***
Невыразимец, чьё лицо скрывало специальное заклинание, свои эмоции выражал удивительно долго, используя исключительно нецензурную лексику и через каждые несколько слов переходя с одного языка на другой. — Полностью согласен, — повинился его коллега, мрачно разглядывая полученные Отделом Тайн артефакты. Артефакты, все девятнадцать до единого, справедливо считались особо опасными и сейчас таинственно мерцали из-за нескольких граней зачарованного стекла. Среди небольшого размера предметов, внешним видом больше походящих на нелепые и сюрреалистичные детские рисунки, выделялось двухметровое зеркало Еиналеж, прочную раму которого покрывали напитанные кровью руны. А ведь Министерство, подчиняясь новому договору с Короной, просто решилось на проверку территории Хогвартса. И что же в итоге? Два десятка опаснейших артефактов, находящихся в постоянном контакте с детьми и профессорами… Особенно примечательным было то, что восемь из опасных предметов оказались найдены в кабинете директора, а также в его же личных покоях. Остальное… Остальное обнаружили в Выручай-комнате. Там же засекли непонятно кем проклятую диадему Ровены Равенкло, от которой буквально фонило тёмной магией. Теперь, когда из Хогвартса наконец убрали всю мерзость, обитатели замка и находящегося рядом леса должны были начать чувствовать себя намного лучше как в физическом, так и в моральном плане. Что ни говори, а Основатели создали не просто каменное строение — вот только последние десятилетия защита боролась с тем, что находилось внутри самой школы, и происходящее не могло влиять на студентов и учителей благотворно. Пару дней спустя диадема лежала отдельно, а защитное поле вокруг неё окружали десятки невыразимцев. Все были подавлены, ведь легендарное украшение, созданное ещё во времена Основателей, стало вместилищем для посторонней души. Некромантия, помноженная на чей-то откровенный идиотизм, не сулила ничего хорошего, а учитывая сведения, полученные в результате масштабного исследования крестража… Перед фалломорфирующими невыразимцами находились остатки магической силы Тома Реддла, который в ту роковую ночь, похоже, всё-таки… Как бы выразиться… Не совсем скончался. Не совсем скончавшийся Волдеморт, последние недели тщетно пытающийся найти выход из лесов Алабании — его мучили фантомные тошнота и головная боль, стоило подняться над землёй выше, чем на пару метров — был упокоен в единый миг, как только защитная система, в которой хранилась диадема, оказалась заполнена жидким адским пламенем. Что ни говори, а невыразимцы ценили прекрасное. Никто не хотел уродовать изящное произведение искусства, коим являлось украшение Ровены, а адское пламя в жидкой консистенции никак не затронуло диадему, уничтожив лишь её тёмное содержимое. Прочие предметы, которые Тёмный Лорд искренне считал крестражами, на деле таковыми не являлись, ведь полный ритуал разделения он смог провести лишь с диадемой. Семь фрагментов души… Каким бы сильным ни был Том Реддл, изувечить себя настолько не представлялось возможным даже для него. Метки, которые представляли собой, скорее, красивое внешне клеймо, чем магические татуировки, с рук Пожирателей Смерти исчезли в тот же миг, когда дух Темного Лорда развеялся окончательно. Беллатрикс, узнав о гибели Лорда, очень долго плакала и умоляла мужа назвать их ещё не рождённого ребёнка Томасом, что казалось настоящим кощунством для Рабастана Авиора Александра Дариуса Лестрейнджа. А потом… Потом у них родились тройняшки. Девочки. И настал Армагеддон.***
Время шло быстро. Сидя в гостиной, Джеймс обнимал Лили, наблюдая за тем, как играют на мягком ковре подросшие за прошедшие месяцы Гарри и Гермиона. Рядом в такой же позе расположились впавшие в транс Грейнджеры, которые наконец получили минуты столь желанного покоя — их потрясающе активная дочь оказалась полностью вовлечена в игру со «своим», как она его называла, Гарри. Несколько дней назад на общем семейном совете, в котором приняли участие и Сириус с Марлин, в Британию представители рода Равенкло решили не возвращаться. За маглокровками присмотрит Корона, а они… Они все слишком устали от чужих игр, от грязи власти и постоянных манипуляций. Взрослым чертовски хотелось простого человеческого счастья, обычной безопасности и уверенности в будущем, пусть ради этого и надо было переехать на постоянное место жительства в чужую страну. Германия отнеслась к ним намного лояльней родной Великобритании, несмотря на близость социалистических стран, а может, именно благодаря этой самой близости. — Немецкий у вас как? — поинтересовался у супруги Джеймс, радуясь, что языковой барьер является единственным препятствием между их семьёй и спокойной жизнью. — Нормально у нас немецкий, зелья же наконец доставили, — немного сварливо ответила Лили, уже полностью принявшая себя в качестве рыжеволосой миссис Равенкло. — Значит… Твои работают врачами, а ты чем хочешь заниматься? — погладил её по плечу Джеймс, мягко улыбаясь. — Я, наверное, с детьми буду. А ты опять в аврорат? — кинула на него полный подозрения взгляд Лили. — Да гори они все, — вздохнул Джеймс. — Будем жить для детей и заниматься хозяйством, как мы и мечтали тогда, в палатке, помнишь? — Помню, конечно, — улыбнулась Лили. — Такое не забывается. Кстати, раз уж речь зашла, я… — на этом моменте девушка кинула смущённый взгляд в сторону прислушавшихся к разговору родителей Гермионы. — Непраздна. На пару мгновений повисла тишина — все пытались справиться с ошибкой, возникшей в их сознаниях, но вслед за этим обрадованный Джеймс подхватил взвизгнувшую жену на руки. — Ура! У нас будет много-много детей! — На место верни, аврор, — засмеялась Лили, и её тут же осторожно усадили обратно на диван. — Тебе «ура», а рожать-то мне. — Мне тоже, — чуть смущённо улыбнулась Эмма, а через мгновение оказалась на руках сразу всё понявшего супруга. Бывших Поттеров переполняло искреннее счастье. Место, которое можно без заминки назвать домом, дети, о которых они в силах позаботиться, полная безопасность вокруг, любящая семья и никакой войны… Прямо как они мечтали когда-то давно, сидя вдвоем у огня и не зная, смогут ли дожить до двадцатилетия. Марк и Эмма смотрели на этих взрослых детей и видели, как супругов отпускает страшное прошлое, как они освобождаются от оков боли и страха, как на их лицах зарождаются счастливые улыбки и как жизнь появляется в их взглядах, чтобы остаться там навсегда.***
— Мама, а почему Лили иногда тебя тоже мамой называет? — поинтересовалась любознательная Гермиона, не оставляя тщетных попыток расчесать свои буйно вьющиеся каштановые волосы. — Просто потому что ей так хочется, — мягко улыбнулась Эмма Грейнджер, на лбу которой уже виднелись первые ранние морщины. — Все собрала, солнышко? Ничего не забыла? — Ты это каждый год спрашиваешь, мам, хотя мы на выходных дома, — хихикнула девочка, наконец откладывая расчёску в сторону и в последний раз проводя по кудрям ладонью. — Да и мой Гарри проследит. — О да, хорошо, что у тебя есть Гарри, — рассмеялась женщина, подходя к дочери и обнимая её за плечи. — Завтра у младших первый день, присмотришь за ними? — Мы с Гарри присмотрим, — важно кивнула тринадцатилетняя Гермиона, отправляющаяся на учёбу на целую неделю. Как представители древнего рода, они все имели право на выходных покидать магическую школу, объединенную для студентов трёх разных стран. Это являлось весьма удобной привилегией, поскольку можно было видеться с родителями еженедельно, а порт-ключ решал все вопросы перемещений — длительные поездки немцы не приветствовали. Для маглокровок, которые не могли воспользоваться порт-ключом, существовал комфортабельный «Интерсити», за несколько часов доставляющий студентов до школы из любой точки мира. Джеймс с Лили за прошедшие годы стали родителями ещё три раза, и двое младших детей сейчас впервые отправлялись вместе со старшими в школу. Немецкое учебное заведение никакого отношения Дурмстрангу не имело, но студентам в нем нравилось всё, начиная с преподавательского состава и заканчивая уютными комнатами. Гермиона и Гарри получили так называемые «семейные» апартаменты с первого же дня в школе, с того момента, когда преподаватели увидели на их руках браслеты помолвки. Лили до сих пор помнила короткий разговор об этом… — Смело, в таком возрасте и помолвка, — улыбнулся тогда директор школы, с интересом глядя на смущённых подобным вниманием младших Равенкло. — Это случилось по воле Магии, когда им было по году, — вздохнул в ответ Джеймс, который вместе с супругой сопровождал детей в их первый учебный день. — Воля Магии — это очень серьезно, — мгновенно посерьезнел его собеседник, заставляя держащихся за руки Миону и Гарри покраснеть ещё больше. — И очень важно. Поэтому Гарри с Гермионой не расставались даже на занятиях в школе, они буквально не существовали по отдельности — имелось только «Мы». А младших сегодня ждало посвящение в ученики, очень волнующее и торжественное мероприятие, которое каждому запоминалось на всю жизнь… Жизнь, в которой бывали и радости, и боль, и горе, но в которой никогда не существовало ни высшего, ни общего блага. А ещё, конечно же, в ней не было войны. Смерть улыбалась, глядя на эти три семьи, выжившие и ставшие счастливыми совсем не по плану одного белобородого старика. Еще один мир наконец обрёл стабильность.