Кто ты, чтобы заставить меня сомневаться?

      Дилюк целуется, как бог. На ком он учился? На винограде?       У Эмбер для этого никогда не хватало дыхания. Не хватало сердцебиения и ровных ног, чтобы стоять на них твердо в те моменты, когда его губы накрывали ее. Ему же нравилось начинать с нежного, практически невесомого поцелуя куда-то в угол губ, после чего сладко прикасаться ещё пару раз, пока доверчивая Эмбер смотрела на него глазами, полными звёзд.       Это выносило ей голову насквозь прямым попадаением. Каждое его чёртово прикосновение. Она цеплялась за его спину руками, вдыхая сладко-кислый запах алкоголя и солнца от его кожи, и прижималась сильнее к губам, требуя большего, чем мимолётные поцелуи.       Ей хотелось его обжигающие ладони у себя на талии, притягивающие ее ближе. Чтобы он посадил ее на барную стойку в своей закрытой таверне и немного наклонился сверху, позволяя ощутить тяжесть своего тела, упираясь одной рукой у ее бедер. Она желала обвить его талию ногами, прикоснуться к горячей шее, всмотреться в пылающие глаза и поцеловать его ещё раз.       А потом ещё.       И ещё раз.       И так пока вечер не закончится.       А Дилюк же любил начинать с мягкого и практически вежливого поцелуя в край губ и после этого даже иногда отходить подальше, вежливо приглашая присесть рядом с нами за столик или на диване. Ему нравилась неспешность и игра.       Эмбер же хотелось сесть ему сверху на бедра, склониться над его лицом так, чтобы ее распущенные волосы упали ему на плечи и напрочь скрыли их от невидимых глаз. И зацеловать каждую чёрточку его лица. Упереться ладонями в твердые плечи, пока его горячие руки уверенно надавят на ее поясницу, чтобы она опустилась чуть ниже и ему удобнее было поцеловать ее глубже и жарче, чем просто вежливый поцелуй в край губ.       Иногда Дилюк целовал ее в лоб или щеку. Обычно на людях, чтобы не сильно смущать Эмбер. Девушка в такие моменты чувствовала дикое желание сжать его ладонь в своей, прижаться ближе, чтобы почувствовать теплоту его тела и просто спрятаться, ощущая кокон из нежности и защиты вокруг себя. И пускай он дальше ведёт свои важные разговоры, она рядом же не помешает, правда?       Но Эмбер обычно вежливо отходила чуть дальше, чтобы не мешать обсуждению по работе, и рассматривала, например, что-то на стене, не видя совершенно, что именно. Потому что место прикосновения его губ все ещё горело и она никак не могла избавиться от желания с разворота утянуть Дилюка поглубже в подворотни, чтобы прижаться ближе и попросить об ещё одном горящем поцелуе. А лучше — больше.              Ей нравилось фантазировать обо всех этих ситуациях, получая каждый день лишь три поцелуя. Три жизненных до слепоты поцелуя.              Дилюк же всегда без шансов целовал ее нежно, мимолётно и быстро, словно огораживая моменты близости в какие-то временные рамки, за которые им нельзя выходить. А Эмбер сидела напротив и понимала, что, если спать в обнимку всю ночь, то она подсядет на это, как на жёсткий наркотик. Ее ежедневной дозы в мимолётный поцелуй уже было настолько недостаточно, что проще было принять, что у нее чертова ломка, чем случайно пропустить одну их вечернюю встречу. Ежедневно-вечернюю.       Эмбер ломало без него в одиночестве. Сводило ноги и живот в желании почувствовать его тепло на своей коже. Вжаться в крепкое тело, уткнуться носом в затылок и дышать его запахом. Чтобы не рыпался и не рассказывал сказки о своей страшной занятости. Пускай себе работает. Просто она и дальше посидит со спины, обвивая его талию руками.       Дилюк такого ни ей, ни себе не позволял. Эмбер была уверена, чтобы если бы не обязательства перед связью соулмейтов, он бы и не целовал ее вообще. Даже быстро и мимолётно. А потому она продолжала прикасаться к нему лишь в те редкие моменты, когда он наклонялся над ней, чтобы исполнить свой долг соулмейта.              Эмбер было восемнадцать с копейками, когда они оба обнаружили, что мир рядом друг с другом цветной, как калейдоскоп. И, обязуясь правилу необходимой близости, чтобы цвет не исчезал и вне компании друг друга, Дилюк всегда старался прикасаться к ней нежнее шелка. Внутренне мечтая, чтобы она не сочла его навязчивым или извращённым. Сам себе надумав, что трогать эту хрупкую девушку он не в праве.       Эмбер хотела, чтобы ее соулмейт драл ее как последнюю девушку на земле, вжимал в свое разгоряченное тело, цеплялся за нее двумя руками и шептал слова нежности на ухо. Хотела раствориться в его объятиях. Хотела стать для него тем же наркотиком, который для нее придумал он всего тремя поцелуями и иногда долгим объятием.       А Дилюк искренне не торопил события, даря ей ровно три поцелуя в день и продлевая этот цветной мир за окном.       Пока в один из них Эмбер просто не надоело всё это сладкое мучение. Ждать, пока он созреет на что-то большее, выдержки не хватало.       И пускай она до последнего была уверена, что первый шаг делать слишком стыдно и вообще не ее желание. Ложь. Но в тот милый и теплый, как и всегда, вечер, когда Дилюк на прощание подошёл к ней ближе, чтобы поцеловать ее в край губ, она мягко отстранилась. Покачала головой и посмотрела прямо ему в глаза со слабой улыбкой.       Не для того она себя накручивала неделями подряд. Не чтобы вновь тебя провожали до дома после трёх поцелуев, когда ты мечтаешь завалить его прямо на том диване в кабинете. Эмбер стояла и смотрела ему прямо в глаза, заложив руки за спину. Стояла, вдыхала запах камина и ранней зимней свежести, и в лёгком полумраке рассматривала лицо напротив. Красивое — до чёртиков перед глазами. Желанное — до какой-то неожиданной черты безумия.       — Кто ты такой, чтобы так надо мной издеваться? — тихо прошептала она, делая маленький шаг вперёд. Дилюк молчал.       Ведь лучше всех знал, что позволь он хоть раз себе четвертый из серии поцелуев, то Эмбер завтра бы просто не вышла на работу. Если бы он вообще выпустил ее из своего поместья.       Эмбер смотрела ему в глаза, желая навеки запечатлеть его образ в своей памяти. Будто там его пока не было. Словно она впервые ощущает это растекающееся тепло под кожей. Эти мурашки по рукам и родной запах уже практически на сердце.       — Кто ты, чтобы я так беспамятно влюбилась? — Эмбер шептала практически без звука, зная, что он услышит каждое ее слово.       — Кто ты, чтобы я так просто сдалась? — Эмбер мягко шагнула вперёд, плавно приближаясь к его лицу. Она хотела поцеловать его прямо сейчас. Именно так, как всегда фантазировала. Именно так, чтобы сперло дыхание, перехватило все тело в истоме и из сознания исчезли все посторонние мысли.       Эмбер сделала ещё шаг вперёд, почти упираясь макушкой ему в грудь. Дилюк стоял все ещё молча, но улыбался. И, черт возьми, увидев этот изгиб губ, у Эмбер взорвалось что-то внутри. Рассыпалось звенящей крошкой по внутренним органам, заполняя кровеносные сосуды изнутри покалывающей смесью. Дышать было тяжелее, чем продолжать смотреть.       Эмбер видела эту улыбку много раз, но никогда — обращенную к себе. Так ее дедушка смотрел на свою жену. С щемящей до боли в сердце улыбкой. Нежной, немного грустной и очень простой.       Дилюк смотрел на нее с безграничной нежностью слабо улыбаясь и сжимая руку за спиной до боли, чтобы не выдавить Эмбер в стену и сделать своей, как кричали инстинкты любого, кто встретил и коснулся своего соулмейта хоть раз.       Дилюк держал это безумное и грязное чувство так долго, чтобы умудрился упаковать в непробиваемый ящик. Чтобы контролировать себя рядом, не фантазировать лишнее, не видеть того, чего лишь ты хочешь видеть. Только вот как можно продолжать верить в устои своего внешнего безразличия, если она так смотрит. Если это шепчет, отлично зная, что ты услышишь? Если шепчет это, желая, чтобы ты услышал?       — Если ты сейчас меня не коснешься, я тебе этого никогда не прощу, — глаза Эмбер светились изнутри ярким пламенем. И вовсе не от хрустящего поленьями камина позади. Глаза Эмбер смотрели Дилюку прямо в душу и ломали каждый сантиметр его защиты от собственных желаний.       Глаза Эмбер раздевали его без рук. Ласкали без прикосновений. Обнимали без тепла ее тела.       И он не смог. Решил, что справится подарить ей три нежных поцелуя, чтобы успокоить свое сердце. Что выдержит этой лёгкой подзарядкой ещё раз себя запитать.       У Эмбер были другие планы на этот вечер.       Губы Дилюка горячие, как и любая мысль, связанная с ним. Эмбер не готова была сегодня отпускать его так легко. Повинуясь внутреннему позыву, она протянула руки вперёд, складывая ему на плечи и перекрещивая за его головой, чуть надавливая, чтобы он он наклонился. Сегодня у Дилюка не было шанса остаться в рамках фальшивой аккуратности.       Эмбер целовала его сама. Мягко. Сладко. Он не смог. Обещал себе, что нельзя заигрываться. Что Эмбер не должна думать, будто любит его, лишь из-за веления судьбы. Что он сам не должен так думать.       Губы Эмбер мягкие. Ее дыхание обжигало. От нее пахло травами, порохом и жасмином. Дилюк пытался. Видят Архонты, держался, как мог.       Но не смог.       Было почти темно, за спиной щёлкал искрами почти затухший камин, а Дилюк целовал свою Эмбер, прижимая хрупкое тело к себе и не понимая, как можно насытиться. Слабо гладил пальцами кожу под рубашкой на спине, вдыхал аромат своей душевной погибели, шептал что-то глупое до безумия и целовал ее.       Как она и мечтала. Выбив все посторонние мысли из ее головы. Оставив только громко шумящее сердце в ушах, ожоги от мимолётных прикосновений его рук, сбитого дыхания и потерянного ощущения времени.       Дилюк целовался, как чёртов бог.