Hospital

Четверо парней сидят в кабинете медсестры с виноватыми лицами в ожидании нагоняя. Девушка говорит по телефону с одной из их матерей и укоризненно смотрит на хулиганов. — Ваши родители скоро приедут, а до тех пор вы будете сидеть здесь. — девушка, скрестив руки на груди, расхаживала вдоль комнаты вперёд и назад, — Вы хоть понимаете, что мы чуть не эвакуировали всë отделение из-за вас? — в ответ молчание. Она остановилась перед Хëнджином и вперила в него взгляд, заставляя того нервно сглотнуть слюну, — Что-то в тебе изменилось. Не могу понять, что именно... — Хëнджин закусил губу, ожидая, когда девушка его раскусит, — Похудел, что-ли? Неужели вас так плохо кормят? — парень облегчëнно выдохнул и мысленно поблагодарил недалëкую медсестру за её невнимательность. Чанбин поднял голову, но под напором осуждающего взгляда снова её опустил. Он тяжело вздохнул. Осознание того, что ему придётся выслушать от родительницы, мягко говоря, удручало его. — Ну и дети. — вполголоса произнесла девушка, усаживаясь за рабочий стол. На нём же и лежала изъятая пачка сигарет и зажигалка. Спустя двадцать минут в комнату постучали. Со вздрогнул и сжал руку в кулак, поднимая испуганный взгляд на открывающуюся дверь. Феликс молчаливо наблюдал за переменой в лице Чанбина. Должно быть, разговор с матерью для него придётся несладким, раз Со так занервничал. Ли уже представил суровый устрашающий вид его матери, но вскоре в комнату зашла женщина, чей образ в голове Феликса не соответствовал действительности. Лишь её тяжелый мрачный взгляд скользнул по комнате, пока не наткнулся на сына. Чанбин нервно сглотнул. — Ты меня разочаровал. — первое, что она произнесла. Чанбин старался выдержать зрительный контакт, но потерпел поражение и отвернулся. Следом зашли остальные женщины. Только мать Хëнджина остановилась в дверях, вопросительно смотря на изменение во внешности сына. — Добрый день! — начала медсестра, — Ваши сыновья были пойманы за курением в туалете. Думаю, вы понимаете, что курение на территории больницы запрещено законом, и за это положен штраф, а ваши дети ещё и несовершеннолетние. Вам стоит разобраться с этим недоразумением. Мать Чанбина сощурилась, глядя на сына, — Разумеется, мы разберёмся. Рядом с Ханом села его родительница, сжимая его руку в своей, — Джисон, зачем ты это сделал? — полушёпотом спросила она. Далее уже к Ли подлетела его мать, встревоженно глядя на сына, — Felix! Почему ты не сказал, что у тебя есть зависимость от сигарет? Мы бы решили эту проблему вместе! Случайно подслушав разговор матери Феликса, Чанбин невольно задумался, как же тому повезло... Его собственная мать не считала нужным воспитывать сына в нежности и любви: строгость и требовательность были для неё ключевыми факторами в воспитании детей. Он не сможет отделаться только отчитыванием. Дома точно будет скандал. — Вы собираетесь их выписывать? — подала голос мать Со. — Нет, так как они ещё не прошли курс терапии. Но если они вновь попадутся за незаконными действиями, то мне придётся это сделать, и, может, даже поставить их на учёт в полиции. Парни закрутили головами, растерянно смотря друг на друга. Глаза Чанбина расширились. Слова медсестры заставили его перестать молчать и думать о себе. То, что он подставляет своих друзей, кажется ему безумно неправильным. Он должен немедленно сознаться во всём, чтобы парни не остались несправедливо обвиненными. Парень глубоко вдохнул и на выдохе сказал: «Они не виноваты, курил только я». Все взгляды устремились на него. Кажется, трое матерей облегчённо выдохнули, а вот его, наоборот, разозлилась сильнее. — Ну и кто же купил тебе эту дрянь? — в её голосе прозвучали стальные нотки. Блять! Придётся врать, не выдавать же Чана. — Никто. Нашёл на заднем дворе под скамейкой. — Исключено! — возмутилась медсестра, — На территории больницы не может быть сигарет. — Это уже не моя проблема, что они тут есть. — выпалил Чанбин и тут же прикусил язык за резкое высказывание. Хëнджин, Джисон и Феликс перебегали взглядом от друга к медсестре и обратно, ожидая реакции, а после сами переглянулись. Медсестра покраснела от возмущения, но сказать что-то против не могла, ведь персонал, да и сама она, действительно здесь курит, и отвергать то, что подросток нашёл забытую пачку во дворе, было бы глупо. Ну, что ж, шалость удалась. — Нехорошо окажется, если вы проглядели такое злостное нарушение. Но это не отменяет того, что ты, молодой человек, курил эту дрянь! Если, вдруг, окажется, что у тебя найдется болезнь из-за этого, мы с отцом не будем оплачивать лечение. Сам будешь выкручиваться, и, может, тогда поймёшь, какие серьёзные это имеет последствия. — Я понимаю... — возразить парень уже не мог, ведь мать выразилась справедливо. Перед тем, как медсестра проводила женщин к выходу, они напоследок поговорили с сыновьями в коридоре. И тут, без лишних ушей, стоя поодаль от всех, мать Со позволила себе больше вольностей. — Скажи мне: для чего я тебя ращу? — отвечать было не обязательно, поэтому Чанбин предпочёл хранить молчание и тупить взгляд в стену, пока его не закончат отчитывать, — Для того, чтобы ты вырос наркоманом? Если ты позволяешь себе такие вольности, то как я могу быть уверена, что ты сможешь вырасти достойным человеком? Ты совсем не уважаешь нас с отцом! Мы столько в тебя вкладываем, и вот твоя благодарность... От последних слов Чанбин тут же возмутился и уже не мог молчать, — Вкладываете?! Да вы только и делаете, что подстраиваете меня под свои идеалы всю жизнь! — он не осмеливался повышать тон голоса, чтобы его не услышала вся больница, но было видно, как искрили злобой и обидой его глаза, — Вы просто не даёте мне быть собой! — Со Чанбин! — мать не стала терпеть выходку сына и пресекла возможность развития неудобной для неё темы, — Я думала, что ты перестал думать об этих глупостях. Мы уже говорили об этом, и мне показалось, что пришли к компромиссу, но ты опять чем-то недоволен. Слезы подкатили к глазам, а горло сдавила тупая боль. Чанбин чувствовал: вот-вот и он заплачет. Несправедливость родителей терзала его уже много лет, считай, с самого рождения, но рассказать о том, что он чувствует, для него было табу. «Жаловаться — значит быть слабым» — так твердит его отец. Чанбин проводил взглядом уходящую мать и отвернулся, заметив, как на него косятся друзья. — Хëнджин... — женщина посмотрела на белую футболу сына с розовыми разводами от краски, — Переоденься, и... Ох, я точно свожу тебя в парикмахерскую, как только тебя выпишут. Слава богу, что это не произошло сегодня. Но вы были к этому близки, поэтому, пожалуйста, сделай соответственные выводы. — Ага... — Хван кинул взгляд в сторону Чанбина, когда его мать прошла мимо прямо к выходу, но тот отвернулся. Когда медсестра выпроводила женщин из больницы, Хëнджин с Джисоном подошли к другу, одиноко стоявшему в середине коридора. Первым подал голос Хван,— Что она тебе сказала? — Ты в порядке? Чанбин не сразу ответил, сначала не заметив постороннее присутствие, — Да ничего хорошего, не берите в голову. — Со изломил губы в кривой улыбке. Джисон с Хëнджином замолчали и переглянулись. О наличии у него проблем с родителями они знали прекрасно, как и тот факт, что он почти о них не рассказывает, может лишь вскользь упомянуть и замолчать. Больная тема. Когда Чанбину становилось плохо, он предпочитал отдаляться от всех и подавлять эмоции, пока вновь не сможет натянуть лживую улыбку и травить шуточки, как обычно это делает в хорошем настроении. Видимо, он собирался так сделать и в этот раз. Об этом говорило его поведение: тусклый взгляд, натянутая улыбка и напряжённое молчание в ожидании того, что его оставят в одиночестве. — Чанбин, не молчи... Давай поговорим. — умоляюще промолвил Хван. Он сильно переживал за друга каждый раз, как тому становилось плохо, но факт, что он даже не может ему помочь лишь из-за того, что Чанбин постоянно молчит, убивал изнутри. И каждый раз он надеялся, что друг прервёт молчание. — Можете оставить меня? Хан и Хван переглянулись. Надежда в глазах Хëнджина быстро угасла. — Хорошо. Дай знать, если захочешь поговорить. Когда парни отошли на приличное расстояние, улыбка на лице Чанбина растаяла, а первая слеза стекла по щеке. Он уже было подумал, что остался один, но низкий голос внезапно прозвучал из-за спины, а маленькая ладошка коснулась плеча. — Ты в порядке? — Со резко развернулся и встретился с обеспокоенным взглядом Феликса. Он не ответил, лишь сглотнул и медленно покачал головой в разные стороны. Смысла врать уже не было, ведь по его лицу всё было понятно. Феликс крепко его обнял и сочувствующе похлопал по спине. — Всё будет хорошо, я тебе обещаю. — Ли услышал тихий всхлип в районе своего плеча, а потом окинул взглядом коридор. По нему неспешно ходили несколько людей, — Не хочешь пойти в мою палату? Там тебя никто не увидит. — Хочу. Двое парней сидели на кровати Феликса. Горячие слезы стекали по лицу Чанбина. Ли успокаивающе поглаживал того по спине и стирал влажные дорожки с его щёк бумажной салфеткой. — Ты можешь рассказать мне, что тебя беспокоит, если хочешь. Чанбин сжал челюсти. Трудно решиться на такой шаг, когда привык ни с кем не делиться своими чувствами. Но Феликс так располагал к себе добротой и искренностью, что Со был на грани того, чтобы разрыдаться и выложить всё, как есть. — У тебя плохие отношения с родителями, да? Молчание. — Если не хочешь говорить, дай знать. Я не буду давить на тебя. Ещё одна минута была проведена в молчании, пока Со не подал голос. Неуверенный и дрожащий. — Да, у меня проблемы... Проблемы с родителями. — Феликс вдруг весь обратился в слух. Чанбин сделал глубокий вдох и продолжил, — Они требуют от меня слишком многого того, на что я не способен. Они расписали всю мою жизнь по графику: учёба, поступление на менеджмент, бизнес отца, женитьба, дети... Это невыносимо! Они не позволяют мне быть тем, кем я хочу. Феликс взволнованно посмотрел на парня, когда тот закончил. Ему очень хотелось прижать его к себе и успокоить, но он не мог позволить себе таких решительных действий, — Это правда ужасно... Ты говорил с ними об этом? — Феликс старался задать вопрос как можно деликатнее, чтобы не задеть чувства парня. — Много, очень много раз. Бывали и истерики... Но в прошлом году я перестал сопротивляться, ведь это было бесполезно. Я старался соответствовать их требованиям, и у меня даже получалось, но это не приносило мне никакого удовлетворения, а лишь чувство, что я теряю себя. Ужасное чувство, поверь. Со замолчал, но и слезы лить перестал. Он поджал ноги к телу, обхватив их руками. В такой позе он выглядел поникшим и беззащитным. Теперь весёлый и легкомысленный Чанбин открылся с другой стороны. Феликс увидел его израненную собственными родителями душу. Эти люди подавляли в нём индивидуальность и заставляли жить по шаблону. Грусть вдруг нахлынула на Феликса. Это чувство щемило его изнутри, словно он сам только что пережил описанные Со моменты и был готов впасть в отчаяние. Но он не мог. Сейчас он как никто был нужен Чанбину, внезапно открывшемуся ему, едва знакомому человеку, и не мог его подвести. — А кем бы ты хотел стать? Парень помедлил с ответом. Он взглянул на Феликса самыми честными глазами. — Музыкантом. Ли покрылся мурашками от взгляда и чуть хриплого от слез голоса Со. — Но родители не отдавали меня в музыкальную школу, как бы я ни просил. Я даже завидовал Джисону, когда он поступил в неё, и очень разозлился, когда он решил уйти. Конечно, я понял, что зря злюсь, ведь это Джисон решил уйти, а не меня выпнули оттуда. Я воспринял это очень близко к сердцу. — Мне кажется, из тебя вышел бы отличный музыкант. — Что? Ты ведь ни разу не слышал, как я играю на инструменте. Да и я не умею... — У тебя уже есть желание, а это — главное! — задорная искра промелькнула в глазах Феликса, — А на чëм ты бы хотел играть? Со задумался на несколько секунд перед тем, как ответить, — Фортепиано. Феликс улыбнулся, его глаза засияли, — Я тебя научу! Чанбин впал в ступор. Он посмотрел на Ли неверящим взглядом. — Научишь? Ты умеешь играть? — Да, умею, и обязательно научу тебя, как только снимут гипс с твоей руки. Губы Со впервые дрогнули в улыбке, — Было бы славно. Значит, теперь у меня есть репетитор не только по английскому, но и по игре на фортепиано? — Феликс утвердительно кивнул и широко улыбнулся. — Если твои родители не могут сделать тебя счастливым, то это сделаю я! — голос Феликса прозвучал убедительно. Сердце Со затрепетало, и неловкая улыбка расплылась на лице. Он не контролировал её и не мог понять, чем она вызвана, но вместе с ней на душе потеплело и стало легко. Присутствие Феликса вдруг стало ему необходимым, как воздух, а смешанные чувства заполнили грудь. Глядя на старшего, Феликс тоже улыбнулся. У него всегда была такая прекрасная улыбка, или Чанбин просто не замечал? — Тебе нужно переодеться. — Ли окинул взглядом влажную футболку Чанбина. Со посмотрел на себя. Футболка и правда была влажной, и ему следовало бы её сменить. Но тогда ему бы пришлось вернуться в свою палату, а он этого сейчас совсем не хотел: у него нет сил на оправдания перед друзьями. — Не страшно... Феликс посмотрел на друга озадаченно, после чего достал из тумбочки свою футболку и протянул её парню. — Если не хочешь возвращаться, оставайся на ночь у меня. Здесь много свободных мест. — Со столкнулся с понимающим взглядом парня, — Но утром тебе следует поговорить с Джисоном и Хëнджином. Они за тебя очень переживают... Чанбин взял футболку, — Лучше бы не переживали. Я не хочу сваливать на них свои проблемы. — его взгляд снова погрустнел и опустился на пол. Ли коснулся его плеча, — Думаю, они были бы благодарны, если бы ты ими поделился. Старший пожал плечами, — Может, ты прав... *** Минхо наблюдает, как в палату в подавленном настроении заходят Джисон и Хëнджин. Лицо последнего выражало особенную досаду и горечь. — Что случилось? Где ваш друг? — Ли присел на край кровати, смотря на парней. Хван даже не посмотрел в его сторону. Парень лëг на кровать и отвернулся к стене. Всë его существо сейчас выражало глубокую печаль, и не заметить это было трудно. — У Чанбина неприятности, — Джисон ответил, понизив тон голоса, — Нас всех спалили, когда он курил в туалете, и сейчас у него большие проблемы с родителями. — он посмотрел на Хвана и снова обратился к Ли, — Хëнджин сильно за него переживает, но Чанбин хëн не хочет с ним говорить, да и со мной тоже... — Он вас игнорирует? — Нет, не совсем. Когда мы пытаемся с ним поговорить о его проблемах, он увиливает от разговора. Может, это из-за его отца... Он очень строг в воспитании и, возможно, запрещает ему на что-то жаловаться, поэтому он и с нами не разговаривает. — Жестоко со стороны отца. И со стороны Чанбина тоже, раз вы так за него переживаете. — Хëнджин особенно переживает. Они дружат очень долго, и то, что он не может даже узнать, как дела у хëна, его убивает. — Может, вам нужно подождать, пока он созреет для разговора? Хан обречённо выдохнул, — Пять лет ждём... Ли удивился, — Так долго? — в ответ лишь тяжёлый взгляд, — М-да... — Минхо посмотрел на Хëнджина. Кажется, сейчас ему особо необходимы слова поддержки, — Хëнджин, ты очень сильный, раз так долго ждёшь. На твоём месте я бы давно прекратил такую дружбу. Хван оглянулся через плечо, посмотрев сначала на Ли, а потом на Хана. Джисон кивнул, выражая согласие со словами старшего. — Надеюсь, ваш друг будет внимательнее относиться к вашим переживаниям. Услышав это, Хан решил возразить, — Он не обязан перед нами отчитываться. — Не оправдывай его, он треплет вам нервы. Друзья на то и друзья, что не только веселятся друг с другом, но и приходят на помощь, когда кому-то становится плохо. А молчание гораздо больнее, чем ты думаешь. Ты должен это понимать, раз сам с этим столкнулся. — закончил Ли, поставив точку в разговоре. Джисон не нашёл слов, чтобы ответить на его заявление. Возможно, из-за того, что Минхо был прав. — Сильно сказано. — сказал Хван, опустив печальный взгляд в пол. Ли подошёл к нему, захватив со своей тумбочки пачку салфеток. Он протянул их Хëнджину, слегка улыбнувшись, чтобы разрядить обстановку, — Возьми. У тебя всё лицо розовое. Тебе, конечно, идёт этот цвет, но лицо стоит вытереть. — Спасибо... *** Феликс старался не смотреть на Со, когда тот переодевался, но ему плохо это удавалось. Желание запечатлеть оголённый торс парня пересилило собственные предубеждения, и он поднял на него взгляд всего на секунду, однако этого хватило, чтобы Ли пришёл в восторг от точëной фигуры парня. Чанбин обернулся на Феликса, стыдливо отвернувшего голову, — Феликс, ты сам не собираешься переодеваться? — Нет, я ведь почти сразу выбежал, поэтому не сильно намок. — отвечает Ли, стараясь скрыть волнение и между тем думая, что ему бы стоило заняться своим телом, — Да мне и хвастаться нечем... — О чем ты? — Да так, ни о чем! Парень сощурился. Ни о чём. Как же! Чанбин быстро догадался и даже немного обрадовался похвале, но вида подавать не стал, — Ну, как знаешь... С наступлением ночи парни приготовились ко сну. Феликс остался на своей кровати, а Чанбин расположился на противоположной, решив, что голого матраца, подушки и одеяла без наволочек и простыни ему достаточно. Ли укрылся одеялом и посмотрел на Со, — Спокойной ночи. — Спокойной. Сон к нему не шёл. Ни через пять минут, ни через двадцать уснуть ему не удалось. Человек, который ему так нравился, находился всего в трёх метрах от него, и игнорировать это было трудно. Феликс набрался смелости и совсем тихо произнёс: «Хëн, ты спишь?». Но ответ последовал не сразу, поэтому Ли успел разочароваться. Чанбин раскрыл глаза, — Нет. — М-можно к тебе? — Феликс слегка нервничал, ожидая отрицательного ответа. Чанбин ничего не сказал, лишь придвинулся к стене, освобождая место для ещё одного человека на своей кровати. Этого жеста хватило для того, чтобы младший спешно забрался в чужую кровать. Со спал на левом боку из-за больной руки и не мог повернуться к Феликсу лицом. Но Феликс совсем не был против, а, наоборот, только рад тому, что Чанбин не увидит его крайне довольное и красное от смущения лицо. У Ли, мать вашу, сердце ходит ходуном и готовится ринуться в пятки при любом движении старшего, и это жутко мешает заснуть. Сейчас Феликс лишь надеется, что в гробовой тишине палаты не слышно, как колотится его сердце, что очень маловероятно. — Тебе не спится одному? — уставшим голосом прошептал старший. — Ну да, наверное... — причина, на самом деле, была в симпатии к старшему, но Феликс же не дурак, чтобы так сходу ему признаться, верно? — Понимаю. На самом деле, мне тоже тяжело спать одному, поэтому дома я сплю с игрушкой. — Оу. — это признание показалось Феликсу чертовски милым, — А как ты спишь тут, в больнице? — Ну, — парень чуть усмехнулся своей мысли, — Обнимаю одеяло, а если совсем обнаглею, могу к Хëнджину в постель залезть. Слышал бы ты, как он бухтит, когда я это делаю. — Я бы на его месте не бухтел... — Хах, учту. Время близится к часу ночи. Младший приобнимает Чанбина, когда тот наконец засыпает, а его дыхание становится глубоким и размеренным, утыкается носом в спину и надеется что ночь продлится как можно дольше. Но утро наступает довольно быстро. Феликс просыпается из-за своего будильника и, к своему удивлению, обнаруживает, что обнимает Чанбина со спины. Неужели он так и проспал всю ночь? Он отпрянул от парня, надеясь, что тот ничего не заметил, однако следом услышал: «Ты проснулся?». Он закусил губу от неловкости, но комментировать свои действия никак не стал. — Да. С добрым утром. Он спустил ноги на пол и пошёл выключать будильник. Чанбин сел на край кровати. — Так странно слышать будильник. Нас обычно медсестра будит в самый последний момент. — Со усмехнулся, вызывая улыбку у младшего. — Я стараюсь не нервировать персонал. — Хах, это совсем не про меня. Ну, ты понимаешь. — Понимаю. — на ум сразу пришёл вчерашний случай. И правда, Со не из тех, кто будет бояться нарушить правила. — Ты смеёшься. Тебе уже лучше? — Намного. Благодаря тебе, Феликс. Ли от этих слов немного сконфузился и покраснел, — Ну, я рад, что смог тебе помочь... — он потëр затылок, смущённо улыбаясь. — Я давно ни с кем не говорил об этом. Прости, что тебе пришлось слушать моё нытьё. — сказал Со, и Феликс застопорился. За что он извиняется? Младший в три уверенных шага подошёл к парню и убедительно произнёс: «Никогда не извиняйся за такое, слышишь?!». Со изумлённо смотрел на него снизу вверх, не способный сказать и слова. — Ты не должен извиняться за то, что высказал всё наболевшее, это неправильно! И я не хочу, чтобы ты чувствовал себя виноватым за это! — Ф-феликс... — почти шёпотом произнёс Со, — Успокойся, пожалуйста. Феликс, не заметивший, как начал трясти парня за плечи, вдруг осознал, что он делает. Тогда он сразу отстранился от Со и залился румянцем, — Ой. Прости. — Да всё в порядке. — перебил Чанбин, — Мне даже льстит, что ты переживаешь за меня. «Пиздец, как переживаю...» — пронеслось в мыслях. Ли смотрит на добродушную улыбку Чанбина и не может сдержать свою. Его немного смущает, что при Со он ведёт себя несколько глупо, но считает это вполне обоснованным. Хоть кто-то вёл себя с нравящимся человеком адекватно? Чанбин спешно заправил кровать и направился к двери. — Прости, мне пора. Спасибо, что приютил на ночь. — Ты уже уходишь? — Нужно объясниться с парнями. Думаю, ты был прав насчëт того, что мне стоит с ними поговорить. — Ох, я рад, что ты так думаешь. Напиши, когда закончишь, пожалуйста. Я хочу знать, что у тебя всё в порядке. — Как скажешь. Увидимся на завтраке. — он отсалютовал Ли на прощание и покинул комнату. По возвращении в палату он застал на удивление не спящих друзей. Они были взволнованы, когда Чанбин зашёл внутрь. Хёнджин сразу подбежал к парню, Джисон чуть замешкался, пока вставал, и тоже подошёл к нему. — Как ты? — На самом деле, мне лучше, и на этот раз я не вру.— Со улыбнулся, кладя руку на сердце, — Знаете, мне нужно многое с вами обсудить... В этот момент в палату заходит медсестра, другая, не та, что спалила парней за курением, удивляясь, что те уже проснулись, — Ну что, товарищи малолетние правонарушители, я о вас уже наслышана. После завтрака к вам зайдёт главврач, чтобы обсудить ваше поведение, а пока марш на процедуры. Чанбин оглянулся на парней, — Потом поговорим. Хан и Хëнджин были в недоумении от того, что Со весь день тянул с обещанным разговором. На их вопросы он кратко отвечал: «Время не пришло». Их, конечно же, не устроило, что друг говорит загадками, но другого выбора, кроме как ждать, у них не оставалось. В четыре часа дня парни вышли на улицу к ожидающему их Крису, и тогда все вопросы отпали. — Я хочу поговорить с вами тремя. Разговаривали они долго, на все волнующие темы: замкнутость Чанбина, конфликты с родителями, вчерашнюю ситуацию, разговор с Феликсом и даже изъятую вчера пачку сигарет стороной не обошли. Говорил в основном Чанбин, изливая все накопленные за долгое время эмоции и переживания, а парни слушали, иногда добавляя что-то своё, стараясь, всё таки, поддержать друга, а не навредить ему лишним упрёком. Под конец своей задушевной тирады Со крепко обнял друзей, выражая любовь и признательность за понимание с их стороны. Если бы друзья его сейчас не приняли, вряд ли бы он смог ещё когда-то им открыться... Особенно этот разговор тронул за душу сентиментального Хëнджина, у которого на глаза медленно наворачивались слëзы. — Простите меня. Я не должен был избегать этого разговора. Всё таки для меня вы — самые близкие люди... Со отстранился от парней, виновато улыбаясь. Он перевёл взгляд на человека, который дольше всех ждал, пока он созреет для разговора. Ждал, мучая себя мыслью, что не достоин доверия своего лучшего друга. Ждал пять лет. — Хëнджин... — Чанбин старался подбирать слова, способные описать его сожаление. Но Хван не стал ждать оправданий. Ошарашив Чанбина, он вдруг бросился к нему в объятия, хныча в плечо и мелко содрогаясь при каждом вдохе. Удивление Со вдруг сменилось чувством глубокой благодарности. — Ну-ну, не плачь ты, всё ведь хорошо. — успокаивая, Чанбин погладил Хëнджина по спине. — Слава богу, теперь точно хорошо. — проскулил в плечо старшего Хван. Это зрелище вызвало у двоих оставшихся парней лишь чувство умиления и облегчения от долгожданного разговора. А Хëнджин всё продолжал лить слезы в футболку друга, ту самую, что одолжил ему Феликс. — Ну всё, хватит сырость разводить. — Чан подошёл к Хвану и похлопал того по спине. Хëнджин отстранился и вытер слезы рукавом толстовки, — Получается мы благодарны Феликсу за то что он надоумил тебя поговорить с нами. Нужно будет сводить его в кофейню или ресторан. — Согласен, вот только Феликс терпеть не может горький ледяной кофе и острую еду. Ему не подходят буквально все рестораны Кореи. — Оу, ну пусть тогда сам выберет место... — Крис уставил многозначительный взгляд на друга и ухмыльнулся, — Удивительно, вы знаете друг друга всего четыре с половиной дня, а уже так много друг о друге знаете. — К чему ты ведешь? — Чанбин скептически посмотрел на старшего и вмиг стал серьёзным, — Ничего такого между нами нет, просто Феликс... Очень дружелюбный и милый парень... Да с ним кто угодно при первой встрече дружить станет! — Посмотрим-посмотрим. — Бан отвернулся, ехидно улыбнувшись. — Чан, блять! — Да я молчу... Так что, будешь теперь ходить по струнке родителей после произошедшего? Мало ли, они тебя в исправительную школу решат сбагрить. — Ещё чего. Пусть устраивают скандалы, сколько хотят, но я не буду прогибаться под них. А в исправительной школе и то будет лучше, чем дома. Чанбин был не виноват, что хотел свободы. Ему приходилось протестовать, чтобы получить эту самую свободу и право строить свою судьбу самостоятельно, а не жить по расписанию. Результаты пока не радовали, но он отчаянно верил, что добьётся своего. — Хах, да я пошутил про школу. Не бунтуй там сильно. — Крис потрепал Со по голове. — Ты нам живой ещë нужен. — дополнил Хан. Парни ещё пару минут разговаривали о последних событиях и свежих школьных сплетнях, после чего распрощались с Баном и вернулись в больницу. «Мы поговорили, всё отлично :)» «Я очень рад! ≧ω≦» Чанбин читает сообщение от Феликса и счастливо, сам не понимая от чего, улыбается экрану.