愛の花

      — Господин Айноске! — издалека раздался звонкий мальчишеский возглас, а сам обладатель окрика в мгновение ока приблизился к трибунам.       Двенадцатилетний рыжий мальчишка весь раскраснелся, но на его лице играла широкая улыбка. Рэки, один из кандидатов на Бронированного, всегда отличался веселым нравом и волей к победе, отчего заслужил доверие многих воинов, в том числе и Шиндо, несмотря на его отчужденность после возвращения с операции.       — Чего тебе, Рэки? — устало обратился к нему Шиндо, поглядывая на часы. — Скоро начнется представление.       Под представлением он имел ввиду выступление Вилли Тайбера, которому предшествовала невиданных масштабов ярмарка, порадовавшая юных кандидатов в воины — Рэки, Лангу и Мию, и полностью опустошившая карман добродушного Тадаши, который пользовался особой любовью у детей. Сам Тадаши сейчас был занят разговором с командиром и лишь кинул встревоженный взгляд в сторону мальчишки. Трибуны как раз заполнялись людьми: от военных высших чинов до простых граждан, благодаривших судьбу за возможность увидеть лидера Марли вживую.       — Простите, можете пройти со мной? У меня срочное дело! — отрапортовал мальчик с блестящими глазами и выражением абсолютной гордости на лице. Айноске хотел было театрально возразить, но командир отмахнулся, что он может идти, ведь до выступления еще есть немного времени.       А Шиндо, на самом деле, и сам был рад уйти куда подальше, лишь бы не видеть своих товарищей, родственников погибшего Хироми, силу которого захватили вражеские силы, Кирико, которую, видимо, взяли в плен, не слышать ничего про этот проклятый остров. Он хотел бы забыть все, что происходило с ним на протяжении нескольких проведенных там лет, забыть лица солдат, голоса «друзей», чувство вины за смерти таких же, блять, людей.       Долгие годы он ненавидел демонов острова, был искренне уверен, что они все — предатели, которые бросили его семью умирать. Он мечтал отомстить за свое никчемное существование, за лицемерного и строгого отца, за погрязших в чревоугодии тетушек, ведь именно эти чертовы предатели виноваты в их отвратительных жизнях. Но только увидев золотые глаза, полные ужаса и отчаяния при виде падших в пасти гигантов товарищей, Айноске понял, что он идиот. Что он всю жизнь жил во лжи. Что демоны Парадиза — обычные люди со своими мечтами, чувствами, лишенные памяти о кровавых событиях, и умирающие только из жажды познания. Что он сам — худший из демонов, уничтоживший тысячи людей и самое дорогое, что у него было.       Они с Рэки шли дальше от сцены, мальчик все болтал о своем, а Айноске кивал головой, будто слушал. Минуя пару тесных улочек, они завернули в какую-то подворотню. И Шиндо не поверил своим глазам. Перед ним стоял он, облокотившись о грязную кирпичную стену, напротив которой на холодной плитке стоял газовый светильник. Его фигура была худой и осунувшейся, его отросшие светлые волосы спадали на плечи длинным хвостом, а левый глаз прикрывала повязка, которой совершенно точно не было пару лет назад. Он выглядел слабым и уставшим, а единственный золотой глаз с гневом смотрел прямо на него. И, черт возьми, одетый в марлийскую военную форму, он выглядел слишком неправильно и запятнано.       — Каору… — выдохнул Айноске, застыв в изумлении. Нет. Это не может быть правдой. Почему он здесь?       Вид этого человека выбил у него всю почву из-под ног, а Рэки недоуменно переводил взгляд, видимо, не такой он представлял себе встречу старых друзей. Только засобирался он уйти, как Каору притормозил его и достал из кармана формы револьвер, блестящей в свете лампы, и наставил его прямо на голову Айноске. С такого расстояния было ясно, что он не промажет и не даст уйти.       — Скажи мне, Адам, почему? — начал он не своим, безжизненным голосом, отчего Шиндо бросило в дрожь. Черт. Паника накатывала на него жаркими волнами. В это же время послышались звуки громких аплодисментов — выступление в гетто Либерио началось.       — Почему ты здесь? Что с твоим глазом? — язык не слушался, мозг метался между догадками. Он подослан взять его в плен? Убить? Или, может, он хочет поговорить? Невозможно.       — Я лишился его во время возвращения Шиганшины. Я находился слишком близко к взрыву Колоссального, — он выглядел до жути спокойным, лишь нахмуренные брови выдавали его гнев.       — Вы меня обманули… — раздался тонкий и тихий голос напуганного Рэки. — Я верил вам, отправлял ваши письма, а вы пришли уничтожить наш город?! — На его щеках выступил возмущенный румянец, а глаза наполнились слезами гнева.       — Ты прав. Извини.       Этот потухший Каору сильно отличался от того дерзкого парня с наглой и даже слегка высокомерной ухмылкой, ярким румянцем в предрассветной тишине и робкими движениями мягких рук, которого он знал четыре года назад. Он, черт возьми, любил того храброго и остроумного Каору, который был способен невероятно быстро проанализировать ситуацию и вывести отряд из ловушки, но который смущался при любом взгляде в свою сторону и который искренне восхищался им.       Полюбить демона с острова — это звучало для Айноске как отвратительная шутка, как смертельный приговор. Но Шиндо не устоял, утонул в золотом омуте, потерялся в волосах цвета солнца и надежды, почему-то поверил, что достоин счастья с этим лучика света в своей жизни и дал обещание.       Когда-то, беззвучно смеясь, они сбегали по ночам из барака для сна в лес и опьяненные восторгом от удавшейся шалости целовались, разговаривая обо всем на свете. Каору плел Айноске венки из цветов, а он в ответ заплетал его доходящие до плеча волосы в причудливые косички. Так они вместе встречали рассветы. Вместе сражались. Каору доверил всего себя, и он был самым ценным, что Шиндо пытался хранить. Но в итоге разбил, разорвал, сбежал и выбросил. А теперь ему не сбежать.       Глупые слезы прильнули к глазам. Его Каору стал таким. Его Каору ненавидит его. Его Каору больше не полон надежд, а расколот и ранен жестоким миром за пределами стен.       — Ты помнишь тот день, когда вы проломили стену Марию, Адам? Почему? Расскажи для Рэки.       Рэки в ужасе сполз по стене в шоке от осознания своей ошибки, руки, которыми он прикрывал лицо, заметно тряслись. Айноске склонил голову:       — Мой отец и три тетушки желали мести островным демонам, называли предателями и считали корнем всех бед, связанных с нашей семьей, и я ненавидел всех бежавших элдийцев с самого детства… Меня воспитали как воина, и я унаследовал Бронированного, думая, что так смогу поквитаться с теми, кто превратил жизнь нормальных людей в ад… Я… — ноги Шиндо подкосились, и он упал на колени. Продолжать говорить было невыносимо больно. — Я хотел наказать предателей, но сам стал им. Мои руки в крови невиновных. В крови Коджиро! Я нарушил нашу клятву. Прости…       На этих словах лицо Каору болезненно исказилось. Он медленно, не убирая револьвер, приблизился к Шиндо, присел на корточки рядом и положил свободную руку ему на плечо.       — Что случилось с Коджиро? — этот вопрос, казалось, колоколом прозвенел в голове Айноске.       — Он подслушал наш с Тадаши разговор. А еще он был достаточно умен, чтобы обо всем догадаться. Мы сняли с него УПМ и бросили на крышу, где его заметил чистый гигант, — он почти не слышал своих слов из-за речи Тайбера и всхлипов Рэки. Каору побледнел. Нельзя было понять, что он чувствовал, но на его щеке виднелся мокрый след. Несколько секунд они слушали речь Тайбера, пока Каору, похоже, боролся с чем-то в голове, глубоко дыша и хмурясь.       — Ты не виноват, — наконец ответил он. — Ты делал то, что должен был. Я все понимаю.       Нет! Все не так! Черт. Айноске облажался. Он должен был просить незаслуженного прощения, а Каору все понимает. Нет. Он ничего не понимает. У Шиндо был выбор. Блять… Он выпалил всю историю свою историю: от высадки на остров до слома стены. О том, как Тадаши чуть не съел чистый гигант, как его товарищи хотели отменить миссию и вернуться обратно, как Айноске настоял на миссии, подравшись с Кирико. Голос Айноске сорвался на крик, он схватился за свои каштановые волосы и склонился к коленям Каору, моля о смерти и прося прощения за всю причиненную боль.       — Адам… Нет. Айноске, подними голову, — Каору не давил, и Шиндо поднял взгляд на его лицо. По его щеке текли слезы, но он улыбался. Не широко, как когда-то давно, а болезненно и удрученно, но все так же прекрасно. — Совсем скоро от этой площади и пылинки не останется, погибнут тысячи невинных людей. Потому что это война. Как у тебя не было выбора, так и у нас нет. Я должен тяжело ранить тебя, взять в плен и убить мальчишку, — Рэки взвизгнул, испуганно прижимаясь к стене, — но я не могу, — болезненная улыбка стала шире, и из него вырвался шумный выдох, — потому что верен нашему обещанию.       Звуки на площади становились угнетающе громкими, усиливая чувство приближающейся опасности. Шиндо четыре года назад не понимал, почему полюбил этого странного громкого парня и, тем более, не понимал, почему добился от него взаимности. И сейчас, скованный глупой любовной истомой и румянцем, не понимает, почему вместо того, чтобы наконец расправиться с ненавистным убийцей лучшего друга, тот плачет и нежно сжимает его плечо.       Каору наклонился к нему и едва заметно прикоснулся к губам, оставляя после себя соленый привкус слез:       — Спаси нас, Адам, — прошелестел он еле слышно и дважды выстрелил в его плечо.       В это же время раздался громогласный рев гиганта. Война началась.