потом я понял, что они не продавались, а употреблялись ей же. Такой сотрудник невыгоден, но оставлять её в живых было опасно. Я всё сделал под передоз. Мы вместе употребляли, только я заменил свой пакетик с порошком на пакетик с сахарной пудрой, а у неё был сильный наркотик. Она слишком увлеклась. Я её не накачивал. Просто ушёл, когда понял, что она мертва. Конечно, спасти её можно было, но к тому времени, когда её нашли её родители, она была мертва уже как шесть часов. Шон громко выдохнул, а затем сказал: — Ты до конца своей жизни будешь гнить за решёткой. — прошипел он. Преступник улыбнулся. — Нет. Я умру через два месяца. Так сказали врачи. — он улыбался, словно бешеный или сумасшедший, от его улыбки становилось страшно. — Том Филлипс — напомнил Шон. Преступник закатил глаза. — Благодаря ему нашей школе обеспечили финансирование, следовательно подняло зарплату. Том тянул команду, без него финансирование прекратится, потому что без него не будет результатов. Я не хотел его убивать, но хотел покалечить, чтобы его никуда не взяли. Следователь нахмурился, но ничего не сказал, уже не было сил. В допросную зашёл судмедэксперт и протянул Шону бумагу. Следователь улыбнулся, так, словно получил миллион, ничего не делая. Он протянул лист бумаги преступнику, а судмедэксперт скрылся. Глаза убийцы побежали по строчкам, а затем он закричал, отчаянно, в его крике слышался страх, даже ужас. — Но как?! — продолжал кричать директор. — Врачи, принимающие у тебя анализы, ошиблись. У тебя ранняя стадия рака, не поздняя, как говорилось в твоей медицинской карте. — Шон наклонился ближе и схватил преступника за кофту, притянув к себе. — Я лично поставлю возле твоей камеры охрану, чтобы ты ничего с собой не сделал. Ты будешь мучительно доживать остатки твоей никчёмной жизни! Уж я об этом позабочусь! — прошипел Шон, а затем нажал на кнопку. В допросную зашли два полицейских. — Забирайте. — коротко сказал Шон. На руках директора надёжно закрепили наручники, заломив руки за спину. — Можно нас поздравить! — обычно хмурый полицейских улыбался во все тридцать два. — Мы получим очень хорошую характеристику за раскрытие такого дела! Шон, — он обратился к мужчине, который опустил голову на стол. — Почему ты не рад? Шон поднял на него глаза, в которых полопались капилляры от недосыпа, Шон потерял свой загар, теперь его лицо было похоже скорее на маску. — Чему ты рад? — спросил Шон, подходя к коллеге. — Чему ты рад, Фрэнк? Тому, что этот ублюдок убил одиннадцать человек! Два подростка мертвы. Тому, что Тому Филлипсу теперь нужна психологическая помощь, как и его друзьям? Ты видел лицо Мишель два месяца назад, когда они попали к нам за вандализм? Она светилась. Она так светилась! Она была счастлива! Ей было искренне плевать на то, что она сидит в приёмной отделения полиции. Они смеялись с друзьями и родителями, подшучивали друг над другом, а затем все вместе уехали. А сейчас… — он указал рукой в сторону сидящей на полу девушки, дрожащей от любого прикосновения, она была укутана в плед и держала чашку с горячим чаем, который из-за трясущейся руки выплёскивался из ёмкости. Её лицо было бледным, глаза красными от слёз и недосыпа, от девушки веяло сигаретами, она скурила за ночь две пачки. Взгляд её был пустым, не было прежнего озорства, прежней ехидной ухмылки. Только плотно сжатые губы и лицо, не выражающее эмоций. — Так что не нужно радоваться этому, если ты не эгоист. Хотя я вижу по твоему лицу, что тебе важны только заработанные деньги, тебе плевать на всех жертв и людей, которые сейчас в таком же состоянии, что и Мишель Лайт. — он брезгливо поморщился и пошёл в сторону девушки, сел на корточки напротив неё и заговорил: — Милая, может, ты пойдёшь домой, отдохнёшь? — тихо заговорил Шон. Мишель, казалось, только сейчас обратила на него внимание. — Тони… Алекс… Мэд… Мэй… Мог быть и Том… — у неё снова началась истерика. — НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! ОН УБИЛ ТЕХ, КТО БЫЛ МНЕ ДОРОГ! ПОЧЕМУ ИМЕННО ОНИ? ПОЧЕМУ? ОНИ НИ В ЧЁМ НЕ ВИНОВАТЫ? — кричала она, упираясь руками в грудь Шона. Шон прижал девушку к себе. — Я тебе обещаю, он понесёт наказание, я тебе обещаю… — шептал он. Шон не знал, сколько они так сидели, может минут пять, а может несколько часов, пока не позвонил телефон Мишель. — Алло? — спросила девушка. — Как сегодня? — в её глазах появилось удивление и беспокойство. — Через сколько? Хорошо, я буду через пятнадцать минут. — протараторила девушка. — Шон… — в её глазах заблестели слёзы. — Вы бы не могли отвезти меня на поле за холодным лесом? — с надеждой спросила Мишель. — Что-то случилось? — спросил Шон. — Том уезжает через два часа. Мы бы хотели с ним и Карлом устроить небольшой пикник на поле. — выдавила из себя улыбку девушка. — А, хорошо, поехали. Даже глазом моргнуть не успеешь, как мы будем там. — улыбнулся следователь, открывая дверь на улицу. — Проходи. Действительно, они очень быстро доехали, за минут восемь. — Вы пренебрегаете правилами дорожного движения? — съязвила Мишель, понимая, что Шон ехал сот скоростью 110 км/час, когда допустимое значение 60 км/час. — Рад, что ты язвишь. — улыбнулся мужчина. — Значит, всё будет хорошо. — Надеюсь. — улыбнулась Мишель. — А вы уезжаете, получается? — поинтересовалась девушка. — Да, — хмыкнул Шон. — Через два дня. Уже, можно сказать, на чемоданах сижу. Мишель улыбнулась. — Спасибо вам… И извините за то, что мы вас сначала не восприняли всерьёз. — девушка не хотела встречаться взглядом со следователем, поэтому смотрела куда угодно, но только не на собеседника. Шон улыбнулся. — Я рад, что познакомился с такими ребятами, как вы. У меня не было в школьное время таких друзей, поэтому мне даже немного завидно… Вероятно, это наша последняя встреча, поэтому я хочу взять с тебя обещание напоследок. — Какое? — нетерпеливо спросила девушка. — Обещай, что, чтобы не случилось в твоей жизни, ты будешь улыбаться, у тебя заразительная улыбка, она светится, ты светишься как солнышко. Обещаешь? Мишель помолчала с минуту, а затем, увидев двух друзей, один из которых на костылях, сказала: — Обещаю, Шон, чтобы ни случилось, я не буду унывать. Обещаю. — девушка улыбнулась на прощание и вышла из автомобиля. — Удачи, Мишель. — крикнул Шон вслед. — И тебе!

***

— Почему решил на день раньше ехать? — без приветствия спросила я. Том хмыкнул. — Меня там ждут, подлатают хорошенько. В Лос-Анджелесе хорошая медицина. — улыбнулся Том. — Мой отец хороший врач. — сказала я. — Он хирург, а не травматолог. Он зашил мою рану, за это я ему благодарен, а остальным лечением будут заниматься врачи спортшколы. Я. Так. Решил. — последнюю фразу он выделил по словам. — Хорошо, Карл, ты принёс что-нибудь съестного? — обратилась я к парню, который нервно топал ногой. — Тут несколько бутербродов и чай в термосе. Том так неожиданно позвонил, что я толком ничего и не успел. — протараторил парень. — Расслабься. — я махнула рукой. — Всё в порядке. Нам не нужно обжираться, тем более Тому ещё несколько часов трястись в поезде, а Том у нас, как известно, не особо любит уборные в поездах. — я усмехнулась, глядя на парня, который пытался усесться на плед с помощью костылей. — Чудик, давай помогу. — я аккуратно усадила друга на мягкий плед. — Спасибо… — смутился Том. — Не за что. — спокойно сказала я и начала уплетать бутерброды и запивать из горячим чаем, так как кроме таблеток успокоительного и никотина в моём желудке ничего не было. — Что ты узнала на допросе? — прямо спросил Карл. Было видно, что его очень мучает этот вопрос. — Ничего нового кроме того, что до убийства Сэма, который являлся его сыном, он убил трёх человек. — сказала я, делая вид, что мне всё равно. — ЧТО?! — воскликнули парни. — А ещё директор нашей школы распространял наркотики среди учеников. — Так, Мишель, давай по порядку. — сказал Том, отложив бутерброд. Я осторожно кивнула. — Тот убитый дилер был неплохим химиком и изготавливал наркотики, которые продавал директору. Тот, в свою очередь, распространял наркотики среди школьников. Но в один момент один мальчик решил ему помешать. — Кто это был? — Энтони Лайт. — прохрипела я. — Мишель… Если не хочешь, не рассказывай. — Карл легонько меня обнял. — Всё в порядке. Так вот, брат решил ему помешать, поймал одного из разносчиков и выпытал всю информацию у него. Тот, в свою очередь, сразу же прибежал к директору, рассказав всю ситуацию. Тот его сразу и убил. А затем подстроил автомобильную аварию так, чтобы Тони не выжил. — хотелось разрыдаться, но не получалось. Скорее всего потому, что мой годовой запас слёз был исчерпан за пару дней. Кэтти Милвуд умерла от передоза, который устроил ей директор из-за того, что она не продавала товар, а употребляла сама. Всё остальное вы знаете. — нет, запас не истрачен. Осталась одна единственная слезинка, которая потекла по щеке, а затем упала на плед. Ребята молчали. — Знаешь, что он хотел тебя покалечить только для того, чтобы тебя не взяли в спортшколу? — спросила я. — Так мою поезду и так отсрочили. Я должен был уехать ещё две недели назад, но из-за всех событий я попросил пару недель. — хмыкнул Том. — Ты уже попрощался с мамой? — спросила я, глядя на чемодан, стоящий рядом. — Ага, она спокойно меня отпустила, даже выдохнула, наверное. — сказал Том. — Он весит как два Тома. — буркнул Карл, которому пришлось тащить чемодан через лес, так как Том этого сделать не мог в силу травмы. — Ты герой этого города, Том. — улыбнулась я, только по лицам ребят поняла, что эта улыбка была невесёлой. Том сморщился. — Брось. — Теперь всё будет хорошо. — сказала я, а ребята слегка кивнули, будто сомневаясь в этом. Мы ещё какое-то время разговаривали обо всём, а потом Том, глядя на часы, сказал: — Через двадцать минут поезд. — Опаздываем. — Ага. Я набрала номер, чтобы заказать такси к лесу. — Через лес придётся идти, будешь корячиться, Том. — усмехнулась я, помогая подниматься парню. — Смешно. — буркнул Том. Карл взял один костыль себе, другой взяла я, каждый свободной рукой придерживал Тома, чтобы он не упал, пока будет прыгать по лесу на одной ноге. Из двадцати минут мы потратили десять на прыганье Тома по лесу, так как водитель побоялся ехать сюда. Оно и верно. Люди ещё не отошли от тех двух месяцев, что казались двумя десятилетиями. За восемь минут мы доехали до вокзала, попросили водителя нам помочь и донесли Тома до поезда, который отправлялся меньше, чем через минуту. Я хмыкнула, когда Том кое-как забрался в вагон. — Ну, пока что-ли. — усмехнулась я, глядя на такую же усмешку на лице Тома. — Не забывай нас. — улыбнулся Карл. Том лишь кивнул. — Выиграй сраный чемпионат мира в роли капитана, ты помнишь, что обещал мне билет? — спросила я. Том рассмеялся. — Помню, Мишель, я всё помню. — улыбнулся парень, опираясь на костыли. — Попрошу вас отойти от вагона. — сказала девушка. — Поезд отправляется. Уже через несколько секунд двери закрылись и мы увидели в одном из окон лицо друга, который нам махал на прощание. — Прощай… — прошептала я. — Думаешь, он послушает меня? — спросил Карл. — Нет, конечно. Ты же видел, в каком он был состоянии, когда попал в больницу, у него был шок и ему нужна психологическая помощь. Он постарается забыть убийцу, который чуть не положил конец его жизни, но тогда ему придётся забыть город, это означает — забыть нас. И мы не должны быть обижены на это. Тони бы сказал нам, что мы грёбанные эгоисты. — Думаю, ты права. — грустно улыбнулся Карл, вероятно, осознавая, что друга он, наверное, больше не увидит, а если и увидит, то больше никогда не будет так общаться, как общались раньше. — Пойдём домой, Карл. Посмотрим фильм какой-нибудь. — предложила я. — Пойдём. — сказала Карл.

***

Я попросила Лесли, маму Мэй, похоронить свою дочь рядом с Мэдом. Сегодня я пришла в первые к ним двоим на могилы. — Ну привет. — хмыкнула я. — Мой брат, наверное, получил инфаркт, увидев вас двоих там, рядом с собой. Надеюсь, что он вам навалял. И да, Тони, если ты слышишь меня, то вот что — Ты грёбанный щенок с синдромом героя. Нет, чтобы позвонить в полицию. Нет, чтобы привлечь кого-то взрослого, НЕТ, НАДО ИДТИ ПРОТИВ ШАЙКИ ПРОЦВЕТАЮЩИХ НАРКОМАНОВ! Небо было ясное, но на меня капнули капельки воды. — Хватит плеваться, Тони! — прошипела я, а небо еле слышно грохотнуло. — Вы там ржёте надо мной? Вы охренели? Сами сдохли, а мне тут сидеть и оплакивать вас? Да пошли вы! Мэд и Мэй, вы бы мне хоть «спасибо» сказали, благодаря мне вы теперь будете гнить вместе. Вообще я пришла сказать о том… Что я по вас скучаю… — я вздохнула. Капельки прекратились. — Том уехал, Майкл тоже, Карл зашивается на работе, зачем-то собрался увольняться, поэтому пашет последние две недели. Наверное, ему надоело тащить отца на своей шее, ну оно и верно, пошёл он со своим алкоголизмом. — я посмотрела на небо. — Я не знаю, что делать. Я так хочу после уроков зайти в свою комнату, где вы меня будете ждать, находясь на своих привычных местах. Карл и Том на полу, Мэй на моей кровати, Мэд на подоконнике, а ты, Тони, на своём излюбленном кресле с той выпирающей пружиной и с книгой в руках. — я хмыкнула. — Тони же так и не предупредил нас о том, что из-за этой пружины можно запросто поцарапать задницу. Мэд этого не знал, помню как он орал, держась за пятую точку, проклиная это кресло. Точно, Майкл это тогда даже снял, видео, конечно же, потерялось, наверное, пять лет с того момента прошло. Кто ж знал, что всё так будет… — я медленно поднялась с земли, встала между двумя могилами и сказала: — Надеюсь, вы рады, двоечники, что вам не придётся оставаться на второй год. Вам бы никто больше не смог помочь, Том бы в любом случае уехал в свой Лос-Анджелес, кто бы вам давал списывать? — я усмехнулась. — Знайте, что я больше никогда сюда не приду, будете гнить под землёй в компании друг друга, без моего бубнежа над вами. Прощайте. Встретимся через лет семьдесят там. Я не вы, умирать — так только в старости от какой-нибудь старческой болячки. Но никак не в неполные восемнадцать. — я пошла в сторону выхода с кладбища, ни разу не обернувшись.

***

После того, как Том уехал, прошло две недели. Я сидела на старых качелях, среди недостроенных домов, которые, по всей видимости, забросили. Впервые в жизни я серьёзно задумалась о будущем. Куда хочу уехать после школы, куда хочу поступить, чего от жизни в принципе ожидаю. В одном я была уверена точно, я хочу жить во Франции. В детстве это была мечта, а сейчас своего рода жизненная цель. Я вспомнила разговор с братом пять лет назад:

***

— А какая у тебя мечта, Тони? — как же я любила задавать этот вопрос людям. Я всегда от и до запоминала их мечты, чтобы через много лет спросить, стала ли эта мечта реальностью. — Ты забыла правило? Мечта не сбудется, если о ней кому-то рассказать. — буркнул Тони, кинув ножи на кровать. — Давай так: мы одновременно скажем наши мечты, хорошо? — я пошла на сделку. Тони задумался на долю секунды, а затем сказал: — Хорошо. На счёт три. — Раз. — Два. — Три. — Переехать во Францию. — одновременно сказали мы и уставились друг на друга, удивившись схожести наших мечт. — Франция падёт, если ты туда переедешь. — грубо бросил брат. — Взаимно. — так же грубо бросила я.

***

Из воспоминаний меня выдернул голос Карла, который уже минуты три пытался до меня докричаться. — Мишель! Ты меня слышишь? Мишель! Ты что, оглохла? — не переставал кричать Карл. — А, что? — я отбросила окурок сигареты в сторону, предварительно потушив. — Ты чего тут одна сидишь? — Думаю. А как ты меня вообще нашёл? — я подняла голову на парня и только сейчас увидела его серьёзное лицо, никогда его таким не видела. — Ты моя лучшая подруга, я знаю тебя лучше, чем себя самого. Было не трудно догадаться, куда ты пойдёшь в подавленном состоянии. — Я не в подавленном состоянии. — прошептала я, но Карл услышал. — Лжёшь. — Что ты хотел? — перевела стрелки я. — Сказать кое-что… Посоветоваться… — сказал Карл, слегка запинаясь в словах. — Говори. — сказала я, вытащив ещё одну сигарету. Парень громко вздохнул, собираясь с мыслями. — Помнишь, в мой день рождение мы отправили фотографию моей картины на выставку? — осторожно спросил Карл. Я кивнула. — Так вот, чуть больше двух недель назад мне написали с академии искусств. — я замерла, услышав эту фразу. — Им очень понравилась картина и они попросили выслать им ещё моих работ… Я выслал. Они им тоже понравились и мне предложили доучиться в школе при этой академии, в Чикаго. Если я окончу её, меня сразу возьмут в академию без экзамена. Так вот, как ты думаешь?.. — я не дала договорить, закрыв ему рот ладонью. — Вали. — Что? — Вали. Это твой шанс выбраться из этого дерьма. — Но как же… — Как же кто? Отец твой, которому ты не сдался? Брат, который по уши в бизнесе? Но как же кто? А? — Ты. Я замерла, не в силах сказать и слова, но спустя долгую, мучительную минуту произнесла: — Я буду в порядке. Не нужно за меня переживать. Мне не пять лет. Карл явно нашёл долю сомнения в моих словах. Я схватила его за плечи. — Я не пропаду, Карл, уж во мне не сомневайся. Ему не оставалось ничего, кроме как кивнуть. — Я знаю, что ты уже купил билет. По глазам вижу. Не нужно мне говорить дату и время отбытия. Ты тогда не уедешь вовсе, да и я не хочу реветь, как Мэй над «Титаником». — улыбнулась я. — Но… — До встречи, Карл. — я легонько оттолкнула парня от себя. Но Карл резко дёрнулся в мою сторону, а затем крепко обнял, сжимая моё пальто. — До встречи, Мишель. — он также резко отстранился и побежал, не оглядываясь. Я только кивнула, одобряя его действия. У него всё будет хорошо. Как оказалось позже, уехал Карл этой же ночью.

***

До Рождества оставалась неделя. Как я и говорила, люди украсили дворы и дома. Ученики под руководством учителей украсили школу к Рождественскому балу, а директор сидел за решёткой. Всё было довольно неплохо. Плохо было мне. Я сидела за столиком, рассчитанным на пятерых, и проводила снова и снова по буквам, написанным стойким маркером. «Оптимизм» — это диагноз». И подпись:

Оптимисты из пятого класса.

Шесть с половиной лет прошло, а этот столик всё ещё не занимал никто, кроме нас. Даже сейчас, когда пятёрки больше не существует, столик всё ещё ждёт единственного человека. Сзади кто-то подошёл. — Привет, Мишель. — поздоровалась блондинка. — Жить надоело, Катрина? — скучающе спросила я. — Я просто хотела поговорить, Лайт, не покрасней от раздражения, оно тебе не к лицу. — девушка нагло уселась за столик. — Уборщица до сих пор вас проклинает за это творчество. — она указала на надпись. — Чем вы её написали, что ни одно моющее средство не может её оттереть? — Маркером. — пожала плечами я, а Катрина прищурилась. — Походу надпись держится на вашей дружбе. — сказала она. — Нет больше дружбы. — Помой рот с мылом, Лайт. Я никогда не видела такой дружбы, как у вас. — она наклонилась ближе и прошипела, чтобы никто не услышал. — Я вам завидую. Я смогла однажды влиться к вам, но грубо обосралась, растрепав по округе всё, о чём вы говорите, и я раскаиваюсь в этом. Ты, ты та, на ком держалась пятёрка, и мне больно смотреть на то, как ты себя разрушаешь. Ты думала, я не заметила, что ты на уроки чуть ли не в стельку приходила? Да от тебя дымом и алкоголем несёт за километр. Это и вправду и раньше было, но пила ты немного и в компании, а сейчас ты подвергаешь себя алкоголизму, Мишель. Ты прекрасно знаешь, как Карл переживал об отце, который попал в реанимацию, когда его печень находилась на грани, и ты прекрасно знаешь отношение Кассандры к пьющим. Если они узнают, что ты с собой делаешь, то тебя возненавидят, уж поверь мне. Ты всегда заставляла уважать себя, а сейчас ты просто жалкая, докажи, что ты можешь нормально жить без друзей. Они не твоя личность, они — твой опыт. Да, опыт грустный, но у вас было столько прекрасных моментов в жизни, помни эти моменты, Мишель. Не живи только ребятами, в мире столько всего, исполняй свои мечты, строй планы, улыбайся почаще, у тебя прекрасная улыбка, Мишель. Она заразительна. — Катрина встала, выпрямила складки на платье и ушла, не услышав от меня никакого ответа. Я же, оставив трапезу, побежала в уборную. — Только ты, пожалуйста, не унывай. — сказала я, смотря в отражение зеркала. Та, кого я видела смотрела на меня пустым взглядом полным слёз. Худое, бледное лицо, яркие синяки от недосыпа, капилляры, которые были всё такими же полопавшимися. Я облокотилась на раковину. — Так ведь не должно продолжаться… — прошептала я, опустив голову, чтобы не видеть своего отражения. Через пять минут я уже выходила из школы, закутавшись в тёплую куртку. — Мишель! — прокричали три голоса, два их которых были с непонятным акцентом. Я обернулась. Какого же было моё удивление, когда я увидела маму Мэй и румынскую пару, которые буквально бежали за мной. — Здравствуйте… — испуганно прошептала я. — Мишель, тут такое дело… — сказала Лесли. — Мэд и Мэй задолго готовят подарки каждый год, думаю, ты об этом знаешь. А Том и Карл перед тем, как уехать, тоже занесли подарки тебе. Поэтому вот, — она протянула мне четыре пакета. — С Наступающим Рождеством, Мишель. — её лицо было грустным, хотя она и постаралась улыбнуться. — С Рождеством! — с сильным акцентом прокричали румыны. Я стояла, не в силах двигаться и смотреть куда-либо, мой взгляд был прикован к ярким пакетам. — С-спасибо… — прошептала я, на что троица улыбнулась и, не прощаясь, ушла восвояси, будто её и не было. Я бежала домой со всех ног, крепко прижимая пакеты к себе. Не разуваясь, я побежала к себе в комнату, чтобы открыть подарки. — Мэд… — прошептала я, взяв в руки чёрный с блёстками пакет. Там находилась чёрная толстовка с эмблемой его музыкальной группы и записка: «Так будет выглядеть мерч. Ты первая, кто будет его обладателем. С Рождеством!» Первая слеза попала на толстовку. Я быстро смахнула слезу одним движением, а затем примерила подарок. Толстовка была слегка мне велика, вероятно, Мэд так и не смог запомнить мой размер одежды, а может толстовка в стиле «oversize». Дальше был подарок от Мэй. Красивая цепь из серебра, не цепочка, а цепь, довольно плотная, поэтому я удивилась, когда узнала, что это не сплав. Я сразу же примерила цепь, с толстовкой она очень хорошо сочеталась, было ощущение, что я собираюсь идти на концерт. — О-ооо… — протянула я, доставая из пакета подарок Тома. Строгое чёрное пальто. Том был свидетелем того, как я глазела на данную модель верхней одежды в торговом центре. Он тогда вернулся в тот бутик через два часа, сообщив, что забыл купить те носки, которые ему очень понравились, и сказал нам не идти с ним, а подождать в кафе. Пришёл он с чёрным, матовым пакетом. Мы тогда просили показать ему, что он ещё прикупил, слишком уж был набит пакет, но Том сказал, что покажет позже, ну а мы со временем забыли. Я сверху на толстовку накинула пальто. Тепло. Даже жарко, так как в доме горел камин. Самым последним я открыла пакет Карла. — Ты знал, что нужно мне, а прежде всего, моей кошке. — я достала несколько свитеров, предназначенных для кошки и небольшие носочки для неё же. Я сразу же напялила синий свитерок и фиолетовые носочки на нее, а затем увидела на дне пакета небольшой листок, сложенный вчетверо. Я развернула его и рассмеялась. На листке нарисована моя комната точь-в-точь, а на кровати сижу я, в толстовке от Мэда и в накинутом пальто от Тома, на моей шее блестит цепь от Мэй, а рядом спит кошка в синем свитере и фиолетовых носочках. Я сижу с листком бумаги, смеясь. Карл в точности предугадал эту сцену. — Всё же Катрина была права, когда советовала мне вымыть рот с мылом. Наша дружба существовала. Существует. И будет существовать. Даже когда мы умрём. Навсегда останутся те вырезанные на дереве буквы, те слова, написанные на столике в столовой. Наша дружба не имеет срока годности. За это я люблю нашу дружбу. Люблю вас. — прошептала я, глядя на пустые подарочные пакеты.

***

Прошло полгода. В середине июня мне приспичило убраться в комнате впервые за полгода. Что я только не нашла: две полных пачки сигарет, (лучшая новость дня, мне не придётся идти через весь город в магазин, в котором не работают знакомые моих родителей), куча тетрадок с текстами на французском, которые я писала, чтобы как можно быстрее освоить язык, множество переводных татуировок из-под жвачек, (серьёзно, я насчитала более ста), в последнюю очередь мне попался альбом с фотографиями. Я села на кровать, чтобы начать листать. О, вот Том учится плавать в пятнадцать, а на заднем плане смеются Карл и Мэд. На соседней странице фотография родителей нашей компании, все поддатые, улыбающиеся, вроде они отмечали то… Хотя я даже не помню, что они отмечали в тот день. На этой фотографии мы с Мэй играем в приставку, а Мэд лежит вниз головой, проверяя, через сколько его стошнит, ведь он выпил четыре банки пива. Том на этом кадре получился размытым, ведь он нёс тазик для Мэда, чтобы тот не испачкал белый ковёр. Кто покупает белые ковры? На другом кадре Майкл пытается зарядить гитарой Алексу по голове, а тот отмахивается барабанными палочками, Мэд же в это время невозмутимо поет. А здесь Карл, в форме официанта, разносит еду по столикам, это была его первая работа, и мы не могли не заявиться к нему в рабочее время, и он всячески притворялся, что впервые нас видит. А тут мы с Мэй спим в обнимку, а Карл на заднем плане пытается показать неприличный жест в камеру, пока Том его отталкивал. Вот Тони со своими ножами. Он тогда не хотел фотографироваться, как впрочем и всегда, но Мэд его не послушал, поэтому Тони решил его припугнуть, вот так в кадре появился нож в детской ладони и с десяток в специально вышитом внутреннем кармане куртки. Кассандра и Фил, пытающиеся завести автомобиль, который передали в их автомастерскую на починку, тоже попали в кадр, это была единственная фотография, сделанная мной. Они так ярко выражались тогда, не понимая, почему ничего не помогает. Они чинили эту машину две недели и не могли понять, что не так. По итогу машина оказалась на переработке, а затем стала грудой металла, ведь они так и не смогли понять, что случилось. Думаю, дело было в авариях, в которые попадала эта машина, их было около тридцати. А эта фотография была сделана на фестивале, точнее после него, когда мы все вывалились на улицу в стельку. Помню, что Фил уснул, усевшись на землю, поэтому нам пришлось его тащить до машины, пока Кассандра делала фотографии, чтобы утром показать Филу, до какого он состояния напился. И показала. Фил бегал за ней два часа, умоляя о том, чтобы она удалила. Но она передала телефон мне, чтобы я их напечатала на специальном принтере. Цитирую: «Мишель, напечатай это произведение искусства, пожалуйста. Я хочу показать этому идиоту через двадцать лет эту фотку». Я смотрела содержимое фотоальбома до тех пор, пока в мою дверь кто-то не начал звонить. — Кому я понадобилась? — спросила я, подходя к двери. Родители по уши в работе, поэтому к ним никто точно не мог прийти. — Привет, Мишель. — улыбнулся Фил. Мои брови непроизвольно поднялись вверх. — Фил? Давно не виделись… — удивилась я, пропуская мужчину в дом. — Как ты? — Да прекрасно! — в его словах не было ни капли лжи или сарказма. — Не буду ходить вокруг да около, мы с Кэс переезжаем в Нью-Йорк. Там будет главный офис компании. Поехали с нами? Ты совершеннолетняя. Ты уже закончила школу. У тебя неплохие оценки и ты можешь поступить в колледж. Так что? — он достал шоколадное печенье из ящика и стал его поедать. — Что? — спросила я, ошарашенная этим предложением. Фил закатил глаза. — Ты гниёшь здесь, Мишель. Ты думаешь, что не видно твоего опущенного взгляда, твоих красных глаз, явную худобу, уже переходящую в недовес. Ты ломаешь себя. А в Нью-Йорке у тебя есть шанс начать новую жизнь! Потом, может, и во Францию переберёшься, кто знает. — Откуда ты знаешь про Францию? — спросила я. — Когда ты пьяная, твой язык теряет кости. — усмехнулся Фил. — Так что, Мишель? Мы поедем на машине, ты с нами? Я подумала минуты четыре, а затем спросила: — Во сколько вы поедете? — Ровно в двенадцать часов ночи. — улыбнувшись, сказал Фил. — Так ты с нами? Я кивнула. — Отлично. Тогда в пять минут первого мы за тобой заедем. Собирай шмотки. — на этих словах Фил вылетел из дома. Я поднялась назад в комнату, обвела взглядом пространство. — Пожалуй, всё же нужно посмотреть на Нью-Йорк. — усмехнулась я, открывая пустой чемодан. Уже через час все нужные вещи были упакованы. Я села за стол, взяла ручку и листок, начав писать небольшую записку для родителей, которые, придя домой, не обнаружат меня и половину моего гардероба. Ещё через полчаса письмо было написано полностью. Я посмотрела на время: 21:05. Ещё нужно кое-что сделать. Спрыгивая с лестницы, ведущей на чердак, я откашлялась. — Кто его закинул на чердак? — спросила я у пустоты, глядя на большого плюшевого слона. — Хочешь вернуться к своему хозяину? Хочешь. У тебя нет выбора. — сказала я игрушке. — Ты заслуживаешь большего, чем валяться в пыли, ты всё-таки мечта одиннадцатилетней Мишель, а предавать детские мечты не очень хорошо. — я быстро отряхнула улыбающегося слона и, обувшись, вышла из дома. На улице шёл дождь, ливень, можно сказать, но он так красиво сочетался с закатом. Я задержала взгляд на садящемся солнце, а затем отвернулась от сильного света. Через полчаса я находилась на кладбище. — Это последний раз, когда я здесь нахожусь. — сказала я вслух самой себе, проходя могилы ребят. — Я вам сказала, что больше к вам не приду, так что идите лесом! — крикнула я. — О! А вот и ты. — могила Сэма была на окраине кладбища, просто горка земли, крест сверху и несколько венков. — Тебя настолько ненавидели, что так похоронили? — удивилась я, ведь я и вправду в первый раз видела могилу парня. — Ладно, не буду ехидничать. Я тут тебе друга принесла. Помнишь его? Ты подарил мне этого слона семь лет назад. Назову его… Джеки. Да, пусть у тебя будет друг, хоть один в твоей жизни… Ты не был плохим парнем, каким тебя считали все, в том числе и я. Просто ты потерялся, наверное, пошёл не по тому пути. Каждый может ошибиться. Да, может. В общем, спи спокойно, Сэм, иногда твоя душа может проснуться, чтобы поговорить с Джеки, только пусть тело не просыпается, зомби нам не нужны здесь. Вот, это всё, что я хотела сказать… А ещё я уезжаю… Навсегда. Вот. Ну, как я уже сказала, спи спокойно, Сэм, надеюсь у тебя там есть всё для того, чтобы чувствовать себя лучше, чем в этом мире. Прощай. — я оставила слона около креста. На секунду мне показалось, что слон мне подмигнул на прощание, но всё же это показалось. Я вышла с кладбища в 22:23. Около одиннадцати я уже была дома. Следующий час я провела в сомнении. «А может остаться?» Нет. Оставаться не нужно. Только не оставаться, тогда я подохну в безмолвной скорби. Тогда ничего не получится. Никакой Франции. Никаких мечт. Ничего. Я насыпала котёнку корма в миску и налила молока. — Прощай, комочек чёрной шерсти. Надеюсь, что ты не принесёшь дискомфорта родителям. Не принесёшь же? — я посмотрела на котёнка так, будто хочу выведать у неё план по завоеванию мира, на что котёнок мяукнул, как бы говоря: «Прощай, человек». Я выключила свет во всём доме, приклеила записку на входную дверь, взяла чемодан и вышла из дома. Может быть навсегда, а может быть и нет. Выйдя за ограждение дома, я увидела подъехавшую машину ярко-красного цвета. За рулём сидела Кэс, а на пассажирском находился Фил. Он вышел из машины, принимая у меня чемодан. — Располагайся на заднем сидении, милая, можешь лечь, если хочешь. — улыбнулась Кэс. Фил упаковал чемодан в багажник и спросил: — Готова? — Готова. — ответила я, вытянувшись на заднем сидении, Кэс усмехнулась, дождалась, пока захлопнется дверь за Филом, и нажала на педаль, машина тронулась. Последнее, что я видела, это табличка при въезде в город: «Добро пожаловать в Сонт». Затем я отключилась, погружаясь в первые за полгода спокойный сон.

***

— Неужели уже успела куда-то слинять? — спросила миссис Лайт, открывая ключом входную дверь. — Мишель? — крикнул мистер Лайт, зайдя в дом. Ответа не последовало. — Крис... Тут записка. — женщина оторвала листок от двери, раскрыв его. — Письмо... Глаза двух родителей забегали по строчкам. «Дорогие родители, не волнуйтесь, со мной всё хорошо. Я уехала. Может быть навсегда, я не знаю. Может быть я просто сбегаю от проблем, от эмоций и чувств? Я не знаю, правда. Но тем не менее я решилась на этот шаг. Я хочу осуществить свои мечты, стать счастливой, за этим я еду. Не знаю, получится ли у меня поступить, получится ли у меня осуществить мечты, получится ли у меня стать счастливой. Но я на пути к этому. Если не получится, то я буду продолжать путь дальше. Ничего страшного. Тони бы сказал, что я поступаю как трусиха, но сказал бы, что это серьёзный шаг и он меня уважает за него. Я знаю, что вы со мной никогда не говорили о брате после его смерти, но я слышала, как вы оба плакали по ночам, а затем выходили на утро так, будто ничего и не было, улыбаясь и спрашивая, что я буду на завтрак. Я знаю, что вы хотели, чтобы я не думала о смерти и у вас получилось, я не зацикливайтесь на ней четыре с половиной года, но сейчас я не могу думать ни о чём, кроме смерти. Поэтому я бегу. От города. От всего, что там находится. Наверное, бегу и от себя. Бегу от вас, и мне ужасно от одной лишь мысли об этом. Я не хочу, чтобы вы меня за это винили. Прошу вас, только не вините меня за это. Я вас очень сильно люблю. И я дам о себе знать, когда пойму, что осуществила мечты и стала счастливой. Ну, а теперь я отправляюсь во взрослую, совершеннолетнюю жизнь. P.S. Не забывайте кормить котёнка».

М. Л.

Миссис Лайт разрыдалась на плече у мужа. Мистер Лайт же пустил только одну слезу, сказав: — Твой брат бы гордился тобой, Мишель. И мы гордимся. У тебя всё получится.