Противоположности

Рэндалл всю дорогу не переставал удивляться, как вообще Салливану удалось уговорить его прийти на очередной футбольный матч работников Корпорации. А когда они дошли до стадиона, Рэндалл выдернул свою руку из сильных пальцев Салли и бросил на коллег, смотрящих на него в изумлении, столь яростный взгляд, что вопросы никто задавать не стал, приняв ситуацию как должное. Салливан еще раз убедился, что Боггс «пришел только посмотреть и участвовать в бестолковой забаве не собирается», и, взлохматив его уложенные лаком волосы, весело убежал на поле. Рэндалл же, чертыхнувшись, остался на трибуне в компании еще нескольких болельщиков, сидящих через пару кресел от него. Себя он, впрочем, болельщиком не считал, но и простым зрителем тоже: насчет «просто посмотреть» он слукавил. Выждав некоторое время, Рэндалл достал из рюкзака кофр, извлек оттуда зеркалку, отработанным движением прикрутил к корпусу телеобъектив и, выставив короткую выдержку, нацелил его на Джеймса, носящегося по полю. Мало кто знал, что Боггс любил фотографировать, предпочтя это занятие рисованию. Он разумно считал, что остановленные моменты жизни, отраженные на пленке или матрице, куда более точны, нежели созданные фантазией живых существ картины, спроецированные на поверхность без посредства точных механизмов. Хотя и в рисовании было свое очарование. Итак, Рэндалл, слегка ухмыляясь, ловил удачные кадры: Салли делает подкат, в полушпагате выбивая мяч у соперника резким движением ноги вперед; Салли закусывает губу, пытаясь уйти от преследователя и делая обманный маневр; Салли отбивает мяч с полулета, метя в створ ворот противника; Салли сжимает в азарте в объятиях Майка, давшего удачный пас, который помог забить гол… Рэндалл ревниво нахмурился, но, отвлекшись от объектива и обнаружив неподалеку от себя не замеченную ранее Селию, вдохновенно болеющую за своего «сферического» (жаль, что болела она не в вакууме), успокоился и вернулся к своему занятию. На обратном пути Джеймс возбужденно размахивал руками, доказывая, что они проиграли по чистой случайности, а Рэндалл, посмотревший всю игру в многократном увеличении и видевший, сколько раз Салли бросал на него взгляды и делал пафосные финты конкретно для него, всячески отвлекаясь от игры на позерство, пытался не улыбаться. Дома у Салливана, жившего в одиночестве с тех пор, как Вазовский перебрался к Селии, было множество плакатов с автографами известных монстров, а целый застекленный стеллаж был отведен под награды в области устрашения. Рэндалл несколько завистливо посмотрел на фото Салливана, где ему пожимал руку сам Водоног, и откровенно ревниво на множество развешенных рядом снимков, на которых присутствовал Майк. Но, вспомнив, как одноглазый «футбольный мяч» после матча ворковал с Селией, и отметив отсутствие его вещей в квартире, Рэндалл сделал обнадеживающие для себя выводы и переключил свое внимание на остальные детали интерьера квартиры Джеймса, пользуясь тем, что хозяин распевает какой-то модный хит в душе и не мешает исследовать собственную обитель его главному сопернику в страшильном ремесле, по уши влюбленному в него. В тот момент, когда Салливан вышел из ванной, Боггс, обнаруживший на кухне кофеварку, уже разливал по чашкам любимый обоими эспрессо. Джеймс по-собачьи потряс мокрыми голубыми волосами с неудачно сделанным фиолетовым колорированием, обдав Рэндалла каплями воды. Тот облизал губы, заставив Салли в очередной раз проследить за змеиным языком, и протянул ему чашечку кофе. — У тебя неплохой дом, — признал фотограф, которого по дороге уже с пристрастием расспросили о съемке и удачных кадрах. — Да, снимали с Майком, по деньгам дешевле на двоих, потом купили, — легко поддержал тему Салли, не представляя, как своим ответом снял с души Боггса груз подозрений. — А потом он к Селии переехал, так что теперь все счета оплачиваю я. Рэндалл неуверенно размешивал ложечкой сахар в напитке, никак не решаясь признать, что любил образ. Наглый Салливан, раздражавший его в Университете, но, несомненно, заинтересовавший, успешный конкурент в работе, при общении с которым страстная ненависть превратилась в ненавистную страсть… был лишь образом. Настоящий Джеймс любил кофе и футбол, снимал жилье на пару с Майком — к которому Рэндалл напрасно ревновал и который был всего лишь лучшим другом — лишь ради экономии денег, любил фотографии и… его, Рэндалла. Настоящий Салливан был совсем не таким, каким себе его придумал Боггс. Он был намного лучше. Это пугало, и ящер пытался найти подвох и не находил, оттого теряясь еще больше. — Рэнд, все в порядке? — голос Салливана вывел того из задумчивости. — У тебя в чашке уже нечего размешивать. Давай тряпку дам со стола вытереть. Хамелеон чуть не слился от смущения с окружающей средой, позволяя вставшему с места Джеймсу, нависающему над ним, самому вытереть со стола пролитый кофе, расплескавшийся от «цунами», устроенного Боггсом в чашке. И когда Салливан нежно прикоснулся губами к щеке Рэндалла, тот не выдержал. — Мы не должны встречаться. — Что? — шокированно переспросил Салли. — Что слышал, — выдавил из себя Рэндалл. — Ты — вовсе не тот, каким я тебя считал! Ты не тот, каким был в Университете, ты не тот, каким казался на работе, ты слишком… ты… Джеймс грубо заткнул ему рот поцелуем, прерывая его истерику. Тот пару раз дернулся, а потом вцепился в волосы Салли, страстно отвечая на поцелуй. — Я без ума от тебя, Рэндалл. И не отпущу ни за что, что бы ты там себе ни надумал, — усмехнулся Джеймс, отпуская искусанные губы часто дышащего Боггса. — Ты ошибаешься, думая, что у отрицательного и положительного героев не может быть общего пути. Сойтись могут все. Нам это сделать помогли кофе, выпечка, книги, футбол и пара десятков фотографий. А теперь заткни свою пасть, ящерица ты истеричная, и иди сюда. Боггс, широко распахнув глаза и не веря услышанному, несколько мгновений сидел, не смея шелохнуться, а затем рванулся вслед за Салливаном, потянувшим его за руку в спальню. Кофе остывал на столе, из оставленной на полу в коридоре сумки поблескивал объективом фотоаппарат, ножка шкафа была подперта какой-то книгой, под кроватью в спальне лежал закинутый туда футбольный мяч. В самой же кровати страстно скользили руками по изгибам тел и впивались в губы друг друга поцелуями отрицательный и положительный герои, чьи пути слились в один не только благодаря перечисленным обстоятельствам, но еще и благодаря искренней, поборовшей все предрассудки и шаблоны симпатии, которую оба монстра боялись назвать вслух более честным, но, увы, абсолютно опошленным словом «любовь». А ведь без этого чувства, не важно, каким словом обозначенного, ни в мире монстров, ни в мире людей никто счастливым не становится: пусть даже подходя друг другу идеально.