Жизнь пролетела пред глазами Как ярко-сумрачный морок И тут же жизни этой смысл Утёк.
Слова дешёвенькой поэмы бродячих театралов, так и просились на язык. А вот у Ликурга ничего не утекало, кроме крови из царапины на скуле, и не пролетало перед глазами. Быть может одним из условий пролетания была вера в собственную близящуюся смерть? Моменты опасности всегда вызывали в нём восторг. Как на тренировочной площадке, так и в постели. Холодок страха внутри не путал мысли и не сковывал члены тела слабостью, а наоборот — бодрил. Дыхание само собой стало мерным и частым, к вискам прилила кровь, а всё вокруг словно бы замедлилось. Тряска от скачки даже немного помогла. Впрочем, не помоги он себе и сам, и ладонь металла просто вошла бы ему не, например, в рот, а в лоб, изрядно ускоренная как нечеловеческими рефлексами и скоростью руки гарпионы, так и тем, что принц отчаянно скакал навстречу смерти. Его тело начало двигаться раньше, чем разум всё осознал. Как на тренировках, отпустив поводья, он отклонился чуть назад, почти ложась на круп своей лошади. И тут же едва не слетел под копыта скачущих сзади, успев лишь в последний момент туго сжать её бока ногами. Послушное животное замедлилось почти с облегчением: кажется, пара вороных жеребцов ему была не слишком-то симпатична. Ну да всадник её понимал. Но позволить себе отступить уже не мог. Преодолев напор воздуха, он выпрямился, дал шенкелей и устремился в догонку. Принц был очень зол. Бледная Эсти, с чуть посветлевшими глазами, едва завидев, что он таки выжил, тут же отвернулась, хлопая по крупу Крауна. И не поймёшь, то ли она раздосадована этим, то ли всё же рада, что он умудрился выжить. Принцу очень хотелось верить в последнее. Расстояние между ними постепенно сокращалось. Конечно, пожелай того девушка, и конь умчался бы вдаль без особого труда, но навряд ли ей того очень уж хотелось. По крайней мере Ликург очень на это надеялся На свою прежнюю позицию он вернулся спустя пару десятков секунд. Два скачка, корпус лошади. И в тот же момент, когда он хотел уж было ещё ускориться, в руках Эсти сверкнул металл очередного ножа. Показанный ему, но не отправленный в полёт. Вместо этого, обернувшись, она посмотрела на парня злобно, пошевелила губами беззвучно и отвернулась. В шуме встречного ветра распознать её слова не представлялось возможным. Ликург выдохнул ровно и вновь ударил в бока, ускоряясь. — Знаешь, пытаться убить своего заказчика, это не очень-то умно, и уж точно не вежливо, — произнёс он, почти поравнявшись с ней. — Я же всего-лишь хочу исправить то недоразумение, что появилось между нами. Неловкость, я бы даже сказал. — Можешь засунуть свою сраную неловкость прямиком в свою нежную задницу и хорошенько, сука, там ею провернуть. Ещё одно слово, и мы остановимся, свяжем тебя и остаток пути ты проведёшь на члене Малыша Доуи. Мудила благородный… Хохотнув, Ликург выразительно возложил ладонь на рукоять палаша у пояса. Намекая, что живым в таком случае не дастся. Но промолчал. Обещанного Эсти исхода ему, всё же, хотелось избежать.***
Ночлег был коротким. И конечно же, гарпиона не дала никому погрузиться в сон прежде, чем все лошади были обихожены. Что превращало и так не длинный отдых, в совсем уж куцый огрызок. В путь они отправились за час до рассвета. Заснув заполночь. Стоны и ворчание с утра в лагере можно было брать и намазывать на хлеб — звучали они густо и протяжно. Эти приречные заливные луга он смутно, но узнавал. Широкая и ветвящаяся многими десятками рукавов-притоков река Дану, по сути, отделяла земли людей от северных лесов и гор, наполненных осколками прошлого — различными чудищами и нелюдью. Он конечно тут бывал, года три назад, в большой поездке по всему королевству, и худо-бедно, но отмечал некоторые заметные черты. В их одноимённой со столицей стране было много горных долин, ручьев и небольших рек, ещё больше извилистых и каменистых берегов, но вот с равнинами дело обстояло плохо, как и с густыми древними лесами, впрочем. И всё же, на этих пастбищах и угодьях сервы селились неохотно. Мрачная громада Темнолесья, истерзанного на клочки здесь, по эту сторону реки, и столь угрожающе-цельная там, на другой стороне, всё ещё сулила опасность. Прежние времена, когда человек как вид находился на грани исчезновения, давно канули в небытие. Но опасность всё ещё оставалось, с севера нет-нет а прорывались какие-то чудовища. То гигантский бык, как с полвека назад, примется разорять эти земли. То кентавры отправятся в набег, решив, что люди слабы и отпора дать не могут. Да мало ли их, приветов из далёкого прошлого случалось. Именно поэтому, проезжая очередное заброшенное селение, всадники дружно затихали, отдавая дань скорби. Кто-то даже уборы снимал. Свирепость чудовищ была всё ещё памятна, как и те реки крови, что оросили эти плодородные земли в прошлом. Кое-кто, впрочем, даже здесь умудрялся выживать. Например, монашки из древнего монастыря Святой Тартемис. Хотя как им удалось пройти сквозь все прошлые невзгоды — одному Всеотцу ведомо. Может их вера была столь сильна, что уберегала от опасностей? Молчал Ликург как по причине отвратительной ломоты и боли во всём теле, особенно в спине и бёдрах, так и от дум о скорой встрече с сестрой. Точно не от опаски перед обещанием девушки, несомненно. Молчала и Эсти. В основном с ним наедине, остальным-то приказы и насмешки, перемежаемые куче крепких выражений, она отпускала широкой рукой. Остановившись у небольшой речки — одной из притоков Дану — отряд уже вполне привычно и без понуканий занялся лошадьми. Именно этот момент гарпиона нашла подходящим, чтобы отбросить своё пренебрежение. — Дворянчик. Мы почти на месте, — подошла она к принцу, на ходу разворачивая карту. Попросту усевшись на траву, она подозвала его и уткнула пальчик в вязь линий. — Если ты умеешь читать карту… Хотя о чём я? Глянь сюда. Это — монастырь. Последнее извещение наблюдателей, вчерашнее, говорило, что эти хреновы латники с телегой в полутора днях пути от него. Мы вот они. Нам нужно пересечь этот ручеёк, переправиться через настоящую реку, и, добравшись до дороги, затаиться в Тёмном Лесе. Когда они будут проезжать — перестреляем к хренам. Понял? Принц, стоя над ней, за её плечами кивнул. Обернувшись резко, девушка посмотрела ему почти в глаза — поразительная гибкость шеи — и, помрачнев, зарядила кулачком в кость голени. Пребольно. — Что молчишь?! — Почему бы и не помолчать, коли за обратное светит лишение анальной девственности? — А-а? — непонимающе захлопала веками Эсти. — Ты всерьёз чтоль принял мои слова? Вот же кретин. — Стерва. — Отрыжка бесячья. Заканчивай скоморошество. Нам нужно сосредоточиться на деле. — Как скажешь, красавица. Я всё понял. — С враньём заканчивай, придурок, — буркнула гарпиона. — И да, переправляешься с последней партией. Пожав плечами, принц вновь умолк. Не объяснять же ей, что это не совсем и ложь. Вернее, совсем не ложь. Сейчас, после отдыха, даже столь малого, она пробуждала в нём вполне себе конкретные эмоции и ощущения. Изрядно, впрочем, ослабленные его волнительным ожиданием. Или вернее будет — отложенные на потом? Переправа через речку — едва сапоги всадников намочить — заняла немного времени. Настоящая проблема была впереди. Единственный крупный мост был дальше, на восток, и прикрывался хорошей такой заставой, куда им путь был заказан. Подорожных у них не было, а на какой-нибудь торговый караван они походили чуть меньше, чем никак. На время переправы, он отправился к притихшим, на сей раз, знакомцам — Само и Плику. Видно даже их предстоящее нападение не оставляло равнодушными. Впрочем, молчаливость тут же рассеялась, едва принц подъехал к самой воде. — Ну ты и даёшь, Ург, — засмеялся Плик, жутковато скалясь, и подбежал к нему. — Прямо так решил переправляться? Это жеж не лужица, конягу пощади. До того берега далече, а волны бывают такие, что с головой накрывают.Так ты точно и себя и бедолагу утопишь. За тебя нас Сама не накажет, а вот за лошадей скальп-то подснимет… Она такая, да. — Бла-агородные… — вторил ему Само, сплёвывая на землю. — Сначала снимаешь бронь, оружие, кладёшь в суму. Потом рассёдлываешь коней, и туда же суёшь снарягу. Все тюки приторачиваешь на спину им, — принялся объяснять парень. — И да. Грызло вытащить не забудь, а то им сложно дышать будет. — Понял, спасибо. Ликург даже немного застыдился, покраснел. Ведь было же что-то такое, говорили наставники о переправах, да вот не удалось закрепить всё практикой, что поделать. С такими заказчиками, как Керкион, думалось принцу, у отряда Эсти Глаукс было достаточно опыта в тайном передвижении и пересечении таких вот преград. Но у него-то эти навыки откуда? Конечно же, первой отправилась в воду Эсти. Как и всегда. Тяжко бы ей пришлось, не будь она командиром отряда, подобные ей всегда сложно переносят главенство других. А уже за ней устремились и остальные. Попарно, выдерживая дистанцию, вереница пловцов наискосок пересекала огромную реку. Противоположный берег Дану находился так далеко, что его не враз и рассмотришь. Лёгкая дымка на расстоянии превращалась в белесое молоко. И не будь с ними лошадей, то Ликург навряд ли осмелился на подобное. Основная работа в этом деле возлегала на их плечах. И крупах. И копытах. В общем, двигались вперёд именно коняги, а люди всего лишь направляли их, да, придерживаясь за их спины, поплавками тянулись вслед. Это было долго и нудно. Лошади плыли не то, чтобы быстро, а молчаливые люди размышляли о своём. Задумался и Ликург. Тянущаяся перед ним вереница голов, погружённая в курящуюся дымку, навевала сонливость и скуку. Тишайший плеск воды разносился далеко, разом стала понятна молчаливость людская. Начни кто-то болтать, и на многие мили окрест разнесётся предупреждение — мы вот они, переправляемся «тайно». Нередкие в этих местах конные дозоры точно будут оповещены, а там и проблем не избежать. Предвкушение от будущей встречи, радость, что ей скажет то, что хотел, да волнительное ожидание боя — всё это скручивалось тугим тёплым комом где-то в груди, пьяня и отрезвляя одновременно. А в мыслях так и висел образ Табиты, не тот, последний, перед отбытием. Вовсе нет. Вспоминался, почему-то, её вид, когда она, явно приятно удивлённая его размерами, до самого основания приняла в рот член парня. Её возбуждённые, широко распахнутые и влажные глазки, озорно поглядывающие на пробуждающегося от ласк принца. И туго стиснутые губки, проехавшиеся по его влажному от слюны стволу. А после обе её ручки, сотворяющие с членом такое… Принц дёрнулся испуганно. Ощущение мягких и настойчивых рук там, внизу, ему не причудились. Они были здесь, в настоящем. Едва удержав вскрик, он тут же набрал воздуха и погрузил голову под воду. Затем, чтобы тут же встретиться взглядами. Наяда. Этих он узнаёт сразу. Знаком с одной — знаком со всеми, внешне они почти не отличаются. Тёмные блестящие глаза, во всю ширь белков окрашенные, вместо ушек — нечто, напоминающее плавники, крупная мягкая грудь, да странноватый цвет кожи, словно с едва различимой прозеленью. Вот только — принц пробежался взглядом выше по её телу, видел он её перевёрнутой — та была в своей естественной форме. С хвостом, вместо ножек. — Человече, — приветственно моргнула ему перепончатыми веками речная дева, без малейшего стеснения продолжая поглаживать его член. Возможно, ему не стоило снимать штаны перед погружением. — Ты странный… Уж кто бы говорил. Ликург настороженно осмотрел девушку и, не обнаружив в ней агрессии, кивнул ей в ответ. Хотя вот задумчивости в той было хоть отбавляй. — Ты пахнешь сестрой здесь… — подводным эхом донеслось до принца. Уставившись прямо на его приподнимающуюся под ласками плоть, она покачала головой. — Кто она? Где она? Дочерей Нерея давно не слышала. Ответь же. Принц пробулькал невнятно пару слов. Скривившись, наяда быстро потянулась к нему губами, приникла в солёном, чуть отдающим тиной, поцелуе и тут же отодвинулась. — Говори. — Нереида Сао ушла к людям. Своей волей. — голос его звучал звонко, с теми же гулкими оттенками, как и у неё. — Печа-ально… — протянула та. — Всё больше и больше сестёр пропадает… Хорошо, что Матерь очнулась… — Что, прости? — Забудь, человек. То не твоё дело. На это принц мог бы ей многое сказать. Например, что эту «Матерь», имя одного из ликов богини, он слышал по соседству с именем его сестры. А кроме того, его же он слышал и из уст Керкиона, далеко не всегда в хорошем ключе. И потому это уже было охренительно его делом. Но, сколь, как оказалось, кротка и добра одна известная ему нереида, столь же меньшие сёстры — речные наяды — непокорны, гневливы и самоуверенны. Разозлишь такую, особенно находясь в её стихии, и быть беде. — О дева рек, скажи, прошу, не слышала ли ты имя «Табита»? То сестра моя. — С-слышала… Матерь и к тебе обращалась?.. Это невозможно. — Однако же… Мягкая хватка пальчиков, меж которых виднелись небольшие складочки плавников, разом окрепла. Движения остановились, а в глазах наяды поселилось недоумение. Очень быстро, впрочем, перешедшее в подозрительность. — Ты лжёшь. — Ко мне она не обращалась, да. Но в тот момент, я был рядом с нереидой, которая и озвучила мне слова вашей Матери. — Ты принуждал её говорить? Не ври! — Нет. Клянусь. Расстались с Сао мы друзьями. — Хорошо, человек, — прикусила губку девушка, помахивая хвостиком. А Ликургу вдруг пришла забавная мысль, что его тянет вперёд лошадь, за ремни которой он держится, а уже он тянет эту нахалку, которая… — Я верю тебе. — Может расскажешь всё же? Что связывает мою сестру и вашу прародительницу? Она взглянула на него удивлённо, словно внезапно очнулась ото сна, пробуждённая мелкой жужжащей букашкой. Пожалуй, он теперь понял, почему та знакомая нимфа реки, из «салона», обходилась лишь небольшой купелью, крохотной, в сравнении с глубокой обителью Сао. Эти наяды слишком опасны порой, а уж если дать им погрузиться в родную стихию и вовсе не избежать беды. Да и высокомерие это ему очень сильно не нравилось. — Она — Пробуждённая. Твоя Табита, — прозвенела ручейком дева. Но тут же хихикнула, быстро приблизившись, и продолжила уже ему прямо в лицо. — Хотя уже не твоя… Она — наша! Ликург не ответил. Гневно прищурился, скрипнул зубами — да, но промолчал. А хвостатая, несколько десятков секунд посверлив своими чернеющими бельмами глаз его глаза, моргнула перепонками, да отдалилась. Почти разочарованно. — Не люблю птичьих детишек. Гарпии наши враги. Не заинтересуй ты меня, человек, и я бы потопила всю вашу стаю, начиная с той птички. Бульк-бульк, — показала она пантомиму утопленника. — Та-акие забавные, когда тонете… — Не. Сомневаюсь. — Конечно, — кивнула она. — Сомнение — путь на дно. Точно тебе говорю. — Если я утолил твой интерес, а ты даже соизволила что-то сообщить мне, то, может, мы распрощаемся? — Нет. Я голодна, — улыбнулась во всю ширь наяда. Демонстрируя острые мелкие зубки. Пожалуй, это был его первый раз, когда оральные ласки вызывали в нём нечто большее, чем одно лишь возбуждение. Впрочем, где-то это было даже интересно.***
— Я уж думал ты потоп, — сказал болтливый Плик, вытряхивая воду из ушей. Тем же занимался и сам Ликург. — Плывёшь себе, труп-трупом. Ты даже не дышал. — Да дрочил он, — буркнул вечно недовольный Самотык, протирая тряпочкой лысину. Иначе его теперь принц называть не собирался. — На нашу Эсти, зуб даю, пацан гонял одноглазого. — Не равняй меня с собой, — помассировал глаза Ликург, в них почему-то висела какая-то муть. — «Погонять одноглазого» — дело неплохое. Но я это делаю лишь на тех, с кем уже делил постель. Мне приносят удовлетворение воспоминания, а не фантазии. Ворчун поднял на него глаза, тут же отвёл и сплюнул. Продолжать разговор он явно не собирался. Парень же, сняв брэ — а чего стесняться-то, всё одно с расстёгнутыми пуговицами и хозяйством наружу стоит — принялся выжимать ткань. Говорить, что фактически спас их отряд от потопления, он не стал. Прозвучало бы и глупо, и совершенно нереалистично. Если встреча с наядой ещё куда ни шло, хоть и тоже редкость невероятная, то уж факт, что она ласкала какого-то человечишку, что после этого выбрался на берег, и вовсе — нонсенс. Куда чаще они, её любовники, отправлялись с ней. На дно. Кстати, если так подумать, возвращение речных нимф в Дану — звоночек тревожный. А насчёт дыхания… и верно, только сейчас принц понял, что дышать-то ему и не хотелось. Даже не всплыл ни разу после того поцелуя. Как следует вытеревшись, троица поднялась на невысокий берег, где, на небольшой лужайке, закрытой небольшой рощицей, уже собрались изрядно растянувшиеся по всему берегу бойцы. И конечно же, путь они продолжили только после отдыха и полного высыхания. Не своего собственного — лошадей. Эсти была как всегда в своём репертуаре. А Ликург, вытирая своих коняг ещё тщательнее, чем самого себя, наконец понял, что «Хреноломы», то и дело повторяемое ею слово, означает лишь одно. Название отряда. — А почему именно «Хреноломы»? — обратился к гарпионе принц, когда она проходила мимо. — Потому что хером по лбу, дворянчик. — Интересная фантазия, но объясняет она мало что. — Ты такой надоедливый… — закатила глаза Эсти. — У людей член без костей, только хрящик. А у всевозможной нелюди он всегда с костью. Там есть что ломать, понял? — А вы, значит? — Да, таких костей мы поломали много. Я — больше всех! Пожалуй, ему не стоило представлять, чем именно она ломала эти кости. Не стоило и удерживать распирающий хохот, хотя тут уж ничего не поделать. И уж точно не надо было поворачиваться к ней спиной, трясясь в конвульсиях. Так что от её пинка он уворачивался с неким ощущением неловкости. Внутренней. Заслужил.***
Их ожидание слишком уж затягивалось. Настолько, что принц успел сначала заскучать, а потом и весьма успешно приуныть. Лёжа в укрытом листвой секрете, бок о бок с гарпионой, Ликург вдыхал пряно-грибной запах прелости, и размышлял. Хотя, куда более это походило на пустопорожние самокопания. Как встретит его сестра? Как героя, освободителя? Выбежит из опостылой кареты, бросится в его объятия и, быть может, крепко его поцелует? Или же окинет его полным обиды, и вполне оправданной, взглядом, не произнеся ни слова? А может и вовсе откажется покидать карету, в приступе не то, чтобы раскаяния, а скорее упёртости? Бывало у неё и такое. В общем, принцу было немного страшно вновь взглянуть в глаза своей любовницы. То, что он мог там увидеть, целиком и полностью зависело от переменчивого нрава его сестры и посетивших её в дороге мыслей. И нельзя сказать, что такое вообще возможно просчитать. Табита — ходячая неожиданность. Насчёт убийства он не особо переживал. Да, это не останется без последствий, скорее всего. Навроде тошноты там, жалости к ним, или злости на себя, но всё это он попросту отложил на потом. Сейчас не время. Свой выбор он уже сделал. Не добавляли спокойствия ему и ощущения. Вполне физиологические. Начиная от лёгкого волнительного тремора в руках и головокружения, и заканчивая чувством теплого девичьего тела рядом. Её локтя, что то и дело касался парня. Спокойного мерного дыхания, так явно, как принцу казалось, подчёркивающего рваный и шумный ритм его собственных вздохов. Запаха мокрых девичьих волос и их забавного вида. Причёска Эсти, постепенно высыхая, превращалась в некое подобие вороньего гнезда. Ему нравилось то сосредоточенно-расслабленное спокойствие, что появилось на её лице только здесь, в лесу. Сменившее её вечную угрюмую настороженность. Да что уж говорить, даже похабный язычок девушки, почему-то, вдруг разом растерял всю остроту, а неприятный тонкий скрежет её голоса обратился певучей глубиной. Редкие фразы, которыми они изредка перебрасывались звучали совсем иначе. С обоих сторон. И если о причинах своего поведения Ликург хотя бы догадывался, то вот таковые у Эсти оставались для него загадкой. А к загадкам его всегда тянуло. Всё же, Эсти не плевать на заказчика. Осознавать это было отрадно. «Ну не мудак ли ты? Ждёшь сестру, что занимала твои мысли все последние дни, и в то же время не можешь выбросить из головы эту девчонку. Как есть мудила.» — Волнение — это нормально. В первый раз у всех так. — Я знаю… но спасибо. — Не обижайся, но я одного не могу понять, — чуть повернулась к нему Эсти. — У вас что, не нашлось кого-то поопытнее? Всё же не кого-то, а принцессу похищаем. О том, что, по сути, он один входит в это «вас», принц ей не сообщил. Он вообще постарался обойтись лишь самым минимумом информации. Даже о личности заключённой не распространялся. Впрочем, осведомлённости Эсти он не удивился: столица буквально гудела, обсуждая изгнание и заключение бывшей принцессы в монастырь. Рядовым обывателям, конечно, причин не сообщали, просто поставили перед фактом. И Ликург даже не хотел представлять, сколько версий произошедшего придумали болтуны, едва ли десяток, скорее уж на порядок больше. — А кого бы ты хотела увидеть? Керкиона? — шепнул ей парень. — Он всего лишь посредник, Эсти. Могу лишь сказать, что наш… круг единомышленников очень узок. Кто смог, тот и отправился. «Ага, круг из одного человека. Сцепи руки — будет общее рукопожатие. Займись онанизмом — групповое сношение. Единомышленник чёртов.» — Не подумай. Ты довольно смышлёный и толковый мальчик… я тебе этого не говорила… но коли дело важное, то стоит использовать наиболее подходящего человека. Ты же… ну… новичок в таких делах. — Мальчик? А сама-то… — Подожди-ка… ты подумал… — распахнула во всю ширь веки Эсти, моргнула пару раз завораживающе, да и зафыркала в кулачок. — Ты подумал, что я юна? Хе-хе-хе. Забавный ты. — А разве?.. — Нет. Такая внешность… — пожала плечами она, тут же помрачнев. — Досталась мне по наследству, так сказать… — Гарпии. — Они, сволочи, самые. Нена… Вдруг она разом обратилась статуей, на полуфразе затихнув. Чуть повернула голову влево, дернула ушком, даже тем, что повёрнуто было к Ликургу, правым. Тут же подхватила оружие, небольшой арбалет, и прямо с места, почти не распрямляясь, рванула вниз по склону. На ходу бросив: — Разведчики бьются. Тревога! — и уже на середине склона повторила немного громче, уже своим привычным голосом. — Подъём, Хреноломы! К бою! Принц бросился следом, с опозданием. Пока собирал стрелы, пока подхватывал лук, Эсти уже унеслась налево по дороге, а за ней цепочкой тянулись её бойцы, на ходу заканчивая приготовления. О приближении кавалькады должны были сообщить дозорные, кои сейчас как раз и бились с кем-то. Чуткий слух Эсти уловил бы их сигнал. Так что ни у кого не были ни заряжены арбалеты, ни натянуты тетивы — испортить оружие легко, если держать вечно в боеготовности. Нападения они не опасались, а беспечность гвардейцев была известна всем, как принцу, лично знакомому с раздолбайством их полка, так и наёмникам — по донесениям лазутчиков. Но что-то пошло сильно не так. «Проклятье!» Тетиву на его лук так просто не натянешь. Не однодревковая палка, всё же, а составное произведение искусства. Тугое настолько, что приводить в готовность нужно потратив хотя бы минуту. Которой у него не было, если он не хотел отстать от отряда. Выругавшись, принц засунул выгнутое в обратную сторону орудие убийства обратно в саадак, закинул тот на плечо и сбежал вниз по склону холма. На ходу проверяя, как сидит в ножнах у пояса его клинок.***
— И что это, мать их, за несчастные ублюдки? — Не знаю насчёт матери, но называют их по-разному. Черти. Козлоногие. Паны… — Сатиры… — Да, — кивнула мрачная Эсти. — Так несчастных ублюдков тоже называют. Ликург подошёл поближе к мертвецу, лежащему в окружении собратьев и одного человека. Десять на одного — хороший размен. Неудачника — того патлатого коротышку, что предупредил его перед их ссорой с Эсти, взглядом принц не удостоил. Сейчас ему было плевать. Кончиком ботинка повернул залитую кровью голову трупа. Осмотрел это странное лицо, вытянутое и узкое, с широким плоским носом и странными ноздрями. Темноватое лицо. Нечеловеческое. Прикрыл глаза и сделал пару глубоких вдохов. — Эта хренова Матерь добралась до Табиты первой, Эсти. Нам надо спешить. — Они тут давно, Ург. Очень. Принцесска уже сдо… — Нет! — обернулся к ней принц. Нависнув над гарпионой, процедил. — Она им нужна. Живой. — Это точно? — исподлобья встретила его требовательный взгляд Эсти. — Потому что, если её там не будет, а ребята пострадают, я… — Точнее, сука, некуда. Пожалуйста, Эсти, расшевели булки подчинённых и шевелись сама. Мы должны успеть. — Вот впилась же тебе эта курица… Знать бы нахрена… — буркнула она. — От многих знаний — многие печали, красавица. Уж поверь. Обычно, одевание тетивы занимало у него достаточно времени. Длинное, выгнутое в обратную сторону древко не желало так уж просто поддаваться какому-то там человеку. Порой казалось, и не без оснований, что оружие это создано было совсем не для людей. И не людьми. Даже закрепив его ногами и уперев в бедро, как учили, Ликург обычно с заметной натугой мог привести лук в боеготовность. И далеко не всегда с первого раза. Обычно. Но не в этот раз. Парень, едва не рыча, притянул плечо лука к тетиве, зацепил петлю и отпустил. Быстро и уверенно. Ошибаться и медлить он попросту не имел права. Ощущение затаённой силы в оружии всегда волновало его кровь. Но только с этим луком, только сейчас, принц чувствовал её настолько явно и чётко. Насторожённое древко всей своей сутью желало как можно скорее исполнить предназначение. Желало ещё большего натяжения и краткого мига распрямления, отправляющего свистящий подарок врагу. И Ликург его чертовски хорошо понимал. Того же хотелось и ему самому.***
Это было не сложно. Проклятая нелюдь мало на что обращала внимания, вяло потроша карету, всё больше поглядывала куда-то в сторону леса. Парочка, что стояла на её крыше, должная, видимо, наблюдать за округой, вместо этого пялилась туда же, куда и остальные. Объекта их интереса он не видел, мешала и сама карета, и изгиб лесного массива. Несясь впереди всех, Ликург первым же и наткнулся на побоище. Иначе произошедшее ранее назвать было сложно. Заметил этих сатиров, остановился, в пару вздохов успокоил дыхание и натянул тетиву. Но выстрелить ему не дали. — Ты с ума сошёл?! — прошипела Эсти ему в ухо, перехватывая руку. — Подберёмся поближе, и тогда уже… — Иди в… — Ты можешь задеть девку! Что, мать твою, настрелялся по мишеням, и теперь думаешь — будешь всегда попадать?! Ты их предупредишь о нас раньше времени! Идиот! — Ладно… Не отставай! — Угу. Вдоль дороги тянулся длинный холм. Взглянув, что практически все, кроме одной пятёрки, скрывшейся в лесу, отправились туда, Ликург выругался про себя и последовал их примеру. Первые выстрелы должны быть эффективны, иначе битва быстро и без малейшего их преимущества перейдёт в ближний бой. То, чего всем и всегда хочется избежать. Даже ему самому. Те, первые встреченные, бились слишком хорошо. Пригнувшись, принц перебежал дорогу и спрятался в высокую траву. Присоединяясь к цепочке так же скрывающихся бойцов. И на сей раз все они были готовы к бою. Болты в желобах, тетивы натянуты, а разнородные клинки проверены. Дай только подобраться поближе, да выстрелить подружнее и козлоногие уродцы узнают, что здесь, в людских землях, им не рады. Очень. Первое у них удалось осуществить прекрасно. Поближе они подобрались без особых проблем. За мелькающей через траву и край холма картиной проследить было сложно. Но отличный ориентир — карета — весьма явно указывал путь. Остановился Ликург со всеми. В полуприсяде поднялся на возвышение, встал на колено, вытащил несколько стрел, вогнал в землю и лишь тогда посмотрел вперёд. Рядом зашуршали снаряжением бойцы, кто-то тихо выматерился, первым увидев количество противника. Едва ли меньше, чем их самих. Выматерился и сам Ликург. Тварей было много, но совсем не это привлекло его внимание и скребнуло тревогой. Здоровяк. С огромными рогами и массивным торсом. И, почему-то, стоящий на коленях. И дёргающийся как-то странно. Вне всяких сомнений — его цель. Сильнее лука, чем у него, в отряде не было и быть не могло. — Стреляем по команде, дворянчик. Помни, — шепнула у самого уха Эсти. — Ясно. Как она это делает? Как подкрадывается так тихо? Принц едва не вздрогнул. Он ведь не видел и не слышал её, думал уже покинула его гарпиона, приказы отдаёт, там. Ан нет. Предбоевое напряжение куда-то исчезло, сменяясь жаждой крови, нервы были натянуты едва ли слабее тетивы. Так что, услышав шепоток, Ликург лишь на полпути остановил руку, что потянулась к поясу, за палашом. «Спокойнее. Тебе хотя бы придётся убивать не людей, а хреновых козложопов. Уже хорошо. Так что выдохни, кретин.» — Ты видишь эту тушу? — вдруг хихикнула Эсти. — Я понимаю, что не время для хохм, но представь себе — он трахается. Вот умора. Ликург же взглянул туда. Гигант действительно весьма красноречиво двигал бёдрами. Хоть и медленно. И Темнейший его подери, не видно было ни черта. Но… кого эта тварь могла трахать? Не гвардейца же? И не монашку, ибо все трое находились сейчас неподалёку. Две молились, а третья… Хм… Ну конечно же… кто ещё мог оказаться в подобной ситуации? Мать её! Конечно Та… — Принцесску поимело чудище… Мда… Я боюсь представить, какой у него хрен. Да и не хочу, если честно. Надеюсь, ей хотя бы нравится происходящее. — Закрой, нахрен, рот. Он произнес это уже поднимаясь на ноги. И даже почти спокойно. Его лук попросту не позволял стрелять с присяда, и уж точно не с рук лёжа. Нужно было выпрямиться, наложить длинную, тяжёлую стрелу, оттянуть до уха и спустить её. Тетива больно ударила по защите левой руки, а лук довольно завибрировал, распрямившись. За его щелчком тут же последовали другие. — Придурок… Не все ещё готовы… — скрипнула зубами Эсти. — Мне насрать. Вторая стрела уже была наготове. Кхекнув, принц тут же запустил её туда же. Ровно в спину проклятому уроду. Краем сознания он отметил панику, пронзительный визг одного козлоногого. Почему-то висящего на дереве. Прямо рядом с тем, кто… Посмел. Трахнуть. Его. Сестру. И только после того, как третий снаряд вошёл в его плоть, сатир-гигант соизволил-таки отреагировать как следует. Небольшой перерыв, пока принц доставал стрелы — слишком мало приготовил — из саадака, пока арбалетчики перезаряжались для второго залпа, а лучники его только-только успели сделать; существо провело в попытках выпрямиться. Огромную спину густо усеивали стрелы и болты. Не только Ликург выбрал его основной целью. Он был высок. Невероятно высок, и столь же невероятно широк, массивен. Покатые плечи бугрились мышцами, рога, свёрнутые в кольца, остриями грозили небу. Принц выдохнул. Сейчас. Лучше момента не будет. Он должен попасть ровно и чётко в сердце. С пальцев скользнула тетива, отправляя в полёт широкий наконечник. На сей раз он выбрал стрелу, что была способна проникнуть глубже. Гранёный наконечник закрутился, умчался вперёд и… вошёл куда-то выше лопатки. Мимо. Здоровяка откинуло обратно, на землю. Не столько от самого импульса, сколько от болезненности раны. Хоть что-то… Кажется, накладывая следующую стрелу, принц зарычал от злости, досады и страха. Не за себя — за Табиту. Оно ещё живо! От прозвучавшего следом рёва, на краткий миг, всё тело принца сковало бессилие. И, судя по стонам рядом — не у него одного. Вопли, шелесты, свист стрел — всё стихло. Один безумный рёв остановил бой. Но вот что он не мог остановить, так это полёт уже отправленной стрелы. И вошла она хорошо, почти в цель, почти в сердце. Ликург всем телом ощутил волну удовлетворения. Он попал. Сатир замолк, покачнулся. Но почему-то, несмотря на все раны, на глубоко вонзившуюся в его плоть стрелу принца, он поднялся. Прямо на свои поганые копыта. Словно тот крик, забирая силы у окружающих, на время передал их ему. Хренова мистика. Едва сумев заставить тело двигаться, Ликург тут же взял ещё одну стрелу. Выстрел. «Сука!» То ли подумал, то ли вскрикнул он. Понять было сложно. Разом звуки боя вернулись на своё привычное место. Гигант поднялся и, развернувшись на месте, не обращая никакого внимания на царапнувший его щёку снаряд, потянулся к копью, торчащему из земли. Если бы этот бой описывали придворные летописцы, то явно бы написали нечто вроде: «Славный герой поднял свой волшебный лук, преисполненный праведным гневом на ужасное отродье Темнейшего. И сделал выстрел, в коий вложил всю свою горечь и боль, всю благородную ненависть и чистейшую любовь». Хрень. Дерьмо. Вся его ненависть осталась с ним, как и праведный, мать его, гнев. — Сдохни. Мразь. Принцу повезло. Стрела вновь полетела чуть не туда, куда задумывалось. Но — он едва не вознёс краткую благодарность Всеотцу — попала она точно в цель. Лучше не придумаешь. Здоровенная туша зачем-то дёрнулась в сторону, к гигантскому старому дубу, словно желала напоследок прибить мелкого верещащего сатира. И поймал стрелу ртом. Оскаленным, клыкастым, что видно было даже на расстоянии. После такого не выживают. В этом принц был уверен. Почти. Сатир покачнулся, но остался на ногах. На одно краткое мгновение, Ликург даже ощутил страх. Что, если тварь выживет? Но нет. Сомкнув челюсти, огромное тело накренилось вперёд и наконец-то рухнуло. Замерев неподвижной горой плоти. А за нею принц увидел её. Сестру. Полностью нагую, лежащую на земле. И смотрящую прямо на него. Ноги сами собой дёрнулись вперёд. Откинув лук, словно обычную деревяшку, он шагнул вперёд. Раз. Другой. Ускоряясь с каждым мигом. Прямо на бегу полоснув клинком по шее стоящего на коленях мелкого сатира, что пытался вытащить из живота увязший болт, принц понял, что не успевает. Та облезлая, гнусная тварь, что прежде висела на дереве, даже не подумала сражаться, подхватила Табиту и помчалась в лес. Гигантский сатир всё же отомстил своему убийце, то движение копьём разрезало путы. — Стой! Отродье! — Ликург запнулся о труп гвардейца, с трудом удержал равновесие. А когда поднял глаза, то увидел, что беглец исчезает в густой листве. — СТО-О-ОЙ!!! Неподвижное тело одной из монашек, лежавшее на земле, вдруг дёрнулось к нему. И только Всеотец знает, каких трудов стоило принцу не зарядить по её лицу подкованным металлом ботинком. Причиной тому было точно не милосердие. — Остановись, кретин! — послышалось сзади. Эсти. Уже когда он подбегал к границе леса, нечто твёрдое ударило его в затылок. Ноги Ликурга запнулись, а ласковая тьма беспамятства укрыла его с головой. Кажется, желание убить проклятую гарпиону, он испытал уже в забытье. Или нет?***
Он проснулся резко. Сонливая апатия быстро, даже как-то поспешно, удалилась прочь. Он чувствовал нечто странное там, внизу, под горой одеял. Между ног. Чью-то плоть, обхватившую восстающий ствол, влажную, пленившую его полностью. Чьё-то тёплое дыхание и мягкое тело, нежно, но требовательно прижавшееся к принцу. Настойчивые губы плавно проехались вверх по члену, остановившись лишь у самого края. И тут же — Ликург аж захрипел — язычок незнакомки принялся отплясывать неистовый гопак на его наливающейся силой головке. «Да что за…» Кто это? Мэрри? Так она сегодня дежурит во флигеле. Несколько дворян остановились во дворце, важные шишки. Так что её прелестная мордашка если и ублажает кого, так либо посланца от дядьёв, либо герцогёнка с западных земель. Лайла? Да кто бы пустил учителя по танцам в королевское крыло ночью? А Истра уже давно уехала. С прошлого бала не видел грудастую графиню. — А ты хороша, незнакомка, — выдавил принц, толкнувшись бёдрами вверх, в жадно хлюпающую глубину ротика. — Почти великолепна. Она его точно услышала. Ласковые пальчики пощекотали его мошонку. На мгновение оставив его член в одиночестве, приглушённо чмокнув губками — длинные волосы коснулись паха и тут же исчезли — неизвестная провела ладошками по бедрам парня. И тут же, едва слышно хихикнув, вновь проглотила торчащий вверх член. Ликург лежал на спине, вытянув ноги. Так что прекрасно ощущал это тело. Грудь её, упругая, тёплая, лежала на его бёдрах. Приподнятая попка под одеялом покачивалась в такт движениям головы. Незнакомка была горяча и ненасытна. И пламя такой же страсти с каждым её движением, с каждой щекоткой её язычка, всё сильнее разгоралось в самом принце. А незатейливая игра в тайну придавала их соитию пряных ноток, превращая банальное, в общем-то, удовольствие, в нечто большее. И когда его неизвестная любовница вдруг ускорилась, принц и думать забыл о том, чтобы нарушить эту почти мистическую загадку. Впрочем, от него уже мало что зависело. Комната Ликурга была освещена. Кто-то, надо думать как раз та, что страстно ласкала его пенис, принёс тройной канделябр со свечами и поставил у изголовья. То, что он не проснулся от их света, заслуга его привычки спать, укрывшись с головой. И похоже, что она это знала. Вот только откуда? Проблески мыслей смыло штормом. Вот-вот. Сейчас. Принц напрягся, с трудом удерживая как свои руки, так и зад, от того, чтобы, зафиксировав девичью головку, просто начать сношать её в горло. Нет. Не так. Хотя бы из благодарности за такое чудесное развлечение, можно и поиграть по её правилам. Прекрасные губы разом остановились на основании члена. Пальчики сомкнулись на мошонке, осторожно оттягивая её назад, а вторая ручка перехватила и их и сам член у паха, сжимаясь. И… готовый уж было взорваться, Ликург почти огорчённо застонал. Немного, но его оргазм откладывался. Какая коварная малышка. Но как же сладко она сосёт… Словно ребёнок карамель. Терпеливый ребёнок. Без зубов. Этой уловки надолго не хватило. Не отрываясь от «леденца», девушка продолжила ласки, вновь проходя всё тот же путь к его финалу. Вот только на сей раз, она как-то странно завозилась… Подумать об этом как следует Ликург не успел. Край его огромного атласного одеяла пополз к нему, скомкался. А из-за него показалась нежная бледненькая ручка, со странно знакомыми пальчиками. Хм… За пару мгновений до излияния, это самое одеяло вдруг резко откинулось в сторону. И Ликург, волей-неволей, обратил-таки внимание на свою любовницу. На её влажно поблёскивающие зелёные глазки. Вытянутые губы, плотно обжимающие ствол. Чуть впавшие щёчки. Оттопыренную попку, в розоватом ночном платьице. Тёмный шёлк волос на стройных её плечиках. Осознание происходящего встретилось в нём с острым разрядом удовольствия. А тело само, без участия разума, подавшись вверх, протолкнуло член ещё глубже в ротик… Табиты. «Что за… Я сплю? Всеотец, молю тебя, пусть это будет сном!» А сестрица, ощутив тугие струйки его спермы, бьющие в её нёбо, мурлыкнула поощрительно и погладила напряжённый живот принца. Шалостью своей принцесса явно была крайне удовлетворена. Шалить она всегда любила. Он был шокирован. Поражён до самой глубины души. И пребывал в полнейшем ступоре. Но всё это меркло перед тем фактом, что только что ему сделали самый лучший, в его не столь долгой жизни, минет. Табита высосала всё до самой малюсенькой капельки. Не отрывая взгляда от ошалевшего брата, она провожала опадающего бойца своими ласками до самого конца. И когда член наконец обмяк полностью, принцесса влажно чмокнув, подняла голову. Губки её сжались в кружочек, стараясь не упустить ни грана спермы наружу. Но уже потерпели неудачу — крохотная струйка белесой жидкости скатывалась от уголка губ. Тягучая сперма. Его. «Охренеть. Мать твою за ногу.» Девушка чуть подалась вперёд. Задумчиво покатала жидкости во рту. Убрала надоедливую прядь волос. И медленно — принц видел как двигалось её горло — по частям проглотила всё. А после улыбнулась, широко, радостно, и полувыдохнула-полупростонала: — Вку-у-усненько… братик… м-м… Ликург открыл рот. Закрыл. Открыл. Но ни единого звука не мог выдавить. Даже дыхание не проходило, словно где-то в нём появилась заглушка, напрочь перекрывающая как движение внутрь, так и наружу. Табита облизала губки, чуть нахмурилась. Мазнула аленьким язычком край губ, дёрнула щекой и тут же пальчиком подтёрла капельку эякулята, что норовил вот-вот сорваться с подбородка. Тщательно подхватив как её, так и оставленный след на коже, она с явным удовольствием облизала пальчик, прикрыв веки. Да так и зависла ненадолго. Раскрасневшиеся губки едва ли не так же страстно принялись ласкать свою же плоть. Принц дёрнулся. Непонятная слабость отступила. Хрипло и жадно он втянул немного воздуха в лёгкие. И именно этот звук вывел его сестру из задумчивости. — Кстати. Братец. Что это за «почти»? — распахнула свои прелестные глазки Табита, вытягивая тот самый пальчик в его сторону. И возмущённо тряхнула волосами. — Нет-нет-нет! Я — великолепна! Без всяких там «почти», «едва ли не» и прочих «возможно»! — Не-э… — Молчи, Ликург. Молчи и трахай. Свою… сестри-ичку-у… Надвигающаяся на него сестра вызывала в нем, почему-то, едва ли не страх. Её крупные бледные груди, самыми кончиками проползли по его коже от паха и до самых ключиц. Изумруды её глаз блестели в неверном свете свечей призывно, гипнотизирующе. А когда принцесса залезла на него, широко раскинув ножки в стороны, он ощутил, как живота коснулось нечто влажное, очень влажное и столь же горячее. Её вагина. Желание, что пробудилось в нём в тот миг было полным, окончательным и всеохватывающим. Без всяких «почти», «возможно» и «едва ли не». Тот первый раз, когда его член погрузился в её жадное лоно, принц почти не запомнил. Кажется, они кричали. Может быть плакали. От восторга, осознания запретности их связи, или же от хорошенько настоявшейся жажды друг друга. Она лежала под ним. раздвинув ножки так широко, как только могла. А могла она многое, не даром Лайла — их общий учитель танцев — частенько хвалила сестру. И теперь Ликург видел, что за дело. Гибкость у принцессы была великолепная. Её ручки вцепились в предплечья брата. Напряжённые, и те, и другие. Его собственные руки, почти до боли, своей и её, сжимали изящные ключицы. Но шейка Табиты, тонкая, просительно выставленная, буквально желала попасть в плен принца. Обхвати! Жёстче! Придуши меня! Молю! Слышал ли он её мысли, или то были его собственные, он не знал. Да и плевать! Она ничего не говорила. Лишь хрипела, не в силах более стонать или испускать иные звуки. Изящное, мягкое её тело содрогалось от резких, безжалостных ударов. Раскинутые в разные стороны ножки тряслись. А внизу хлюпало влажно и громко. И ничего притягательнее этих звуков Ликург в жизни не слышал. Её влагалище принимало член принца полностью и без остатка. При каждом вторжении чувствовал её матку, проникал до самой глубины. И всё же, ему почему-то казалось, что этого мало. И ему, и ей. Обоим. А потому он не занимался любовью, не имел, и даже не трахал. Он вбивал себя. Раз за разом. Глубже. Сильнее. Стереть эту паволоку сладкой неги. Мечтательную девичью грёзу. Она должна ощутить… боль? Остренькие коготочки вцепились в его предплечья. Крепко и без шуток. Проникая под кожу. Не отпуская ни на миг. Он что-то прорычал, кажется. И нарастил частоту. Почти не вынимая, тараня шейку сестринской матки. Получи! Да он бы и не смог. Бессильные её ножки, болтающиеся по сторонам, вдруг разом воспряли, пробарабанили по его спине болезненный ритм и сомкнулись в замок на его пояснице. Ах ты с-с… Руки сами собой переползли на её шею. Всё ещё призывно открытую. Пальцы обжали её. Крепко. Ни в коем случае не пережимая сонной артерии — не-э-эт, Табита должна была ощутить всё, что он ей даст. Жар, что казался сильнее вулканической магмы, охватил низ его живота. Влажные шлепки звучали часто и сильно. Но даже этого было мало. И всё же, предела своего он достиг. Дальше уже некуда. Он бил и бил, раз за разом. Хрип сестры ослаб, глазки её закатились, а тело забилось в судороге. Но куда явнее зашлось в танатическом безумстве её влагалище, проглатывая его член полностью и без остатка. Казалось, подними он таз, и девушка, держась за него лишь нижними своими мышцами, поднимется следом. Казалось… А может так и было, кто знает. Сил проверять подобное он в себе не нашёл. Ручки её колотили по мягкому атласу всё слабее. Тело замедляло биение. Замедлялся и сам принц. Застонав протяжно, громко, совершенно наплевав на то, что их кто-то услышит, принц вонзил свой клинок в хлюпающие ножны до упора. И излился. Утробный хрип сестры был эротичен не больше, чем гул охотничьего рога. И всё же… Сквозь проступившие на её шее вены, брызнувшие из глаз слёзы, за прерывающимся кашлем — он увидел нечто, поразившее его до глубины души. Наслаждение. Табита цедила каждый миг своего оргазма. Яркого и многоцветного, жаркого и испепеляющего. Словно то место в ней, что занимал воздух, сейчас заполнило удовольствие. Почти до конца. Почти без остатка. И казалось, что тот самый минимум воздуха, оставшийся в ней всё же, приносил ей лишь муку. А может он всё это придумал. В те мгновения, что падал вбок, на атлас. И упав, едва не поморщился. Ткань ощущалась почти противно, как на влажной — да что там! — полностью мокрой коже. Струйки пота бежали даже по груди. «Надо было брать не атлас — подумалось вдруг Ликургу. — Всё же тонкий чистый шёлк лучше…» Все члены сковала слабость. С трудом перекатившись, принц раскинулся на спине и уставился в потолок. В голове пустота. В теле так же. Все его силы ушли сейчас туда, в жаркую и ненасытную вагину сестры. Табита очнулась куда раньше апатичного братца. Но сил у неё было не многим больше. Только и смогла, что заползти на него. Улечься сверху, да, уперев кулачки в подбородок, каким-то странным взглядом уставиться на него. В который раз подивившись причудам природы, что дала ему такой рост, а сестре — одно недоразумение, Ликург встретил её глаза своими и скривился. Улыбка как-то не спешила выползти наружу, отправляя вместо себя замену. Кривоватую. — Ну… ты… даёшь… — А сама?.. — Синяки будут… — Да плевать… на всё… — То-очно… И всё же, в том, как менялось их состояние была разница. Огромная. Ликург едва-едва сумел поддёрнуть руку, неудобно подогнутую, да с трудом выпрямить ноги, а сестричка уже дышала часто, то и дело пуская по своим кроваво-красным губкам озорной язычок. Не переставая потираться о его вялый член. Она уже хотела погрузиться в новый этап, а принц всё ещё по капельке собирал силы. — Похотливая ты бестия, — шепнул он лениво. — Да, я такая! — прикусила губку Табита. И… утекла вниз. Её губы вновь очутились там же, где всё начиналось. Обхватили нежно и… с нежностью он поторопился. Головка девушки заходила чаще, чем у забавных болванчиков на ярмарке, а пальчики не отлипали от ослабшей мошонки. Призывая нечто, заснувшее было в недрах Ликурга. И оно отозвалось. То были не ласки. Только требование, призыв, приказ. Восстань воин, подними свой меч. И меч был поднят.***
Перед тем, как войти в неё, в её призывно оттопыренный зад, Ликург потёр раскрасневшиеся щёки — по ним она в прошлый раз била без всякой жалости; зашипев, стёр струйки крови на груди — коготки она так же пустила в ход. И потёр шею — месть её была страшна. Но своего Табита добилась. Как очередного излияния в свою киску, так и прилива сил у принца. То ли от злости и желания отомстить уже ей, то ли от желания иного, более плотского и животного. — Ты же не будешь мил, нежен и осторожен? — Не дождёшься. — Прекрасно-о-о-о!.. Он не стал ждать. Едва сам договорил, как тут же, без подготовки, без промедления, он приставил свой напряжённый ствол, покрытый их соками, ко впадинке между аккуратных ягодиц. Детородной эту дырочку назвать было нельзя. Смазки было много. Туда натекла его сперма, вперемешку с жидкостями девушки, когда она была под ним, и попала та же смесь, когда она отчаянно прыгала на нём, обессиленном. Достаточно. Четвёртый его раз изрядно подкосил чувствительность, так что сквозь пульсирующий сфинктер он проникал без особого для себя вреда. Как и для самой девушки — она явно не была там девственна. Впрочем, и особо опытной там девушка не казалась, всё больше выезжала на страсти и жажде новых ощущений. Но вот удивление у неё наличествовало. Своё «о-о» она тянула уже насаженная на его член. На самую головку, но то ли ещё будет. Взвизгнула она лишь когда он вошёл до упора, резко. Мошонка шлёпнула по её киске, пальцы его вонзились глубоко в белесые полушария булочек. Взвизгнула и тут же протяжно застонала. И стоны её становились всё громче, насыщеннее обертонами с каждым ударом как таза её брата, так и его ладоней. Первый оставлял в ней на толику больше сладостного напряжения, а вторые надолго запятнали её мягкую задницу багровыми отпечатками. Надо ли говорить, что жалеть свою сестру принц и не подумал. Навряд ли.***
Она хотела всё. Каждую капельку его семени. В ротик, попку или вагину. Особенно в вагину. Мысли о том, что семя может укорениться, сам Ликург особо много внимания не уделял. Ему было плевать. Уже плевать. Он просто кончал, раз за разом, входя как можно глубже и сильнее. И казалось, что его сестре хотелось того же. Да без «казалось» — ей хотелось. Это было так же очевидно, как восход солнца, и так же неизбежно, как смерть. Непреложный, мирообразующий факт — его сперма принадлежит Табите. Разве он может быть против. Сколько раз он уже изливался в неё, принц не помнил. Сколько-то. Много. Очень много. Такого марафона он ещё не видел, не ощущал, не испытывал. Парочка давно уже возилась на влажном, пропитанном их выделениями атласе. И не думая менять место, хотя уж его-то хватало. Кровать была мало что не гигантской. Даже сейчас, Табита, мокрая, скользкая, пахнущая пряно и остро, с трудом обхватив его грудь, царапала спину и скакала. Скакала и царапала. Наслаждаясь и первым, и вторым. Прижавшись к нему крепко, ухом к сердцу, девушка сидела на нём, так же сидящем, и отчаянно пыталась двигаться. Силы её тела подходили к концу, но страсть и желание, кажется, и не думали ослабевать. Вытянув ноги, сам Ликург одной рукой пытался ей помочь, а второй старался удержаться на месте. Обе задачи сложные, обе — необходимые. Зачем? Да Темнейший его знает. Надо. «Интересно. Как выглядят её нижние губки? Я же их почти не видел. А уж сейчас, после стольких часов…» Желание узнать стало почти нестерпимым. Как и желание кончить. Вновь в неё, вновь в жадную киску сестры. Он помог. Зашевелил тазом. Забился, как раненый зверь, поднял руку с её ягодиц, что поддерживала их снизу. И проник внутрь влажной, подёргивающейся задней дырочки, всё ещё сочащейся его спермой. Оставшейся от пары его излияний смазки хватило бы ещё надолго. Один, два и три. Пальцы проникли без особого сопротивления. Табита закричала. Тоненько, на одной ноте. И прежде, чем его член, вошедший в вагину ещё глубже, окреп и взорвался горячим в недрах её тела, девушка завыла жалобно, содрогаясь в очередном — каком там по счёту? — умопомрачительном финале. Этого было много даже для неё. По крайней мере сейчас, в эти минуты. Она бессильно опала назад. Скользнула с его бёдер, заливая пряной смесью пах принца. Чуть вздыбила перины и, сомкнув ножки, закачалась на бурных волнах затихающего оргазма. Тихонько попискивая. А ручки на её пушке выглядели так, словно оказались там для защиты. «От меня, ага… Чушь.» Угловатые арки её ножек, сомкнутых в коленях, но упирающихся пяточками в постель, выпустили уже его ноги. Чуть отползя назад, Ликург напряг себя внизу. Саднит. Уже на пределе. И всё же, интерес его был велик. «Как же ты выглядишь?.. Ты, отымевшая своего брата. Нагло и бесстыдно. Твоя киска… Как?..» Она смотрела жалобно. Меж распадка чудесных сисек, багровых кое-где, от крепкой хватки его рук, она глядела ошеломляюще притягательно. Толстые и длинные свечи уже догорали, свет их дрожал, но всё же его хватало, чтобы осветить залитое слезами личико девушки. Горячечный жар и бледность. Мольба о пощаде и предвкушение. И покорно раздвигающиеся ножки. Потихоньку отползающие ладошки, неохотно, слабо, рывками. Телу её хотелось совсем иного, но разум принцессы, мечущийся в страстном угаре, желал продолжения. Всё это он видел, придвигаясь всё ближе, наползая, словно хищный, голодный змей. Влажный атлас, слипшийся от их жидкостей, проскользил по груди, но принцу было плевать. Врата сладострастия распахнулись перед ним. А всё остальное было второстепенным, если не дальше. Аккуратная и нежная её щёлочка не успела сомкнуться. И сейчас, объятая краснотой, даже багровостью набухших губ вокруг, она смотрелась… странно. Чудесно. И притягательно, конечно же. Будь иначе, разве он отправился бы к ней? Бледная кожа лишь подчёркивала как общий багровый ореол, так и налившиеся кровью, натруженные долгими, частыми и многочисленными фрикциями, половые губки. Заляпанные, залитые белесым. И последняя порция жидкостей этого цвета, сейчас медленно сочилась из красновато-тёмного каплевидного отверстия. Так бесстыдно. Так откровенно. Так… вкусно? Когда этот интерес перерос в жажду попробовать её… их вкус, Ликург не знал. Сознательность, дальновидность и здравый смысл — в последние часы были не слишком частыми гостями в головах брата и сестры. А иначе всё просто бы закончилось раньше. Он приник к ней, как к водопою зверь, как голодный младенец к груди. Последнее, впрочем, он уже проворачивал, вовне плена её волнительных ножек. Там, где надо. Но не суть. Навряд ли она хотела его отпускать. Бёдра девушки, за мгновение до прикосновения его языка, сомкнулись на ушах парня. А после, реагируя на касание к горошинке клитора, они задрожали, напряглись и тут же сжались ещё сильнее. Влажный выдох, умоляющий стон и её ручки на своей шевелюре — всё это принц чувствовал постольку-поскольку. Краешком сознания. Всё самое важное лежало прямо у него под носом. В буквальном смысле. Пряная, солоноватая, на толику горькая жидкость коснулась его языка. Поиграв немного им, накрывшим разверстое влагалище девушки, чувствуя потёки их смеси, он резко приник к ней, погружая «конечность» так далеко, как только мог. Зачерпнув всё вытекающее, он покатал это во рту. И проглотил. Пожалуй, его собственная сперма в вкусе любимой женщины лишняя, — подумалось ему. Такое себе удовольствие. Животик Табиты дёрнулся. Она всем телом приблизилась к нему, желая продолжения ласк. И принц послушался. В конце концов, разве не стоит тот великолепный минет немного ответных удовольствий. Точно да. Её финал, влажный, бьющий прямо в него, он встретил смело и… гордо. Не отступая ни на пядь. Приникнув к источнику, не прекращая движений языком, он протянул руки вверх, положил на девичий животик и потирая, глядя и надавливая, вознёс её отчаянный крик на высокую, дрожащую вершину. И отстраняясь от обессиленной сестрёнки, вяло подёргивающейся, он думал лишь о том, как было бы хорошо, будь этот её оргазм самым-самым. Отставать от Табиты он не любил. Никогда. Ни в чём. Они противники, в той сложной и опасной войне, что шла меж ними. Ведь отец так и не объявил ещё своего наследника.