Нежный

      Близился конец года. Впереди маячили зимние каникулы. Поттер становился бледнее и злее. Вместе с ним мрачнела и худела Гермиона, отказываясь признаваться в реальных причинах своей тоски. Уизли упивался статусом вратаря, красовался на тренировках и кичился победами, обжимаясь с Лавандой по всем углам и совсем не уделяя внимания друзьям. Что-то в их трио было неладно. Поттер начал ходить на занятия с Дамблдором, после которых по ночам кричал от кошмаров. Приходилось накладывать на него сонные чары, которые он, впрочем, успешно сбрасывал. Обстановка в их спальне была напряжённая. Дин и Симус всерьез обдумывали бросить обучение и не возвращаться в Хогвартс после рождества. Луна, с которой Невилл подружился в ОД и теперь регулярно общался, сильно переживала за отца. «Придира» ясно обозначил свою политическую позицию. Девочка, конечно, маскировала переживания за непонятными высказываниями о мозгошмыгах и прятала глаза за спектрально-астральными очками, но тому, кто с ней общался, а таких было не то, чтобы много, было понятно — она переживает.       Вскоре должна была состояться прощальная вечеринка «Клуба Слизней» перед зимними каникулами. Конкретно для Невилла и Гермионы это событие ознаменовалось первой ссорой. А дело было совсем банальное — Невилл подрался с Маклаггеном. Кормак с чего-то возомнил, что может пойти с Гермионой на вечеринку к Слизнорту. Непонятно, чем он руководствовался, но подошёл к девушке открыто, прямо посреди гостиной Гриффиндора. Невилл с Гермионой сидели в их любимой позе — она — на диване, он — положив голову на колени девушки, сидя у её ног. Оба что-то читали. Миона нежно перебирала кудри парня свободной от книги рукой, Невилл млел. И вот в эту идиллическую картину вмешался запасной вратарь Грифов.       — Эй, Грейнджер!       Девушка отвлекалась от книги и подняла голову. Невилл чуть напрягся.       — Да?       — Пошли со мной к Слизнорту! — заявил он, нагло ухмыляясь. Грейнджер медленно осмотрела его с головы до ног, её рука на голове у Невилла напряглась.       — Нет.       — Да брось, Грейнджер, — продолжил тот, — ты же не хочешь весь вечер провести в одиночестве!       Тут вмешался Невилл. Не вставая, он пробасил:       — Она идёт со мной.       У них действительно был диалог, сразу после того как профессор объявил о вечеринке. Невилл учёл свою оплошность со святочным балом и сразу же позвал Гермиону. Хотя, по-хорошему, это она должна была звать его, ведь членом клуба была именно она — самая талантливая ведьма своего поколения. Но Невилл — мужчина. Потому он быстренько сгонял в теплицы, уговорил несколько растений поделиться с ним цветами, и уже вечером красиво позвал Гермиону на вечеринку. Та дала согласие.       Маклагген слегка растерялся, хотя удивительно, Невиллу казалось, что уже все вокруг знают, что они встречаются. А затем растянул губы в мерзкой ухмылке и сказал:       — Упускаешь возможность, Грейнджер. Больше такой не будет. Я был о тебе лучшего мнения. Может, всё-таки со мной? Гарантирую, ты не заскучаешь! — и похабно подмигнул.       Гермиона закатила глаза и выпалила:       — Кормак, ты симпатичный ровно до того момента, пока не откроешь рот. Я иду с Невиллом. Вопрос закрыт.       Тот лишь фыркнул, а после, вечером, подстерёг Невилла около гостиной и пальнул по нему каким-то мерзким хулиганским проклятием. Не учтя лишь одного — Невилл сражался с настоящими Пожирателями смерти. Летом, после битвы в Отделе Тайн, он корил себя за слабость, за то, что не смог защитить друзей, и поэтому тренировался с палочкой бабушки, с полного её одобрения. Он научился ставить щиты невербально, кроме того, освоил несколько аврорских связок по конспектам отца из аврората. Потому, проклятие гриффиндорца разбилось о щит, а в Кормака полетела стандартная связка: «Экспелиармус-Петрификус-Инкарцеро». Грюм мог бы гордиться. Только вот с силой Невилл перестарался. Кормака швырнуло в стену, палочка отлетела куда-то в другой конец коридора, а он сам оказался опутан верёвками, словно мумия. Конкретно этот момент и увидела Гермиона, почему-то решив, что Невилл полез драться первым. После чего стала его отчитывать.       Он слушал и не перебивал. Миона часто отчитывала Гарри и Рона. Это было ей привычно. Кроме того, бабуля тоже любила подолгу распинаться и бухтеть. Невилл воспринимал такие вспышки философски, хотя внутри медленно закипал, словно котёл с зельем. Миона умудрялась долго держать быстрый темп речи, при этом оставаясь в рамках одной интонации. Невилл же любовался тем, как раскраснелось её лицо, смотрел на любимые губы, не вслушиваясь особо в речь, а когда Гермиона взяла передышку для вдоха, сказал всего три слова:       — Он напал первым.       И девушка сдулась. После чего, скомандовала:       — Фините Инкантатем!       И пошла распекать Кормака, на тему: чем он вообще думал, и что хорошо, что это она их застукала, а не профессора. А вечером, ужасно смущаясь, попросила у Невилла прощения, после уткнувшись ему в грудь и крепко, до хруста костей, обняв. А он умирал от нежности. В груди разливалось тепло, расходясь кругами от того места, где расположилась голова Гермионы. Сердце билось испуганной птицей в груди. Он обнял её, стремясь укрыть от всего мира свою хрупкую и храбрую ведьму. И хотел, чтобы это никогда не заканчивалось.       Меж тем, близилась эта самая вечеринка. Невилл попросил бабушку прислать его парадную мантию и костюм, написав, что планирует посетить «Клуб Слизней» со спутницей, и должен выглядеть соответствующе. Бабушка мантию прислала, как, впрочем, и целый пергамент поучений, как не упасть в грязь лицом и не посрамить звание наследника славного Рода Лонгботтом. Но меж строк скользила гордость. Она могла как угодно относиться к Слизерину, но профессор бы уважаемым человеком и одним из четырёх Мастеров-Зельеваров Туманного Альбиона. Бабушка поддерживала с ним хорошие отношения, а он скупал приличную часть товара её теплиц.       В назначенный час Невилл заранее спустился в факультетскую гостиную и мерял её шагами, пытаясь убежать от собственных нервов. Вот из их спальни появился Гарри, тоже в парадной мантии. Он пригласил Луну, Невилл ему подсказал. Луна — лучший друг, которого может иметь человек. И хорошая девушка. Если бы Поттер полюбил не яркую и ветреную Джинни, а Луну, возможно, был бы счастлив. По крайней мере, Невилл считал именно так. Но у Поттера вообще был очень своеобразный взгляд на жизнь. Ведь эгоистичный и вспыльчивый Уизли тоже не самый лучший выбор для дружбы. Хотя, не ему судить, у него друзей не было вообще, только знакомые. Поттер выглядел измождённым, под глазами его синели круги.       — Миону ждёшь?       Невилл кивнул и добавил:       — Неважно выглядишь. Может тебе к Помфри сходить? Ты в последнее время совсем не спишь.       Гарри лишь помотал головой из стороны в сторону, словно лошадь, отгоняющая слепня. Его вихры, которые он безуспешно пытался расчесать, вновь растрепались и лежали в художественном беспорядке. Он невпопад кивнул Невиллу и вышел из гостиной, видимо отправился на встречу с Луной.       Он проводил его взглядом и обернулся. Именно этот момент выбрала его Диана, для того чтобы появиться на ступенях. У Невилла кончился в лёгких воздух. Нет, от знал, что Гермиона прекрасна, но чтобы настолько! Её платье было белым и частично походило на греческую тогу, скреплённую факультетской брошью на правом плече. Эта же брошь держала золотистую плащ-накидку. Она явно воспользовалась согревающими чарами, ведь в замке было прохладно для такого наряда. Её волосы были собраны в высокую причёску, а палочка крепилась в замысловатой золотой кобуре-наруче на предплечье. Она действительно походила на богиню. Ожившую грёзу. Он хотел бы сказать ей все слова, что существуют на свете для описания женской красоты, но сейчас не было в мире слов, чтобы выразить его любовь. Она спускалась к нему, словно божество с небес, и Невилл собрал все силы, чтобы не преклонить колен. Когда Гермиона подошла к нему, он вручил ей белоснежную розу, прикрепив ту девушке на запястье. Точно такая же роза украшала петлицу его чёрной парадной мантии. Миона скромно улыбалась и, что для неё нехарактерно — молчала. Она лишь мазнула губами по его щеке и неуверенно взяла под руку. Его сердце сделало кульбит. Он до сих пор не мог поверить, что эта девушка — его.       — Ты прекрасна… — смог выдохнуть он, едва различая свой голос за барабанным стуком крови в ушах.       Гермиона зарделась и крепче ухватила его под руку. Они спускались в подземелья в уютной тишине. Профессор встретил их преувеличенно-радостно, видимо уже успел отведать пунша.       − Добро пожаловать, мои дорогие! Рад, очень рад! Мисс Грейнджер, мистер Лонгботтом. Как ваша бабушка?       − Здравствует, — кивнул Невилл, — передавала вам привет и пожелание счастливого Рождества.       − Изумительно! Спасибо, мой дорогой, ну, не задерживайтесь, проходите, угощайтесь!       Помещение изнутри было намного больше обычного преподавательского кабинета. Стены и потолок были затянуты изумрудной, алой и золотой тканью. Создавалось впечатление, будто находишься в огромном шатре. В комнате толпился народ, было душно, и всё заливал красный свет вычурной золотой лампы, свисавшей с потолка, в которой кружили настоящие живые феи, каждая — словно искорка яркого света. Из дальнего угла неслось громкое пение под аккомпанемент каких-то музыкальных инструментов, вроде мандолины. Облачко дыма висело над головами нескольких престарелых волшебников, занятых оживлённой беседой. Они с Гермионой медленно обходили зал, она восторженно шептала ему на ухо всё, что знала о вампирах — один из гостей профессора принадлежал к этим опасным волшебным существам. Невилл восторгов девушки не разделял. В его понимании хороший вампир — это мёртвый вампир. И от гостя он предпочитал держаться подальше. Он старался уделять внимание даме, как писала бабушка. Угощать лимонадом и безалкогольным пуншем, подкладывать ей на тарелку вкусности, когда они приступили к ужину. И развлекать, по мере сил.              Вечер был чудесный. Невилла распирала гордость — он на вечеринке с самой красивой девушкой во вселенной. Он — кавалер самой Гермионы Грейнджер. Но, что самое главное — она его не стеснялась. Гермиона непринуждённо держала его под руку, оживлённо беседовала с ним, даже не замечая, как прикасается к его рукаву или кладёт руку к нему на спину, как прижимается к плечу за столом. Но он замечал каждое её движение и следовал за ней как магнит. Возможно, со стороны он выглядел влюблённым идиотом, но ему было всё равно. Его мечта сбылась, и он будет наслаждаться каждой минутой наедине со своей любовью.       Увлечённый Гермионой он вовсе не заметил пропажи Поттера. А зря. Как позже выяснилось, на вечеринку без приглашения притащился Малфой. Выглядел он не лучше Гарри. А после исчез куда-то в компании своего декана. Поттер отправился следом, видимо — подслушивать. Но, что самое ужасное, по возвращению, Гарри бесцеремонно украл у Невилла Гермиону, чтобы пошептаться, и бросил Луну одну. Миона успела лишь приподнять плечи, словно прося прощения, но Поттер уже тащил её за собой, словно на буксире. Девушка неуклюже семенила за ним.       На вечеринку они так и не вернулись. Пришлось остаток вечера быть спутником Лавгуд, а после проводить грустную девушку в башню. Когда он возвращался к себе в гостиную, на душе было гадко. Гермионы в общей гостиной не оказалось. Невилл поднялся в спальню, шторки кроватей были задернуты, храп Рона разносился по помещению, как обычно преодолевая любые заглушающие заклятия. Гарри укладывался спать.       − Поттер, — окликнул он его.       − Да, Нев?       Гарри был явно чем-то озадачен. Но Невиллу было плевать. Гарри слишком привык, что ему многое сходит с рук. Уизли однажды укорил национального героя в желании оказываться в центре внимания, за что и был исключён из круга друзей. Тогда он был не прав, но в целом Поттеру действительно слишком многое сходило с рук. В этот раз Невилл не собирался спускать ситуацию на тормозах. Многое изменилось, но самое главное — изменился и он сам. Сейчас за него говорили гнев, обида и ревность.       − Не знаю, как воспитывали тебя, но приличные люди не крадут чужих спутниц, и не бросают своих. Ты поступил крайне некрасиво, и если бы я тебя не уважал, за всё что было раньше, я бы съездил тебе по лицу.       Глаза за стёклами очков округлились. Невилл явно застал Гарри врасплох.              − Нев? Я не понимаю…       − А я объясню. Я имею в виду, что ты бросил Луну одну, и если бы не я, ей пришлось бы самой ночью возвращаться в башню! Приличные люди, приглашая куда-то девушку, должны сопровождать её до конца, это раз. Во-вторых, Гермиона была моей парой на этот вечер. И если ты пригласил её для конфиденциального разговора, то стоило спросить у неё, хочет ли она говорить, и попросить позволения у её спутника, можно ли с ней пообщаться. Так принято, Поттер. Гермиона — моя девушка. И я хочу, чтобы ты это уяснил. Она больше не просто твоя подруга. Ты должен считаться со мной. Кроме того, рядом с тобой всегда происходит что-то опасное, и ты всегда втягиваешь в это своих друзей. Я не хочу, чтобы моя девушка пострадала, потому что ты в очередной раз во что-то влип, и не можешь разобраться своими мозгами. Она ведь почему-то должна думать за вас!       Поттер молчал. Гнев начал улетучиваться, хотя ревность не унималась. Поттер посягнул на его любимую. Ту, что сегодня должна была принадлежать только ему одному. Он нагло похитил окончание этого великолепного вечера. Вечера, который Невилл планировал закончить совсем не так.       − Я. Жду. Ответа. Ты понял, Гарри? Либо ваши дела и проблемы становятся нашими общими — потому что я не дам Гермионе влипнуть в неприятности, и буду с ней рядом до конца. Либо ты не вмешиваешь мою девушку в свои неприятности. Поттер молчал, и Невилл устало выдохнул и продолжил совсем другим, спокойным голосом:       − Гарри, она магглорожденная. Никто её не защитит. У нас с тобой нет родителей, но если что-то случится, за тебя заступится Люпин, Дамблдор, Уизли и даже Тонкс. Потому что ты — надежда магического мира. У меня есть бабушка. У твоего дружка Уизли — целый клан. У Гермионы нет никого, кроме нас. Не нужно вмешивать её в свои дела. У неё нет твоего иммунитета от Авады. Хватит с неё василиска, приключений в Отделе Тайн, обливания грязью в прессе. Мне не нравится, что с тобой в последнее время происходит. И что ты втягиваешь в это мою девушку. У неё хватает проблем и без тебя! Ты знал, что она тянет две программы, маггловскую и волшебную?       — Нет, — тихо проговорил Гарри.       — А то, что собирается получить мастерство по Трансфигурации во Франции после ЖАБА, и много общается с Флёр, подтягивая французский? Второе «нет», прозвучало ещё тише.       — Странная у тебя дружба, Гарри. Я понимаю важность борьбы с Тем-кого-нельзя-называть, и роль твою важную тоже понимаю, но дружба, это ведь не всегда о тебе. Гермиона, как никто другой, заслужила быть счастливой. И я сделаю для этого всё от меня зависящее. А Луна, которую ты сегодня бросил, не заслужила такого отношения. Поттер, ты поступил как эгоистичный говнюк! Невилл смотрел на Гарри тяжелым взглядом. И если бы кто-то знавший его отца сейчас оказался в комнате — был бы немало удивлён. Невилл в этот момент как никогда напоминал Френка Лонгботтома.       − Я тебя услышал.       Поттер набычился, кивнул и задёрнул полог. А Невилл вышел в гостиную, где долго смотрел в камин на огонь и пытался успокоится. Потом тихо вернулся в комнату, взял пергамент и стал писать: «Звезда моих ночей…»