«Я чувствовал: однажды я очнусь от этих прекрасных видений любви и буду один, совсем один в холодном мире иных, где мой удел — только одиночество и борьба, но не мир, не общая с кем-то жизнь».
Тэхён радостно смеётся, когда его руки оказываются перепачканы в муке. День начался с готовки блинов на завтрак, — благо всё необходимое нашлось в холодильнике. (Орифиэль выполнил просьбу своего Хранителя и привёз продукты ещё прошлой ночью, пока они крепко спали на втором этаже.) Чонгук, стоя позади ангелочка, широко улыбается и аккуратно обхватывает его запястье пальцами, показывая, как пользоваться венчиком. Тэхён довольно быстро учится, впитывая новые знания как губка. Готовить ему ещё не приходилось. Что уж говорить, он впервые держит столовый прибор в руке и искренне удивляется, когда под чётким руководством Чонгука ему всё-таки удаётся подготовить жидкую смесь для будущих блинов. А вот плита его немного пугает. Чонгук успокаивает, говоря, что бояться нечего, тем более он рядом — не отходит ни на шаг от своего ангелочка, подсказывая и помогая в таком непростом занятии, как готовка. Они использовали много посуды и навели беспорядок на кухне, хотя пытались быть аккуратными. От смеха и улыбок уже болят щёки. Чонгук запрокидывает голову, прикрывая веки, и громко смеётся. Тэхён, опрокинув миску на пол, смотрит большими глазами, как бы извиняясь за свою неуклюжесть. — Ничего страшного, — ласково говорит Чонгук, целуя его в макушку. — Попробуем ещё раз. Злиться на Тэхёна совсем не получается. Он действительно старается: заново смешивает все ингредиенты, даже губы поджимает, сосредоточенно орудуя странной штуковиной. Чонгук нагревает сковороду, добавляет немного масла, параллельно с этим давая наставления. Готовить он никогда особо не любил, но делать это вместе с Тэхёном доставляет неимоверное удовольствие. Будто в детство возвращается, когда каждая незнакомая вещица вызывает неподдельное любопытство и интерес. Причём не у него, а у Тэхёна. Чонгуку только в радость объяснять, для чего предназначается тот или иной предмет. Ангелочек внимательно слушает, спрашивает ещё раз, если непонятно, а иногда просит показать на примере. Блины получаются вкусными, пускай и неаккуратными. Какие-то из них даже просвечивают из-за дыр, но Чонгук не обращает на это внимание. Ему приятно видеть, как Тэхён гордо улыбается, смотря на стопку блинов, и предлагает приготовить что-нибудь ещё. Чонгук с радостью соглашается, но перед этим кивает в сторону горы грязной посуды. Желание как рукой снимает. Тэхён вздыхает, опуская плечи, а Чонгук тихо смеётся. Занимаясь повседневными делами, оба не замечают, как пролетает день. Вечером они сидят в гостиной, напротив камина, и обмениваются улыбками. Тэхён, положив голову на чужое плечо, рассказывает о небесных порядках, о пушистых облаках, о маленьких ангелочках, которые появляются на свет каждые несколько секунд. Чонгук не перестаёт удивляться. Гладит его волосы, смотря, как дрова в камине постепенно сгорают, и тоже делится знаниями и наблюдениями, но уже о своём мире. Тэхён с радостью прислушивается к его словам, иногда прерывая, чтобы дотянуться до губ и мягко поцеловать. После, Чонгук, прочистив горло, продолжает, пытаясь собрать мысли обратно в кучу. Не получается. Замолкает, поглядывая на Тэхёна, который пригрелся на его груди, и чувствует, как ему становится тепло от собственных чувств. Те разливаются в груди, растекаясь тягучей субстанцией, и заполняют каждую клеточку, каждый уголок души. С Тэхёном хочется быть аккуратным, нежным, чутким. Чонгук, отвечая на сладкие поцелуи, с трудом сдерживается, чтобы не проявить чуть больше настойчивости. А вот Тэхён даже и не думает прятать истинные эмоции. И щеками пылает, и обнимает крепко, поддаваясь внутренним желаниям. Чонгук притягивает его к себе за шею, впервые касается губ языком, не встречая сопротивления, и проникает им в распахнутый рот, придерживая свободной рукой голову ангелочка, который отзывается на поцелуй всем телом. Засыпают рядом, лицом к лицу, под одним одеялом, и утром снова притягиваются друг к другу. Сознание ещё сонное, обогретое тело горячее; Чонгук улыбается, не открывая глаз, когда чувствует длинные пальцы на своей щеке. — Доброе утро, — голос хриплый. Тэхён касается губами подбородка, руку перекидывает через живот, чтобы обнять и прижаться ближе. Его действия настолько естественные, повседневные, что Чонгук порой не ощущает прикосновений. Словно Тэхён всегда был рядом с ним, обнимал ранним утром, водил пальцами по голой груди и заставлял его улыбаться. Вылезать из постели совсем не хочется. Он садится на край кровати, отыскивает взглядом свою футболку и снимает её со спинки стула. В последний момент передумывает и поднимается, говоря, что хочет принять душ. Когда он возвращается, повязав полотенце на бёдрах, застаёт весьма интересную картину. Тэхён, лёжа на животе в его футболке, обнимает подушку, на которой Чонгук спал, и широко улыбается. — От тебя вкусно пахнет, — признаётся ангелок, не считая, что делает что-то плохое. По какой-то причине Чонгук его совершенно не стесняется. Они будто и правда всегда жили под одной крышей. Он подходит к шкафу с одеждой и неторопливо переодевается, повернувшись спиной. Знает, что Тэхён не сводит с него глаз, потому улыбается, наклоняясь, чтобы надеть нижнее бельё. Взгляд Тэхёна наполнен любопытством. Он видел Чонгука обнажённым много раз, но всё равно смотрит с интересом, очерчивая каждый изгиб с особой внимательностью. — Я только что осознал, что ты часто бывал рядом со мной, — вдруг говорит Чонгук, смотря из-за плеча. Ангелы-хранители могут находиться со своим человеком днями напролёт. Они наблюдают, изучают, оберегают, пускай их никто не замечает. Может, поэтому у Чонгука такое чёткое ощущение того, что он прожил с Тэхёном всю свою жизнь? — И как много ты видел, стесняюсь спросить? — усмехается он, забираясь на матрас коленями. Тэхён невинно хлопает глазами. — Всё? Чонгук, прокручивая в голове всё, чем он занимался, оставшись наедине с собой, нервно усмехается. Наверное, стесняться и правда не имеет смысла. Тэхён, несмотря на свою ангельскую сущность, знает о многом. Чонгуку по-настоящему становится неловко, однако это быстро отходит на второй план. После обеда он вспоминает о сауне, расположенной прямо в доме. Было бы грех не воспользоваться ей, так что Чонгук предложил немного погреться. Внутри оказалось не так жарко, из-за чего он немного расстроился. Влажный воздух оседал на голой коже каплями. Они сидели на деревянной скамье и переглядывались, касаясь друг друга пальцами ног. Позже Чонгук растопил баню. Надел на Тэхёна специальную шапочку, снял со стены веники, подвязанные верёвочками, и отправил их замачиваться в таз с горячей водой. Для Тэхёна всё было в новинку. Он, болтая ногами, наблюдал за Чонгуком. Спросил, почему они не разделись полностью, но ответа не получил. Воздух был горячим и сухим, сидеть долго на одном месте становилось трудно. Чонгук окунул полотенце в холодную воду и положил его на широкую скамью. По его просьбе Тэхён лёг на живот и разместил подбородок на своих вытянутых руках. Что будет происходить дальше, он не знал, — всецело доверял, поэтому даже не волновался. Чонгук, взяв веники, от которых пахло еловым лесом, начал осторожно водить ими по спине и бёдрам, а после — похлопывающими движениями прошёлся по всему телу. Ощущения были необычными и даже приятными. Тэхён хихикал от щекотки, когда Чонгук добрался до нагретых пят. Парил не спеша, с умением, говоря, что это очень полезно. То ли из-за ударов вениками, то ли из-за высокой температуры кожа быстро стала красной. Тэхён сказал, что ему жарко, и тогда Чонгук предложил ненадолго выйти на улицу. Сдержать смех не получается. Он совсем не ожидал, что его начнут растирать снегом. От такого контраста Тэхён невольно вздрагивает. Ещё минуту назад дышал горячим воздухом, а сейчас жмурит глаза и громко смеётся. Чонгук подхватывает его на руки, чтобы он не ходил по холодной земле босыми ногами, и относит обратно в баню — греться. Веники оставляет в тазу, усаживает Тэхёна на деревянную скамью и набирает тёплую воду. Ухаживать за ангелочком доставляет ему особое удовольствие. Тэхён смирно сидит, пока он массирует ему голову, создавая пену. Чонгук тщательно промывает волосы, водит мочалкой по шее, плечам, рукам и груди. Останавливается на животе, думая, как лучше поступить: попросить Тэхёна убрать полотенце или оставить его одного, чтобы не смущать? А вдруг обожжётся по неаккуратности? Чонгук вручает ему мыльную мочалку, а сам отворачивается, прикрывая лицо ладонью. — Я тебя не стесняюсь, — догадавшись, в чём дело, говорит Тэхён. — Я могу чувствовать все эмоции, знакомые человеку, но стыд и смущение мне чужды. — Дело не в этом. — Чонгук по-прежнему стоит к нему спиной. — Не хочу, чтобы ты показывал своё голое тело только потому, что я попросил. Губы Тэхёна трогает улыбка. Он встаёт со скамьи и подходит ближе, вытягивая руки, чтобы обнять за пояс. Прижимается щекой к спине, прикрывает глаза, а затем скидывает с бёдер полотенце. — Разве влюблённые не предстают друг перед другом в нагом виде? Не смущайся меня, пожалуйста. Моё тело и душа принадлежат тебе, Чонгук. Мне нечего от тебя скрывать. Чонгук не смел думать ни о чём пошлом. Повернувшись к Тэхёну лицом, он заглядывает ему в глаза и долго смотрит в них, понимая, что тоже хочет быть полностью открыт. По крайней мере, душу он уже давно обнажил, впустив в своё сердце раз и навсегда. Чонгук наклоняется к его губам, целуя с такой нежностью, на которую только способен. Тэхён прав: прятаться друг от друга им незачем. Иногда он забывает, что они одного возраста. Кожа ангела гладкая и мягкая, — прикасаясь к ней, Чонгук старается действовать осторожно. Водит ладонями по изгибам совершенного тела, не переставая удивляться чужой красоте и слаженности; невольно засматривается, любуется, ласкает взглядом, замечая улыбку на чужих губах. Тэхён больше не напоминает маленького ребёнка: смотрит с полным осознанием и пониманием того, что может вызывать разные эмоции в нём. Нарочно разводит бёдра в сторону, изучает реакцию и ведь действительно ни капли не смущается. — Ты меня соблазняешь? — усмехается Чонгук, смывая с его ног пену. — Разве ангелы способны на подобное? Несмотря на свои смелые действия, Тэхён выглядит беззаботно. — Сейчас я человек, — напоминает с улыбкой. — Соответственно, могу быть грешен. — Грешен? — Чонгук поднимает брови. — Да. В отличие от тебя, все тридцать четыре года я был невинен и чист в своих помыслах. Моя душа не искушалась похотью. Чонгук мгновенно меняется в лице. Становится стыдно, ведь свою невинность он потерял ещё очень давно. Любовь к ангелочку всегда имела свою силу, но так или иначе природа брала верх. Он ни разу не состоял с кем-то в отношениях, но бывало, проводил ночь с другим человеком. Утолив физические потребности, Чонгук не задерживался в гостях. Секс не значил ровным счётом ничего — с помощью него он снимал напряжение, не более. И всё же его руки касались чужих, — как после этого он может смотреть на своего ангелочка? — Я тебя обидел? — почувствовав перемену настроения, спрашивает Тэхён напрямую. Чонгук качает головой. — Нет. Почему ты не злишься на меня? — Он опускает взгляд, позволяя разместить свои ладони на коленях. Тэхён держит его за запястья, придвигая к себе ближе. — Имею ли я право прикасаться к тебе? Прости, что не хранил верность, как ты… — Ты ведь даже не знал, увидимся мы или нет, — хмурится Тэхён. — Не вини себя. Мне было неприятно видеть, как ты ласкаешь другого, но я понимал, что тебе становится от этого легче. Наша разлука была мучительно долгой. Я не держу на тебя зла. Главное, что сейчас мы вместе. — Тэхён коротко улыбается, накрывая его щёку ладонью. — Можно задать тебе вопрос? — Чонгук кивает. — Я тебя привлекаю? Как… как мужчина. Странно говорить о таком, но я вдруг задумался, что близость тел является для людей неотъемлемой частью их жизни. Чонгук перехватывает его ладонь и подносит к своим губам, оставляя невесомый поцелуй на костяшках. — Не думай об этом. Я уже безумно счастлив быть просто рядом. Тэхён кусает губы. — Правда? — Конечно. — Значит, тебе не хочется моей ласки? — удивлённо. Чонгук не сдерживает ухмылки. — Почему мы вообще говорим об этом прямо сейчас? Ты не перегрелся? Здесь довольно жарко… — А ты уходишь от разговора, — подмечает Тэхён беззлобно. Чонгук аж теряется на мгновение. Кажется, не стоит забывать, что перед ним находится сам Верховный хранитель, который знает гораздо больше, чем он сам. Чонгук никогда не думал, что такой безобидный разговор может выбить его из колеи. Пребывая глубоко в своих мыслях, он обтирает Тэхёна полотенцем, помогает надеть тёплый халат и отводит обратно в дом. Только вот руку его не отпускают. Ангелок держит крепко, тянет за собой, прося послушаться, и Чонгук, словно во сне, следует за ним. Губ касаются другие. Тэхён целует с пылкостью, прижимаясь к его груди чересчур близко. Дурманит сознание, сам того не осознавая, и отодвигается, заглядывая в глаза, а во взгляде скрывается толика волнения. Чонгук, облизывая свои губы, на которых осталось тепло его ангелочка, около минуты стоит неподвижно. Мысли становятся ватными, невесомыми; он тяжело вздыхает, смотря на Тэхёна безотрывно. — Прости, если я слишком настойчив, — шепчет Тэхён, придвигаясь к лицу почти вплотную. Чонгук практически не дышит, когда его мягко целуют в скулу. — Я просто хочу знать, что чувствуют люди, оставаясь наедине с теми, кого очень любят. У меня не было такой возможности, и вряд ли когда-то будет… — Тэхён опускает голову. Его голос становится значительно тише. — Знаю, ты много раз делал это с другими, но почему… не хочешь попробовать со мной? Чонгук вытягивает руку, касаясь подушечками пальцев его плеча. Желание Тэхёна можно понять, но и Тэхён должен поставить себя на его место. — Когда не видишь человека очень долго, ты собираешь его образ по крупицам из воспоминаний. Мы виделись всего раз, Тэхён, — говорит Чонгук, смотря ему в глаза. — Ты был прекрасным видением, преследующим меня во снах. Иногда мне казалось, что я тебя выдумал, как делают это дети, когда им очень одиноко. И я жил с этой мыслью очень долго. — Чонгук накрывает его щёки ладонями, и Тэхён замирает. — Я знал, что рано или поздно найду тебя. Я в это искренне верил. Но мне всё равно тяжело осознать, что мы встретились и я могу к тебе прикоснуться. Да у меня мозг готов взорваться каждый раз, когда ты целуешь меня, — он нервно усмехается, начиная дышать через рот. Тэхён не смеет шелохнуться. — Пожалуйста, не думай, что я не хочу сделать тебя своим. Хочу. Очень сильно хочу. И касаться тебя, и целовать, и гладить. Но в то же время я боюсь навредить тебе. — Чонгук сглатывает. — Ты прав, я занимался сексом с другими, и, честное слово, мне очень противно думать об этом сейчас. — Он чуть хмурится, делая маленький шаг назад. — Твоя душа непорочна, твоё тело невинно, как я могу прикасаться к тебе своими грязными руками? Я готов часами смотреть на тебя, Тэхён. Готов подолгу лежать и ждать, пока ты проснёшься, готов целовать твои руки, благодаря судьбу за возможность быть рядом. О большем я не посмею просить. — Чонгук качает головой, убирая ладони от его лица. — Люди бывают мерзкими, и я, в какой-то степени, такой же. Я не погряз в своих низменных желаниях благодаря тебе, мой ангелочек. Те светлые чувства, которые я берёг для тебя все семнадцать лет, делают меня человеком. Я хочу сохранить их, — объясняет Чонгук, поджимая губы. Тэхён долго молчит. Чонгук уже думает о плохом. Боится, что ранил, поэтому подходит ближе, болезненно хмурится, не зная, как искупить свою вину, а Тэхён… …Тэхён улыбается. Он вытягивает руки, обвивая их вокруг его шеи, и глаза его словно загораются солнечным светом. — Ты полюбил меня душой, — спокойно проговаривает Хранитель, сцепляя пальцы в крепкий замочек. — А те, кто любит душой и сердцем, не способны осквернить свою любовь. Мы из разных миров, Чонгук. В моём мире не принято искать свою вторую половину, чтобы провести с ней всю оставшуюся жизнь. В твоём мире всё наоборот. Вы можете любить. А любовь, как мне известно, бывает разной. Чистой и невинной, запретной и пылкой, обжигающей и при этом болезненной. Мне кажется, неправильно разделять это чувство на категории. Любовь прекрасна в любом виде. — Тэхён прерывается на мгновение, наклоняя голову вбок. — Вспомни, как в детстве ты тянулся к своим родителям. Ты считал их своим миром, своим безопасным местом, и тебя грела их ответная любовь. А помнишь того щенка, которого принёс твой дедушка, когда тебе было пять лет? — Чонгук удивлён. Тэхён уже тогда был рядом? — У нас с тобой общие воспоминания, Чонгук, ведь всю свою жизнь я провёл вместе с тобой. Я видел, с каким трепетом ты ухаживал за животным, а после — с щемящим сердцем уезжал домой. Разве это не называется привязанностью? — спрашивает Тэхён, заставляя задуматься. — Почему-то любовью принято называть взаимные чувства между двумя людьми, но, как по мне, любить можно всё, что пожелаешь. — И даже свою никчёмную жизнь? — усмехается Чонгук, укладывая ладони на его талии. Тэхён кивает. — Как раз таки любовь наполняет нашу жизнь смыслом. Думаю, будь я человеком, полюбил бы долгие прогулки в лесу. Любовь к природе — весьма достойное чувство. Чонгук, слушая его, не сдерживает улыбки. — Как бы я хотел, чтобы наша история началась совершенно иначе… — Он притягивает Тэхёна к себе, обнимая, и кладёт подбородок на его плечо. — Что ты имеешь в виду? — Если бы мы познакомились в юности, например, я бы долго ухаживал за тобой. Втайне вздыхал, поджидал тебя на улице, чтобы незаметно проводить до дома, а перед сном представлял тебя рядом, мысленно желая спокойной ночи, — мечтательно произносит Чонгук, прикрывая глаза. — Наверное, я потратил бы много времени, чтобы получить твоё внимание, но я добился бы тебя в любом случае, — он улыбается. — Пригласил на свидание, пришёл раньше назначенного часа и от волнения искусал себе все губы. — Свидание? — вскидывает брови Тэхён. — Да. В первый раз было бы очень неловко. Наверное, я и двух слов бы не связал, но это подстегнуло бы меня назначить тебе встречу ещё раз. Не в парке или в кино, а в более уютной обстановке. В кофейне, к примеру. — Вспомнив, как этим утром Тэхён впервые попробовал кофе и тут же выплюнул его, Чонгук хмыкает. — Я бы обязательно проводил тебя до дома и, возможно, набрался смелости взять за руку. И если бы ты не был против, я бы попытал удачу и поцеловал тебя. В щёку, разумеется. Для первого раза этого было бы достаточно. Зато в следующую нашу прогулку, дождавшись подходящего момента, я бы придвинулся ближе… — Чонгук поднимает голову, касаясь кончиком носа его щеки. Он плавно перемещается к губам, замирая в жалком сантиметре от них. Тэхён, опуская ресницы, едва дышит, слушая его со всей внимательностью. — Как думаешь, мне бы хватило смелости поцеловать? — спрашивает шёпотом Чонгук, не нарочно выдыхая в приоткрытые губы. — Я бы поцеловал сам, — предполагает Тэхён и подаётся вперёд, обхватывая его верхнюю губу и мягко отпуская. — Правда? — усмехается сквозь поцелуй Чонгук. Тэхён обнимает за шею крепче, придвигая к себе и целуя ещё раз. — Я влюбился бы в тебя ещё сильнее. Ладони не спеша поднимаются выше, останавливаясь на лопатках. Чонгук отвечает на столь желанный поцелуй, проскальзывая в рот языком, из-за чего Тэхён мелко вздрагивает, но не прерывается. Оторваться друг от друга уже не получается. В груди становится так тепло, так хорошо, что оба забываются. Чонгук, сам того не осознавая, легонько давит на грудь, подталкивая в сторону дивана. Укладывает своего ангелочка на спину, и тот сразу же льнёт к нему, обнимая всем телом. Поцелуи горячие, прерывистые — не такие невинные как вначале, но и пошлости в них нет. Есть чувства и непреодолимое желание оказаться ближе. Взяв его лицо в свои ладони, Чонгук соскальзывает губами ниже, целуя подбородок и линию челюсти. Когда добирается до шеи, с трудом отстраняется на мгновение, распахивая глаза. Тэхён, запрокинув голову, тяжело дышит. Грудь то и дело, что вздымается, а ресницы словно подрагивают. Чонгук, почувствовав, как тот напрягается, прерывается. — У нас не было ни одного свидания, а ты уже готов отдаться мне без остатка, — говорит полушёпотом, соприкасаясь лбами. Тэхён мягкий, как пластилин, податливый и очень горячий. Совесть не позволяет сделать с ним что-то грязное. Это ведь его ангелочек, которого он готов боготворить. Так почему он, расположившись у него между ног, выцеловывает его бархатную кожу? Взгляд Тэхёна затуманен из-за эмоций. Он хмурит брови, когда Чонгук поднимается, упираясь коленями в диван. Разум борется с сердцем. Хотел бы он думать поменьше, но не может. Смотрит на Тэхёна сверху вниз, замечая распахнутый халат на груди, гладит колени, а после — шумно вздыхает, поджимая губы. — Не могу, — признаётся Чонгук, чувствуя себя немного глупо. Сам не до конца понимает, что его останавливает. Светлый образ Тэхёна рушится на глазах, — и это делает он. Собственными руками. — Не хочу так поступать с тобой, зная, что мы, возможно, больше не увидимся. — Он наклоняется, поправляя его халат, чтобы не было соблазна заглядываться, и слезает с дивана. — Сделаю нам чай. Тэхён ещё долго лежит на прежнем месте. Задумчивый взгляд направлен в потолок. Дыхание уже ровное, сердце не бьётся в предвкушении близости. Поведение Чонгука его не задевает — напротив, наталкивает на мысли. Чонгук хочет оставить его в памяти как первую любовь — чистую и невинную, местами ранимую. В этом желании нет ничего плохого, однако он неправильно понял чужие слова. Подойдя к нему со спины, Тэхён крепко обнимает Чонгука за шею. Наслаждается теплом своего человека, улыбается, ведь Чонгук гладит его руки, после чего подносит правую ладонь к губам и целует. — У нас не было долгих прогулок под луной и неловких взглядов. Наша история красива по-своему. — Тэхён садится за стол, забирая кружку с чаем. Дождавшись, когда Чонгук расположится напротив, он договаривает: — И она только начинается. С чего ты взял, что мы больше не встретимся? — Я готов ждать, — прямо говорит Чонгук. — Сколько лет пройдёт, прежде чем тебе удастся сбежать ко мне снова? Пять, десять, пятнадцать? Рано или поздно возраст возьмёт своё. Я могу пообещать, что пронесу свою любовь через года, но я не уверен, что это то, чего я хочу на самом деле. — Чонгук опускает взгляд на стол, чувствуя вину за то, что высказался немного грубо. Зато правдиво. Появление Тэхёна перевернуло всю его жизнь. Но что он будет чувствовать, когда тот вернётся на небеса? Зияющую дыру в груди? И как ему справляться с одиночеством после того, как он испытает жар их близости? Чонгук боится остаться ни с чем. Чем больше они проводят времени вместе, чем больше создают общих воспоминаний, — тем больнее ему будет потом. — Я ведь обещал вернуться, — спустя несколько долгих минут подаёт грустный голос Тэхён. — Ты не веришь мне? Чонгук по-прежнему не смотрит ему в глаза. — Я хочу тебе верить. Правда, хочу. — Он кладёт локти на стол, зарываясь пальцами в волосы. Тэхён замирает. — Значит, нет, — говорит он очевидное. Ему впервые становится больно. Сердце словно сжимается; появляется тяжесть в груди, избавиться от которой не получается. Так вот, что чувствуют люди, когда их ранят? Он был уверен в том, что Чонгук никогда этого не сделает. Как такое вообще возможно? Они ведь любят друг друга, — он знает это, чувствует, а легче почему-то не становится. — Тэхён… — вздыхает Чонгук, касаясь его ладони пальцами. — Я хочу побыть один. — Тэхён впервые отдёргивает руку, пряча её под стол. Он встаёт со стула и быстрым шагом уходит прочь, на второй этаж, скрывая не себя, а свои обнажённые чувства. А ведь всё казалось сказкой. Они наконец воссоединились, душа запела, воспылала, а теперь сжалась от испуга и начала кровоточить. Тэхён садится на пол возле кровати, подтягивает колени к груди, и смотрит в окно, находя взглядом одинокую луну на небе. Быть ангелом намного проще. Он мог полететь куда угодно — хоть на край земли — и ни о чём не переживать. Та свобода, к которой он уже привык, не перестаёт манить и по сей день. Неужели он променял её на земную жизнь, полную страданий и боли? Крылья за спиной позволяли парить высоко в небе, касаться пальцами облаков, встречать рассветы, купаясь в солнечных лучах. Никогда прежде он не испытывал тоски, а сейчас та обрушилась на него огромной волной. Хранители наградили его великим даром, позволили обрести бессмертие, а он, не думая ни секунды, так легко отказался от предоставленного. Да какой из него человек? Он привык рассекать холодные потоки воздуха руками; привык следить за порядком в мире людей, но к жизни в нём он не приспособлен. Пошёл наперекор небесам, отказался по собственной воле от крыльев, и ради чего? Чтобы сидеть сейчас, прикасаясь пальцами к влажным щекам, и ощущать разочарование? Лучше бы совсем ничего не чувствовал, как остальные ангелы. Может, тогда грудь не сковывало бы железными цепями. Впервые плачет по-настоящему, позволяя холодным капелькам скатываться к подбородку и срываться на пол. Будучи Верховным хранителем, любое проявление эмоций казалось странным. Он должен быть мудр и справедлив. Раньше как-то удавалось сдерживаться, а сейчас не получается. Это из-за того, что он стал человеком? Прошло уже пару дней с момента перевоплощения. В прошлый раз он продержался всего три дня. Тэхён поджимает губы. Он солгал Чонгуку, сказав, что у них есть около десяти дней, потому что не хотел расстраивать его, — кажется, так поступают люди. Но ведь он родился ангелом. Неприятно это осознавать, но, возможно, он ошибся. Обманывать природу долго не получится. Он так торопился побыть с Чонгуком наедине, потому что понимал, что время у него на исходе. Хотел вкусить людскую жизнь, по-настоящему сблизиться, а по итогу вытирает солёные слёзы рукавом. — Идиот, — вздыхает Чонгук, наматывая круги по гостиной. Ругает себя, злится, а сделать ничего толком не может. Тэхён сказал, что хочет побыть наедине, — это единственное, что останавливает его, чтобы не сорваться к нему прямо сейчас. Он выжидает немного времени, прежде чем подняться на второй этаж. И как он посмел обидеть своего ангелочка? Никогда, чёрт возьми, не простит себе, если ещё раз увидит опечаленное лицо Тэхёна и позволит ему уйти. Холодный ветер раздувает занавески. Чонгук, видя открытое окно, замирает посреди спальни. Тело словно окаменело в одночасье. Тэхён оборачивается, смотря на него с сожалением. В уголках глаз всё ещё блестят слёзы. Он запомнит это чувство надолго. — Тэхён! — громкий крик растворяется в тишине ночи. Чонгук срывается с места, вытягивая руку, но прикоснуться не успевает. Ангел, взмахнув белыми крыльями, улетает прочь. Он всегда знал, что ему не место среди людей. Однако искренне верил, что его место рядом с Чонгуком.♫ Florence + The Machine — No Light, No Light ♫