I Stole A Secret From Your Lips

В этот момент Ген услышал что-то в голосе Сенку. Что-то в его глазах шептало Гену приглашение, а желто-оранжевый свет рассыпал по лицу мазки цвета. Там лежал появившийся вопрос, открытая рана, открытая для воздуха, отверстие в истории Сенку, которое Ген мог исследовать. Если бы он был любым другим клиентом, Ген ухватился бы за это больное место и стал бы давить дальше; но Сенку долгое время держался в стороне от этого звания. Формально он был его боссом, возможно, даже временно, но Ген осмелился назвать Сенку чем-то большим. Может быть, знакомый? Компаньон? Другом? Возможно, назвать его другом было бы слишком амбициозно, но смысл остается в силе. Несмотря на ноющее любопытство, Ген оставил рану нетронутой и отпустил, даже если в ответ получил лишь явное облегчение Сенку. Он в долгу перед ним. Правда, его должно беспокоить, насколько сильно этот человек в последнее время оспаривает его принципы. "Для чего мы вообще это делаем?" спрашивает Ген позже, когда он выбрасывает еще одно неоплодотворенное яйцо и обводит карандашом последнее в лотке. Сенку уже закончил сливать содержимое автоклава и наконец разложил на столе все стерильное оборудование. "Мы проверяем антиангиогенный эффект недавно разработанных фирмой препаратов, помнишь? Мы хотим увидеть, могут ли лекарства подавлять..." "Образование большого количества кровеносных сосудов в яйце - да, Сенку-чан, я помню. Все это было в протоколе, который я читал", - подчеркивает он прямо в лицо Сенку, который лишь сохраняет безучастный вид. Ген мог бы нахмуриться и вздохнуть, если бы на самом деле не хотел остаться в хорошем расположении Сенку. Сенку никогда не ценит работу, которую Ген вкладывает в процедуру, что, конечно, кажется минимумом для обычного лаборанта, но он из другого мира, чем Ген. Ген, наконец, ставит последнее яйцо обратно на поднос и выключает аппарат для свечей, еще больше затемняя их половину помещения. Но темнота длится недолго, она исчезает в ту же секунду, когда Ген одним щелчком выключателя зажигает свет. "Но я хочу знать, для чего это? Что, если оно может остановить образование сосудов?" Ген признается, что в его вопросе чувствовался оттенок эгоизма. В нем действительно был намек на то, что он хочет знать ответ, но остальная его часть стремилась к другой цели. Все, чего Ген действительно хотел, - это увидеть, как в глазах Сенку возвращаются пьянящее удивление и страсть; тот мимолетный момент, когда Сенку становится больше, чем просто работником, выполняющим работу, и превращается в человека, глубоко влюбленного в свое ремесло. Тот самый блеск, который он видел, когда взлетал на ракете в просторы космоса. Точно так же, как и картинка, формирующаяся перед Геном прямо сейчас, когда Сенку позволяет тяжести ранее напряженного воздуха раствориться в мягкой улыбке, сдобренной самодовольством, украшенной характерным блеском в глазах. В наше время Ген едва ли увидит подобное у большинства людей, и еще реже - у своих клиентов, поэтому он намерен относиться к безудержному восхищению Сенку так, словно это самый драгоценный страз в самой темной пещере. "Ангиогенез - это образование новых кровеносных сосудов. Опухоли обычно начинаются локально, без кровеносных сосудов, которые могли бы снабжать их питательными веществами. Но со временем, на более тяжелых стадиях, новые кровеносные сосуды начинают формироваться в опухоли, чтобы вместить и раковые клетки, давая им путь к метастазированию". Ухмылка не сходит с его лица, Сенку жестом приглашает Гена посмотреть, как он демонстрирует, как просверлить маленькое окошко в яйце, избегая при этом следов от карандаша. "Но если мы сможем остановить образование сосудов..." Последствия осеняют Гена, как стеклянная люстра, падающая прямо сверху, и он задыхается. "Пока процесс не произойдет, опухоль не сможет метастазировать и распространяться. Тогда ее легче лечить и удалять с помощью операции..." Ухмылка Сенку растет от гордости. "Ммм... И это ан-ги-о-ге-нез. " Ген не может в это поверить. Он переводит взгляд на маленькие окошки, просверленные в оболочках, на растворы матригеля, в которые залиты пробные лекарства, на пипетки и обрезки фильтровальной бумаги, готовые ввести эти растворы в эмбрионы, которые только начали свою начальную стадию жизни. "Ты... ты, по сути, разрабатываешь лекарство для борьбы с... раком. " Сенку старательно продолжает свое занятие, пока Ген наблюдает за ним, хотя последний уже потерял больше внимания от благоговения и неверия, чем от самой процедуры. "Ну, не напрямую. Потому что в идеале, если результат будет положительным, мы просто предотвратим распространение опухоли, но она все равно будет там..." "Сенку-чан." Ген схватил за плечо ученого с широко раскрытыми глазами, не обращая внимания на то, как тот застыл и уставился на источник контакта. "Ты на пути к излечению рака". Однако Сенку выглядит невозмутимым, почти нервно. "Да. Это часть моей работы, Ген". Ген изумленно выдохнул, рука в перчатке все еще крепко лежит на плече другого. "Ты понимаешь, насколько это революционно? Это рак, Сенку-чан! И люди веками искали это проклятое лекарство..." "Сотни лекарств и даже растительных экстрактов проходят тест на антиангиогенность", - сообщает Сенку, несомненно, для того, чтобы Ген не смог больше ничего сказать. "Ты знал об этом?" Ген опускает руку. А также челюсть. "Что?" Сенку откладывает свой вращающийся карборундовый диск и свое уже обветренное яйцо. "Я проводил антиангиогенные тесты, тесты на эмбриональную токсичность, антимутагенные тесты, противоопухолевые тесты и так далее, на десятках веществ, Ген. Многие из них оказались потенциальными лекарствами от рака. Это не особый случай. Ты можешь порыться в интернете и найти хренову тонну исследований с убедительными результатами. Ты ведь работал с Рюсуи до этого? Думаю, логично, что эти процедуры кажутся особенными, поскольку он никогда не фокусируется на органических науках. Я планирую познакомить тебя с множеством различных научных направлений, но это не является чем-то особенным, кроме своей новизны." "Только новизна? Это не просто кажущаяся особенность. Ты делаешь это по какой-то причине, когда, как ты сказал, Рюсуи-чан или Укё-чан не стали бы этого делать. Это твой опыт в ведении лабораторий. Почему..." "Это только наш первый шаг", - начал Сенку, пока Ген пытался разобраться в своем замешательстве, и использование слова "наш" вызвало смешанную реакцию в груди Гена. "После этого еще должны быть проведены испытания на животных, что по какой-то забытой причине до сих пор вызывает очень жаркие споры в этическом сообществе. После этого следуют испытания на людях, что на десять миллиардов процентов сложнее ". Сенку насмехается. "Не говоря уже о том, что правительство предпочитает финансировать больше инфраструктурных проектов, чем инвестировать в исследования, а частные фирмы вроде моей не располагают бесконечным запасом наличности". Он протягивает Гену меченое яйцо и еще один карборундовый диск, чтобы он тоже начал работать с окном. "Так что не позволяй своему волнению взять верх над тобой и начинай работать, если хочешь, чтобы у тебя остались остатки на ужин". Ген никогда не был приверженцем науки, но он все еще чувствует, как будто тяжелый камень слишком быстро упал на его живот, когда он узнал о печальной реальности, стоящей за умопомрачительными исследованиями. Он позволяет втянуть себя в монотонную работу по сверлению маленьких квадратиков в яйцах и заклеиванию их скотчем, даже когда разговор все еще гудит в его голове. И все же, даже по прошествии нескольких минут, Ген недоумевает, что он просто не может оставить эту тему. Не для того, чтобы все так закончилось. "Но это все равно что-то значит, не так ли, Сенку-чан?" торжественно шепчет он, а Сенку молча поднимает бровь. "Первый шаг все равно больше, чем ни одного, верно? Там еще есть потенциал, возможность, шанс, что один из этих сотен положительных химических веществ или трав пройдет через остальные испытания и станет настоящим, подлинным лекарством". Обновленная энергия вливается в Гена с такой силой, что он не замечает, что звучит не иначе, как охваченный страстью Сенку. "Разве ты не говорил, что даже неудачи что-то значат в науке? Так зачем принижать этот удивительный вклад, который ты делаешь? Почему я не должен радоваться?" Сенку смотрит на него, карборундовый диск все еще крутится в его застывшей руке, но губы слегка приоткрыты. "Ты делаешь что-то большое, Сенку-чан. Ты можешь считать это маленьким по сравнению с ракетой, но это нечто большее. Ты никогда не был похож на исследователя, который тратит время и ресурсы впустую. Ты можешь сказать, что другие люди уже изучили процесс, но другие люди также рафинировали бензин. Ты делаешь все по-своему. Это твой метод найти что-то гораздо большее, чем мы оба". Сенку грызет конец своей ручки и кривит губы. "Ракета тоже была маленькой. Технически. Она едва запускалась по сравнению с тем, что могла бы создать настоящая астрономическая лаборатория". Ген снова смотрит через маленькое отверстие в яйце на пульсирующее красное пятнышко, которое Сенку называл сердцем, и на вены и капилляры, едва пробивающиеся из желтка. В нем он видит не просто жизнь, а поистине великие вещи, на которые способны кусок влажной от раствора фильтровальной бумаги и еще не родившийся птенец. "И ты не один из этих людей, хотя, ты скажешь, что делаешь тоже ,что и они в своих лабораториях. Ты меняешь мир, Сенку-чан. Дюйм за дюймом". Ген клянется, что замечает целый шквал эмоций, пролетевших мимо Сенку. Он чувствует это, стоя в двух шагах от него, видит это в блеске его глаз. И все же, как это ни удивительно, Сенку успешно отгоняет эмоции от своих черт лица. Сенку не нужно показывать это. Ген знает, что он там есть. "Как скажешь, менталист". Звуки бурения снова захватывают звуковые волны. "Если следовать этой логике, то технически мы изменим мир, как только ты закончишь бездельничать. Ты ведь мой помощник, верно?" Помощник. На секунду Ген поверил в столь шаткое название, которым его наделили. Лаборант восхитительного ученого, способный и достойный того, чтобы привнести в этот мир хоть малейшие изменения. Или даже менталиста, препарирующего умы и обманывающего глаза, если не делающего мир лучше. Но это не так. Ген изменится. Работа закончится, и даже если Сенку захочет нанять его снова, иллюзия должна закончиться. Ген не обучен помогать миру, даже если это всего лишь небольшая помощь в виде резки яиц. Кто-то другой должен помогать Сенку, кто может выполнять роль помощника. Кто-то надежный и на уровне Сенку. Сердце Гена забилось в груди при мысли о том, что что-то может сохранить то, что у них было, что Сенку сочтет Гена достойным высшей цели. Сенку сказал "помощник", но это слово кажется мелким по сравнению с глубиной подтекста. Сенку говорит, что они партнеры, где-то между полунасмешливой ухмылкой и закатыванием глаз. И от этой мысли сердце Гена снова падает вниз. *** Только когда Ген наконец-то внимательно смотрит на себя в собственное зеркало, он понимает, что перед ним конец пути. В своем отражении он видит бледную, чистую кожу; ни намека на черное или синее на шее, ни единой царапины на спине. Он разворачивает плечи, разминает руки, сгибает колени, демонстрирует прыжки в одних боксерах. Он прочищает горло, чтобы по просторной квартире разнеслись высокочастотные крики и низкие ворчливые тона, благодарный за то, что здесь никого нет, чтобы наблюдать его нелепый спектакль, подходящий для карнавалов и зоопарков. Никакого дискомфорта. Никакой боли. Ген чувствует себя лучше; на самом деле, отлично. Что может означать только одно. Конечная цель его краткосрочного, временного плана теперь материализовалась перед ним, и очень вовремя. Его ежемесячные взносы никогда не решатся сами собой, и ему еще предстоит полностью расплатиться с квартирой. Содержание квартиры, книг, кожи, тела, одежды, поездки на такси поздно вечером и даже беговая дорожка обходятся недешево. За то, что по крайней мере два клиента за ночь по нескольку часов каждый оплачивали счета и надевали на него только самую лучшую одежду, готовую быть сорванной и грязной следующими щедрыми руками, которые будут бродить по его дорого увлажненной коже и нежно выглаженному лицу, подчеркнутому роскошной косметикой. Работа в эскорте - это инвестиция, которую можно поддержать только зарплатой того же уровня. Его дни в качестве неквалифицированного лаборанта отслужили свое, и теперь возвращения Гена ждет жизнь, в которой ему самое место. Жизнь, которая идет по совершенно иному пути, чем научный путь, который ему дали только попробовать, где он сражается не со смертельными химикатами и опасными для жизни массами клеток, а с исследующими языками и оскаленными зубами. С задернутыми шторами его квартира в серых тонах удручающе контрастирует со строгой белизной лаборатории Сенку в пентхаусе - зрелище, которое до сих пор ярко вспыхивает в его сознании. И ему не следует больше предаваться этому, учитывая, что он собирается с ней распрощаться. "Ты сможешь, Асагири", - шепчет он себе, хватая колу из холодильника и позволяя искусственному холоду на секунду коснуться его обнаженной груди. Держа бутылку в руке, Ген придумывает в уме предлог, чтобы отстранить его от работы в лаборатории. Он переходит с серой плитки кухни на ковровое покрытие гостиной и останавливается перед книжной полкой черного дерева. На глаза ему попадается книга по международной магии, и он берет ее в руки, чтобы потренироваться на необычном собеседнике. "Сенку-чан, мне нужно кое-что с тобой обсудить". Воображаемый ученый перед Геном поднимает бровь и хмыкает, отвечая что-то, на что у Гена не хватает творческой энергии. "Я бы хотел уволиться со своей работы". В его воображении книга, которую он прочитал от корки до корки, отвечает: "Почему?". Еще один глоток предшествует его несерьезному ответу. "О, я ужасно перегружен работой, и моей зарплаты просто не хватает!" Ген шутит сквозь несколько смешков, хотя знает, что это лишь полуправда. Конечно же, Сенку он так не скажет. Ни через миллион лет. Поэтому он прочищает горло, отодвигая в сторону бесполезный кляп, а затем пробует снова. "На самом деле я не помощник, дорогой Сенку. На самом деле, я далек от этого". Он делает глубокий вдох и смотрит на свою книгу прямо в корешок. "Я - эскорт". Нет. Нет, он не может просто... не так. Он стонет от разочарования, почти забыв, что в его руке зажата очень противная жидкость. Ген проводит ладонью по лицу и стирает выражение, натягивая новое. "Прости, Сенку-чан. Эти последние несколько дней были веселыми и все такое, но я вообще-то не помощник. Это была не совсем та услуга, за которую заплатил господин Нанами. Почему ты думаешь, что я ни черта не знал о науке?" Книга не двигается перед Геном, но он все равно чувствует ее невидимую насмешку. Почему-то все, что он говорит, кажется ему оскорблением науки. Ген приложил немало усилий, и, если уж говорить правду, честных усилий, чтобы стать лаборантом. Даже не зная о цели работы, Ген старался изо всех сил, потому что чувствовал, что эта работа еще больше расширяет его знания для будущих "впечатляющих умных" разговоров. А может быть, он выполнял работу, потому что ему действительно нравилось чувство удовлетворения от завершения образцов. А может быть, он хотел испытать чувство кайфа, которое может сравниться только с высотой запуска ракеты. Уволиться, чтобы вернуться к работе в эскорте? Это было все равно что признать, что работа была всего лишь побочным хобби. Или случайная интрижка? Случайная интрижка - это то, на чем специализируется Ген, и увольнение все еще похоже на настоящий разрыв. Ген хочет уважать профессию Сенку и роль, которую он выполнял, потому что, даже если его происхождение было результатом недоразумения, его результаты были реальными. Он выполнял реальную работу и научился всему, чему мог, чтобы обеспечить успех проектов. Притворство, но на тот момент это было реально, и Ген должен позволить себе вернуться к реальности ситуации. Он снова опускает плечи, опускает глаза и смотрит на полупустую бутылку колы. Правдивость, может быть, и не свойственна ему, но он решил, что это самый верный способ гарантировать, что Сенку больше не выйдет на связь. За те мгновения, что Ген провел с ним, он понял, что Сенку заслуживает большего, чем тот, для кого простыни важнее протокольных листов. Однако даже такая простая вещь, как честность, кажется одной из самых сложных для Гена. Разве правда не должна выходить легче, чем ложь? С другой стороны, разве Сенку может причинить вред, если не будет знать, чем Ген зарабатывает на жизнь? Разве он не заслуживает избавления от предательства, которое приходит, когда он знает, что работал с кем-то, кто ничего не знает об анализах, буферах и ракетных двигателях? Он вздыхает. Возможно, вся правда тоже не давала наибольших преимуществ. Он пробует снова. "Мне грустно уходить, правда. Работа интересная, оплата адекватная, но мне предложили работу поважнее. Другая фирма хочет взять меня к себе, Сенку-чан. Они хотят, чтобы я обучался у них и, надеюсь, стал настоящим исследователем. Разве это не здорово?" На этот раз книга не кажется такой насмешливой по отношению к его выдуманной истории. Ген раздумывает, что ему чувствовать, зная, что полуправда проскользнула мимо его губ легче, ловчее и острее, чем правда. Но даже набрав полный рот лжи, Ген все равно не может. Ссутулившись, он бросает невинную книжную полку, как будто на ее острых, как бритва, страницах содержатся острые, как бритва, оскорбления. Вместе с полуправдой в его груди зарождается чувство вины за то, что он попытается сделать. Ишигами Сенку... хороший человек. Не самый добрый и не самый восторженный из людей, но один из лучших, с которыми Ген сталкивался на своем веку. Этот человек придерживается честности, слишком большой честности, в честь Науки, в его сердце нет ничего, кроме его страсти и тех немногих друзей, которые у него есть. Он заслуживает того, чтобы знать правду, но одновременно не заслуживает того, чтобы быть обремененным ею. Еще один долгий глоток шипучего напитка, и в нерешительности Ген оказывается перед комодом, проводя пальцами по гладкому шелку, ленточному кружеву и прохладной коже. Старые знакомые вещи сохранились в первозданном виде, пока другие части его гардероба лежали в беспорядке. Старый белый аппарат, стоящий на прикроватной тумбочке неподалеку от шкафа, тоже манит его, словно это не то же самое устройство, которое вернуло его в Сенку. Автоответчик по-прежнему не отвечает на звонки, а телефон по-прежнему игнорирует другие звонки, но он может это изменить. Предмет снова оживает, как только вилка возвращается в розетку. Его телефон жужжит и звонит непрочитанными уведомлениями, выпущенными на свободу, как десятки утренних жаворонков, выходящих из мелодии; мигающие огоньки и дребезжащие мелодии напоминают Гену, что его небольшой перерыв закончился, и уходящие дни умоляют его вернуться в реальность, которую он знает. Ген хочет этого. Он хочет снова обрести силу и превратить могущественных людей в ничто иное, как обнаженные тела, изнывающие от желания. Он жаждет вновь познакомиться с приятным ощущением купюр, засунутых в ремни, хочет услышать, как его называют еще более отчаянные души, ищущие мирских удовольствий. Он стремится подняться. Он желает завлекать и дразнить себя все большими объятиями, слышать, как его имя выкрикивают позолоченные губы, продвигаться все выше по лестнице, пока... Мысленный образ вовремя подносит ему его законченную книжную полку возле спальни, на которой сидит колода карт; изношенные и использованные теми же пальцами, которые были изношены и использованы теми, кто выше него. Он не уверен, что у "пока" вообще есть конец. Но если бы ему пришлось придать лицо гипотетическому концу, оно было бы похоже на занавес и сцену, прожекторы и аплодисменты, камеры, фиксирующие ловкие пальцы и хитрые губы. Он хочет снова ступить на ту грязную дорогу, над которой так долго трудился, но с огромным трудом осознает, что сама дорога желания уже не одна, каменистая, а с развилками. Почти беззвучный, натянутый смех, наполненный лишь воздухом, наполняет спальню Гена, когда он понимает, почему так невозможно найти оправдание воображаемому Сенку. Дело было не в том, сколько честности было на его языке и сколько лжи капало с его зубов. Нет. Дело было в том, что после отставки, правдой или ложью, он больше никогда не увидит ни Сенку, ни его почти волшебную лабораторию. А он этого хочет. Ген хочет вернуть свою прежнюю жизнь и цели, но он также хочет... Он не скажет этого. Он не позволит себе сдаться на милость. "Во что ты ввязался?" спрашивает себя Ген, как шепчущую молитву, тяжело опустив голову на подушку и прикрыв глаза одной рукой. Как бы ему ни хотелось получить ответ на свой вопрос, он его не получает. Минуты идут, не давая ему ни переключиться, ни подумать о чем-то другом, даже лучик солнца не подталкивает его, несмотря на ощущение раннего утра, стучащегося в окно. Спустя несколько мгновений раздается очередной звонок телефона, и он разжимает пальцы, чтобы заглянуть в серые глаза. Ген открывает его, переворачивается на бок, позволяя прохладным простыням согреть его кожу. Содержание сообщения соответствует его ожиданиям без особого удивления. Новый клиент. Текст информирует Гена о том, как бывший клиент отзывался о нем, все похвалы, как он надеется, затем следует сообщение с вопросом о графике и расценках. То, как напечатаны слова, говорит о том, что это новичок; молодая, нервная душа, вероятно, профессионал, как и большинство его подопечных, либо слишком долго лишенных физического удовлетворения, либо переполненных любопытством, которое они не могут удовлетворить. Он быстро отвечает отработанными словами, благодарит за доверие и вежливо обсуждает свой профессиональный гонорар. В конце Ген дает им возможность выбрать любой промежуток времени. Это дает клиенту ощущение контроля, даже еще не встретившись с ним, возможность отказаться, чтобы не струсить. "Вы свободны в двенадцать пополуночи до двух?" - набирает клиент в ответ. Выбор необычный, но не редкий. Получение работы после этого часа вызывает у Гена подсознательное чувство стыда, виноватое удовольствие, которое еще больше подчеркивается тем, как быстро его нанимают. И для таких неопытных клиентов Ген не сомневается, что он будет именно таким - грязным секретом, который они предпочтут забыть после того, как потратят часы и деньги. В любом случае, они редко ограничиваются двумя часами. Гена дразнил многих мужчин, заставляя их тратить больше, чем они рассчитывали. Он набирает ответ "да", думая о том, насколько тайным кажется этот час по сравнению с легкостью его вечеров с Сенку. Сенку, который ждет, что Ген вернется сегодня вечером, чтобы они могли понаблюдать за кровеносными сосудами утиных эмбрионов и убедить друг друга, что в их руках молекула ключа к созданию чего-то грандиозного для этого мира. Сенку, чьим обществом Ген ненавидит признаваться, что наслаждается и скучает по нему. Сенку, которому по какой-то чертовой причине у Гена не хватает духу сказать "нет" так же легко, как он может сказать "да" незнакомцам, желающим заплатить за секс. Бутылка колы опустошается, когда клиент окончательно договаривается о месте встречи. Хороший отель с захватывающим видом на городской пейзаж, планировку которого Ген практически наизусть помнит, и где, по его воспоминаниям, отдельные люди по разным поводам сильно прижимались к стенам, полу и простыням его номеров. По совпадению, четырехзвездочный отель находится всего в тридцати минутах езды на такси от лаборатории, что, как он напоминает себе, должно быть безразличной информацией. А может быть, ее безвозмездность еще можно оспорить? Когда второй клиент заказывает ему еще одну ночь с двенадцати до пяти, ему в голову приходит еще одна, возможно, смехотворная идея. Эта мысль звучит настолько абсурдно, что кровать, наверное, отчитала бы Гена, если бы только она могла говорить. Он не может позволить себе и не хочет больше говорить "нет" ни одному клиенту, но Ген не может собраться с силами, чтобы отказать Сенку и привести свои оправдания. Ну и ладно, признается он. Ген хочет и незнакомцев, скрывающих его за позолоченными дверями, и чарующие тайны науки, которые может предложить Сенку, по крайней мере, пока. А Ген всегда получает то, что хочет. Третье уведомление материализуется в его телефоне прямо от самого ученого, не прошло и пяти минут после последнего от его клиента, и все же он не решается ответить. Пока что Ген выбирает потенциально достойный сожаления вариант - повременить с решением и придерживаться своего нового компромисса, серого между черным и белым и неустойчивого моста, соединяющего два разных мира. Нельзя получить пирожное и съесть его, скажут некоторые, и все же редко кто покупает пирожное, если не имеет намерения съесть его после. Даже если только одна сторона монеты окажется вверху, другая всегда будет там, никогда не исчезнет, никогда не сотрется; и чтобы перевернуть ее, нужно лишь щелкнуть пальцами. Он с ухмылкой идет в свою комнату - одна половина наполнена решимостью, другая - неуверенностью. Возможно, пока что Гену не нужно выбирать сторону. Пока не нужно.