***
Пробуждение её было каким-то странным. Ножки, почему-то обнажённые, ощущали жар Гелиона, но вот всё то, что выше талии, чувствовало лишь прохладу ветерка и нежную щекотку травы. Заплаканные веки слиплись. А между бёдрами… — У-у-уф… — от прикосновения к животу, по всему её телу пробежала дрожь приятной слабости. Как от брошенного в воду камешка, расходясь волнами до самых кончиков пальцев. — Пробуждённая! Приказывай нам! Рёв Атея раздался так близко, что девушка вздрогнула. Протёрла глаза и с трудом разлепила веки, глянув на сатира, сидящего рядом. Именно его огромное тело и закрывало Табиту от светила. — Не так… громко… — хрипло произнесла она, промаргиваясь. Приподнялась на локтях, оглядев своё почти обнажённое тело, лишь трусики да тонкая рубашка. И хмыкнула. — Ты зачем меня раздел, извращенец? — Всё, согласно твоей воле, госпожа! — бухнул кулаком в грудь сатир. — Когда сила нашей Матери вошла в твоё тело, ты очень долго и напряжённо её усваивала, и постоянно пыталась раздеться. Я лишь помог. Ну и перенёс на траву. — Угу, — буркнула девушка, разглядывая мокрую ткань трусиков, едва ли не полностью прозрачную, что облепила её интимные холмики. — Припоминаю что-то… — Будут ли указания, Пробуждённая? — тихо осведомился Атей, пожирая глазами Табиту. Причём — именно её саму, а не отдельные части. Принцесса взглянула на него, сидящего на коленях справа от своей госпожи. Опустила взгляд ниже, на набедренную повязку и смежила веки, ощущая дрожь нового желания. «Кажется, я стала ещё ненасытнее… Зато теперь у меня есть полсотни ребят, всегда готовых… О, Богиня! Как же великолепно! И никаких мудацких священников!» Разжав кулачки, что взлетели сами собой в торжествующем жесте, принцесса стрельнула глазками на Атея и тихонько пискнула: — Нет, пока что занимайтесь своими делами. У вас же есть какие-то там планы, не знаю… порядок действий при нападении, верно? Вот им и следуйте. Кивнув, заметно огорчённый Атей тяжело поднялся. Тень его массивной фигуры более не накрывала девушку, чем тут же воспользовалось солнце. Пока она промаргивалась, исполинский сатир принялся раздавать приказания. — Так, детишки! Нам скоро уходить. Омирос, заканчивай пляски и осмотри округу. Первая и вторая дека — трофеи собирайте! Третья — прикрывает! Четвёртая — на разведку, сменяете дозоры! И пошустрее, козлики!!! — гулко забухал ладонями их командир. Многоликая толпа распалась отдельными ручейками. Одни ускакали прочь по дороге, другие побежали в холмы, исчезая в высокой траве. Небольшая стайка, что прежде наслаждалась представлением незатихающей Милены, так же рассосалась. Оставшиеся же, около двух десятков, налетели на карету. Флажки, обивка, ленточки — им годилось всё. Правда почему они не трогали трупы гвардейцев, позолоту, резные фигурки — хотя их-то как раз трогали, копытами — девушка так и не поняла. Позёвывая, Табита поднялась и уложила попку на пяточки, оглядываясь вокруг. Стук деревянной дверцы со стороны кареты привлёк внимание девушки. Неумолчные монашки вдруг выскочили из её недр, о чём-то громко причитая. Бедная дверца едва не вылетела из петель от удара дебелого тела толстушки, что несла в руках какую-то ткань. Скорее всего — её, Табиты, судя по шёлковым переливам. Что там напихала в тюки её кормилица, девушка не знала. Тьюда опять отлетела в сторону от толчка своей сестры во Всеотце, видать вошло у неё это в привычку. Отрез шёлка предназначался для Милены. Шустро перебирая ногами, старушка устремилась прямо к третьей монашке. Правда, немного не добежала. Рука одного из сатиров вцепилась в полощущийся край ткани, тот, что должна была тащить бедная глазастая сестра. Жалобный всхлип, и спешащая на помощь к «насилуемой» Милене старушка упала на землю. Поистине справедливое возмездие. — Отдава-а-ай красивую тря-апочку, челове-эчка! Та полупала испуганными глазами, но край ткани не отпускала. Перетягивая шёлк туда-сюда, парочка размашисто качалась. Качались и части их тел. И в одном таком взлёте, толстушка вдруг заметила нечто, сокрытое прежде повязкой сатира. От громкого крика монашки у Табиты аж в ушах зазвенело. Девушка понаблюдала немного за их перетягиванием, вздохнула и окликнула Атея, что вежливо отошёл в сторону, давая принцессе придти в себя. — Что вы с ними делать собираетесь? — Со служительницами? Убьём, наверное, — задумчиво протянул так же следящий за представлением главарь. Правда не столько с интересом, сколько примериваясь. И рука потянулась к костяному топорику на поясе… — Им нужно сохранить жизнь! — веско припечатала кулачок в ладонь Табита. — Они же пленили тебя, Пробуждённая. Хотели заточить в узилище. Разве нет? — покосился на неё собеседник. — Это просто глупые квохчущие курицы. Ни вреда, ни пользы. Отправили в их монастырь меня совсем другие люди. За что их убивать? За тупость и бесполезность? — пожала плечами девушка. И коварно улыбнулась своим мыслям. — К тому же, есть у меня одна идейка. — Не самые плохие причины, убивают и за меньшее, — ответил Атей, наклонив голову. — Но твоё слово — закон. — Спасибо… Я поговорю. Монашка вся дрожала, всхлипывала и заполошно молилась. В ткань она вцепилась так, словно та была щитом её от тёмных сил. Табита подошла к ним на чуть дрожащих ножках, и обратилась не к паникующей бабульке, а ко второму действующему лицу их соревновательной дисциплины. Тот тоже был не великого ума, судя по однообразным требованиям и постоянным рывкам. Хоть бы пнул её что ли, если хотел победить. Правила-то они не оговорили заранее. — Отдава-ай! — ткань придвигается ближе. — …о Всеотец, на тебя уповаю… — вновь закрывается шёлковым навесом монашка. — Отпусти-и-и… человечка морщи-инистая… моё! — …Защитник сирых и убогих… «Действительно убогих.» Табита обошла их по кругу. Пару раз. Ей требовалось оценить обстановку, придумать план, выявить слабые его стороны… Ой, да кого она обманывала — ей просто хотелось понаблюдать за клоунадой. Почти как в представлениях бродячих комедиантов, что раз в год посещали столицу. Да и поближе рассмотреть этих сатиров было небезынтересно. Ткань жалобно затрещала, пока едва-едва, но дурное дело не хитрое — повредят точно. Шёлк прочен, но против столь абсурдной тупости ему не выстоять… — Как тебя зовут? — Табита подошла поближе к нелюдю. — Отда-а… Что?.. О-о, Дще-эрь, — качнул рогатой головой сатир. Не забыв вновь потянуть на себя отрез ткани. Табита пробежала пальчиками по его напряжённой волосатой груди. Другой коснулась небольших, но крепких рожек в курчавой шапке волос. Тот разом напрягся и задышал так, словно только что пробежал пару лиг на полной скорости. Ну или готовился это сделать. Ручка её спустилась ниже. От него пахло… странно. Немного какой-то травой, немного хвоей. И очень много — острым и пряным возбуждением. Кажется, у Табиты чуть закружилась голова. — Я-а Тивос… — Скажи-ка, Тивос, ты доверишь мне эту дорогую тебе штучку? — К-конечно… — запнулся сатира, забывая протянуть гласную. И потянулся к поясу, доставая свой любимый предмет. — Во-о-от… Во-озьми его, Дще-эрь. Осторо-ожно, он — хру-упкий. Я нашё-о-ол его у водопада-а… Краси-и-ивый… Табита непонимающе поглядела на округлую гальку с вкраплениями какого-то розового кристалла. Кварц, скорее всего. Перевела взгляд на неподвижные зрачки сатира, его предельно серьёзное лицо и прыснула. Она-то уж было подумала… — Нет, Тивос, милый, не твой камень. Спасибо, что показал, он правда красивый. Но я говорю о… — она подхватила его напряжённые руки у самого края ткани, пара коготков его и впрямь пробили шёлк. — … этой красивой тряпочке. Это моя вещица, украденная этой глупой бабулькой. Но я подарю его тебе, если ты отпустишь, хорошо? Тот кивнул и с готовностью протянул шёлк Табите. Немного невовремя, ибо причитающая монашка, дождавшись своей очереди, снова дёрнула его на себя, вырывая из уже рук Табиты край расписанной цветами ткани. «Рановато, старая, ты себя саваном покрыла.» Девушка присела на корточки. Чуть позади её головы. Губы монашки шевелились, но звук как-то подпропал. Может та перед смертью вспомнила про обеты? — Э-эй. Ты там не преставилась ещё? — приподняла край ткани Табита. — Ы-ы-ы, — затрясла брыльями та. — А жить хочешь? — Аг-га… — Ну тогда отдавай ткань! Что вцепилась-то?! — воскликнула девушка. И уже мягче продолжила. — Не твоё — не трогай. — А к-как же сестра?.. — А что сестра? Ей и так неплохо. Уж поверь. Сидит, вон, разочарованная, что вся эта нелюдь не «осквернила» её тело всяко-разно, — вкрадчиво произнесла Табита, похлопывая ту по морщинистой щеке. — Я, кстати, тоже немного этим расстроена… Так что не заставляй меня ждать. Понятно? — Д-да… — Ткань отпусти, тормоз каретный. Складки разгладились. Скрутив нежную ткань в моток, девушка поднялась и сунула его в руки Тивоса. — Не трогай старуху. Я говорю — им следует сохранить жизнь. — Да-а, Дще-эрь! — поклонился сатир. А получить подтверждение у командира не удосужился. Табита задумчиво коснулась губ. Видимо, её новый титул кое-что да значил даже для простых сатиров. Причём куда больше, чем даже положение здоровяка Атея. Козлоног отчалил дальше грабить имущество королевской семьи, а Табита же, погрузившись в размышления, уставилась на землю. И когда земля вдруг ответила низким хрипловатым голосом, то едва не вздрогнула. — Спасите нас, п-принцесса. Молю. — Я не ваш бог, молить меня не надо. — Мы простые служительницы Всеотца, никому вреда не причинили. — Это вообще не аргумент. — Мы будем молчать. — Молчать? — Д-да, Его именем клянусь! — А вот молчать как раз не надо, — оскалилась предвкушающе девушка. — Надо очень даже наоборот. Монашка смотрела заплаканными глазами на задумчивую девушку. Снизу вверх, даже не потрудилась подняться. А Табита улыбалась воспоминаниям, едва не хихикая. Задуманная небольшая пакость приводила девушку в восторг. Подумаешь — принца трахнула. Можно же считать, что это была работа на будущее — привнесение в родственные отношения тепла, сочувствия и взаимопонимания. К тому же, всё получилось как она хотела, и наследный принц всё же… понял её до самой глубины… души, хм. По крайней мере, не все их развратные шалости проистекали из её желаний. Вылизывал её залитую спермой киску он по собственному почину. Да и потом… Тряхнув головой, бывшая принцесса отбросила накатившие грёзы воспоминаний. Сейчас были дела и поважнее. — Я хочу, чтобы вы отправились в столицу, прямо к трону папаши, — начала девушка. Дыхание сбилось, как от видений прошлого, так и предвкушения грядущего озорства. — Рухнули прямо у его ног и рассказали всё-всё, что тут случилось. А так же то, что случится далее. Это понятно? — Хорошо, милостивая принцесса… Я-а клянусь Всеотцом, — всхлипнула утробно толстушка и перевернулась живот, потом подтянула колени, закряхтела, помотала головой, приподнялась… Слишком долго! — Спасибо тебе, благодеятельница! — Я просто деятельница. Ох и наделаем мы сейчас делов… — протянула почти счастливая Табита. Сожалела она лишь о том, что не увидит лица короля Эвриппа, когда он узнает, как его дочку поимела толпа сатиров. Впрочем, куда сильнее, ей бы хотелось увидеть бледную морду суки-мачехи. Но и так неплохо. Фантазия у неё богатая. Покосившись на коленопреклонённую Тьюду, что утлым столбиком замерла неподалёку, девушка покачала головой и думать забыла о старушках. Всё, что могла — она сделала, а остальное в их руках. Совесть Табиты была чиста. К тому же, она вдруг вспомнила, что так и не ощутила Атея в себе. И от одного взгляда в сторону здоровяка, что мускулистой горой возвышался над копошащимися сатирами, внизу меж ножек девушки так сладко потяжелело, что сил сдерживаться она уже не находила. Она чувствовала, как хочет её этот здоровяк, и видела, как вновь приподнимается его повязка. И желала его самого едва ли не сильнее. Дыхание сбоило, а сердечко колотилось. Вот теперь-то она наконец тра… — СТА-АРШИЙ! — протяжно вскричало нечто со стороны. Оно бежало по дороге, оставляя за собой пыль, и отчаянно потрясая копьём. — Меня-а смени-или. Где-э тут ба-аба стра-астная?.. «Ну почему сейчас-то, а?!» Взгляд девушки сам собой зашарил по обочине тракта. Помнится тут были вонзённые в землю копья…***
На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще, и в два раза выше каждой березы. Это был огромный, в два обхвата дуб, с обломанными, давно, видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюже, несимметрично растопыренными корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию лета и не хотел видеть ни его, ни солнца. — Пожа-а-алуйста! Сними-ите меня! Табите он сразу понравился. Было в нём нечто родное, столь близкое её сердцу ворчливое очарование. Мощное, твёрдое и бугристое. — Сними-и-ите… Молю-у… Ну или пе-э-эреверни-ите хоть… Я ве-эдь ничего-о не ви-и-ижу-у! Собственноручно проверив, как держатся ремни, охватывающие весь толстенный ствол дерева, девушка жестом показала Атею спустить её вниз. И на прощание крепко шлёпнула по заднице сатира, что крепко прижимался к дубу, словно в объятия тот пытался заключить. Ну или трахнуть. — Вот! Так будет с каждым! — грозно насупилась Табита, оглядывая любопытствующих козлолюдов вокруг. — Строга ты, госпожа, — хмыкнул Атей, аккуратно опуская девушку на землю. — Он же в дозоре с самого начала нападения пробыл. А едва сменился, то тут же приник… к дубу. — Ничего не строга, — пробурчала принцесса. — Будет знать, как мешать. Перед уходом снимем. — Да, Пробуждённая — поклонился исполин, не отрывая взгляда от её полуобнажённого тела. Этот глупый сатир принёс ей слишком много беспокойства. И страха. Его принцесса ненавидела больше всего. А то, что он сделал это не нарочно ситуацию не спасало. — Кстати… — спохватилась Табита. — Вы же меня заберёте с собой?! — Иное стало бы преступлением против воли Матери, — ответил Атей, тяжело дыша. — А мою волю ты хочешь узнать? — подошла к нему поближе девушка, опуская ручки на завязки трусиков. — Очень! — хрипло прорычал здоровяк. — Но я, кажется, и так догадался. «О да, — подумала девушка, разглядывая вновь восставший член Атея. — Ты догадливый.»***
Он лежал лежал на траве, такой огромный, сильный, и такой трогательно послушный. Бугрящаяся мышцами, покрытая шрамами кожа на груди не проминалась под её руками, как бы девушка не старалась. Длинный хвост, с кисточкой на конце, подрагивал в нетерпении. А мощные копыта то и дело боронили землю. Влажный утробный стон сам собой вырвался из неё. Коленочки Табиты, упирающиеся в мускулистый живот, сжались, ловя твёрдый насест его плоти в ловушку мягких девичьих бёдер. Член сатира дёрнулся было, но принцесса с силой прижала тот к животу владельца. Она не нарочно мучила своего нового слугу. Несколько попыток приступить-таки к процессу, обернулись обидным поражением. И тогда в голову девушки пришла чудесная идея: если с наскока погрузить в себя желанное не получается, то нужно лишь добавить чуть больше смазки. Потому, решив совместить приятное с подготовкой к очень приятному, Табита уложила здоровяка на траву, а сама оседлала длинный и твёрдый его член, словно спину скакуна какого. Зажатый между двумя их телами, фаллос Атея всё больше покрывался девичьими соками. К обоюдному их удовольствию. Грудь сатира вздымалась часто и высоко, выдавая сдерживаемое напряжение владельца. А Табита, скользя киской по твёрдому насесту, едва не вскрикивала, задевая набухшей бусинкой клитора напряжённую и увитую венами плоть любовника. — Ну как же обидно, — прошептала девушка, едва не плача. — Ты, случаем, не маг? — Гр-хм… нет… госпожа… — Вот бы тебя уменьшить… а-а-ах… — отведя попку далеко назад, Табита вновь задела одну из крупных вен. — Самую малость… Окружившие их козлолюды, позабывшие о приказах, сочувственно забормотали хором слова сочувствия. И принцесса бы точно им поверила, не надрачивай они свои штуковины, прямо там, перед ними, ничуть не таясь. — Так! Вы-ы-ы-ы… — грозно начав, Табита так и завыла на одной ноте, когда крепкие руки Атея вдруг подняли её и протащили вперёд, ближе к груди. Почти к самой головке члена. — А-а-а-а… Негодник… — Виноват… Госпожа… — прохрипел здоровяк, напрягая член так сильно, как только мог. — Но так… уф-ф… больше пользы… будет… — Вы-и… зри-ители, — протянула девушка, потираясь об уздечку всей киской. — Ну-ка… быстро принесли ту развратную монашку сюда, пред мои очи… и… и… — И тра-ахнули? — осведомился вдруг знакомый голос. Табита лениво повернула голову и обнаружила там Омироса. Того, что самый быстрый и самый крепкий в этом стаде, по его собственным словам. Чувствуя, как радость от исправления несправедливости наполняет её тело, девушка довольно сощурилась, словно кошка, и мягко улыбнулась знакомцу. — И трахнули. В конце концов, возбуждения мало не бывает. Столь развратное зрелище должно подсобить ей в нелёгком деле. Слушая восторженный рёв толпы наблюдателей, девушка лишь сильнее сжала ножки. И наклонилась ниже, прямо к клыкастому лицу Атея, чмокнув того прямо в сжатые бледные губы. — Я же… гр-р… отправлял его… — Забудь… думаю, ничего не случится… Да и выставлен дозор… м-м-м… милый… — Да-а… госпожа…***
Табита не отрывала глаз от того, что происходило прямо перед ней. Даже Атей нет-нет, да вытягивал голову вверх, силясь увидеть хоть что-то. И каждый раз ему мешали рога. Но больше всех старался тот распятый сатир. Крутился, вполголоса ныл жалобно, и всячески демонстрировал чудеса гибкости. Зрелище ей и впрямь помогло. Наблюдая, как бодро скачет стареющая, но всё ещё сочная монашка на упругом члене Омироса, крепко сцепив ноги за его спиной и оглашая округу сладостными воплями, принцесса и сама принималась двигать бёдрами всё быстрее, размазывая чуть липковатую смазку своей киской. Но ещё лучше стало, когда к Милене пристроился ещё один сатир сзади. Плюнул в руку, растёр на кончике, да и присоседился, едва Омирос замешкался, смакуя ощущения от глубокого проникновения. Спустя всего десяток скорых фрикций, монашка кончила так, что Табита едва не расплакалась от зависти. Вот же сучка-то. Пока Милена, содрогаясь фигуристым телом, погрузилась в наслаждение, пара сатиров, не сговариваясь, синхронно опустили и её и себя на траву. Теперь Омирос находился снизу, всячески исследуя чуть отвисшую, но весьма привлекательную грудь монашки, а второй, удерживая её за плечи, вновь возобновил тряску хвостатым задом. А к задранной голове Милены тут же подтянулись те козлолюды, кому не досталось сладенького. — Ох… ренеть… — пожаловалась Атею девушка. — Чему их там… в монастыре у-учат?.. Работала ручками монашка весьма сноровисто. И не только ими. — Говаривают… — вдруг хрипло отозвался на риторический вопрос исполин. — Что некоторые… собратья… не из наших… у-ух… приходят к тому каменному… узилищу… Пф-ф… Табита ничего не ответила. Лишь задумчиво потеребила толстую и жёсткую косу на бороде любовника. А мыслишки её были лишь о том, что, быть может, не так-то и плох монастырь Святой Тартемис, как его малюют. Женская любовь, да ещё и гости из леса… Впрочем, её и здесь неплохо… кормят. Но хотелось ей, конечно же, большего. До дрожи и стиснутых ножек. Так сильно стиснутых, что Атей аж задвигал бёдрами, едва не подкидывая девушку. — Всё! — воскликнула Табита. И продолжила чуть жалобно. — Хватит прелюдий. Если и теперь не поможет, то я уж и не знаю… Сатир-гигант неохотно остановился. Глянул на неё своими красными глазами и кивнул. — Сядь как-нибудь поудобнее, — погладила бугристую грудь девушка. — А дальше я… Он аккуратно прижал её к себе рукой, и быстро поднялся. Огляделся, тяжело и часто дыша и едва ли не бегом отправился к одному ему видимому месту. А Табита, прижимаясь к огромной груди, буквально всем телом чувствовала биение мощного его сердца. И там, внизу, где её распалённая киска касалась члена сатира, его пульс она ощущала едва ли не отчётливее. К ней вдруг пришло осознание, что вся эта исполинская животная мощь принадлежит теперь ей. Одной. В животике девушки сладко заныло, закрутило, а после и отозвалось новой порцией влаги. И словно бы нечто шевельнулось. Подходящее местечко оказалось недалеко. Табита даже не успела как следует насладиться сладостью его крепких объятий, как гулкое буханье копыт здоровяка утихло. Он остановился, опёрся спиной обо что-то, сполз на зад и только тогда отпустил девушку. Принцессе встала неохотно. Мазнула взглядом по каменной глыбе, покрытой мхом, что служила ему импровизированным креслом, да и забыла о ней. Горячая пульсация его фаллоса пробирала её до мурашек и бабочек в животе, так что прерывать их липкий контакт было жаль. И всё же, жажда продолжения терзала девушку слишком сильно. Но даже так, медленно поднимаясь на ноги, Табита не отказала себе в удовольствии потереться попкой о горячий и пульсирующий ствол. Теперь они были почти наравне. Он — сидящий на заднице и вытянувший ноги, и она — стоящая, чуть изогнувшись, упирающая ягодицы в его член. Девушка неотрывно смотрела на своего исполинского любовника, вынимая руки из нежного шёлка рубашки. Максимум, на что её хватило чуть раньше — скинуть трусики, да разорвать проклятые пуговицы сорочки, освобождая набухшие сосочки из томительного плена. Но и только. Атей не был красив, в привычном понимании. Грубое лицо, приплюснутый нос, бескровные губы, оттопыренные клыками. Но к животной, первобытной мощи сатира-гиганта оно подходило идеально. И Табита ни за что бы не променяла его на холёных, изнеженных столичных красавчиков. По крайне мере сейчас уж точно. Мужественные и страстные гвардейцы, из тех, что она успела совратить, ему так же уступали. Даже все скопом. Откинув в сторону бесполезный комок ткани, Табита приникла в поцелуе к Атею, хватая ручками его массивные рога. Удобная вещь. Его здоровенная головка чуть касалась поясницы девушки, а сам ствол едва ли не подталкивал её попку. И сейчас, при смене положения, задранный кверху член сатира оказался слишком длинным. Литые мышцы его бёдер приняли вес девичьего тела без особых проблем. Сначала одной ножкой, потом другой ступив на ноги Атея, девушка разом оказалась куда выше. Теперь она смотрела на него сверху вниз, и такой вид ей безусловно нравился. Но главное, теперь его окаменевший член смотрел прямо меж её ножек. Так близко, что она даже ощущала его жар. И тягучие капли её соков теперь падали ровно туда, куда и нужно. Целоваться он не умел. Однако отзывался на её ласки с готовностью. Хоть и предельно неловко. Порыкивая, напряжённо сопя, Атей лишь отбивался от напора её губ. Глубоко внутри Табиты всё стянуло от желания. Первая и неудачная попытка проникновения оказалась слишком болезненной. Но сейчас, девушка была полна решимости, а тело её — готовности. Привычное шевеление Символа в недрах её лона, Табита встретила уже медленно опускаясь на член любимого. А когда её распалённая и набухшая вульва коснулась-таки навершия, чувство горячего напряжения внизу и вовсе усилилось в разы. Затаив дыхание, девушка мягко двигала бёдрами, примеряясь. И всё никак не находила нужного ощущения, когда внешние врата её готовы раскрыться и принять твердую плоть. Прервав поцелуй на самом интересном, она отстранилась, не желая отвлекаться от важного дела. Надавила тазом сильнее, плотнее, но головка члена была всё ещё слишком крупной и округлой для её тела. Поводив бёдрами, Табита разочарованно всхлипнула. Неудача, особенно на фоне сладострастных воплей Милены, у которой уж точно не было проблем ни с приёмом, ни, особенно, с соискателями её жадных дырочек — оказалась слишком обидной. — Не получается… — сообщила она своему любовнику, обиженно поджав губки. — Не… отчаивайся, Пробуждённая, — прохрипел тот, напряжённо дыша. — Наша Матерь не зря тебя выбрала. — Угу… — Я… могу помочь… Его огромные руки взлетели в тот же миг, как Табита согласно опустила подбородок. Пискнув от удивления, девушка вдруг осознала, что буквально висит в воздухе, удерживаясь лишь руками на массивных рогах, да подколенными ямками на толстых предплечьях сатира. А ещё, её вагина, разъявшаяся от такой широкой растяжки, наконец сумела принять в себя толику его плоти. И большая часть веса девушки давила сейчас на его широкую головку. — Ой-ой… Зашипев, как кошка, Табита на несколько мгновений замерла, привыкая к новому положению. Внутри всё крутило и сводило так, что она забыла как дышать. Неумолимое и отчаянно медленное продвижение гигантского члена растягивало её голодную дырочку так мощно, что девушка едва не запаниковала. Её успокоило одобрительное тепло, пришедшее изнутри, и странный шелест на грани слышимости. Пока ещё неразличимый шёпоток её Богини. Расслабив напрягшиеся было ножки, Табита взглянула на Атея, трогательно озабоченного её состоянием. Моргнула ему и слабо улыбнулась. Своего слугу, любовника и… игрушку, наверное, ей хотелось успокоить. Но ещё больше ей хотелось кое-чего иного. Глубоко вздохнув, принцесса напрягла ножки, чуть подтягиваясь. И тут же резко расслабилась целиком и полностью. Оседая на задранный вверх, твёрдый и горячий член сатира, покрытый её влагой едва ли не полностью. Давление на её вагину резко усилилось, всего на пару мгновений. А потом, захрипевшая от неожиданности Табита ощутила, как проникает в неё нечто огромное и непоколебимо основательное. Способное разорвать её чуть ли не напополам. Его головка вошла в тугой девичий тоннель едва ли на половину. И удерживалось там лишь от её веса. Девушка захрипела, запрокинув голову в попытке втянуть воздух, коготочками царапая твёрдые рога. Пальчики ног сами собой сжались, а ножки напряглись, стараясь поднять её выше, прервать эту муку. Но Атей не позволил. Согнув мощные руки в локтях, он оплёл её бёдра, фиксируя в одном положении. А потом резко толкнул член вверх. И его огромная головка, безжалостно раздвигая створки вульвы, проникла в девушку целиком и полностью. Половые губки натянулись, влекомые вовнутрь мощным напором, и, докатившись до самого края головки, обхватили её вокруг туго натянутым обручем. Звонко вскрикнув, Табита прорвала наконец спазм, и мелко задрожала, от ощущения растянутой своей вагины. Его жестокое вторжение разом утихло. Боль от проникновения терзала разум и плоть девушки, но более не нарастала. И Табита, насаженная на исполина, напряжённая и дрожащая, потихоньку успокаивалась. Пульсация внизу разносилась горячими волнами по всему её телу, принося на смену муке томную негу. Шевеление внутри, в самой матке, вновь пробуждало желание, и болезненный огонь постепенно сменялся жаром страсти. Глаза туманило паволокой слёз, но Табита всё же посмотрела на неразличимое тёмное пятно перед собой. Часто дыша, словно испуганный кролик, девушка попыталась выдавить из себя одобрительную улыбку. Но, судя по напрягшемуся Атею — получился лишь оскал. И тогда, принцесса толкнула себя дальше, насаживаясь на огромный член сатира. Вот только теперь, боли она не ощутила. Гигант не замедлил с ответом.***
От криков её горло охрипло. Утробные стоны, кажется, разогнали всех наблюдателей. А на лице поселился яркий румянец, судя по тому, как пекло щёчки. И всё же Табита продолжала вновь и вновь скакать на огромном и дьявольски сладком члене Атея. Кончая раз за разом, она ощущала бесплодные попытки внутренних мышц сжаться вокруг толстого ствола. И это ощущение взрывало ей мозг и разносило разум на клочки. Визжа, царапаясь и кусаясь, она вновь и вновь переживала это бугристое и неуклонное проникновение. Влажное чавканье её ненасытной киски сопровождало каждый взлёт и падение девичьего тела. Он поднялся, едва Табита кончила первый раз. Придерживая ослабевшую, подрагивающую девушку, Атей выпрямился в полный рост и отпустил её бёдра. Одна его рука обхватила мягкую задницу, а пальцы второй сжали бедро у колена. Он наклонился, не отрывая глаз от налитой груди принцессы, и разом поглотил правое всхолмье на треть. Для его огромной пасти то был явно не предел. Когда Табита наконец пришла в себя, её любовник начал движение. Чувствуя каждый изгиб, холмик и впадинку его исполинского пениса своей киской, девушка изнемогала от наслаждения. Боли не было, как не ощущалось и предельного напряжения. Стенки влагалища обжимали вторженца уже не так напряжённо, но всё ещё туго. Теперь, внутри, в её горящем лоне, он помещался теперь едва ли не до половины. И каждый толчок головки в шейку матки, казалось, отодвигал эту границу ещё дальше. Принцесса уже не особо понимала кто она, где находится и что вообще происходит. Однако тело, её страстное, посвящённое Матери Чудовищ тело, жаждало вновь и вновь ощущать этот жестокий и неуклонный напор чужой плоти. И Табита была послушна его воле. Порой, девушка опускала взгляд ниже, на свой животик. И вид его ей безумно нравился. Проникающий во влагалище член был столь велик, что на бледном шёлке её кожи ходили покатые буруны — след ретивой любви Атея. Табита ощущала голод. Не тот, что по пище, а совершенно иной. Взлетая в небеса и обрушиваясь в бездну, она могла думать лишь об одном. Когда же её любовник-исполин кончит наконец? Ведь за всё это время, он не излился в её хлюпающее лоно ни разу. Лишь продолжал растягивать бедную вагину всё шире и дальше, терпеливо пережидая её громкие и влажные оргазмы, а после вновь начинал неуклонное наполнение девичьего лона своей плотью. Замерев на самой низкой точке, так, что головка вновь упиралась в шейку матки, Табита вновь задрожала. Крича и плача, содрогаясь в экстазе, девушка крепко прижалась к груди Атея и излилась влагой на основание его ствола.***
Финал наступил не скоро. И всё же, он был неизбежен. Привалившись спиной к тому самому камню, Атей словно обратился такой же статуей. Каменной. Лёгкую дрожь пробегающую по твёрдому телу, Табита ощутила поздно. Она и сама только что достигла пика удовольствия, и новый подъём лишь начинался. Он замер где-то на середине движения. Едва погрузив головку и ствол на пару пальцев, в её растянутый тоннель. Табита попыталась было, на одних инстинктах, продвинуться сама, но сатир ей этого не позволил. А когда обжигающе-горячий поток жидкости ударил в её недра, принцесса и сама ощутила, как приближается внеочередной финал. Ведь Символ вновь пробудился. И его сильнейшая дрожь внутри, в самых недрах, обрушила на девушку штормовые волны, с привкусом лёгкой боли. Она чувствовала, как наполняется внутри неё какое-то свободное пространство. Воздух, выдавленный семенем Атея, защекотал стенки влагалища, выбираясь наружу. Кажется, Табита больше покраснела, хотя, казалось бы, куда ещё сильнее. Слишком уж конфузным был тот звук. Но всё её смущение быстро смыло штормом экстаза. И на сей раз в том оргазме словно бы участвовало трое. Она, Атей и их общая Богиня. Потому, что Символ пробудился по-настоящему. Как тогда. Зашевелился, пролез сквозь тревожную узкость внутри девушки. И жадно зачавкал, поглощая то, что изливал в лоно Табиты её любовник. Очень вовремя, ведь давление его семени было едва ли приятным, слишком уж много его было у щедрого Атея. И кажется, много даже для Богини. Когда они оба затихли, сатир мягко обхватил бёдра девушки и без особой натуги поднял, снимая с члена пискнувшую Табиту. И усадил обратно, попкой на основание фаллоса. Она бессильно опала на любимого, привычно прижимаясь к бугристой напряжённой груди. Вагина приятно и жарко пульсировала, а из набухших, натруженных створок стекали густые и вязкие потоки спермы. Пряный запах их страстной любви, и чуть островатого пота щекотал девичий носик. Звонко чихнув в грудь Атея, Табита слабо простонала и, преодолевая томную слабость, оттолкнулась ручками, приподнимаясь. — Ты… слишком велик… — задыхаясь, поведала любовнику девушка. И нахмурила брови. — Или ты мала… госпожа… — не обманулся её игрой Атей, слабо улыбнувшись. Табита ответила на улыбку, озорно проведя пальчиком по рельефу торса. Опустила голову ниже, на влажные волосы его паха, покрытые белесой плёнкой. Повела бёдрами, едва не откидываясь на всё ещё напряжённый член сатира, и задумчиво подцепила тонкий мостик спермы, протянувшийся от её киски к телу любовника. — И слишком много даришь семени! — стрельнула глазками она. — Возможно… Пытаясь собрать немного сочащейся из неё жидкости, Табита слишком далеко наклонилась назад. И попросту скатилась на траву. Но не остановилась, а волчком, прижав к груди руки, прокатилась дальше, радостно хохоча. Тёплая и нежная эйфория накрыла девушку с головой. Она только сейчас по-настоящему осознала, что возврата к прежней жизни не будет. Впереди её ждёт лишь свобода от всех обязательств, желаний других людей, их ожиданий и глупых законов. Лишь она, толпы прекрасных детей её Богини, и разнузданная страсть. Остановившись, Табита раскинула руки, вглядываясь в краснеющее вечернее небо, просвечивающее сквозь ветви дуба. Раздвинула ножки, открывая натруженную киску прохладе ветерка. И тут же поёжилась. Последнее было лишним. Однако, волна мурашек вновь напомнила ей о том, как именно горячая её вагина натрудилась. Повернув вбок голову, Табита пару мгновений промаргивалась от засвета. И только разглядев усталого, но довольного и радостно ухмылявшегося Атея, она замахала рукой. Приближение гиганта она встретила уже сидя. Тень от вновь налитого силой и желанием члена накрыла лицо Табиты. А огромные, покачивающиеся прямо напротив её глаз яйца сатира, всё ещё покрывали потёки недавно излитого семени. С трудом обуздав дрожь предвкушения, девушка приподнялась, озорно лизнула солоноватую головку и тут же развернулась на четвереньки, призывно покачав Атею попкой. Озорной ветерок вновь мазнул прохладой, но Табите было всё равно. Её дырочка вновь будет наполнена огромной плотью любовника, и более ничего её могло поколебать. Затаив дыхание, принцесса чуть дёрнулась когда вся тяжесть тела сатира рухнула на траву, гулко бухнув коленями. А когда его сильные ладони обхватили отпяченую попку и с лёгкостью подняли, она и вовсе заскулила от нетерпения. Широкая головка коснулась набухших врат девушки. Пальцы Атея проползли дальше, раздвигая её бёдра прямо на весу. Ощутив, как вновь створки её влагалища раздвигает эта титаническая мощь, Табита всхлипнула и отдалась на волю чувств и желаний своего ненасытного тела. Вновь приняв в себя член Атея, она довольно мурлыкнула, глядя на бугрящийся животик, и покачала бёдрами. — Ми-илый… трахни меня… жёстче! Принцесса всегда любила грубость. Братик знает. Её слуга послушался приказа. И в следующий раз удар был действительно грубыми и жёстким. Гигантская головка проникла в её растянутое влагалище до самого конца. Казалось, что член проникал в неё, сдвигая нутро, до самой диафрагмы. И сейчас произошло ровно так же. Влажный чавк плоти оказался лишь самую малость тише, чем протяжный стон Табиты. Невидяще оглядев рыхлую толпу сатиров-наблюдателей, она мазнула взглядом по валяющейся на траве Милене, явно бессознательной, но всё так же популярной у козлолюдов. Медленно отпустила из пальцев клочья вырванной травы и покачала тазом, призывая Атея продолжать эту сладкую и чуть болезненную муку. И даже немного жаль, что на сей раз принцесса так и не достигла финала. Лишь самую малость не хватило. Он откинул её вперёд. Слишком резко, без намёка на предупреждение, снимая со своего члена. Табита безвольно прокатилась дальше, да так и замерла, лицом в зелёную траву. Громкий болезненный вскрик угас, не родившись. Зияющая пустота вагины постепенно смыкалась. Прежняя уважительная тишина вечернего леса сменилась отчаянными воплями и гулким стуком копыт. А ещё… Ещё в воздухе что-то свистело. И Табита, ещё не придя в себя полностью, почему-то разом вспомнила про братика. Может потому, что странный свист был так похож на тот, что она прежде слышала не раз? На стрельбище, куда он так часто наведывался. Оглушающий рёв Атея раздался над поляной. И, едва он затих, принцесса похолодела. Ведь звук входящего в живую плоть металла она помнила преотлично. Как и громкий, дрожащий от ярости мужской голос, что послышался откуда-то со стороны кареты. Прямо из-за спины сатира-исполина. Голос Ликурга.