***
Что есть судьба человека? В этом бесконечном круговороте, под названием жизнь, есть ли какой-то смысл бороться? Человеку свойственно думать, что он сам вершит свою судьбу, что ему под силу самому выбирать. Но так ли это? Или же, на все есть фатум? Если так, тогда о чем была эта история? Неужели все с самого начала было предрешено? И все наши попытки и титанические усилия — всего лишь ничего не значащая капля в море? Каково чувствовать себя обреченным? Каково это, не иметь выбора? Или он был? Говорят, выбор есть всегда. Я все думаю, какая жизнь бы ждала его, выбери он другой путь? Наверное, такая, которой он бы не желал. Тогда был ли на самом деле у него выбор? Или всего-навсего его иллюзия? Столько вопросов, на которых никогда не будет правильного ответа… Я начал свой рассказ о человеке, под названием Камисато Аято, и вот я не могу его закончить. Когда я проснулся того утра — его уже не было. Он ушел и больше я его никогда не увидел. Это был тот самый заветный день — день проведения фестиваля. Игнорируя полнейший хаос в имении, я сорвался на ноги только думая: если у него был готовый план действий на случай худшего исхода — почему тогда он не разбудил меня и не взял с собой? Я все пытался понять, куда бы он мог уйти и где я бы мог его догнать. Ведь я еще мог помочь! Ведь он все еще был слаб после прошлой ночи! Куда бы он мог направится? Я завертел головой во все стороны, пытаясь найти хоть какие-то подсказки, или решения. Вдруг мои глаза остановились на маленькой тумбочке возле кровати. *** Тома, Оставляю тебе это письмо, зная, что ты обязательно увидишь, когда проснешься. На самом деле есть столько вещей, которые я хотел тебе сказать, но не успел. Или не смог сделать этого, смотря тебе в глаза. Прости. Но я пишу. Добавляю также еще одно письмо. Оно для сестренки. Отдай его ей, когда закончишь читать это. Тогда, в разгар боя с тенью, когда ты вышел на поле, чтобы отвлечь руинных стражей от меня, на секунду она тоже хотела было повернуться и броситься в твою сторону. Не знаю, чем она руководствовалась, выбирая себе цель. Но тогда ты ее заинтересовал, и я не на шутку испугался. Я был ей не ровня и мне стоило огромных усердий, снова завлечь её в поединок со мной. Я так испугался, что оно может напасть на тебя. Я всегда нес свое бремя в одиночку, не возлагая больших надежд на других, так как выбрал очень скользкую тропу, а учитывая шаткое положение в стране — каждый день будто метаться между огней. Но потом появился ты. Я всегда рассудителен в своих поступках и словах, но когда ты оставался со мной, узнавая то, чего не должен был узнать никто-либо, я не прогонял тебя прочь — я тянулся к тебе еще больше. Не говоря ни единого слова, молча, ты предлагал мне свою помощь снова и снова, и я снова и снова ее принимал. Может, потому что я всегда нуждался в ком-то, но возле меня никогда не было человека, которому я бы поверил и на которого я смог бы всецело положиться. Но вот, возле меня вдруг оказалось столько людей, искренне желая мне помочь. Думаю, это ты их притягивал. Верно. Раньше их не было. Была только сестренка, которую я так сильно хотел оградить от всего этого. Боюсь, здесь я не преуспел… Но если ты останешься рядом с ней — тогда я могу по-настоящему быть спокоен, что она будет в безопасности. Знаю, возможно я прошу слишком много, и все же — позаботься о ней, если сможешь. Я долго думал, что мне следует сделать за тот небольшой промежуток времени, отведенный мне. На самом деле вариантов было не так уж много и все они не были в нашу пользу. Отменить Мицуги — потерять поддержку народа, авторитет и влияние. Провести — спровоцировать вооруженный конфликт. Думаю, ты еще вчера все понял и нету большой надобности все объяснять. И все же я молчал все это время, поэтому позволь наконец-то поговорить с тобой, сказать тебе все. Новость об Мицуги ошарашила нас обоих, но еще в день разговора с Верховной Жрицей я понял — моя царапина в том сражении была фатальна. Она действительно будто опустошала и изнемогала меня все это время. Но мне нужно было успеть сделать хоть что-то, чтобы хоть как-то сгладить последствия после окончания чествования. Опять клану Камисато грозит исчезновение, уже второй раз, за моей жизни. Но я не позволю этому случиться пока Аяка еще в имении. Я ухожу, не попрощавшись с тобой. Прости. Ты выглядишь очень мило, когда спишь, ты знал? Мне было очень больно покидать тебя. Погода в канун фестиваля стала пугающе благоприятной и безветренной. Ты ведь тоже это почувствовал? Затишье перед большой бурей. Боюсь, даже будут жертвы. Но чем сильней бездна в тот самый заветный день — тем слабее она будет следующего. Я ухожу один, потому что нету больше смысла брать тебя со мной. Оно все еще сильно, но я смогу его запечатать. Оставляю в добавок еще один мой документ — это — официальная версия для мира. Мне остались считаные дни, может, часы. Если бы не ты вряд ли бы я пережил прошлую ночь. Спасибо тебе. Всегда твой,Камисато Аято***
Я сидел на пыльной кровати, отрешенно уставившись на пожелтевший пергамент, держащий в руках, бесцельно читаный-перечитанный неисчислимое количество раз. На свете, пробивавшемся сквозь занавески через окно, отчетливо виднелись лениво и бесцельно кружившиеся в комнате пылинки. На полу в правом углу от кровати лежали давным-давно увядшие и засохшие, когда-то два белых цветка камелий. На полу, возле кровати, валялся маленький фонарик и клена, полуприкрытый тонкой, уже немного грязной тканью. Я перевел взгляд на перевернутый столик: никто так и не поднял его еще с прошлого раза… Возле него, застывшие в вечном беспорядке лежали книги, а еще сбоку, на полу, нетронутые, аккуратной стопочкой были оставлены никем не замеченные и никому не нужные маленькие карточки. Он наверняка лично собирал их все, вернувшись домой и складывал. Как всегда… По привычке? Или чтобы потом самому сделать их? Я был более, чем уверен, что там не было ничего важного. Очередной бытовой пустяк, по типу не состыковки в списках или разбитой заморской вазы. Вдруг оно стало таким маловажным. У меня так и не хватило мужества вернуться сюда и убирать здесь, как раньше. После того, как Аяка забрала все отчеты с полок этой комнаты и унесла их — она больше не возвратилась сюда ни разу. И запретила кому-либо заходить. Кроме меня. Но я не смог сюда зайти. Я пришел только сейчас… Я встал и невольно начал обходить комнату. Сделав круг, я вернулся к кровати и встав на колени, нагнулся, заглядывая под кровать: здесь лежал сам генерал повстанческой армии. Рассказать бы кому-то — никто не поверит. Смешно. Интересно, он уже, наверное, покинул остров. Как у него дела? И с ним ли сейчас Итто? Или, может быть, их пути также внезапно разошлись, как и соединились? Вдруг мой взгляд остановился на самом дальнем и тёмным углу кровати: достаточно долго проглядев в темноту, я заметил в глубине еле заметные очертания какого-то предмета. Я потянулся рукой, но не смог достать. Тогда я полностью лёг на живот, протягиваясь ещё дальше вглубь. Нащупав твердые края, я достал предмет и усевшись на пол уставился на него: передо мной была тёмная, резная деревянная шкатулка из аралии, украшенная причудливыми узорами из камелий. Химицу-бако. … Это подарок моему брату. А вот что он уже туда положит решать только ему. Он ее и закроет! Она удивительна, не так ли? Как думаешь, она ему понравится? … Я бездумно начал крутить коробочку в руках, проводя пальцами вдоль узоров. Дерево на ощупь было холодное, как и все остальное в этой комнате. Я провел рукой по крышке, чтобы убрать пыль, но как только моя ладонь коснулась покрытия, внутри Химицу-бако послышался шум: тысячи маленьких шестеренок и переключателей клацали и совались, а в следующее мгновение камелия вспыхнула ярким синим светом и что-то громко щелкнуло. В последний раз. Я потянулся и открыл крышку: внутри лежала давно засохшая сосновая ветка.