***
– Номер Шесть, подойдите. Четырнадцатилетний Скарамуш сидел на стуле и возился со своим галстуком-бабочкой, когда назвали его номер. Он шумно выдохнул, взял скрипку со смычком, который он случайно бросил рядом с ножкой стула, и направился прямо на сцену. Перед тем как подняться, он, остановившись, глубоко вздохнул и вышел в свет. – Номер Шесть, четырнадцать лет, Академия Царицы для одаренных детей, Каприс № 24 Ля Минор Паганини. Скарамуш поднял свой инструмент и аккуратно положил его к себе на плечо. Он повернулся, чтобы установить зрительный контакт с аккомпанирующей ему пианисткой, одноклассницей, которую поставили к нему в пару два года назад в Академии. Эти двое никогда не любили особо сильно друг друга, но никто не мог подвергнуть сомнению тот факт, что они были превосходным дуэтом музыкантов. Им удавалось одерживать легкую победу на каждом конкурсе, принося с собой титул за титулом для своей школы. Это было ужасно привычно и ужасно скучно. Девочка за пианино закрыла глаза, заправила за ухо прядь своих изящных вьющихся светлых волос и занесла руку над клавишами. Скарамуш даже не обратил внимания, что его рука начала двигаться, будто была их общей. Его руки знали, что делать, где нажать и тянуть, когда остановиться и продолжить вновь, ему не требовалось думать об этом; его мысли могли быть где угодно, и так было всегда. Музыка воспринималась им как рутина, а концерты – чем-то вроде встать и принести, ничего более. Он не чувствовал ничего к музыке, он был превосходным в ней только потому что так надо. Конечно, так было не всегда. Скарамуш вспоминал свой первый увиденный концерт для скрипки. Ему тогда было три года. Он, будучи способным услышать почти все оттенки звуков струн во время игры солиста, сидел на краю стула в абсолютном восторге. И разумеется, он устраивал истерики и вопил на своих родителей, пока они не пошли ему на уступки и не отправили его в Академию для обучения игре на скрипке. Он любил каждый момент своего обучения. Он был от природы одарен своими пальцами, чувством ритма и красноречием. Все первые призы, который он заработал, наполняли его чувством гордости, а похвала, которую он получал от своих конкурентов, поднимала его самооценку. Он был гордостью школы, представляя ее настолько хорошо, насколько мог. Другие музыканты боялись быть поставленным вместе с ним на одном концерте, и не дай бог пойти выступать сразу после этого мальчика. Превосходный результат вскоре стал ожидаемым, и посему золотое воображение Скарамуша начало тускнеть. Если он каждый раз выступает идеально, то может ли он вообще когда-нибудь превзойти сам себя? Как исчезла конкуренция, так перестала восприниматься и похвала. Она становилась рутиной, и каждый раз, когда он показывал нерешительность хотя бы долю секунды, его преподаватели быстро останавливали его. Это случилось во время представления на ежегодном показе в Академии для самой Царицы В тот момент, в девять лет, он понял, что он не может больше слышать звуки, полюбившиеся ему когда-то. Он не ощущал ни чувства риска, ни удовольствия от награды за свое выступление, а аплодисменты зала воспринимались как какой-то шум в ушах. – Как обычно, впрочем, как и должно быть, – сказал учитель после того, как Скарамуш ушел со сцены. – Будем ждать от вас первого места на национальном конкурсе в следующем месяце. Скарамуш рассеянно кивнул в ответ. Он стоял твердо и уверенно, но когда учитель покинул их, мальчик упал на колени и прижался к стене, прикрыв глаза. Казалось, что все звуки вокруг него исчезли, а время, когда он сидел за инструментом и ничего не чувствовал, начало стремительно ускоряться. Он не чувствовал ничего. Страсть, под напором которой он добивался всех своих успехов, превратилась в дым. Скарамуш провел пальцами по отполированному дереву скрипки, и едва ли мог ощутить что-то. Все его чувства уже давно прошли. Его музыка стала пустой. Скарамуш был настолько погружен в собственные мысли, что вернулся в реальность только после того, как его уже вытащили со сцены под звуки аплодисментов. Его настолько сильно щелкнули по лбу, что он вздрогнул и чуть не уронил свою скрипку на пол. – Ты снова ушел в себя, – сказала недовольно пианистка, Синьора. Ее тонкий палец был направлен прямо на нос Скарамуша. – Мне пришлось играть быстрее, чтобы подстроиться под тебя, это было очень тяжело, и ради чего? Зачем? Скарамуш закатил глаза и отодвинул ее палец. – Успокойся. Для нас физически невозможно проиграть. Скорее небо упадет на голову, чем то, что это случится. – Ради Царицы, будет лучше для тебя же оказаться правым, – прошипела девочка. Скарамуш в ответ показал ей язык. – Когда я был не прав? Не забывай, мой рейтинг выше, чем твой, Прекрасная Леди. Синьора усмехнулась и, разрвернувшись на каблуках, ушла. Самоуверенное выражение лица Скарамуша улетучилось почти сразу после того, как блондинка завернула за угол, и он с протяжным вздохом, лениво направился к выходу из закулисной зоны, держа свой путь к залу ожиданий. Скарамуш проталкивался мимо других артистов, болтающих между собой в зале и снующих туда-сюда между стульями, пока назывались их номера. Он даже не пытался взглянуть кому-то в глаза, чтобы установить зрительный контакт; другие дети обычно избегали взгляда с ним. В конце концов он нашел стул со своим номером в дальней части зала, в тихом углу, подальше от других музыкантов, одетых чересчур цветасто и безвкусно. Убрав свой инструмент обратно в чехол, он внезапно почувствовал, как кто-то положил руку ему на плечо. Он обернулся резко, словно молния, способная испугать человека. – Какого черта ты делаешь?! – зашипел Скарамуш. Его фиолетовые глаза встретились с совершенно чужой парой глаз глубоко синего цвета. Эти глаза принадлежали довольно высокому мальчику с рыжими волосами и россыпью веснушек на носу и щеках. На его одежде не было номера, поэтому он вряд ли являлся одним из выступающих сегодня. Пожалуй, самое запоминающееся в нем было то, что он не боялся смотреть на Скарамуша, наоборот, он смотрел на него с дерзкой улыбкой на лице. – Моя мама взяла меня с сиблингами, чтобы мы посмотрели на конкурсные выступления, – объяснил мальчик. – Здесь выступают дети ее друзей, но я не знаю их особо хорошо, поэтому пробрался сюда. Скарамуш прищурился в ответ: – В зал ожидания для выступающих? Что ты здесь забыл? Мальчик пожал плечами. – Я не знаю, правда… Я просто посмотрел на твое выступление и подумал, что ты выглядишь интересным, как мне кажется, – ответил он. Скарамуш поморщился в ответ. – Это немного беспокоит. И пугает. Сколько тебе лет? Я тебя знаю? Рыжеволосый мальчик нервно усмехнулся и почесал затылок с удивленным выражением лица. – А, я должен представиться для начала, хах… мое имя Аякс, но все зовут меня Чайлд. Скарамуш издал небольшой смешок. – Чайлд? Это забавно… – сказал он, скрестив руки на груди. Чайлд свирепо посмотрел на Скарамуша и повторил его действие, также скрестив руки на груди. – Мне почти четырнадцать лет и я тоже студент Академии Царицы, – заявил он. Скарамуш склонил голову, косо взглянув на более высокого мальчика. – И как так произошло, что я ни разу не видел тебя в школе раньше? Чайлд широко улыбнулся и уставил руки в бока, гордо выпятив свою грудь. – Я из отделения атлетов! Скарамуш едко усмехнулся и повернулся обратно, застегивая молнию чехла из-под скрипки. – А, ну ясно, – издал он сдавленный смешок. – Ты из тех тупиц, которые думают, что быстро бегать или больно бить это талант. – А ты из тех детей из отделения искусств, которые думают, что махать руками и смотреть на людей сверху вниз это талант, – парировал Чайлд с иронией и досадой в голосе. – Хотя, смотреть на меня сверху вниз у тебя точно не получится, учитывая, что ты такой низкий. – Разговор закончен! – выпалил Скарамуш, даже не поворачивая голову, чтобы взглянуть на Чайлда. – Мне нужно уйти в Академию на репетицию. – На репетицию? – спросил смущенно Чайлд. – Но еще даже не началась церемония награждения. Есть еще куча других детей, которые не выступили пока что… – Да, и что? – резко ответил Скарамуш, перекидывая ремень чехла со скрипкой через плечо с максимально отстраненным видом, насколько это было возможно. – У меня нет причин тут оставаться и ждать… Я должен начать готовиться к следующему конкурсу. – Стой. Прямо сейчас? Без отдыха? Даже тренер Пульничелла дает мне отдохнуть сразу после соревнований. Заставлять себя возвращаться к подготовке, когда еще даже концерт не закончился, это немного тупо. Скарамуш отвел взгляд и закрыл глаза, крепко сжав ремешок чехла. – Не то чтобы у меня есть выбор, что делать. Не я решаю эти вещи, – сказал он, понизив слегка голос. Чайлд тут же заметил реакцию Скарамуша и неловко засунул руки в карманы шорт. – Ты играешь не потому что тебе нравится? Скарамуш бросил на него взгляд. – Что? Чайлд высунул руку из правого кармана. В руке он держал серебряную медаль. Скарамуш все еще ничего не понимал. – Это медаль с моих первых соревнований, – сказал Чайлд, нежно глядя на медаль. – Мне было тогда пять лет. – Она серебряная, – прокомментировал Скарамуш, в его голосе слышалось осуждение. Чайлд рассмеялся. – Я знаю, – продолжил Чайлд. – Но я храню ее как талисман на удачу, потому что в тот день я впервые ощутил адреналин от того, чем я занимаюсь. Я был очень горд собой, и мы вместе с братьями с сестрами решили отметить это после того тяжелого дня и упорной работы. – Зачем ты рассказываешь мне это все? – Тренер Пульничелла тоже был на тех соревнованиях, он сказал мне поступать в Академию. Это было лучшим моим решением, потому что я люблю то, чем занимаюсь здесь… Но сам ты не выглядишь как тот, кто испытывает подобное к музыке. Скарамуш с обиженным видом отступил назад. – Кто ты такой, чтобы говорить мне, что мне якобы нравится музыка? Чайлд указал на лицо Скарамуша, заставляя маленького мальчика удивиться. Скарамуш хотел было начать что-то говорить, но Чайлд его перебил. – У тебя это на лице написано, – заметил он. – Когда я смотрел, как ты играешь, конечно, я думал о том, как красиво было твое выступление, как красива была музыка, написанная старыми дядями, которые давно уже умерли. Но ты не выглядел так, будто присутствовал здесь. Твои глаза… Ты выглядел так, будто был где-то далеко, точно не здесь. Будто ты все это делаешь только потому, что тебе надо это сделать. Я не прав? Скарамуш не ответил. Чайлд тыкнул пальцем в грудь Скарамуша. – Моя мать всегда говорила мне, что я должен заниматься только тем, чем мне нравится. Послушай свое сердце сам, потому что люди, наблюдающие за тобой, могут навязывать, что это должно значить для тебя. Скарамуш выглядел так, будто его застали врасплох. Он ототкнул руку Чайлда с кислым выражением лица, однако Чайлда, казалось, это совершенно не волновало. – Не смей говорить так, будто знаешь меня! – воскликнул Скарамуш. – Ты даже не выступаешь, что ты вообще здесь делаешь, рассказываешь, как мне жить?! – Скарамуш направился к двери, чувствуя, как его переполняет злость и обида. – Когда ты в последний раз играл что-то для себя? Скарамушу даже не нужно было оборачиваться, чтобы представить, с каким насмешливым выражением лица его позвал Чайлд. Между ними воцарилась тишина. Чайлд минуту смотрел на спину Скарамуша, прежде чем фиолетоволосый мальчик толкнул дверь, чтобы открыть ее, и со словами «мне плевать, придурок» выскользнул наружу и захлопнул дверь прямо перед ним. Скарамуш сидел в машине по дороге в Академию, как вдруг его телефон начал звенеть от уведомлений. Синьора – 11:58 Где тебя черти носят??????????? Выступления уже почти закончились!! Скарамуш закатил глаза и начал печатать ответ. Скара – 11:59 Я уже возвращаюсь в академию Он засунул телефон в карман и вздохнул, опрокинувшись на спинку сиденья. Он прислонился головой к окошку машины и начал уже было клевать носом, как вдруг начал звенеть телефон, заставив мальчика вздрогнуть от неожиданности. Скарамуш неторопливо разблокировал телефон, чтобы ответить на звонок, зная, что ему предстоит сейчас выслушать целый шквал криков. – Ты не можешь просто взять и уйти с концерта, когда тебе захочется! Ты вообще представляешь, в какое впечатление произведешь, если не придешь на собственное награждение за первое место?! – Какая вообще разница? – ответил Скарамуш лениво. – Ты получишь награду за меня. – Что я должна сказать им?! – Не знаю, придумай что-нибудь? Скажи им, что мне нужно было отойти посрать. – Ты просто отвратительный, Скара. И ты слишком похабный для ребенка. – У нас с тобой разница меньше года, ведьма. – Тебе повезло, что ты не стоишь рядом со мной прямо сейчас. – О, я знаю, что ты любишь меня. Да и кому я могу не нравиться? – Ты не умеешь вовремя затыкаться. Я убью тебя в следующий раз, когда увижу. Запомни это. С этими словами Синьора сбросила трубку. Скарамуш рассмеялся про себя. Ссоры с Синьорой были одним из его развлечений, которое он мог себе позволить в перерывах между учебой, подготовкой к концертам и размышлениями непонятно о чем. Они бодались каждый раз, когда у них появлялась для этого возможность, однако он должен признаться, что она была ужасно умной, если дело касалось других людей. Он знал, как играться с людьми, она знала, как прочитать их. – Ты непредсказуем, но я провела с тобой достаточно много времени, чтобы понимать, что ты из себя представляешь, – сказала она ему однажды. – Ты полон фальши, неважно, понимаешь ты это сам или нет. У тебя не получится ничего скрыть от меня. Он подумал о том рыжеволосом мальчике из концертного зала. Чайлд, вспомнил он его имя; он опустил голову и посмотрел вниз на грудь, на то место, куда указывал Чайлд, когда высказывался по поводу эмоций Скарамуша. «Когда в последний раз ты играл для себя?» Скарамуш нахмурился, глядя на свое отражение в окне машины, и откинул челку с глаз. Это было… и правда так очевидно? Были времена, когда его глаза блестели, а сердце искрилось во время игры. Сейчас эти чувства были такими же тусклыми, как серое небо за окном. И то, как его отражение постепенно пропадало на заднем фоне, казалось, подтверждало эту мысль. – А я думал, что у меня получилось всех одурачить, – рассмеялся он сам с себя. Скарамуш откинулся назад, позволяя себе немного вздремнуть, и спустя несколько минут уснул.***
Хлесть. Скарамуш проснулся, протянув руку к пульсирующей щеке. Он повернулся к девушке, сидящей рядом с ним, она трясла рукой в воздухе, согнув свой указательный и большой палец. – Какого черта это было?! – воскликнул Скарамуш. Синьора стукнула ему по плечу свой папкой. – Ориентация закончилась, идиот, – отсчитала Синьора, поднимаясь со стула, пока Скарамуш ворчал и протирал глаз. – Нам пора сматываться отсюда. А, точно. Ориентация для первого курса. Самые отвратительные шесть часов его жизни. Это не было удачным стечением обстоятельств, что Синьора и Скарамуш закончили одну и ту же университетскую программу в прошлом году. Лучшие из лучших в Академии обычно получали полную стипендию в Заполярном Дворце, который являлся частью еще более крупного Университета Селестии, который получал значительные средства от Царицы для развития талантов тех, кого она сама считала одаренными. Эти двое были на втором курсе. Синьора решила продолжать заниматься актерским мастерством, в то время как Скарамуш принял решение бросить игру на скрипке и резко перешел к изучению различных областей естественных наук, найдя определенный интерес к астрономии. Это решение было встречено большим разочарованием со стороны его сверстников, когда они узнали, что он решил перестать играть на скрипке. Это вызвало немало конфликтов, не только дома, но и с другими студентами из Академии, однако Скарамуша нисколько не волновало их мнение. На его собственной ориентации на первом курсе практически все знали, кем он был (и держались подальше от него из-за крутого нрава и плохой репутации). Волонтер, который вел для них ориентацию – эксцентричный третьекурсник, звавший себя Дотторе – подколол его за отвагу и взъерошил Скарамушу волосы, чем вызвал раздражение у последнего. У этого парня, подумал тогда Скарамуш, не все в порядке с головой. Справедливости ради, у Дотторе действительно было не все в порядке с головой, однако никто не мог отрицать все его научные достижения в областях механики и инженерии. Дотторе был тем, кто втянул Скарамуша в проведение ориентации летом перед вторым курсом. Скарамуш не ожидал такого предложения и поэтому сначала ответил привычное «у меня и своих дел много». К несчастью, у Скарамуша не получилось отделаться от Синьоры. Скарамуш и Синьора вынесли на лужайку все стулья и поставили их друг на друга рядом с другими волонтерами, одетыми в дешевые красно-черные футболки; часть из них ушла показывать новым студентам, где находятся общежития. Скарамуш определенно не ожидал, что на него кто-то налетит, из-за чего он опрокинет все поставленные друг на друга стулья. Скарамуш отступился назад и, споткнувшись об неровную траву, упал на землю. Он застонал, больше от гнева, чем от боли, и рывком встал с земли. – Да что с вами не так?! – заворчал он, отряхивая шорты от травы. Незнакомец поднялся с травы, обнажив копну рыжих волос, глаза глубоко синего цвета и веснушчатое лицо. Скарамуш скривился. – А, так это ты, Чайлд. Чайлд в ответ лишь издал нервный смешок. – Давно не виделись, Скара! – Не зови меня так, – зашипел Скарамуш, уставившись на Чайлда. Это злило его даже больше, чем то, что юноша вырос и стал значительно выше него, как раздражающее, безжалостное, мускулистое дерево с листьями вместо мозгов и неутолимой жаждой сражений. А еще он оставался таким же до нелепости общительным, к большому разочарованию Скарамуша. Чайлд похлопал Скарамуша по спине – последний оступился вперед из-за разницы в силе и телосложении и холодно посмотрел на Чайлда. – Если еще раз дотронешься до меня, то твоя рука будет лежать на моем рабочем столе в банке с травильным раствором, – прошипел Скарамуш, сузив глаза совсем как змея. Чайлд попятился назад с натянутой улыбкой. – По-моему кто-то слишком колючий, – прокомментировал он. – Он всегда такой, – добавила Синьора, лениво поднимая упавшие стулья. – Он как маленький ребенок, помещенный в тело — нет, это не так работает. У него уже было тело ребенка. Возможно, все силы ушли в его умный мозг, а ногам ничего не досталось. Чайлд пытался сдержать смех, но у него ничего не вышло. Синьора невинно улыбнулась, когда Скарамуш повернулся к ней и показал средний палец. Чайлд закашлял. – Тевкр постоянно плакал из-за того, что я уезжаю из дома, – объяснил он. – Пришлось купить ему четыре шарика мороженного, чтобы он вернулся домой вместе с остальными. Синьора саркастично засмеялась. – Твой брат и правда какой-то особенный. Скарамуш еще несколько минут не обращал никакого внимания на их разговор; тот в основном состоял из рассказов Чайлда о его сиблингах и их реакции на его переезд. Чем быстрее Скарамуш закончит переставлять стулья – не спасибо, Чайлд, – тем быстрее он сможет вернуться обратно в общежитие и заняться чем-либо еще. Вечер долго не наступал. Скарамуш в тот день решил не обедать, и поэтому по окончанию ориентации практически телепортировался обратно в свой кампус, чтобы закрыться в своей спальне. Лифт зазвенел, когда Скарамуш поднялся на нужный этаж, и он, не теряя ни секунды, сразу же вышел из лифта. Его блок находился в конце коридора, подальше от всех остальных. Тишина была как раз в его вкусе; она давала ему не только чувство, что все находится под контролем, но и пространство для размышлений. Как обычно, блок казался пустым. Он жил в нем один весь первый курс, несмотря на то, что блоки проектировались и строились под двоих студентов: две отдельные комнаты и общие туалет с кухней. Скарамуш возлагал большие надежды, что к нему никого не подселят и на втором курсе, и поэтому позволил себе разложить все свои вещи по всему блоку. Уже после ночного душа он нацепил на себя пижаму и вернулся в спальню. Стряхнув с головы лишнюю влагу, юноша с помощью тканевой повязки убрал назад челку. Скарамуш бросил быстрый взгляд на фотографию в рамке, она стояла на книжной полке между учебниками и старыми романами, которые он нашел в каком-то книжном сэконд-хэнде. На фотографии была запечатлена его детская версия, которая держала свой первый приз со своего первого концерта для скрипки с самой искренней улыбкой на лице. Такого больше не будет. Музыка осталась в прошлом, а он должен удовлетворить ожидания мира еще раз. Только в этот раз не должен быть таким же бессмысленным и легким. Вздохнув, Скарамуш протянул руку мимо фотографии, чтобы взять с полки книгу с претенциозным названием Легенда Меча. Он открыл книгу на странице, где оставил закладку в виде какой-то чека из местного кафе. – Тот, кто написал это, должен быть школьником или кем-то около того, – сказал он про себя, усаживаясь на подушки дивана. – Однако все не так уж и плохо. Хм. Была уже полночь, когда Скарамуш услышал стук в дверь. Юноша прищурился. Он знал, что это точно была не Синьора – эта девушка всегда любила поспать. Скарамуш решил, что если он не будет отвечать на стук, тогда тот, кто постучался, уйдет. Он продолжил читать, надеясь, что не услышит больше стука. В дверь снова постучали, еще громче, чем прежде. Через десять секунд, так и не дождавшись ответа, в дверь продолжили стучать, и Скарамуш решил, что с него достаточно. – Лишь бы это было важно!! – крикнул Скарамуш и, захлопнув книгу и бросив ее на диван, потопал к двери. – У тебя должна быть очень веская причина барабанить в дверь в этот богом забытый… Скарамуш совершенно не ожидал увидеть Чайлда за дверью с парой больших рюкзаков, перекинутых через плечо. Юноша скривил лицо и положил руки на бедра. – Чего ты хочешь? – потребовал он, насмехаясь над Чайлдом. Чайлд засунул одну руку в карман, доставая оттуда клочок бумаги, и с улыбкой на лице спросил: – Это блок 611? Скарамуш указал на номер на табличке рядом с дверью, как будто это было до боли очевидно. – Можешь прочитать, – медленно ответил он, растягивая слова. – Ты живешь здесь? – спросил Чайлд. Скарамуш цокнул языком с максимально безучастным видом. – Как видишь. Улыбку сдуло с лица Чайлда. Он оттолкнул Скарамуша в сторону и зашел в блок. Скарамуш схватил его за руку и повернул к себе лицом. – Тебе лучше объяснить мне, что, по твоему мнению, ты делаешь, – приказал он. – Ты объявляешься в богом забытое время и вторгаешься в мой блок безо всякого на то объяснения с такой глупой, глупой улыбкой и для чего? М? Чайлд протянул Скарамушу клочок бумаги, который он прочитал до этого. Скарамуш схватил ее из рук Чайлда, быстро пробежав по ней глазами. Скарамуш полностью отказывался посмотреть Чайлду в глаза, боясь, что иначе он накинется на него и откусит его рыжую голову. Довольное выражение лица Чайлда не помогало ему справиться со смятением и, по правде говоря, с разочарованием. – Итак… – передразнил его Чайлд, протягивая букву «а», и бросил сумки на пол. Скарамуш протянул обратно клочок бумаги и посмотрел на Чайлда с пугающей улыбкой. – … – Я с нетерпением буду ждать случай узнать тебя получше, и, так как ты мой старшекурсник, я доверю тебе заботу обо мне… верно, соседушка?