愛の花

      Каору слегка нахмурил брови, глянув на часы. Шесть часов вечера — самое противное время, до конца смены еще два часа, а клиенты как раз сейчас начинают свой беспрерывный поток, возвращаясь с работы. Парень вздохнул и, заправив выбившуюся из пучка розовую прядь волос, уткнулся взглядом в кофемашину, в которой уже варился будущий эспрессо. От ее шума и разговоров посетителей слегка болела голова.       Машинально проделывая свою работу, Каору вернулся к своим излюбленным размышлениям — про скейтбординг. Как идеально отточить свой трюк, чтобы достичь максимальной эффективности? Как идеально просчитать угол входа в поворот для улучшения времени в заезде? Сможет ли он это сделать сам или необходимо прибегнуть к разработке искусственного интеллекта, который помогал бы контролировать все мельчайшие аспекты во время езды? Будет ли он лучшим после этого?       Из объятий обыденных мыслей его вырвал глупый смешок друга — Коджиро, подрабатывающего поваром.       — Мне порой кажется, что я дружу с роботом, — его тяжелая рука опустилась на плечо Каору.       — Зато я не тупоголовая горилла, которая не пропускает ни одной юбки мимо себя, — скорее для галочки отмахнулся от друга парень.       — Да иди ты, — так же беззлобно проговорил Коджиро и продолжил с хитро горящими глазами: — ты идешь сегодня на фест в парке? Там все наши будут. Или побоишься опозориться?       Последние слова мгновенно разожгли в Каору подростковый азарт. Он? Опозориться? Еще посмотрим, кто тут струсит, перекачанный тролль.       Студенческие дни Каору проходили каждый раз по похожему сценарию, и этот был не исключением: утром пары, вечером подработка в дешевом кафе на полставки в качестве бариста, иногда ночные соревнования на скейтах с Коджиро или в компании таких же студентов, а в оставшиеся считанные часы свободного времени подготовка к семинарам и размышление над усовершенствованием скейтборда в тесной комнатке общежития. Да, тяжело. Но парня такая жизнь более чем устраивала и, несомненно, тешила его амбиции насчет самостоятельной жизни и карьеры инженера-технолога.       Под конец смены Каору обыденно вымыл свое рабочее место, выпустил из пучка длинные розовые волосы, достал из подсобки свой пока что простенький старый скейт, исполосованный шрамами от падений, и принялся ждать, пока друг закончит с уборкой на кухне.       Долго ехать до места фестиваля не пришлось — кафе, в котором они работали, располагалось буквально в соседнем квартале со старым сквером, обустроенном любителями под место для заездов и трюков.       Литры выпивки, неудачные трюки самонадеянных безумцев, крики пьяной толпы и счастье для Джо — согласные на все девушки. Это все было не самым приятным времяпровождением, и Каору успел несколько раз пожалеть, что пришел. Особенно, после того, как обогнал всех парней, с которыми согласился на гонку и прыгнул олли как всегда выше Коджиро, несмотря на его извечное бахвальство. Небольшое количество алкоголя он все же пригубил, отчего в голове слегка зашумело, но лишь усилило усталость, оставшуюся с работы.       — Эй, акаге*, ты, конечно, круто катаешься, — закричал один из вусмерть пьяных одногруппников Каору, отвлекая от монотонных дроп инов*. — Но ты даже не ровня этому парню!       — Че сказал? — почувствовав раздражение от принижения своих способностей, воскликнул Сакураяшики. Вскинув голову, он увидел на краю рампы* знакомую фигуру в очках и человека, которого он до этого не видел.       — Адам уделает тебя, посторонись, Рапунцель, — закричал уже кто-то другой, и волна смеха прокатилась по толпе.       Не успел Каору отойти подальше, как неизвестный устремился на скейте практически прямо на него. Промчавшись мимо, он словно в замедленном действии повернулся корпусом примерно на пятьсот градусов, перекрутил в руках доску и приземлился прямо на нее, а после скатился обратно. Он сделал это столь искусно, что Каору не поверил своим глазам и восторженно замер. Парень выглядел словно ангел, спустившийся с небес: потоки ветра разметали его темные волосы в разные стороны, а грациозное тело принимало совершенно непостижимые позы. Он повторил свои движения несколько раз, не сбавляя скорости.       В какой-то момент Сакураяшики ощутил на себе пристальный взгляд блестящих глаз и понял, что незнакомец смотрит прямо на него, выполняя свои и без того опасные трюки. По щекам разлился глупый румянец. Этот человек прекрасен — твердило подсознание. Время, казалось, замерло для них двоих, а восторженные крики окружающей толпы остались где-то на границе восприятия. В мире Каору остались полеты Адама и его проницательный взгляд.       Когда парень прекратил движение и остался слегка покачиваться в центре рампы, Каору подошел к нему на ватных ногах, не веря в то, что увидел.       — Это было восхитительно…       Губы Адама тронула ухмылка. Он протянул руку, и Сакураяшики ухватился за нее, стараясь таким образом показать всю степень своего восхищения. Молниеносным движением парень дернул его ладонь на себя и прикоснулся губами к ее тыльной стороне.       — Ты тоже был восхитителен, — его теплые слова растворились в опьяненном сознании Каору, а в животе словно что-то оборвалось. Это чувство. Оно пульсирует, расширяется, окатывает с ног до головы жаром, заслоняя собой способность логически мыслить или даже говорить. — Твои волосы похожи на вишню.       После этих странных слов Адам театрально поклонился толпе, явно наслаждаясь фурором, который он на нее произвел, и тут же устремился в гонку с кем-то особо громким.       — Кто этот чувак, ты видел его раньше? — из транса Каору вывел обескураженный голос его лучшего друга. Сакураяшики лишь покачал головой, совсем потеряв ту самую фигуру из виду. Рефлекторно прижав ладонь к груди, он слишком ярко ощутил на ней остатки тепла и мягкости чужих губ.       Кто он? Ангел или пьяное видение? Увидит ли он еще когда-нибудь чарующую красоту и силу этого человека? Сможет ли хоть раз в жизни еще раз прикоснуться к ней?       Адам надолго поселился в мыслях Каору. Не проходило ни часа, как мысли снова возвращались к нему: восхищение перемешивалось с желанием превзойти и показать себя. Ведь каждому Адаму нужна Ева, не так ли?       После того вечера он стал активнее тренироваться, но не мог достичь такого большого градуса поворота, цепкие глаза казались недосягаемыми. На еженедельных фестивалях Адам начал появляться каждый раз, но Каору больше не говорил с ним лично: смущение не позволяло приблизиться. Но он активно наблюдал и все больше восхищался его мастерству: все, чем гордился Сакураяшики, получалось у того в несколько раз лучше, отчего он казался все прекраснее. Несмотря на то, что его лицо было скрыто капюшоном, Каору все равно пытался уловить детали его внешности, помимо ярких, как оказалось, рубиновых глаз и снисходительной ухмылки, чтобы потом плавными движениями кисти перенести на бумагу и навсегда запечатать этот лик в своей памяти. Находясь в тяжелых раздумьях, Каору упорно не замечал только одну деталь: алые глаза смотрели лишь на него, а прыжки и трюки становились искуснее только в его присутствии.       Каору безразлично поглядывал на часы, перетаптываясь за стойкой на уставших ногах. Семь часов — еще час, смена будет окончена, и можно ехать на очередную скейтерскую вечеринку. Интересно, хватит ли у него духу подойти к Адаму сегодня и попросить научить трюкам? Или он опять будет пялиться на него как дурак?       Его внимание привлекли зашедшие в кафе два юноши: один с аккуратно уложенными синими волосами и в явно очень дорогом костюме, а второй словно прятался за его спиной и старался стать незаметнее на его фоне. Синеволосый развернулся, сказал спутнику что-то, что Каору не расслышал среди шума посетителей кафе, и приблизился к стойке.       — Привет, — промолвил он, и Каору мгновенно все понял. Это Адам. Его спокойное лицо и богатый внешний вид никак не выдавали в нем лучшего скейтера в округе, но алые глаза и этот особенный тембр голоса сказал все за него. Сакураяшики почувствовал, как горят его уши. Черт.       — Привет, — сипло поздоровался Каору в ответ, — чего желаете?       Все это время они не разрывали зрительный контакт, отчего сердце грозило своей остановкой от бешеного ритма.       — Я люблю вишневый латте, — с легкой улыбкой проговорил Адам и незаметно положил на стойку небольшую свернутую бумажку. — Сделаете?       Каору запнулся на слове «конечно», ведь осознание выбило весь воздух из легких, и опустил взгляд. Его волосы похожи на вишню, а Адам любит вишневый латте. Он неуверенно посмотрел в сторону Адама, который уже сел со своим спутником за столик у окна, и встретился с его выжидающим взглядом. Слегка дрожащими руками, потными от волнения, Сакураяшики развернул оставленную бумажку. «Встретимся через два часа у моста возле парка? Я буду ждать» — аккуратным почерком было выведено на ней. Он кивнул, а по лицу расползлась нетипичная и глупая улыбка. Кажется, вишня заняла особое место в его сердце.