***
– Ко мне приедут сиблинги на следующей недели, надеюсь, что все будет в порядке! – Что ты от меня хочешь, Чайлд? Меня совершенно не волнует их приезд. Скарамуш раздраженно вздохнул, поправляя пальцем сползшие с переносицы очки. Он лениво придавил верхушку авторучки об стол и принялся делать несколько пометок в блокноте, периодически ставя на паузу видеолекцию. Скарамуш не любил заниматься скучным делом, но при этом решил продолжить быть студентом, что, очевидно, является одной из самых скучных вещей, которые люди могут делать. Ему не доставляло труда иметь хорошую успеваемость. С одним из окон в спальне Скарамуша всегда были проблемы: его нельзя было закрыть. Скарамуш винил во всем халатность университетского отдела техобслуживания, и винил он так же часто, как и болел. Хоть Скарамуш и провел много времени в Академии в Снежной, он так и не смог привыкнуть к холодной погоде. Синьора любила покритиковать его за это, но он был слишком занят чиханием, чтобы как-либо огрызнуться в ответ. Погода в Инадзуме всегда была ясной, а жизнь в Дворце на вершине холма в осеннюю пору приносило ему лишь сквозняк через окно. Скарамуш как-то заметил, что часто тащит свое одеяло из комнаты в гостиную и учится за круглым обеденным столом, который он делил вместе с Чайлдом. Его канцелярские принадлежности были беспорядочно разбросаны по столу. Зачастую, когда Скарамуш уходил из гостиной и возвращался вновь, он замечал, что его вещи были собраны в маленькие миленькие кучки, которые он считал абсолютно бессмысленными, потому что после он все равно разбросает их вновь. – Зачем ты застилаешь постель утром, если все равно будешь расстилать ее ночью? – как-то спросил Скарамуш Чайлда, пока тот сцеплял домашнюю работу Скарамуша по физике биндером, хотя тот даже не просил его об этом. Чайлд ответил. – Приятно вернуться в комнату ночью и увидеть, что постель уже заправлена. Это не требует много усилий, но делает жизнь проще. Было холодное осеннее утро выходного дня. Скарамуш даже не удосужился расчесаться перед тем, как свернуться на стуле за обеденным столом, который он провозгласил как свой второй рабочий. Чайлд суетился по всей кухне позади него. Скарамуш привык к запаху готовящейся еды по утрам; негромкое шипение масла на сковородке стало привычным утренним шумом, и чуть позднее он все равно надевал наушники, чтобы учиться, не отвлекаясь. Он никогда не ел по утрам; и несмотря на это, Чайлд по-прежнему предлагал ему позавтракать каждое утро, говоря, что Скарамуш так и останется низким, если продолжит есть полтора раза в сутки. – Сколько их придет? – Скарамуш перегнулся через спинку стула, глядя на Чайлда вверх ногами; его очки съехали на лоб. – Моих сиблингов? – У тебя их вроде десять, нет? – Нет, – рассмеялся Чайлд. – Не так много. Тоня приведет сюда Тевкра, пока мои остальные сиблинги будут решать некоторые дела с Царицой. – Тевкр это тот мелкий, который всегда ходит с фигуркой робота? – Да, это он. – Не люблю детей. Чайлд фыркнул. – Иронично слышать от человека, который выглядит как детсадовец. Он увернулся от ручки, летящей прямо в его голову. Ручка вонзилась в стену, как дротик в дартсе. – Быть низким это не мой выбор, – сказал Скарамуш, выпрямляясь и поправляя очки. – Моей сестре достался рост, а мне, к счастью, достались мозги. Чайлд выложил омлет со сковородки на тарелку. Он снял фартук, повесил его на дверь кладовки и направился к другой стороне обеденного стола, чтобы сесть. – Я хотел спросить тебя об этом, – Чайлд ткнул вилкой в омлет. Скарамуш потерел нос. – О чем? – О твоей сестре, – спросил Чайлд. – Две недели назад, когда ты пришел в магазин, Венти упомянул твою сестру. Ты никогда не говорил о ней, и я никогда ее не видел. Скарамуш откинулся на спинку стула, скрестив руки. – Ну да, и? Кажется, я сказал тогда, что мы с Эи не особо близки. – Почему? – А почему мы должны? Скарамуш смотрел половину минуты на то, как Чайлд ест, а потом вздохнул. –Все, что я могу тебе сказать, это что я ей не нравлюсь. Она мне не нравится тоже, в этом мы достигли взаимопонимания. – Я просто не могу представить, как можно быть старшим ребенком и не заботиться о своих младших сиблингах, – прокомментировал Чайлд, кидая на Скарамуша сочувствующий взгляд. Скарамуш рассмеялся, из-за чего мрачное выражение лица Чайлда превратилось в смущенное. – Я младший в семье, но Эи не самая старшая. Чайлд широко распахнул глаза. – У тебя есть еще сиблинг? – Нет. – В смысле? Но ты сказал... Чайлд сидел с приоткрытым ртом, когда до него дошел смысл слов. – О... Извини. Скарамуш пожал плечами, слегка улыбаясь. – Не волнуйся из-за этого, – сказал он. – Для меня это не болезненная тема. Эи просто не хочет отпускать прошлое. – Я имею в виду, что это уже серьезные вещи, – ответил Чайлд. – Я не знаю, что бы чувствовал на ее месте. – Я тоже, и поэтому мы не понимаем друг друга. Это был ее выбор отдалиться от меня, так что мне все равно на это. – Как скажешь. Остаток завтрака они провели в тишине. Лишь изредка раздавались звуки кнопок ноутбука, на котором Скарамуш смотрел лекцию, и шуршание одеяла, под которым он сидел. Тишину нарушил Чайлд, вставая, чтобы убрать посуду. – А ты, эм, занят сегодня? Скарамуш поднял бровь. – Тебе разве не нужно сегодня на работу? – Нужно. Я просто хотел узнать, планируешь ли ты сегодня снова одиноко сидеть в блоке и скучать. Скарамуш закатил глаза. – Я должен сегодня кое с кем встретиться. – О? У Скары есть друзья? – Ха-ха, – Скарамуш поднял свой телефон со стола, чтобы посмотреть время, и опустил обратно. – Мне нужно встретиться с Сяо сегодня. Он попросил прийти и проверить место, где он вместе с группой будет выступать сегодня вечером. Тогда у меня не было планов, поэтому я сказал, что приду. – Так вот почему Сяо попросил меня подменить его сегодня, – сказал Чайлд. – Ты пойдешь на их концерт, да? – Полагаю, что да? Сяо классный, и мне интересно послушать, в каком жанре они выступают. – Я думаю, ты найдешь это занимательным, – подмигнул Чайлд, заставляя Скарамуша сморщить нос в ответ. Рыжеволосый рассмеялся. – Увидимся позже. – Мхм. Чайлд поставил посуду на стеллаж и вышел из комнаты, аккуратно закрыв за собой дверь. У Скарамуша оставалось еще несколько часов до встречи с Сяо, поэтому он надел наушники и продолжил учиться, опустив руку, и спустя некоторое время, провалился в сон.***
– Ты опоздал. Скарамуш снял шлем и спрыгнул с мотоцикла. – Я опоздал на шесть минут, Сяо. Я уснул пока занимался. – Пф. Никто не занимается в такие дни. В любом случае, ставь байк и заходи внутрь. Настройка аппаратуры к концерту неплохая. Двое прошли внутрь караоке-бара, где их поприветствовала эксцентрично выглядящая девушка с двумя пушистыми хвостами на голове. – Сяо! Я проверила свет и динамики, все работает как надо для твоего сегодняшнего шоу. – Спасибо, Синь Янь. Сяо повернулся к Скарамушу, скретив руки на груди. – Семья Синь Янь открыла этот караоке-бар недавно, я попросил у нее, можно ли нам сыграть здесь как на главной сцене, – объяснил он. Скарамуш осмотрелся по сторонам, оценивая интерьер. Он немного отличался от того, к чему привык юноша. Бар был раскрашен во всевозможные цвета и заполнен всевозможными напитками. Освещение было динамичным и веселым; цвета изменялись каждые полчаса, сохраняя атмосферу свежести, а сцена была заставлена грудой динамиков, прожекторов, кабелей и инструментов на подставках. На сцене за пианино сидел юноша; он наигрывал несложную аранжировку какой-то популярной песни в качестве фоновой музыки для посетителей, которые оживленно болтали в зале, поедая снэки. – Казуха! – позвал Сяо. Юноша за фортепиано поднял глаза и улыбнулся. У него были белые волосы, завязанные в косой хвост, на шее свободно висел шарф. Скарамуш сузил глаза, как только Казуха установил с ним зрительный контакт; тот сощурился в ответ. – Иди сюда! – махнул Сяо Казухе. Тот несколько раз нажал на экран ближайшего планшета, чтобы фоновая музыка не переставала играть. В спешке, Казуха направился к Сяо и Скарамушу, которые стояли около барной стойки. Оказавшись напротив Скарамуша, Казуха втянул воздух в легкие и задержал его, словно у него произошло озарение. Скарамуш узнал его. – Сколько лет прошло. Сяо вскинул голову. – Вы двое знаете друг друга? – Мы жили в одном районе, когда были детьми, – объяснил Казуха, застенчиво кивнув головой. Скарамуш слегка усмехнулся. – Казуха уехал в Ли Юэ еще до того, как я уехал в Академию. – Это долгая история, ха-ха... – Не такая долгая, на самом деле. Хотя я рад видеть, что с тобой все в порядке. – Я тоже, Куни... – Скарамуш, – внезапно перебил его Скарамуш. Казуха, казалось, понял мгновенно. – Скарамуш. Звучит интересно. – Это так, не так ли? Сяо перевел взгляд от одного к другому, пытаясь понять, что за странная история их объединяет. Он решил, что это не настолько важно, и рано или поздно само всплывет. – Итак, – вмешался Сяо. – Казуха, Скарамуш, хотя как я полагаю, не было необходимости представлять вас друг другу. Казуха играет на клавшиных в группе. – Ты станешь членом нашей группы? – спросил Казуха у Скарамуша, на что тот быстро мотнул головой. – Сяо попросил меня прийти, чтобы проверить как у вас все настроено. Хотя я и не представляю для чего. – Ты, должно быть, понравился Сяо, раз он пригласил тебя. Он не из тех, кто заводит друзей. С другой стороны, ты тоже таким не был, так что... Скарамуш быстро сменил тему. – Хорошее место вы выбрали. Не могу дождаться концерта. Глаза Сяо заблестели. – Так ты останешься на концерт? – Я уже здесь, могу и остаться, – ответил Скарамуш. – Мне интересно посмотреть, что так усиленно рекламировал Венти. – Вы не хотите ничего перекусить? – спросила их Синь Янь, стоя за барной стойкой. – Сян Лин дала мне новый рецепт острых крылышек, если вы хотите их попробовать. Сяо скривился и кивнул головой, прикрывая глаза. – Если у вас нет ничего менее острого, то я откажусь. – Я ожидала такой ответ, – широко улыбнулась Синь Янь, поставив на барную стойку тарелку с мило украшенным тофу – десертом из Ли Юэ. Сяо посмотрел на тарелку так, как кошки смотрят на точку от лазерной указки на стене. Он неловко прочистил горло, а затем, не глядя на Синь Янь, потянулся к тарелке. – Пожалуй, я все-таки поем, – сказал Сяо, выдвинул стул, повернул его спинкой вперед и сел, свесив ноги в неправильную сторону. Скарамуш закатил глаза, выдвинул стул и сел нормально. Вскоре к ним присоединился Казуха, и Синь Янь принесла им несколько баскетов, наполненных зловеще-красными куриными крылышками. – Точно нет, – объявил Сяо, кладя в рот ложку сладкого желе. – Я умру даже от одного маленького кусочка этих крылышек. Синь Янь засмеялась, и, взяв с помощью палочек, которые она достала словно из ниоткуда, кусочек курочки, отправила его к себе в рот. – А мне нравится, когда еда такая же зажигающая, как и я, что тут еще сказать? К счастью, Синь Янь принесла еще тарелки с другими снэками, картошкой фри и маленькими бургерами, а также несколько коктелей. Пока Сяо и Синь Янь обменивались колкостями на разные темы типа музыки или специй, Скарамуш слушал Казуху, размышляющего о своем опыте, полученном в Ли Юэ. Последний объяснял, что на это путешествие сподвиг его друг, и, когда Казуха стал еще больше рассказывать о них, Скарамуш совсем перестал его слушать. Скарамуш учаcтвовал в разговоре тут и там, но по факту он не чувствовал никакого интереса, как бы ему не хотелось. Тем не менее, он, как обычно, делал мысленно заметки. После еды, Скарамуш вытащил из своего рюкзака несколько ранобэ и занял столик возле сцены, пока Сяо и Казуха настраивали оборудование на сцене. Сяо упоминал, что в группе имеется бас-гитарист, но кто бы это ни был, его нигде не было видно. На заднем фоне Скарамуш слышал, как караоке-бар наполнялся людьми; они все взволнованно болтали, приветствовали друг друга и делали заказы. Он вздохнул и погрузился в книгу. – Путешествия Кино? Хм, Кокоми говорила мне, что она интересная. Поджав губы, Скарамуш оторвал взгляд от книги и перевел его на юношу с пушистой копной волос карамельного цвета и яркими зелеными глазами, тот стоял прямо напротив него. Пару локонов на его голове казались более непослушными, чем все остальные: они торчали в разные стороны как ушки у собаки. Скарамуш быстро осмотрел юношу, и его взгляд остановился на чехле из-под музыкального инструмента, висевшего за спиной. Он был украшен брелками и стикерами. Юноша открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но его взгляд метался в разные стороны, пока не зацепился за Сяо и Казуху, стоящих на сцене, и его внимание резко переключилось на них. – Казуха!! Скарамуш мог поклясться, что если бы у этого юноши был хвост, то он бы непременно повилял им. – Горо! Мы тут на двадцать минут; почему ты так долго? – требовательно спросил Сяо, протянув шнур к ближайшему динамику. Юноша засмеялся и поднялся на сцену, снимая со спины чехол с инструментом. – Извини, Сяо, – извинился он, открывая чехол и доставая оттуда потрепанную бас-гитару. – Моя смена в приюте немного затянулась. У новых щенков слишком много энергии, и, если бы я не поиграл с ними, они бы погрызли все и устроили настоящий ад для моих братьев. – Ничего страшного, Сяо, – вмешался Казуха, похлопав Сяо по спине. – Сейчас он здесь, и мы можем проверить микрофоны, да? Сяо пожал плечами, а Горо кивнул. Он поймал шнур, который кинул ему Казуха, и воткнул его в бас-гитару. Громкий звук обратной связи, который они вызвали, привлек внимание всех в здании и вызвал одну или две жалобы из зала. Казуха быстро повернул регулятор на звуковом контроллере, чтобы убрать резкий шум. Горо застенчиво усмехнулся и подошел к микрофону. – Ну, мне кажется, раз мы уже привлекли внимание, то можно уже и начать! Сяо выглядел полностью ошеломленным и хотел уже бросить ближайший предмет в Горо, но радостные аплодисменты толпы его остановили. Вместо этого он раздраженно опустился на свое место. – Ха-ха! Это слегка пораньше запланированного, но почему нет? Ночь для молодых, верно? – В это время еще даже не ужинают! – крикнул Сяо. Горо проигнорировал его и ударил по бас-гитаре, импровизируя. Он взглянул на Синь Янь – та показывала ему палец вверх, – и подошел к управлению освещения. Скарамуш слегка улыбнулся. Он закинул ранобэ обратно в сумку и откинулся на спинку стула, когда свет погас. Внезапно раздался громкий удар и лучи прожекторов осветили сцену в ярко-розовые, синие и фиолетовые цвета, бросая чарующее сияние на пол, но еще больше на саму сцену. После первых четырех ударов в барабан мощная волна звука пронеслась по всей комнате, и это было несравнимо со всем, что Скарамуш видел раньше. Скарамуш поднялся со своего места, его глаза были очарованы цветами, движениями и, прежде всего, музыкой. Сяо, сидя за барабаной установкой, словно стал совершенно другим человеком, более сильной версией себя c желанием убивать как можно лучше. Пальцы Казухи бегали по синтезатору, как ветер, так же живо и быстро, создавая неповторимые и мощные аккорды, которые гармонично резонировали с глубокими, отдающими эхом нотами бас-гитары Горо. Этот звук был подобен биению сердца, и звучал так сильно, что Скарамушу казалось, будто он слышит свое собственное. Все, что он знал, было как гонка, чувство, которые он не испытывал уже много лет. И несмотря на это все, что-то было упущено. Да, выступление было потрясающим, но Скарамуш не мог отделаться от чувства, будто чего-то не хватало среди остальных инструментов. Лидера, может быть? Как только он отогнал от себя эту мысль, подсветка несколько раз замигала оранжевым цветом, Синь Янь выскочила на сцену с электро-гитарой в руках, которая выглядела также эксцентрично, как и она сама. Девушка подняла руку к яркому свету, и, когда она опустила ее вниз, громкий аккорд гитары потряс комнату – и Скарамуша – до глубины души. С ее ведущей гитарой звучание стало полностью завершенным, и песня внезапно стала лучше в десять раз, чем до этого; розовые, синие и фиолетовые цвета превратили караоке-бар в ночное небо во время сумерек, и каждая нота звенела как падающая звезда, описывающая дугу в небе, и падала на свое законное место, создавая картину и историю вместе со всеми остальными. Оно повторилось. Чувство, которое Скарамуш впервые испытал на первом концерте для скрипки. Чувство восхищения и трепета, чувство, что его сердце бьется в такт с музыкой, а его тело оказывается захваченным безупречной мелодией, которая была правильной, но в то же время такой хаотичной, как и весь остальной мир. Сяо, Казуха, Горо и Синь Янь уже все вспотели на сцене и едва ли могли слышать себя из-за музыки, но Скарамуш знал, что это было то чувство, которое они любили больше всего. Они разделяли его друг с другом. Каждый из них думал о своем, фокусировался только на своих партиях, но в то же время они делились ими друг с другом и толпой. Скарамуш не знал, возможно ли чувствовать подобное во время выступления. Он понимал, что тот скрипач, которого он видел на сцене, скрывал за собой мир тоски, практики и боли, но понимал он, потому что прошел через это сам. Слушая громкий, мощный звук, Скарамуш приходил к пониманию, что существует другой способ представления и выражения; другой способ любить музыку. Он не заметил, как встал, чтобы быть ближе к музыке и чувствовать ее выбирацию под ногами. Каким-то образом крики и аплодисменты людей в караоке-баре тоже стали частью этого звучания. – Это... – Разве не великолепно? Скарамуш повернулся и увидел Чайлда, стоящего позади него с улыбкой на лице. Его взгляд был прикован к сцене. – Какого черта ты здесь делаешь?.. – Послушай, – перебил его Чайлд. Скарамуш повернулся обратно к сцене. Группа плавно перешла к другой песне, которая прекрасно дополнила первую и каким-то образом сделала ее лучше. Скарамуш думал, что поступил слишком эгоистично, заставив своих родителей позволить ему заняться музыкой; он понимал, что делал это только чтобы чувствовать себя лучшим, и возненавидел музыку, когда подумал, что достиг предела своих возможностей. В то же время, это не было причиной, почему эти люди занимались музыкой. Они играли так, словно у них не было горизонта; словно не существовало ничего, что могло бы ограничить их возможности и дать появиться страху осуждения. И лучшим было то, что каждый из них наслаждался музыкой. Скарамуш вдруг решил в своей затуманненой, зачарованной голове, что это именно то, чего он хочет. То, во что он хочет полностью погрузиться. Чайлд стоял позади Скарамуша и смотрел в его глаза, что следили за представлением. Рот Скарамуша был слегка приоткрыт, и его дыхание участилось. Чайлд видел его лицо, освещенное разными цветами ламп, и улыбнулся про себя. Это было захватывающе, и Чайлд знал, что у них со Скарамушем есть что-то общее – они оба не могут жить без этого чувства. И от этих мыслей ему становилось тепло.