***
2000 год, в рождество Христово, в тенях ночи родила женщина младенца. Спустились предвестники знаменовать рождение ребенка – возлюбленного небом и землей. В больничной палате мать ласково прижимает ребенка к груди. Она не знает и видит, как собрались демоны парада под окном, как толпясь, они прислоняются к окну, в надежде разглядеть лицо возлюбленного императора. Вздыхая запах своего дитя, до ноздрей матери не доходит запах разливающегося саке. Она не слышит пляс Амэ-но удзумэ, ее бамбуковую флейту и игру восемьсот мириадов богов. Единственное доносящиеся до ее ушей – ее собственная тихая колыбель.***
А в этот миг, в нескольких километрах от них проснулся шестилетний ребенок. Из сна его вырвал не то неизвестный громкий крик, не то трель телефона: его матери сообщили, что ее юная восемнадцатилетняя сестрёнка смогла благополучно родить. В ушах ребенка жутко звенело, сердце бешено билось. Все в нем билось в агонии, дабы напомнить ему о забытых воспоминаниях и о давней клятве. Небесному правителю пора отправляться в путь, на поиски своей половины.***
— Ран! Стой! — его мать пытается удержаться ребенка. — Совсем сошел с ума? Ты куда пошел полуголым? — она пыталась докричаться до своего сына. Тот словно находился в трансе. Внезапно встав, он в пижаме, босиком направился к входной двери. — Киёко! — в проходе показался разбуженный суматохой отец семейства. — Что случилось? — обеспокоено спросил он. — Дорогой, с Раном, что-то не так! — взволнованно проговорила она, продолжая удерживать сына за локоть. Ее голос дрожал, она готова была расплакаться на месте. Не успела она полностью обрадоваться за сестрёнку, так ее сын начал вести себя словно в бреду. — Ран, что ты вздумал делать на улице в такой час, даже не одевшись? — глава семейства попытался взять ситуацию под контроль. Он опустился на корточки, приравнявшись с сыном. — Пустите, — недовольно сказал мальчик. Увидев, что его слушать никто не собирается, он начал брыкаться, отбивая руку матери и ладонь отца на своем плече, за что был схвачен ещё сильнее. Хватка на его плечах и локтях лишь крепчали с его остервенелых попыток вырваться. Они трясли его, пытаясь вразумить. Это сильнее разозлило разбушевавшегося Рана. — Пустите, пустите, пустите! — озлобленно кричал он. — Ран, мальчик мой, что с тобой? — отчаянно спросила мать. — Успокойся, пожалуйста, ты нас пугаешь, — его мать плакала. Она слёзно звала сына по имени. Обстановка накалялась, доходя до абсурда: ребенок бился в истерике, испуганная мать плакала, а отец семейства меж двух огней пытался успокоить и свою жену и ребенка. Раздался ещё один звонок, не непрекращающаяся трель раздражала слух отца. — Киёко, возьми телефон! — Н-но, как же Ран? — Я держу его, возьми чертов телефон. Киёко спешно пошла к трубке телефона. Из трубки послышался нежный голос. — Алло. Сестра? — А, Юкико, это ты, — Киёко еле произнесла имя своей сестрёнки. — Прости, если не вовремя. Ты так резко бросила трубку, я забеспокоилась. Но внезапно Риндо принесли обратно, и унесли только что, поэтому смогла позвонить тебе сейчас. Надеюсь, все хорошо? — Д-да, конечно, — Киёко осторожно оглядела то, как борются ее сын с мужем. — А, да, говоришь его внезапно принесли обратно? С Риндо все в порядке? — она судорожно пыталась сменить тему, чтобы не беспокоить только родившую сестру. Стоило имени Риндо слететь с губ матери, Ран замер. Смакуя услышанное имя, он начал лихорадочно повторять его и тянуться к трубке телефона. Жар в теле мальчика не позволял ходить ему прямо. Он качался из стороны в сторону, еле передвигая ногами. В глазах все плыло и Ран почти дотянувшись до матери с телефоном в руках, упал замертво.