Это от тебя надо бежать. От тебя прятаться.
Ты несёшь смерть. Ты убиваешь.
Родинка в левом уголке губ дрогнула в вынужденной улыбке, что вовсе не подходила убийце. Так улыбались только тогда, когда не верили ни единому слову. Однако никто с ней не разговаривал. — Я этого не делала. Это не я. Не я..я бы не смогла, я не могла этого сделать, — она запустила грязные в крови руки в волосы и сжала корни. Дрожащая губа искривила тонкие черты лица до эмоции боли и внутреннего сопротивления своим мыслям. — Нет-нет-нет, не правда. Я никогда...никогда! Маленькие слезинки, подобно росе от дождя, застыли на нижних ресница, когда с ней снова заговорили изнутри.«Не лги.»
За секунду что-то исчезло в ней и что-то взяло вверх. Чёрные зрачки заполнили радужки глаз, как переполненные стаканы с водой и грязью, и поглотили два блуждающих огонька серо-зеленых эмоций. Чёрная жидкость вытекла из глаз, поползла тонкими дорожками слëз до губ, и проникла в рот. Ребёнок ничего не мог сделать, даже испугаться, ведь в тот момент был похож на тряпичную и безвольную куклу с широко раскрытыми глазами. — Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха, — адский смех сотряс комнату, будто бы сотни демонов в один голос посмеялись. Сотни голодных демонов, что жадно открыли рты, радовались. Девочка сползла с кровати, оставляя багровые следы рук и маленьких, но острых, как бритва, когтей, что шли от миниатрюных пальчиков, что разрывали ткань одеяла без особых усилий. Она подползла на коленях, пачкая низ белой рубашки в крови, к ещё живому трупу, что дёргался, пытался укусить и сопротивлялся. В испуге отползал. Волк теперь вспомнил почему был ранен слабым человеческим детёнышем. Почему нужно было бежать от неë пока была возможность. Мгновение и он был схвачен за пасть. — Ты так забавен, — прошептала хрипло. Волку удалось несколько раз прокусить бледно-розовую маленькую руку, но без силы, как неумелый щеночек со слабыми зубками. Недолго понаблюдав за борьбой умирающего, девочка осторожно взяла верхнюю и нижнюю волчью пасть в обе руки, и быстро развела их в стороны. Беспомощный писк вырвался из глотки кровожадного охотника, чья челюсть была разорвана на двое, а по краям широкой улыбки стекали дорожки только что хнынувшей тёмной крови. — Ты улыбаешься...значит, ты счастлив и тебе не больно вот так умирать? Услышав последний хриплый выдох зверя, уголки губ ребёнка упали вниз в глубокой печали. — Как жаль...игрушки так быстро ломаются. Через мгновение девочка равнодушно откинула безжизненную морду и мягко улыбнулась. Так, будто бы и вовсе никогда не знала боли, утрат и разочарований, как самый настоящий ребёнок. Прежде чем склониться над ним и выгрызться клыками в рассечённую ножом грудь, рассечь когтями плоть и рассмотреть любопытным взглядом органы, вдоволь насладиться завтраком, девичий голос прошептал несколько слов на прощание: — Не люблю есть, когда смотрят, — еë чёрные глаза поднялись прямо на наблюдавшего за ней. — Хватит глазеть на меня!! Рене распахнула глаза, ощущая чужое присутствие совсем рядом с собой, испуганно вскочила и села. Перед ней сладко потянулся Самаэль — это успокоило бушующее сердце, что секунду назад заново забилось в бешенном ритме. «Это всего лишь кот.» Рене присела и потерла ладонями лицо, жадно глотая воздух, пытаясь привести себя в чувства. В эту минуту она родилась заново. «Это был кошмар?... Или воспоминание? Нет, сейчас важно другое. Со своими тараканами разберусь потом. Потом. Нужно вспомнить для начала причину...» Час назад она зашла домой, свалилась в коридоре, и прикрыла на мгновение веки, не справляясь со слабостью в теле и тяжестью в голове, что скрывала долгое время от публики. — Ха-а...Как, черт возьми, я опять сдохла? Всë же было хорошо. Я даже прогулялась, подышала свежим воздухом, да, немного замёрзла, но не на столько же, чтобы откинуть концы. Самаэль непонимающе промяукал, юркая под руку хозяйке и по разному ласкаясь. Не ощущая собственного тела, она встала. Конечно, же по стенке, медленно перебирая ногами и руками. Весь мир смазывался, расплывался, как будто Рене была в глубоком наркотическом опьянении. Рене добралась до спальни, потом до душа в очень медленном темпе. Девушка медленно разделась, придерживаясь за что-то. Она не чувствовала какая вода еë обмывает, горячие или холодные капли стекают по ней. Было всë равно, ведь окоченевшие мышцы и кожа пока подобного не ощущали. «Меня ни чем не поили, я точно помню. Кислоту в глаза не выливали. И не пытали долгое время, чтобы вызвать подобное психологическое давление. Такие сны...мне очень давно не снились. Со времён, когда каждую часть моего тела отрезали и исследовали. И я умирала как крыса, дохла и дохла бесконечное количество раз за несколько часов, если не меньше. Так в чëм причина?» Каждый раз, когда она умирала, ей что-то снилось, будто бы намекая, что она стоит на перепутье между жизнью и смертью, прошлым и настоящим, а так же между безумством и благоразумием. «Сны всегда давали какую-то нить, спасательный трос, подсказку о том как быть дальше, но эти загадки всегда трудно разгадать...чувствую себя беспомощно.» Некоторые сны иногда были еë внутренним подсознанием, остатком страха, чувств из прошлого, а так же детских воспоминаний. Или всë вместе. «Настолько утеряное воспоминание вернулось ко мне в искажённом виде....воспоминание, где маленькая я и дикий волк, который хотел меня съесть – был съеден мной.» Аморен родилась в деревне, в которой традиции и обычаи происходили из самых варварских истоков. Да, деревенские люди могли называть себя крестьянами, не были далеки от обучения алфавита и столичной моды, но каждый ребёнок был крещён кровью дикого зверя. Крещение в деревне Аморен — это обряд, включающие в себя убийство хищного животного, то есть первое добытое своими руками мясо. Для женщин, которые не могли выйти в лес и зарубить зверушку, старшие братья или отцы сами отлавливали духов леса и приносили в дар, чтобы в случае, если женщины выйдут за ягодами в лес, то будут защищены духами... Аморее было восемь-девять лет, шрамы на руках и ногах медленно затянулись и исчезли, а кровь первого врага и его зубы стали частью еë духа охотника. Из двух клыков зверя сделали амулет, а когти на лапах вшили в пояс с оружием. Он сгорел в тот день и остался только амулет. Спустя час ей не стало лучше. Даже после того как Рене смогла переодеться в свои любимые штаны и футболку одного и того-же чёрного цвета, что были предназначенны для комфортного сна и утренней тренировки, она не чувствовала улучшения. Выйдя из ванной комнаты, с усилием перебирая в голове все возможные причины смерти, не заметила, что ноги подкосились где-то на половине пути. Рене тряслась на ровном месте так, будто бы стояла на краю песочного обрыва. «Вот это проблема..Я уже не смогу дойти обратно до спальни.» Понимая, что больше не сделает и шагу, присела, а только потом легла пластом на пол. Рене, смотря вверх, задалась только одним вопросом: — Господи за что? — всхлипывая, спрашивала она у потолка, но он лишь в ответ расплавился. Понимая, что Бог пренебрегает ей, обратилась к падшему Божьему сыну, переворачиваясь на живот. Несколько раз ударила ладонью по полу, как под двери, очень гневно. — Сатана, ты слышишь меня?! Что я такого сделала твоему отцу? А?... В ответ, конечно же, тоже тишина. —...Что один молчаливый ублюдок, что другой! Знаешь, лучше предай ему, что в рот я его молитвы и заповеди ебала! Так и передай!! В поле затуманенного зрения попало что-то смутно похожее на диван. Рене решила подползти к нему, опираясь на локти. «Ебать меня мажет...в Йокогаме какой-то особенный воздух или что? Отчего же я отправилась на тот свет, а потом вернулась? Не понравилось, может быть?» Миссия была успешно завершена, когда она положила затылок на нижнее сидение дивана. Лезть и ложиться на него как нормальный и вменяемый человек — казалось нереальным в таком состоянии. Эти сорок сантиметров стали всеми двумя метрами и прыгать через них – равносильно самоубийству. Посмотрев на потолок так, будто бы он сейчас обвалится, Рене судорожно прикрыла глаза. Нечеловеческий голод истязал еë тело, разум, душу. Сейчас все чувства обострились. В совершенстве. Чужие сердца, наполненный кровью и жизнью, подзывали к себе, подобно маякам в тумане. Их были сотни, они ослепляли, и Рене терялась. —...мать...твою..идите нахуй, — но не совсем терялась раз могла послать. Для Аморен, которая питалась малыми дозами, эта ситуация была обыденной. Она возникала не слишком часто, но каждый раз был как первый. Это была полностью вина Аморен, ведь в последнее время она старалась больше придерживаться человеческой пищи, стараясь снизить проценты риска быть обнаруженной за кормлением. Погружëнная в страхи и работу в мафии, она забывала есть, пополнять запасы донорской крови. Она обманывала себя. Свою выдержку. Каждый раз, выполняя задания в мафии, видя кровь во всех подробностях, она потеряла рвение, потеряла желание. Обман никогда ни к чему хорошему не приводит. Зверя внутри неë нужно было кормить сполна, тёплой плотью, хотя бы иногда. Изнутри что-то вырывалось, что-то злобное, дикое, прожорливое. Жажда. Ненасытная жажда. Перед ненасытной жаждой все органы отказывали и наступала короткая смерть. От малокровья. Анемия, если уж поискать в интернете. Шоковое состояние от малокровья пробуждает у вампира абстинентный синдром – ломку, или «инстинкт», который влияет на мышление, заставляя вампира думать, что в его теле нет крови и что в любой момент он вновь умрëт и больше не восстанет, как бессмертный. Тогда страх перед концом сковывает даже того, кто пережил сотни смертей. Многие попадались на удочку ненасытной жажды и сходили с ума от крови, даже те, кто прожил века, могли впервые встретиться со своими демонами и больше никогда не найти себя. Они были потеряны в иллюзиях. Они стояли на дне моря, но им казалось, что алая вода не достаëт им даже до щиколоток. Они были ненасытны.Они желали ещё.
Одержимые знали, осознавали, что убили очень много людей, но даже это не могло их остановить. Вернуть к сознанию. Кто-то вырезал целые деревни, или две, и только потом оглядывался в ужасе.Потрошители.
Одержимые.
Потерянные.
Помешанные.
Дефектные.
У Старейшин была своя управа на таких.•
•
•
Вспоминая об этой истории, которую услышала на собраниях кланов, и припоминая свой кошмар, Рене поняла, что у неë опять начался кризис среднего возраста и пережить его будет трудно. Но не всë так плохо, ведь у неë, как у полукровки, есть преимущество. У Рене была воля, а не инстинкты, ведь наполовину она всë же человек и испытывает всë то, что испытывает человек. Значит, и отвращение к виду крови у неë тоже должно быть. К подобной жестокости и тому необъяснимому желанию разрывать зубами чьи-то шеи. Небрежно, дико и так, чтобы кровь фонтаном извергалась из сонной артерии. Запустив руку под воротник футболки, Рене вытащила амулет из чёрной шёлковой нити и двух белых волчьих клыков. Ей приходилось несколько раз реставрировать древнюю побрякушку. Она вспомнила волка из сна, и как свернулась в пороге, забыв снять с себя чары; чёрные волосы, чёрная шерсть. А перед этим волком был сущий дьявол, воплощение зла и коварства в лице маленькой и беззащитной девочки. Девочку звали «Амор»... — Чисто теоретически, — Рене говорила сама с собой, медленно, будто бы отливала на языке каждый слог, — а может быть так, что я сошла с ума? Раздвоение личности, шизофрения, психопатия, разные растройства и прочее-прочее...прочее...Есть во мне, а я не знаю? Или знаю, но не хочу признаваться в этом? Самаэль грозно шипел из дальнего угла, его шерсть встала дыбом от безумных глаз, что плесали в чёрном огне. Теперь уже и его инстинкты пробудились. Он пережил уже всë что только можно с этой девушкой, но сегодня что-то было не так. Кот чувствовал это с самого начала, но надеялся на лучшее. Самаэль пошагово отходил к своему убежищу, туда, где его не достанут — под кроватью. —...мне нужно к мозгоправу, но он не поможет... Да и врачам я не доверяю. От белых халатов меня воротит, знаешь ли, — последние слова прозвучали слишком тихо, под конец губы почти не шевелились, а щека мертвенно приклеилась к обивке дивана. Рене вновь затихла. Возможно, она умерла, возможно, заснула, кто его знает? Недосыпание в последние дни ужасным образом повлияли на неë. Бессоница даëт два или три часа, если не час, чтобы отдохнуть, а после встать с будильником и с мыслью о том, что сон длился всего минуту и это только в лучшем случае... А при клинической смерти можно позабыть о времени. Не заметить, что, к примеру, только недавно зародившийся рассвет перерос в сумерки и прошли сутки. Рене даже не подозревала, что только следующим вечером с момента прибытия домой еë мирно спящее тело в режиме берсерка обнаружит тот, чей ноги в еë доме вообще не должно быть.***
Накахара был занят. Очень занят. Его серьёзное лицо вмещало в себя всë недовольство мира и вселенскую сосредоточеность. Он прямо и без чувство страха смотрел в глаза Мори, пытаясь найти в его лице подвох. Что-нибудь хитрое, что-то, что укажет на обман. Чуя был занят всеми возможными догадками, разгадками, вопросами. Мори же тем временем спокойно ужинал с Элис. И по идее с Чуей, но тот отказался. Вредничает, значит, – недоволен. Недоволен, значит, – обижен. Обижен, значит, – зол, а если зол, то до глубины души устал. Логическая цепочка последовательности давно была сопоставлена в голове Огайя и сейчас он по-просту ждал пока его подчинённый немножечко придëт в себя и почувствует последний пункт, а после проведëт неделю в чудесном, но коротком отпуске. Всего хорошего понемногу. — Босс, повторите ещё раз.., — его локти стояли на столе, а руки держали шею, шляпа лежала перед ним в пустой тарелке. — Что значит отпуск? Мори тяжело вздохнул, разрезая кусочек мягкого и сочного говяжьего стейка, и отправил прожаренный кусочек в рот Элис, что сидела с надутыми щеками, как хомяк и с удовольствием ела мясо в сладком соусе. Мори умилялся с этих пухлых щёчек, как довольный кот, кормивший мышку перед тем как еë съесть. — Отпуск...это когда ты отдыхаешь, — пояснил вновь Мори, вздыхая так глубоко и так подавлено, что, кажется, был в шаге от того, чтобы начать молиться всем богам. —...понятно, — задумчиво согласился Чуя, будто бы в первые услышал его ответ. —...отпуск. Мори взял салфетку и вытер уголки губ Элис от соуса, поглядывая краем глаза на Чую. — Да-да, отпуск, — кивнул Мори. — Тебе не снится. — А как же... отслеживание контрабандных драгоценных камней? — хмурил брови мафиози, наконец, задавая сложный вопрос. Он припомнил сегодняшнюю встречу с владельцем ювелирного магазина, чья семья на протяжённии многих лет скупала самоцветы у Мафии. Сегодня же у Мори появился «новый» бизнес-партнер. Отряд Портовой Мафии сразу покинул место боя после того, как всë разрешилось. Время удачно совпало с назначенной встречей в доках, на территории мафии. Это был ни чем непримечательный двухэтажный домик на побережье, чьи прозрачные и огромные окна открывали безграничную картину на океан, на плывущие мимо корабли. Мраморные полы, белые стены прекрасно сочитались с прозрачными лазурными сумерками. Здесь проводились встречи с нужными людьми. Дом снаружи был полностью чёрным. Это была своего рода игра с тонированными стёклами. Внутри прозрачные двери и окна были отнюдь не прозрачным. К сути, это нейтральная зона, где войти и выйти можно только из одного прохода. Путь к нему был только один — подземный тунель. Огай появился в прозрачных коридорах вместе с Чуей. Мужчины замерли, когда увидели двух белый лебедей, которые кружились и порхали в танце на мечах. Всë бы ничего, но они сражались прямо на столе, парируя и отражая удары, уворачиваясь от любых атах. На лицах молодых людей не было и капли пота, их тела казались лёгкими, как пёрышко, однако подпрыгивающая ваза между ними была прямым доказательством того, что они – не призраки. Чуя не мог понять кто же выиграет — искусство боя у двоих было совершенно — хотя он и находил подобное ребячество странным, когда назначена встреча с главой Портовой Мафии. «Это может что-то значить, – Чуя сразу же насторожился. –...Возможно, они угрожают так или предупреждают нас о том, что даже без сопровождения охраны не чувствуют себя в опасности или под наблюдением чужих людей не ощущают дискомфорта. Могут в любой момент дать отпор и запачкать свои белые костюмы. Франция как бы не была прекрасна на картинках или в записях художественной и литературной культуры – такое же место, где рождаются аморальные люди, готовые ходить по головам. Даже по головам Портовой Мафии...» Мори же с восхищённым взглядом думал: «Поразительно как мирно проходит что-то насколько ужасающее. Если бы тот юноша не уклонился, то получил бы удар в сердце. Им совсем не страшно? Так молоды, но так бесстрашны...» Сабли сверкали под приглушённым светом, лезвия отражали каждый блик, что падал из окон, пока близнецы вели битву за сохранность вазы. Каждый мог сделать только три шага назад, а дальше стол заканчивался и был риск упасть на пол и проиграть. — Сколько они уже так развлекаются? — спросил Чуя у стоящего рядом мафиози в фирменном чёрном костюме Портовой мафии и в тëмных солнцезащитных очках. — Примерно, когда босс выехал в детективное агентство, господа прибыли на место встречи..на час раньше запланированого времени, или чуть больше, — вкрадчивым голосом отозвался мужчина во всëм чёрном. Если бы вопрос задал обычный человек, то он бы так не распинался, не формировал полный ответ. Дело в статусе двух людей перед ним. — Понятно, — Чуя вновь посмотрел на юношу и девушку в белом пальто и таком же белом хакаме, открывая стеклянную дверь кабинета. Два белых лебедя обернулись на звук, сверкая зелёными глазами. Чуя анализировал на встрече каждое слово, сказанное молодыми людьми, которым на вид было чуть меньше или больше двадцати. Они выходили из семьи торговцев и бизнесменов, поэтому юноша мог предположить, что их новые строгие условия могут быть проблемой: — Поставка должна быть постоянной, в случае задержки потребуют очень большую сумму, ведь клиент всегда прав, и владельцы ювелирных магазинов, как и торговцы, ценят три вещи: деньги, постоянство и время, — отчеканил Чуя. — Да, ты прав, мне бы не хотелось потерять золотой кошелёк, — Мори отвëл взгляд в бок, обдумывая что-то, а немного погодя, сказал, отмахиваясь от тревог Чуи. — Не волнуйся. Акутагава справиться. — Акутагава, возможно, и справится, — Чуя сразу согласился, — но с двинутыми на голову людьми, помешанными на деньгах, лучше не шутить. Вдруг что-то пройдёт не так? А что ес... Чуя не успел закончить, ведь был прерван Мори. Мужчина смотрел в немом приказе, он сидел тихо и мог даже не подавать голоса, чтобы казаться властным. — Чуя, за неделю ничего не случится, — Огай говорил очень спокойно, смотря своему подчинённому в глаза, неотрывно, без раздражения, — это всего лишь твоя паранойя. Успокойся и, если есть ничего не будешь, то иди домой. Проведи эту неделю себе в удовольствие. —...да, я понял, — Чуя надел шляпу и встал со стола. — Хиро тоже получила отпуск? Мори ответил глазами «да», не понимая, что это был наводящий вопрос с подвохом. — Она постаралась в Вооруженном Детективном Агенстве, — начал объяснять Мори, — а ты на важной для Мафии сделке. Сегодня мы могли лишиться двух источников дохода денег и информации, а благодаря вам всë разрешилось в один день! Не считаешь, что вы оба достойны награды? — радостная улыбочка осветила лицо мужчины, он был счастлив сегодня помочь детективному агенству и продолжить связи с одной семьёй торговцев, у которых, похоже, младшие дети поделили семейный бизнес. Чуя всего-навсего продолжил одну фразу за владельцем ювелирного магазина и встреча прошла без лишнего напряга. Хиро часто пела этот отрывок и была помешана на Шекспире так что Чуя, работая с ней, просто не мог не запомнить что-то такое или хотя бы раз прочитать. Он был уверен, что его заразили чём-то неправильным. Фанатизм – это плохая вещь. Чуя расслабленно улыбнулся. — Мафия отстояла трудный день, босс, я понимаю, — на этих словах Чуя тактично покинул трапезную, кланяясь своему начальнику. — Увидимся через неделю, — грустно попрощался Мори, когда дверь за Чуей захлопнулась. Он так привык видеть лица своих сотрудников каждый день, что иногда даже схватывал себя на мысли, что он живëт мафией и всеми кто в неë входит. Нет, так и было. Элис воткнула вилку в листный салат и своими змеиными глазками посмотрела на меланхоличного Ринтаро. — Ещё платочком ему помахай, — упрекнула его девочка. — А? — очнулся мужчина от лёгкого чувства потери. — Что слышал. — Неужели...Элис-тян ревнует? — быстро сообразил Мори, протягивая руку к щеке девочки. Та лишь отмахнулась от него с звонким шлепком. — Раз так печëшься за него, то почему лжëшь? — прямо в лоб спросила Элис, а когда брови Мори удивлено поднялись, то продолжила своë возмущение. — Ты в последнее время только и делаешь, что прислушиваешься к страшной тёте! Даже пару вопросов не задал зачем ей встреча с Рампо без лишних ушей и глаз. Вдруг она предаст тебя? А эта неделя отпуска...сущая наглость! Ты потакаешь любому еë желанию. Если она со скалы прыгнет– ты тоже прыгнешь? «Ну это уже преувеличение, я не потакаю любому еë желанию..,» – Мори терпеливо выслушал Элис и, не предавая особого значения еë настороженному поведению, легкомысленно ответил: — Элис-тян, почему именно «страшная тëтя»? И встреча с Рампо была обязательной для нас. Этот детектив должен держать язык за зубами и подтвердить установленную нами легенду...А отпуск она запросила внезапно, буквально в последний момент, когда мы уже были у детективного агентства...меня это тоже удивило, но с другой стороны им обоим и вправду нужен глоток свежего воздуха. На данный момент больше всего отчëтов поступает от них. Элис нахмурила брови, понимая, что еë возмущения зашли в тупик, который построил Мори своими объяснениями. — Страшная и страшная, — надула губы, скрещивая руки на груди. — И, Ринтаро, ты ведь понимаешь, что это всë не просто так...Она крутит тобой как хочет. Меня это не устраивает. Почему бы тебе еë не выгнать? «В последнее время рисунки Элис выглядят всë мрачнее и мрачнее. Больше чёрных красок и алых..но недавно она нарисовала лилию.» В Японии это символ чистоты, целомудренности и невинности. В Средневековье этот цветок был напрямую связан с раскаянием за совершение грехов, им клеймили преступников. На гербах королей Франции также присутствовали эти цветы. Мори потрепал Элис по волосам, бесхитростно улыбаясь. —...у неë есть то, чего нет у меня, — тихо прошептал он, но чуть громче добавил следующее: — Элис, эта девушка пробралась в мой кабинет без единого звука и приставила нож к моему горлу. Я ведь тебе уже говорил. У неë была идеальная возможность, но она ей не воспользовалась. Элис вжала голову в плечи и опустила глаза. — Ринтаро, ты дурак...тебя просто обводят вокруг пальца, а ты и не против. Мори рассмеялся. Он прекрасно всë понимал, с самого начала, и с увереностью мог сказать, что Элис ошибалась. Конечно, с той самой ночи Мори думал, что потеряет свою хватку перед Хиро, однако, вопреки его ожиданиям, она относилась к нему так, как полагается. Позже он понял, что с ним сотрудничают и доверяют, уважают. Таким образом между Мори и его подчинённой построился тайный мост взаимоотношений, где каждого всë устраивало. Его жизни с той ночи больше ничего не угрожало... Но Элис этого не узнает, ведь Мори решил промолчать. Ему нравилось смотреть как его леди переживает и возмущается, совсем как ребёнок.***
Дверь квартиры как всегда была не заперта. Сегодня был официальный день отпуска и Чуя решил заглянуть на вечерний огонёк к своей напарнице. Гнетущая тишина и тьма встретили гостя с тёплыми объятьями, а прохладный воздух из приоткрытого окна гулял по помещению. Всë как всегда. — А? — Чуя наступил на что-то мягкое носочком туфель, включив свет, увидел, что на полу коридора валялся плащ Хиро, в котором она была на последней миссии. Накахара недоуменно поднял его и повешал на вешалку, а рядом и свою шляпу. Пакет с белым шарфом, который его напарница оставила в тот день Акутагаве, был поставлен на маленький пуфик. «Она щедра ко всем, но только не ко мне.» Акутагава неловко передал ему шарф, когда встретил Чую у выхода штаба. Конечно, Чуя заметил белую ткань на шее Рюноске ещё на побережье, когда состоялась встреча с французами. В смятении был не только Накахара, но и Ичиë, когда они обменялись ревностными взглядами. Их непринуждённые улыбки тоже стоили сил. — Конечно, Акутагава, я передам, — Чуя забрал пакет со шарфом. — Что-то ещё? Чуя впервые наблюдал за сомнениями в серых глазах, но младший быстро собрался с мыслями и поклонился ему, проговаривая: — Передайте «спасибо», — сказал Акутагава не поднимая глаз. — Акутагава-семпай, вы можете опоздать, — предупредила Хигучи тихим голосом, когда Чуя застыл, хлопая глазами. —...я запомню, можете идти, — после этого младшие сотрудники мафии ушли, а Накахара остался стоять с этим пакетом, что-то серьёзно обдумывая. «Завтра заеду и расспрошу...мне нужно выспаться и ей тоже.» Другой пакет с выпивкой отправился с Чуей до самой кухни и, продвигаясь в полумраке мимо зала, он заметил кое-что странное то, что совершенно не рисовалось в его голове раньше и было новым открытием. Хиро уснула на полу, в очень неудобной позе. Слегка поджатые к себе ноги в коленях, согнутое боком туловище при котором только плечо и щека могли найти опору в нижнем сидении дивана — эта поза вырисовывала картину немого крика боли. «...Да, так и знал, еë отпуск проходит совсем не так как надо, — Чуя стоял в оцепенение, окидывая девушку взглядом несколько раз и ежась от холода. — Она же ведь так заболеет или у неë защемит спину...а это? А это очень даже сыграет мне на руку! Можно будет смело провести допрос, но уже с пытками.» Чуя достиг кухни и поставил пакет с выпивкой на стол, гремя стеклом как можно тише. Нет, он правда старался двигаться, как мышка, но в последний момент, когда он направился закрыть окно и намеренно разбить тишину чем-то скрипучим, которое сможет сделать «бам» – да, это было окно, – расчитывал на то, что напарница подпрыгнет от испуга. Она всегда спала очень чутко и к любому постороннему внешнему звуку относилась как к взорвавшейся мине. «Хе-хе.» С ехидной улыбкой, предвкушая еë реакцию, он развернулся к ней лицом, гаденько посмеиваясь. Но Хиро даже не шевельнулась. — М? Так крепко заснула? Странно... Только сейчас Чуя заметил, что Сэмми рядом и в помине не было, обычно он всегда спал около неë, свернувшись в пушистый и урчащий комочек нежности. —...какого чёрта ты вообще уснула на полу? — Чуя приблизился к напарнице в каком-то смутном чувстве, но списал свою тревогу на одну простую мысль: «Наверное, очень устала. Я тоже, когда переработаю, сам не свой, да и поддерживать маскировку, думаю, было трудно...Что это вообще было? Что босс фокусник, что эта. Не мафия, а цирк.» Первое, что он решил сделать, – это перенести девушку с холодного пола на мягкий диван, то, что она не смогла сделать чуть ранее. Запустив руку под колени и другую за спину, он поднял еë с пола и переложил. «Ах, значит пьянка отменяется. Похоже, впервые я не смогу еë разбудить.» Он присел рядом и повернул голову к ней. Чуя теперь мог рассмотреть еë лицо под подающим светом из окон. Мертвенно-бледную кожу и, кажется, немного синие губы. Так же дыхание было очень слабое для спящего человека, а грудь и плечи почти не подымались. — Хиро? Что-то тревожное заполнило мысли, когда Чуя дотронулся руками до еë щëк. «Она не могла так замёрзнуть от ветерка в конце весны. Если ты так шутишь..я.» Температура показалась ему слишком низкой даже через перчатки, совсем холодной, будто бы– Слабо затрепетали светлые ресницы, а через пару мгновений Рене раскрыта глаза и подняла расфокусированный взгляд на Чую. Тот облегченно выдохнул, но не убрал руки. — Я думал ты померла, — он вновь задышал полной грудью. Всë самое страшное, что прокрутилось в его голове, отступило. — Не может быть. Но руки у тебя горячие, спасибо, — Рене улыбнулась одной из редких своих улыбок, уголки еë губ коснулись ладоней юноши. Чуя замер, как напуганный лисëнок, оставаясь в смущающей позиции. — Ты заболела? Совсем бледная, — Чуя ощутил как пылают его уши, но ровным голосом сказал эти слова. Он из тех людей, у которых сначала взрываются мочки или кончики ушей от стыда или смущения, а только потом уже всë остальное. — Мне нужно поесть, — Рене совсем осипла, а еë ослабевшее тело могло ей позволить только присесть и лечь обратно. Чуя уже сомневался даже в том, что она сможет сейчас встать и, поэтому, для начала помог ей присесть. «Что произошло с ней за два дня? Может, еë ранили? Да нет вроде,» — мафиози, стоя перед ней, бездумно держал её за щëки, ведь тепло его рук – это пока всë что он может предложить. – «За сутки невозможно свалиться в голодный обморок, по себе говорю, но она не сможет сейчас съесть что-то горячее... Мм, я ни черта не знаю о том, что происходит, а из неë что-то вытягивать в таком состоянии..» — Я могу чем-то помочь? Что-то нужно? — ему, конечно же, не нравилось, что его напарник совершенно на последнем издыхании, а он не знает как помочь. Рене немного наклонила голову к его правой ладони, выгибая бровь. Кажется, она не поняла, что он имеет виду, пытаясь не закрыть надолго глаза, когда веки вновь и вновь закрывались...это было очень трудно, тьма раз за разом накидывала на шею верёвку и затягивала, когда Рене сопротивлялась.«...прошу тебя..»
— Ну? Что мне делать? — Чуя в нетерпении наклонился к ней. Боялся, что та сейчас потеряет сознание и он не сможет ничего сделать. — Что ты приняла? Или, может, наоборот нужны какие-то таблетки?«..уходи..»
Ресницы вновь откликнулись на его голос. Сухие губы почти беззвучно зашевелились, голубые глаза внимательно следили за тем, чтобы разобрать каждое слово, вот так, почти соприкасаясь лбами. Они находились в десяти сантиметрах друг от друга и Чуя мог расслышать то, что она говорит, и заметить как с каждой секундой еë глаза темнели. Погружались во что-то неизвестное ему ранее, но отчего-то знакомое. — Ты сам...хочешь помочь? Амор с интересом разглядывала юношу перед собой. Еë пустые темные глаза без чувств и эмоций приковались к его голубым, встревоженным и сверкающим.«Кто он такой?»
Вначале Чуе думалось, что это просто игра теней, но сейчас что-то чёрное поглотило зелёно-карие глаза. От этого становилось не по-себе.«Почему я не хочу его убивать?»
Чуя почувствовал отчего-то лёгкую дрожь на кончиках пальцев. Это не его эмоция, он понимал это, ведь был лишь слегка озадачен и смущён, а дрожь и чувство, что нужно бежать, принадлежало тому, кто был запечатан в нëм. — Да, я хочу помочь. Говори быстрее, — игнорируя сигналы своего тела, уверенно сказал он. — Ты позволишь...мне? — ладонь полукровки обвила его запястье, как легкая ткань, бережно, оттягивая его руку и прижимая к губам. — Что именно? — Чуя несколько раз моргнул, заправляя схваченой рукой еë волосы, в поиске связи между:«Мне нужно поесть.», «Ты позволишь мне?». Еда ведь не он? Или всё же... Белые клыки появились резко, не давая больше и секунды на раздумья, чёрные венки на веках побежались вниз по щекам, будто бы слëзы. —..К-какого ху! — Чуя ощутил сразу и испуг, и страх, и оцепенение, обливаясь потом. Клыки остановились в миллиметре от его кожи, но он не мог избавиться от чувства, что не может пошевелиться. «Нет...нет,» – твердила про себя Рене, узнавая сладкий запах духов напарника. Совсем легкий и незаметный, но он привёл еë в чувства. Тёмные глаза, цвета глубокой ночи, поднялись на юношу, желая рассмотреть его лицо в мельчайших подробностях. – «Я его напугала...нет, что хуже, я проебалась. Гореть мне в аду. Долго-долго.» Рене сжала губы, ощущая как тёплая ладонь, заботливо придерживающие всë это время еë лицо, подрагивает. «Странно, что его руки ещё не переместились мне на шею и не задушили. Я была бы благодарна, он может справиться,» — Рене отпустила его запястье, – ей это давалось с трудом – чернота с еë глаз и чёрные венки не уходили. Ноги Чуи подкосились, он беспомощно рухнул на пол. Накахара не мог отвести глаз от своей напарницы, от человека с которым проработал год и доверял свою жизнь. — Ты...ты.. Что-то твердило ему бежать, подняться сейчас же и бежать, а другое настаивало на обратном и узнать всë до мелочей. Рене бы хотела потереть точку между бровей, как это обычно делала, когда у неë приваливало проблем, но не могла подобное выдать и без того ничего непонимающему и испуганному напарнику. Только в мыслях она могла себе позволить обливаться слезами и ругать себя. — Если хочешь – можешь уходить, а для надёжности – убей. Спокойней будет, — Рене проговорила это с пугающим лицом. Пустые глаза и выдавленная «спокойная» улыбка определённо не залог успеха. — Я не побегу за тобой. У меня нет сил. Если бы это был фильм ужасов и за кадром можно было услышать комментарии зрителей, то кто-нибудь точно сказал:«Ага-ага, так тебе я и поверил! Как только он начнёт бежать – ты его догонишь в один миг и сожрëшь. Закон жанра или клише, называйте как хотите, но смотреть дальше как этот парень по своей глупости корчится в муках – я не буду.» Дрожащими глазами, обладающими окраской небесного неба, Чуя говорил, что всë его тело стало подобно облаку, готовым в любой момент исчезнуть в побеге. — Почему я..себя так странно чувствую? Она наклонилась к его лицу, всматриваясь своими чёрными глазами в его душу, протягивая холодные руки к нему. Чуя судорожно закрыл глаза. —..а мне откуда знать что тобой не так? Лучше уходи и закрой за собой дверь, прошу. Я истрачиваю на тебя последние частицы своего рассудка. Имей совесть, — теперь пришла еë очередь накрыть руками его щëки, от которых отошла вся кровь. Прохлада обожгла их настолько, что Чуя шикнул, прикрывая один глаз. Он смотрел снизу вверх, сидя на полу. Чёрные глаза и непонятная ему жажда крови, исходящая от напарницы... Было предположение относительно природы Хиро, но это ведь полная чушь. Бред, верно же? Такого просто быть не может. Это, наверное, сон и в реальности такого просто не могло произойти. — Ты ещё хочешь..моей крови? Аморен ожидала любой реакции, но не этой. Возможно, из-за еë поведения и отношения он не понимает всей ситуации. Она просто хотела сделать всë правильно, но похоже стоило попытаться навредить ему, чтобы отпугнуть, но это бы всë усложнило ещё больше... — Хиро, — юношеское лицо расслабилось, но Чуя всë ещё смотрел так, будто был готов в любой момент убежать. Вот так просто с поля боя, изменяя себе, но не своему подсознанию «сосуда», который Арахабаки так неустанно охраняет. — Можешь быть спокоен, уходи. Только так ты можешь мне помочь, — девушка убрала руки с его лица и отвела взгляд к ногам. — Это нужно..переждать. Я буду в порядке через пару дней. «Я не настолько бесполезен...и опять эта ложь. Всë чаще я чувствую себя обманутым и преданным,» — если внутри него злой бог спрятался и выл как сирена тревогу, говорил через громкопередатчик сваливать отсюда нахрен и даже показывал светящимися палочками куда именно бежать, то Чуя же, которому в данным момент хотелось что-нибудь разнести с особой жестокостью из-за злости, игнорировал его с такой же старательностью. Накахара неспешно поднялся с колен. Аморен знала что еë ждал ещё один ад, когда она закроет глаза вновь, и поэтому мягко улыбнулась со словами:«Проваливай.» Засыпая, она думала, что он еë услышал и понял, но это было далеко не так. — Не лги мне, — его ответ не был услышан, ведь Рене уже настигла тьма, а сердце приближалось к тому, чтобы перестать биться. — Может, ты вампир, а может тролль или единорог, но помирать в мою смену не позволю. Чуя достал нож из портупеи, которая облегала его красный джемпер, и лёгким движением рассёк запястье, дорожка выступающих алых капель появилась на бледной коже. Он поднëс руку ко рту того, кому был обязан жизнью. — Послушай, я всë понимаю, у всех свои скелеты в шкафу, — Рене услышала этот взволнованный голос и запах крови, но не спешила раскрыть глаза. — Я вот, к примеру, вообще сосуд для Бога, а ты всего лишь какой-то там...дракула? Ничего страшного, у всех свои недостатки. «Придурок..» Она держалась слишком долго, с трудом приговаривала каждую букву, контролировала каждое движение, но не смела грубо обойтись с ним. — Хиро, очнись. Я с кем разговариваю? Она не слышала его. — Хиро! Не хотела слышать. Сухие губы промокли в крови, что неспешно попадала в рот. Капля за каплей, медленно и без невыносимой боли для жертвенника. Такого рода порез для него ничего не значил, ведь рана была не глубокая. А вот Рене чувствовала как зверь внутри неë хочет выйти на свободу. Разорвать человека на кусочки, выпить его кровь до последней капли... — Твою мать, ты очнулась..д-доброе утро? Взгляд слегка прояснился после второго глотка. Рене не испытывала голода, но чувствовала потребность взять больше. Чуе не было больно, когда еë губы осторожно касались кожи руки, когда еë язык мало-помалу слизывал алые бусинки и дорожки крови. Это выглядело возбуждающе, да, Чуя нашёл что-то подобное очень милым. «Я определено сошёл с ума. Наверное, это сон, ведь в реальности такого быть не может. Это просто влажный сон с особой тематикой,» — он не осознавал своë положение, ледяной страх и пот, что струился по спине, — всë это было задним фоном. —...Рене, — прошептала вдруг она ясным голосом. Их глаза встретились и Чуя увидел в чёрных омутах слабый отблеск зелёного. Слабый-слабый. — Что? — Чуе показалось, что он услышал какое-то слово. — Моë...имя, — синие губы были покрыты алыми разводами, а глаза – безумные, потерявшие человечность, – смотрели на напарника прямо и открыто, доверяли, но не понимали. — Аморен...Позови, если будет невыносимо. Парень кивнул, совершенно не понимая ситуацию, в которой оказался, и то, что она хочет сделать. Кончики пальцев на ногах и руках предупреждающе похолодели. Уверенный взгляд был у Чуи недолго. До того момента, когда девушка перед ним решила действовать. Рене облизнула губы, протягивая руку к его шее, к волосам и потянула к себе. Обхватила другой рукой талию напарника, размещая его на своих коленях. «Твою мать...что за поза?» — спрашивал себя Чуя. Его пунцовое лицо нервно подëргивалось, когда он поворачивал голову за плечо. Чуя вздрогнул, когда дыхание Рене обожгло его шею. Еë губы мягко коснулись кожи, но перед тем как укусить, она вздохнула чарующий запах, что всегда шёл следом за мафиозником. —...сладкий, — пробормотала Рене. Чуя погиб от волнения, от смущения, от стыда. Он сдержал крик возмущения и, глубоко вдохнув, процедил сквозь зубы: — Ты так флиртуешь или что? — вена на лбу готова была взорваться, да и красное лицо тоже. Ему страшно неловко..так ещё она что-то там бормочет себе под нос! — Не знаю, возможно, — холодные губы притронулись к тёплой шее, запечатляя ухмылку, а после оставляя и след клыков. Руки мафиози сжались на спинке дивана. Не сказать, чтобы на него напали с особой животной страстью и жестокостью, нет, было больно только первую секунду и это ощущение было схожее с тем, когда сдаëшь кровь, но сразу две иглы проникают под твою кожу, а после лишь неприятное, но терпимое чувство разливается по всему телу. Дело было в другом. Руки «Рене», которые придерживали Чую сначала за талию, а потом плавно перетекли на бёдра, губы, которые иногда отрывались от его плоти и уже алые дорожки крови подбирал еë язык, слизывал вновь и вновь, — всë это до дрожи принуждало Накахару периодически издавать тихие стоны. А глаза ходили кругом от близости. Кончики ушей, лицо, шея, плечи, – стали одним цветом с красным раком. Нет, даже он не такой красный, как Накахара Чуя сейчас. — Аморен, — позвал он шёпотом, утыкаться лбом куда-то ей в плечо. На другие ранее известные ему имена она не отзывалась, а значит, это было еë настоящее имя, сокращённый вариант «Рене», но пока так обратиться к ней не было сил. Рене остановилась и прислушалась к его дыханию. — Что такое? — Рене посмотрела на его профиль, обдумывая кое-что с задумчивым видом:«Как странно...твоей крови хватило, чтобы в крайние сроки задушить эту жабу ненасытную. Кровь от Бога какая-то не такая? Или наоборот такая?» — Скажи мне кое-что, — его голос всë ещё был ясен и еë теперь тоже, но двигаться обоим пока не слишком хотелось и выходить из подобного рода поз тоже. Чуе было удобно сидеть у неë на коленях, а Рене следить за тем как бы еë напарник не свалился куда-нибудь в бок. —...ты вправе требовать от меня всего, что захочешь, — ответила Рене, сдувая рыжие волосинки с его шеи, что приклеились из-за пота к затылку и шее. — Если так, то, — в голове было множество вопросов, которые он хотел бы задать, но лучше начать с чего-то лёгкого, — Откуда ты? — Франция, — Рене сняла с него портупею, где был слегка окровавленый нож, одной рукой и осторожно положила с боку, придерживая другой его спину. — У моей деревни не было названия и с карт еë стёрли. — Значит, — Чуя сглотнул, его ресницы защикотали плечо девушки. — Нет, я не вампир, — мягко перебила его Рене. — Точнее не полностью, ведь меня никто не обращал в чудовище. Я была им с самого рождения. Я – полукровка. Ребёнок вампира и рождённая смертной женщиной.. Чуя не смог сдержать слабого смеха, ведь всë это в голове не укладывалось. — Да, я понимаю, это безумие, — Рене лёгкими движениями водила по спине юноши, вырисовывая что-то, поглаживая. Она не понимала почему так благосклонна к нему, к этому незнакомцу, но в любом случае его жизнь не долговечна и все еë секреты он унесёт с собой в могилу. И, наконец-то, понять еë кто-то сможет, ведь юноша перед ней не слишком многим отличается со своим то прошлым, однако пропасть между ними в два века и сословия – ужасающая. —..ахуеть, — это всë что Накахара Чуя мог сказать со своим обширным словариком матов в голове. — Ладно-ладно, я понял...тогда сколько тебе лет? Или мне нужно обращаться на вы? Говоришь так, будто бы всë это было очень давно. Чуя отлип от еë плеча и заглянул уже в знакомые ореховые глаза, которые пленили его из раза в раз, но он себе в этом не признавался. — Девятнадцать...мне девятнадцать, — ответила девушка. — И..давно тебе девятнадцать? — Уже да. Подобная дурость взбесила Чую. Рене по глазам видела, что ей сейчас прилетит, поэтому она невинно улыбнулась, но с засохшей кровью на губах это вышло не очень, и замолчала. Тем временем Чуя думал: «Неужели возраст настолько большой, что не можешь сосчитать или уже перестала вести счëт? Я зря спросил, нахер вообще...кто меня за язык тянул?» Смахивая пальцами с его вспотевшего лба огненные прядки, – невыключенный свет из прихожей слабо опалил их и заглянул в его глаза – Рене якобы завороженная подобной картиной красивого и растерянного юноши, примкнула к его губам своими, оставляя кровавый вампирский поцелуй. Рене не пыталась углубить или продолжить, ей просто нужно было ненадолго отвлечь напарника прежде, чем быстро выдать прямо в его губы: — Двадцать пятого декабря тысяча семьсот девяносто шестого года ваша достопочтенная появилась на свет...А умерла спустя девятнадцать лет. — Ха? — Чуя покраснел, побелел, остолбенел и позеленел в одну секунду. Он остановил ход своих мыслей, как часы, которые тикали и тикали и сломались в один неожиданный момент, кукушка выпрыгнула и улетела из домика, а когда вернулась с долгой мысленной прогулки, то уже ранки Чуи были перебинтованы, на лбу лежало холодное полотенце, ведь его мозг был долгое время перегружен и лоб вскипел, ну и причина поломки сидела рядом на полу, уступая диван, и изящно попивала в своей спортивной пижаме вино, которое он заботливо принëс и оставил на столе. В зале посветлело из-за света на кухне, за окном ещё был вечер. Или ночь? Чуя приподнялся на локтях, маленькое полотенце упало на его грудь. — Ты такая старая...а я думал раньше, что тебе нравятся помладше, а оказалось, что для тебя даже Мори младенец, — честно признался парень, разглядывая Рене, чьи глаза как всегда были спокойны в любой ситуации, но руки еë выдавали. Когда Рене брала в руки бутылку, то горлышко вина слегла постукивала по еë зубам. Протянув вино напарнику, она сказала: — И это всë что ты можешь сказать после того, как вышел из комы? Чуя завистливо посмеялся и взял из еë рук своë любимое вино. — Ты обманывала не только меня, смысла нет на тебя злиться. Ты доверила мне что-то такое...и не убила в своëм то положении. Я не думаю, что более двух веков тайной жизни принесли тебе полное доверие к людям, — Накахара сделал маленький глоток, чтобы просушить горло и ненароком поднял глаза на что-то серое, что выглядывало из дверного проëма спальни. Самаэль смотрел на него изучающе. «Кожанные с ума сошли...сначала жрут друг друга, потом вроде бы мир и разговоры как несколько дней назад. Когда они успели так сблизиться? Я что-то пропустил,» — круглые глаза кота выглядывали именно с такой надписью. Чуе уже мерещилось мысленное облачко над его маленькой кошачьей мордочкой. — Кхм, — Чуя качнул головой, хмуря брови. — Мне, конечно, многое не понятно, к примеру, «почему я» и «почему сейчас и именно так» или «как это отразится на работе». Ик! — Скажем так, — Рене, которая секунду назад в его памяти ещё сидела на полу, оказалась перед ним. Сидя плечом к плечу, наблюдая за его эмоциями, как трепещут ресницы, прошептала ему на ухо, — это будет наш секрет. Всë что произошло и будет происходить здесь – из круга не выйдет. Ты, я и Сэмми — могилы. Одной весенней ночью был заключён негласный договор между Богом, Полукровкой и пушистым Сэмми. День, когда напарники ушли в недельный отпуск, был обмыт вином, а общие тревоги смыты коньяком. Заснули они в обнимку с котом. The end.