Соцветие

— Всего один разочек, тебе трудно, что ли? — Джин уже битый час уговаривает друга пропустить последний урок, но тот ни в какую не хочет. Мол, итак много прогулял и больше не может. — Вовсе нет, — отстранённо отвечает брюнет, незаинтересованно ковыряя вилкой в салате. К еде за всю перемену Чон так и не притронулся, аппетита нет. В мыслях он до сих пор находится в классе, где последний плот, удерживающий любовь к Юнги, разбился и потонул на дно. — Пойдём на урок учителя Кима и послушаем его лекцию, — говорит Хосок, склонив голову в бок. Шатен возмущается, ясно давая понять своё недовольство, и фыркает. Однако блестящие глаза, выражающие волнение и нежные чувства при услышанном имени, так просто не спрячешь. И Хосок усмехается. Только он знает о чувствах Джина к учителю Киму и хранит этот секрет в тайне, трепетно доверенной ему. —Как у вас, кстати? — с хитрым прищуром говорит Хосок, надеясь так раззадорить друга, но видит лишь поникший взгляд и тяжёлый вздох. — Всё также, — с грустью выдаёт в шатен. — Придерживается статуса учитель-ученик и не подпускает близко. А я, наивный, думал, что у нас всё налаживается. Хосок внимательно слушает, полностью погружаясь в проблемы Джина. Вокруг суматоха, все заняты чем-то своим на большой перемене, вот только брюнета это мало волнует. Он видит грусть в глазах напротив, и напрягается. Так хочется забрать всю боль друга, чтобы тот не мучился, а жил дальше, ведь самому уже нечего терять. Сердце давно изранено и кровоточит, каждый день всё больше и больше выливая чёрную прогнившую жидкость, выедающую все светлые чувства по отношению к одному баскетболисту. И это не изменить, наверное. — Но, когда мы с тобой последний раз обсуждали учителя Кима, ты был счастлив и собирался с ним на встречу… Или свидание? — в глазах застывает вопрос, а разум сам подкидывает возможные ответы. Два дня назад, когда Хосок сбегал с урока Намджуна, (он тогда ещё и с Юнги столкнулся) Джин радостно рассказывал обо всех событиях, что он пропустил. Именно в тот день учитель пригласил Сокджина на свидание. И Джин был поистине счастлив. Только удивительно, что тот решил действовать, прямо в это время, когда Хосока не было с другом. Вот только нет на лице Сокджина больше той беззаботной и милой улыбки. Её будто кто-то стёр. — Да, так всё и было. Но, похоже, я не оправдал его надежд. Учитель словно похолодел ко мне… — шатен поджимает губы, мысленно умоляя себя успокоится. — Как ты думаешь, какие у него намерения были? Почему сначала даёт шанс, а потом так грубо лишает его? — Не знаю, Джини~и, не знаю, — честно отвечает Хосок, хватая поднос с едой. — Пойдём, уже скоро урок начнётся, — кивая на поднос друга, говорит он. — Может не пойдём? — в очередной раз молит Ким, надеясь на понимание. Но даже его огромные просящие глаза из шрэка не помогут. — Ладно… Парни направляются к сдаче подносов в молчаливой обстановке. Каждый погружён в свои мысли и никто не замечает перешёптываний и косых взглядов, направленных в их сторону. И в такой душащей атмосфере они прошли почти к месту сдачи подносов, но перед Хосоком, будто скалой, кто-то возник. Брюнет, не ожидавший внезапного вторжения в личное пространство, чуть не опрокидывает всё содержимое на впередистоящего человека, но, благо, вовремя реагирует. Перед ним стоят никто иные, как шестёрки Юнги. Игроки баскетбольной команды. Все с гадкой улыбкой осматривают парня, скользя своими противными глазницами сверху вниз — оценивающе. — Что ж ты так неаккуратно, Хосок, — ехидно начинает один из них, который ближе всех находится к Чону, пока брюнет с непониманием оглядывал каждого. — Или вы все, педики, такие неуклюжие? Давай помогу. И прежде чем Хосок успевает одуматься, из его рук нагло вырывают поднос. И прежде чем Хосок успевает одуматься, на него опрокидывают этот самый поднос. И прежде чем Хосок успевает одуматься, вокруг все начинают угорать и снимать происходящие на телефон. Сокджин срывается к лучшему другу и куда-то в сторону кидает свой полупустой поднос, раскидывая еду на пол и мысленно радуясь, что друг ничего жидкого не взял. Подбегает и пытается привести брюнета в чувства. Но тот будто находится не здесь, а где-то в другом месте, в другой прострации. И когда Хосок наконец-таки одумался, то понимает, что это всё задумал Юнги. И злится, невыносимо злится, буквально ненавидя когда-то объекта своего обожания. И руки до белых костяшек сжимает, и, скрепя зубами, челюсть сводит, и глаза на несколько тонов темнеют от бурлящей в жилах неописуемой ненависти. Потому что не переходи черту, Мин Юнги, не стоит.

***

— Юнги, блять! — орёт только что вошедший в спортивный зал Пак, отвлекая блондина от тренировки. Вообще-то Мин тут один, в одиночестве закидывает мяч в кольцо и прогуливает урок по физике, на которую желания идти вообще нет. — Ты совсем охерел! Чимин за считанные секунды сокращает расстояние между ними, и больно хватая старшего за ухо, утаскивая того к выходу. — Ай, блять, больно, — хрипит Юнги, пытаясь отдернуть цепкие пальцы. — Ты чего прицепился? — Я чего прицепился? — цедит рыжеволосый с притворным удивлением. — Это ты чего своих шавок распускаешь?! Чимин останавливается и отпускает блондина, скрещивая руки на груди и с укором глядя на друга, что потирает ушибленное место. — Ты в своём уме? — Юнги глядит с немым вопросом на юношу, но у того ни один мускул не дрогнул. — В своём уме ли я? Ты чё, недоумок, все мозги себе вышиб, я не понимаю?! — Ты можешь нормально объясниться, а не кидать необоснованные ругательства? Чимин застывает, с неприкрытой злостью и удивлением смотрит, но быстро придя в себя, тут же опять возобновляет свою гневную тираду. — Твои придурки посчитали нужным к Хосоку приебаться! — как-то чересчур громко говорит это Пак, из-за чего Юнги морщится от тона и непроизвольно тянется к уху, которое будто бы заложило. — К твоему соулмейту, между прочим. Ну, это так, к слову. Мин застывает в лёгком удивление, ведь обычно этого парня ничто, кроме друзей, не волнует и не интересует, так почему сейчас он так зол выходками… кого? Каких придурков? — Они взяли и опрокинули на Хосока еду в столовке, а другие смеялись над этой ситуацией и снимали на телефон! Уроды. И ладно бы, мне поебать так-то, но они его обозвали педиком. Педиком, понимаешь?! — сразу скалится рыжик, кидая предупреждающий взгляд на него. — Это ладно они до Хосока доебались, а дальше что? Тэхён и Чонгук, а? Ты об этом подумал? Или забыл, что они немного из благородных голубых кровей? Юнги, после сказанных слов, сразу брови хмурит и челюсть сжимает. Внутри почему-то растекается жуткое чувство собственничества, сопровождающиеся с вскипающей злостью. Откуда-то возникает мысль о защите, но далеко не в сторону своих голубых друзей, а скорее волнует безопасность Хосока. Ибо только Мин имеет право обижать, унижать, издеваться и уж тем более смеяться над ним. И больше никто… — Блять, Чимин, объясни уже кто там до кого доебался, я тебе мысли не читаю, чтобы самому догадаться, — Юнги уже начинает закипать, но держит себя в руках. — Твои из команды в гомофобов заделались. Да и вообще, когда это вы геев стали ненавидеть? Ты ж у них уважающая персона и они, как никто другие, должны в первую очередь знать, что ты с геями дружишь, да и сам в их ряду зачастил. Такое странное чувство переполняет блондина. Он не хочет видеть Чона, проклинает последними словами, но когда слышит, что кроме него к Хосоку доёбываются остальные, то сразу вспыхивает, как спичка. Одно дело, когда это делает Юнги, но совсем другое — когда другие. И Мин сам до конца не понял с чем это связанно. Да, он недолюбливал Хосока за его хобби, но если честно, то ему было глубоко поебать, главное чтобы парень глаза не мозолил своим слишком гиперактивным видом. А сейчас, когда он понял, что Хо как бы его соулмейт, то ненависть и раздражение сменились на легкую злость. С одной стороны его тянуло к нему, а с другой отталкивало. Ибо слишком резкий и активный этот ваш Чон Хосок. Правда, в последнее время тот заметно поник, и с чем это связанно Мин не понимает. Но ещё больше Юнги не понимал, почему все так резко настроились против этого солнечного парня? Ведь он никого против своего соулмейта не настраивал.

***

— Надеюсь, я всё понятно объяснил, — руки сжимают корпус телефона. Обычный, слегка-шепелявый голос блондина, теперь на пару тонов громче и строже, что не внушало никакого спокойствия знакомому по ту сторону телефона. Тот удивлён на самом деле, но хорошо это скрывает. — Чтобы духу вашего рядом с ним больше не было, и передай остальным, что если опять кто-то из наших тронет его, то вылетят из команды ещё до первого отборочного тура. — Но, Юн, ты же сам ворчал о том, как этот, цитирую, педрила тебя заебал… — раздаётся раздражённый голос из динамика. — Весь прошлый год ныл, якобы он… — Это уже тебя не касается, — тут же прерывает собеседника Мин. — Это не твоё дело. — Больно надо. Иди в себе сначала разберись, успокоительного попей, я не знаю, потрахайся. Сними напряжение, дружище. В последнее время ты какой-то нервный стал. — Ага, — выдыхает Юнги через сжатые зубы, но к словам своего со-командира прислушивается, потому и успокаивается. — Больше его не трогайте. Он, в первую очередь, мой предназначенный. В ответ ничего не говорят. Между ними повышается напряжённое молчание, и кроме дыхания друг друга ничего не происходит. — Я это… не пойму, ты влюбился что ли? — Идиот, — единственное, что говорит Мин, а после сбрасывает звонок, оставив вопрос без должного ответа. Он сам не понимает, что им движет и эта неопределённость конкретно подбешивает его. Телефон откидывает куда-то в сторону на кровать, а взгляд переводит на запястье. Кожа красными пятнами покрылась, где-то маленькие синячки фиолетового оттенка выступили, а сам участок кисти стал неприятно-шершавым. Юнги пальцами проводит по когда-то гладкой коже и поглаживает мелкие царапинки. В мыслях пролетает момент, где он так же сидел, оглядывая свою руку, вот только с жёлтыми цветами, проросшими на коже. И вздыхает. Хочется, чтобы на коже соцветия распускались, а не вот это вот всё.