Сборник миниатюр. Пейринги на любой вкус

— Ну, как? Круто? Хосок крутится возле зеркала, Чонгук толкает щёку языком изнутри и цедит: — Хён, это дибильная идея, честно. Его старший брат с ума сходит по какому-то чуваку из тату-тусовки. Не, он красивый, Чонгук фотки видел. Но блин переться на вечеринку с фальшивыми тату?! Он ещё раз толкает языком щеку и тянет, цитируя и пародируя Раджеша Кутрапали: — Ми пропащии рибята! Хосок любит Теорию Большого Взрыва. И брата. Но Ким Тэхён — это Ким Тэхён. — Ой, всё. Нахер иди. — Хосок поправляет худи — чёрное, на молнии, на голое тело. Смотрится, кстати, улёт... Музыку слышно за полквартала, внутри вообще можно разговаривать? Хоби открывает дверь и проваливается в какую-то другую вселенную. Здесь звук это часть атмосферы, он качает, держит и проникает прямо в лёгкие, в горло, заливает уши пробками, да тут в принципе никто ничего не говорит, все плавают в первичном бульоне из музыки, травяно-сигаретного дыма, паров алкоголя и секса. Свет дополняет, рисует по телам, подчеркивает рисунки и надписи, и все такие... Счастливые? Хоби кажется себе подглядывающим, ненастоящим, вором, то ли волком... Нет, скорее, бананом на волчьем празднике. Или лисьем. Потому что Ким Тэхён уже здесь, струится вокруг него, Хосока, танцует слева, справа, позади, и Хосок танцует. Хосок ещё как танцует! Сильно-сильно. И Тэхён шепчет в ухо: — Я веду. Расслабься. — И появляется прямо перед лицом, и выдыхает ему в рот длинное облако дыма, терпкого и колючего, и шепчет "держи!.." и потом "выдыхай!.." и за руку держит и снова танцует. И ещё раз так повторяет, а на третий раз прижимает свои губы к его, хосоковым, и после оправдывается: "Ты много упускаешь. Дыма." И ведёт. Ким Тэхён ведёт в танце, и Киму хочется подчинятся, и вдобавок такая легкость в голове и теле, что ноги сами повторяют за его ногами, а руки за руками, а бедра... Вот с ними беда: двигаются навстречу, и Тэхён улыбается на это, потому что с каждым последующим столкновением в штанах теснее. Хосоку теснее, и он бы хотел много чего сказать, да вот проблема, от музыки не скрыться совсем. Тэхён одними губами шепчет: расслабься. И Хоби слушает. И расслабляется, и закрывает глаза, и становится совсем хорошо: потому что тело гибкое, послушное, а пальцы у Тэхёна музыкантовые, длинные, и он этими пальцами по одетому Хосоку играет: от шеи до пресса, от затылка до ягодиц, через все клавиши позвоночника, через все струны рёбер, и по шее, и под волосами, и в конце концов Тэхён держит его за руку и тянет за собой, и когда Хосок открывает глаза, он в гримёрке, сидит задницей на столе, музыка тише, а Тэхён стоит между его ног, прижимается вплотную и смотрит близко-близко: — Ты не против? Хосок мотает головой, потом кивает, потом снова мотает, и в конце концов перехватывает было инициативу, руки распускает, но Тэхён сдерживает: — Погоди же, дай мне. Дай я сам. — он мягко руки Хосока кладёт себе на талию, а молнию на хосоковых шмотках расстёгивает и длинными пальцами своими сразу лезет под них, ощупывает электрически, потому что от Хосока можно сейчас пол-Тэгу запитать, и ловит губами стоны. — Ох, у тебя здесь орхидея... И сосочек торчит... И член... Ох, Хоби, какой ты замечательный... Скажи, ты сверху или снизу? Как тебе нравится больше? — Я.. не определился... — Тэхён изучил пресс, бока, спину, и ниже не опускается, дразнит, только что жмёт к себе крепко, стояка уже ничем не скрыть, и поднимает голову Хосока за подбородок: — Уступаю тебе сегодня пробку первенства. — Пальму? — Нет. Хосок не понял, а потом как понял!.. аж заскулил, воздухом подавился, член подрагивает, каменный. Тэхён ремень распустил, и его свободные штаны упали, он вышагнул из них; повернулся к Хосоку спиной, прогнулся и руками чуть ягодицы развел. — Бляттть... — Хосок шипит, как масло на сковородке, когда видит колечко, и тянет к себе за бедра, вилять не даёт, медленно тянет за хвостик, и слушает низкий хриплый стон, и потом своё имя, и пожалуйста... Пожалуйста, Ким Тэхён. Всегда пожалуйста. А тату настоящие не проблема. Сделает.