Нежный

      Невилл был нежным. Мягким, трепетным, заботливым, добрым и слегка чудаковатым.       Несмотря на то, что на занятиях он никогда не блистал, парень был умным и начитанным, а его интересы простирались далеко за пределы школьной программы. Только вот знать об этом было некому. У Невилла никогда не было друзей. Были знакомые — те же Дин, Гарри или Рон. Хотя, лучше всех его всегда понимала чудесная девочка Луна. Невилл, несмотря на всю свою внешнюю неповоротливость и неуклюжесть, а также на полнейшее отсутствие ораторских способностей, был весьма красноречив. В своей голове. Его дневник полнился потрясающими описаниями и фантастическими историями, никогда не происходившими с ним наяву. Ещё он хорошо рисовал, что позволяло ему часто уходить от безрадостной реальности в свои миры.       Невилл любил Гермиону Грейнджер. Его всегда поражали её смелость и незаурядный ум. Он был околдован неуклюжей грацией её движений, непослушными кудрями, любил слушать её.       С четвёртого курса он стал писать ей письма и складывать на дно чемодана.       Однажды он даже осмелился пригласить её на бал, но опоздал, и вынужден был, страдая и умирая от зависти и ревности наблюдать за тем, как она кружится в объятиях болгарина.       На шестом курсе, видя страдания своей Мионы по идиоту Уизли, не сумевшему оценить такую девушку, он совершил самый нелепый, но самый смелый поступок в своей жизни — отправил ей одно из писем.

***

      Утром совы принесли почту, и неприметный сычик сбросил перед Гермионой письмо. Она, наученная горьким опытом, проверила его на вредоносные чары. Но письмо оказалось совершенно обычным. Она сунула его в сумку, не хотела, чтобы Гарри или «Бон-Бон» сунули нос в её корреспонденцию, с тактом и манерами у тех было чуть лучше чем никак, и отправилась на занятия. Придя первой в пока ещё пустой класс Трансфигурации, она села за первую парту и достала послание. «Драгоценная Гермиона!       Нет сил смотреть, как ты сокрушаешься, как страдаешь по недостойному тебя человеку. Как ты хмуришь свой высокий лоб, как поджимаешь губы и сжимаешь кулачки. В такие моменты я бы хотел похитить твою боль. Взять её на абордаж. Быть смелым пиратом и отчаянным разбойником, лишь бы избавить тебя от душевных терзаний. Человек этот не достоин даже частички твоей невероятной, глубокой души.       Ты скажешь, что я не знаю тебя, и твоя боль мне неведома, но это не так. Милая Гермиона, ты обладаешь бесценным даром безусловной, бескорыстной любви, и сердце твоё так огромно и так щедро, что ты раздариваешь её направо и налево, а недостойные раз за разом разбивают его. Ты заслуживаешь большего.       Я так много хотел бы сказать тебе, Гермиона. Я часто смотрю на тебя и ежедневно влюбляюсь. В твои тонкие музыкальные пальцы, часто перепачканные чернилами и пахнущие лимонной цедрой и маслом. Хотя, я лишь могу предполагать их аромат, ведь видел, как ты стираешь пятна специальным составом. Я завидую перу, которым ты пишешь бесконечные эссе, потому что его ты касаешься своими ручками. Завидую твоей утренней чашке мятного чая, ведь она касается твоих губ. Иногда, мне бы хотелось стать птицей и влетать в твоё окно, чтобы иметь возможность полюбоваться безмятежным сном моего ангела. Иногда я любуюсь тем, какую густую тень отбрасывают ресницы на твои нежные щёки.       Не терзайся, волшебница, не плачь. Он того не стоит. Я даже не могу себе представить человека, действительно достойного такой как ты».       Гермиона закончила читать, и сердце её забилось часто-часто. Ей больше всего сейчас хотелось верить, что это не чья-то глупая шутка. Не розыгрыш. Она, в глубине души, считала себя недостойной любви. И даже ухаживания Виктора не смогли поколебать её веру в собственную непривлекательность для противоположного пола. Она свернула письмо, сунула его обратно в конверт и отправила на дно сумки. Впереди были уроки, ей стоило бы сосредоточиться. А вечером, задернув полог кровати, она раз за разом перечитывала строки. И не верила в них. Но впервые с того времени как Рон завёл роман с Лавандой, она легла спать не в слезах.       На следующий день Невилл внимательно следил за Гермионой и отмечал мельчайшие изменения в её внешности и поведении. У неё улучшился аппетит, и она была не так бледна как вчера. Круги под глазами стали меньше. Она даже смеялась над какой-то шуткой Джинни. Невилл едва заметно улыбнулся, в груди у него разливалось тепло. В перерыве между уроками он засел в любимой нише около башни Прорицаний, и стал писать очередное письмо. Теперь он мог не складывать их в чемодан, где таких писем-в-никуда накопились целые папки, он мог отправлять их ей. Возможно, он её недостоин, некрасив, глуповат, косноязычен, но она должна знать, про его любовь. Он пока не мог чётко сформулировать почему, но был уверен в собственной правоте. Письмо он попросил домовика Хогвартса оставить на подушке у возлюбленной.

***

      Гермиона зашла в комнату, сбросила с плеча сумку и подошла к кровати. Сегодня она взяла в библиотеке потрясающую книгу по нумерологии, и ей не терпелось завалиться на кровать и провалиться в мир цифр. Но на подушке её ждало письмо. Знакомый конверт без подписи. Она вновь кинула чары, ожидаемо ничего не обнаружив, и нетерпеливо распечатала послание. У её анонимного поклонника был твёрдый почерк с легким наклоном влево. Буквы получались ближе к печатным. «Драгоценная Гермиона!       Я питаю надежду, что имею хотя бы косвенное отношение к тому, что с твоего чела слетела печать разочарования. Ты прелестна в своей свежести. Твой смех звучит, словно журчание родника меж скал. Я бы хотел однажды испить из этого родника, но не посмею осквернить твои уста прикосновеньем.       Я счастлив уже тем, что могу любоваться тобой, дышать одним воздухом, ходить там, где ежедневно ступаешь ты. Когда ты смотришь тепло и с приязнью, я представляю, словно этот взор обращён лишь ко мне, и тогда в груди моей разгорается солнце. В твоих глазах, словно искорки божественного огня, пляшут золотые блики. Нет в мире слов, чтобы описать твои глаза. Они как шоколад и янтарь. Как кора драгоценного дерева. Когда ты смеёшься, в них появляются огненные блики, а когда злишься — мечут молнии. И мне хотелось бы смотреть в них вечно, пускай однажды моя любовь и сожжёт меня дотла.       На небе сияет одно прекрасное созвездие — Волосы Вероники. Ты, верно, знаешь, а нет, наверное, в мире вещи, которой не знает Гермиона Грейнджер, историю его появления? У Вероники, жены Птолемея, были столь прекрасные волосы, что ими восхищались все. И однажды, желая мужу вернуться из битвы живым и с победой, она отрезала свои прекрасные волосы и пожертвовала их богине Афродите. И та унесла их на небо, сделав созвездием, и теперь ими могут любоваться все люди. Её муж вернулся с войны живым и здоровым, а Волосы Вероники так и остались на небе сиять звёздной россыпью. Эта легенда зацепила меня. Не могу перестать думать о том, что если у Вероники волосы были хотя бы чуть-чуть похожи на твои, — то я понимаю Богиню. Нельзя быть настолько прекрасной, Гермиона Грейнджер, ведь я не обладаю силой противостоять свету живой звезды».       Она перечитывала письмо уже в третий раз и всё не могла поверить, что всё это происходит с ней. Что всё это взаправду. Это письмо было самым поэтичным из всего, что она читала в жизни. Кто этот велеречивый воздыхатель? Он точно учится с ней в одной школе и это явно кто-то из старшекурсников, судя по слогу и словарному запасу. Но почему он молчит в обычной жизни? Не пытается познакомиться? Зачем писать ей послания? Такие трогательные и пронзительные?       Гермиона с детства знала: для того, чтобы тебя любили, нужно что-то делать. Это истина. Нужно хорошо себя вести, помогать, быть лучшей по всём. Её родители были скупы на похвалу, и она знала, что если её хвалят и обнимают, а она не была избалованна тактильным контактом, значит она молодец, и со всем справилась на отлично. Любовь же этого поклонника была для неё необъяснима. Но рождала в груди незнакомое щемящее чувство нежности и трепета.       Невилл же ложился спать с улыбкой. Он трижды переписывал послание, чтобы выразить всю гамму своих чувств, не оставить клякс и сделать почерк непохожим на свои привычные каракули. Она слишком часто лицезреет его конспекты.       Он сказал ей. О её руках и глазах, о потрясающих волосах. Он ещё напишет о трепетных ресницах и тонком стане, о смелом подбородке. О том, какая она настоящая. Но не рискнёт сказать ей о тех низменных чувствах, что заставляют его просыпаться с каменным стояком. В своих снах он часто оскорбляет ангела страстью.