***
Шикамару рождается в больнице города Нара, где его сразу бросают на попечение государства. Работники госпиталя пристраивают новоявленного круглого сироту в подходящий приют со свободным местом. У брюзги-чиновника совершенно нет настроения напрягать скудную фантазию и придумывать что-то путное, а потому в документы вписываются кандзи, которые сложно воспринимать всерьёз, учитывая достояние префектуры. Фамилия, как это традиционно бывает с отказниками конкретно в этом отделе опеки, даётся по названию города. Шикамару не похож на других детей. Он никогда не кричит, не плачет, не смеётся, безучастен ко всем и всему, с пелёнок игнорируя остальных сирот и красочные игрушки. Всё, что он делает, как только начинает чересчур рано сначала ползать, а потом и ходить — это часами таращится пустым взглядом в небо через окно или на прогулке. Взрослые, никак не стараясь скрыть встревоженного шёпота, меж собой клеймят его заторможенным. В те несколько раз, когда его пытаются взять на усыновление, он отворачивается к стене с потускневшими от времени обоями и делает вид, что не слышит потенциальных родителей. Однажды озадаченный мужчина, готовый стать опекуном, хватает его за плечо, чтобы развернуть к себе. Шикамару неожиданно для всех кусает взрослую ладонь до крови, чуть ли не вырывая кусок плоти своими крепкими молочными зубками. Шокированные нянечки, и так не питавшие к нему особо нежных чувств, отводят его к одному, второму, третьему врачу, которые, за неимением вагона времени и возможности пробиться к пожелавшему остаться немым ребёнку, вписывают в карточку размытые понятия антисоциального расстройства личности с расстройством аутистического спектра. Замученные воспитатели, коих слишком мало для огромного комплекса с недостаточным финансированием, заносят Шикамару в категорию трудных детей, метафорически вычёркивая последнюю иллюзорную возможность пристроить его в чей-нибудь дом. Сначала взрослым даже неловко уделять ему меньше внимания, но каким бы мир не был развитым, а стигма, касающаяся «моральных инвалидов», всё равно остаётся. Шикамару такое отношение только на руку, потому что с самого рождения он чует в себе чуждость, необъяснимую странность. Когда подслеповатое зрение проясняется, он понимает, что что-то не так, точнее, что вообще всё не так. Он ещё не может понять, в чём дело, но интуиция — шинобья выучка, о которой он пока не помнит — кричит, орёт дурниной, что вокруг не свои, что вокруг чужаки, что вокруг опасность. Сотни потоков подсознания, которыми всегда славилась правящая семья клана Нара, заканчивают, как в предыдущий раз, формироваться только к двум годам. Фрагменты памяти расфасовываются, закрепляются на разных уровнях, и Шикамару уверяется в том, что он проклят. Он ведь умер достойной ниндзя смертью в схватке, защищая союзника. Он умер за свою деревню, Волю, страну. Стать очередным именем в списке погибших за правое дело и урной праха в веренице предыдущих глав клана для него является высочайшей честью, потому что именно о таком уходе он с младых лет и мечтал. Так почему вместо того, чтобы присоединиться в загробной жизни ко всем, кто когда-либо был ему дорог, Бог Смерти решает дать ему категорически ненужный второй шанс? Это кара за то, что счёл жизнь недавнего чунина, который мог бы быть похож на не вдохнувшего воздух сына, выше — нужнее — своей, человека несомненной для армии важности? В задрипанном приюте пустяковые замки на дверях и отсутствие постовых по ночам. Шикамару крадёт кухонный нож из столовой и уже готовится опуститься до самурайского харакири, когда ему чудятся призрачные ладошки на его собственных. Ему мерещится, как перед ним на корточках сидят заносчивая девчушка с короткой белоснежной стрижкой и робкий пухляш со взрывом шатеново-рыжих волос. Оба придерживают рукоять вперившегося в плоский детский живот ножа, молчá и одними лишь грустными, но безмерно понимающими глазами прося «не надо». Шикамару знает, что это — результат банального отсутствия медитаций, жестокий самообман, безысходный мираж. Но сознание вычленяет из вороха одновременно обрабатываемых многочисленными потоками предположений дельную мысль, догадку: а вдруг, если он покончит с собой сейчас, вход к ним окажется для него закрыт? Что он будет делать тогда? Шикамару не может предать память ребёнка, проблематичной женщины, родителей, друзей, наставника, Конохи в общем и клана в частности, сделав все их жертвы напрасными. И если, чтобы наконец присоединиться ко всем ним в Чистом Мире, ему следует пройти болезненное божественное испытание, которое ему предписал выполнить ками, прожив полное одиночества подобие жизни, то так тому и быть. Он не имеет права подвести их. Он сильный. Он справится. Так ему и надо за то, что он по какому-то недоразумению всё ещё жив, а они — уже давным-давно нет. Шикамару медленно, нехотя отводит лезвие от себя. Нож, как какое-никакое оружие, он оставляет себе. Он найдёт место, куда его заныкать. Ему нужнее. Малютка-Ино чешет вздёрнутый носик, привычно лукаво улыбаясь. Чоджи, перекатываясь с мысков на пятки, хватает его за запястье и уводит в помещение с рядами спящих коек прежде, чем исчезнуть, растворившись в тенях вместе с названной имото. Шикамару абстрагируется от детского хныканья и закрывает глаза. Он старается заснуть, но инстинкты вопят о том, что он на вражеской территории, что здесь небезопасно. Идеальная память, его гордость и его наказание, подкидывает кровавые образы прошлого, которые он никогда не сможет забыть. Шикамару чует запах смерти. Ему одновременно двадцать шесть и два, и он безродный сирота. Ему хочется закурить. В эту ночь он не спит. Шикамару рождается в далёком, чуждом мире, где он совершенно один.Глава 1
16 января 2022 г. в 10:31
Шикамару погибает, беря на себя удар, предназначенный не для него.
Суновскому мальчонке-чунину — маленькому, нескладному, с детской припухлостью в щеках и со слишком большим жилетом медной расцветки на плечах, накануне выданным хмурым Канкуро — невозможно дать больше девяти. В прямом смысле слова вчерашний генин, который ещё не так давно сидел за партой и которому не место там, где кровь буквально по колено. Но Пятая, вторая по длине за всю историю Элементальных Стран, Мировая, где Коноха с Суной противостоят объединённым силам сначала Кумо и Ивы, а потом и присоединившейся к ним Кири, идёт уже шестой год. Деревням нужны шиноби, боевики, мясо. Какаши, к которому как к Хокаге раз в полгода присылают на распределение возы фактически будущих трупов, уже давно не говорит напутствий, с деланным равнодушием выдавая хитай-ате детям от пяти до восьми, бóльшая часть которых вряд ли доживёт до пубертата. У этих детей нет выбора с того момента, как Облако с Камнем объявляют войну и отряды спецназначения ирьёнинов с сенсорами, высланные по всей Стране Огня, диагностируют у малышей и младенцев — вынужденно отобранных у родителей, если те не соглашаются переехать в гакурезато — развитие кейракукей или большой запас чакры.
Потому что война.
Потому что ниндзя синоним слову долг.
Потому что надо.
Шикамару, всегда присутствующий на некогда праздничной церемонии, недрогнувшей рукой передаёт Рокудайме новенький протектор со свежевыбитым номером очередного смертника. Дочь Асумы, которую он когда-то давно клялся защищать, с горящими местью глазами повязывает знак отличия на худенькое плечо: Куренай разорвало на куски техникой райтона два года как.
Даже если бы Шикамару мог, он не стал бы препятствовать. Тогда он объясняет себе это решение тем, что ему претит лицемерие — гниющий Хидан тому доказательство. Сейчас, когда цикл годовых зверей сменился несколько раз, он думает, что просто уже тогда его Воля Огня начала своё превращение во что-то иное и не совсем понятное. Теперь же его Воля — далеко не обжигающий катон, а тлеющие угли, что лишь слабо греют крохи сердца, покрытые коркой льда.
Ино первая. Кумогакуре — сплошное ворьё, шеренга похищенных геномов, среди которых всё ещё нет дзюцу Яманака. Ино сильнейшая из здоровых молодых куноичи своей семьи, ещё и химэ — идеальный кандидат на размножение, поэтому её берут в плен специальной обманной операцией. Ино, обмотанная цепями с подавляющими печатями, откусывает себе язык и ломает о колени челюсть, чтобы захлебнуться кровью. Шикамару знает, что особый фуин на сознании выжигает ей мозг и всю систему циркуляции чакры, что оставляет врагов ни с чем. В самоубийстве Ино им признаётся Даруи, которого получилось захватить и утащить в пропахшие разложением подвалы к Ибики. Шикамару позволяет Саю, чьё лицо навсегда превращается в восковую маску, лично запытать правую руку Райкаге до полного слома личности.
После неё и множества других Нара из младших ветвей очередь Чоджи. Штабу докладывают, что добряк-здоровяк робеет, оказываясь лицом к лицу с Каруи, с которой должен был быть заключён политический брачный союз ещё в мирное после Мадары время. Шикамару знает, что Чоджи, дурак такой, до сих пор влюблён. Каруи, в которой от вымерших Узумаки одни лишь алые волосы, вполне возможно, что тоже, но это не мешает ей следовать приказу и безразлично смахивать с плеч голову его лучшего друга. Шикамару, когда они через какое-то время встречаются на поле боя, вполне милосердно быстро перерезает бритвенно острой тенью ей горло.
Следующая — мама, вызванная из запаса. Вдовствующая Ёшино, у которой раньше на спине был вышит мон с утивой, прослужившая в АНБУ всю молодость до встречи с Шикаку, оказывается погребённой заживо внучкой Цучикаге, которой пророчат место деда. Шикамару знает, что это самый большой страх матери с тех пор, как так погиб близкий ей итоко (не до конца, как выясняется после). Шикамару заботится о том, чтобы Камень был вынужден искать нового кандидата на должность следующего главы: он до костей прожаривает дотонщицу, используя один из материнских свитков с запечатанными техниками вырезанного — уже под корень — клана.
Последней на его глазах убивают Темари самым неожиданным образом: под конец битвы у неё ни с того ни с сего сбоит чакра, отчего техника фуутона прерывается в критический момент, а сражающуюся с ними ласку выносит обратно на призывной план, оставляя куноичи опасно открытой. Вырвавшийся вперёд юркий туманник с заострённой ухмылкой владеет йотоном и успевает лавой достать Темари прежде, чем марионетки Канкуро доделывают начатое сестрой. Шикамару знает, что его огонь почти полностью потухает, когда целует прерывистое дыхание и баюкает в объятиях дрожащую от потустороннего холода женщину, которую — вот же морока — совсем по-учиховски полюбил. Она ему кажется до ужаса хрупкой и трогательной, по-странному лёгкой: Темари обуглило-ополовинило вдоль от правого плеча и до самого таза. Шикамару всё ещё не верит в случившееся, когда, не видя склонившихся в скорбном почтении соклановцев, с разбитым сердцем тащит к Шизуне нетронутые чужеродной стихией остывшие останки.
Посмертное обследование последней оставшейся из в народе прозванной «Слизистой Тройки» показывает, что предательство чакры Принцессы Ветров не происки врага.
Просто Темари умирает не одна.
Шикамару одномоментно теряет не только ту единственную, с которой разделил три глотка сакэ в святыне кланового леса в окружении оленей-духов предков, но и собственного короля. Шикамару знает, срок слишком маленький, чтобы Темари могла о чём-либо догадаться. Шикамару подвывает, оплакивая любовь всей своей кажущейся никчёмной жизни и нерождённого дитя.
На долю секунды ему приходит мерзкая непатриотичная мысль о том, что Цунаде с Сакурой могли и повременить со своей совместно созданной запретной техникой. Он влепляет бунтующему подсознанию пощёчину: благодаря доселе скрытым способностям бьякуго Годайме Хокаге с ученицей, в обмен на собственные души и пропуск к Чистому Миру, вырвали из цепких лап Шинигами половину армии. Шикамару знает, как много такое самопожертвование для обеих значило. Шикамару прячет вымороженные эмоции как можно дальше, когда, по обновлённому перед свадьбой завещанию усопшей, вместе с шуринами пускает часть праха по тёпло-весёлому ветерку на жаркой родине жены, а часть забирает в усыпальницу клана.
У суновского мальчишки лохматый хвостик выгоревших под пустынным солнцем волос и бледнеющая сеточка шрамов на веснушчатых руках. Тяжёлый железный веер застревает в созданной стене земли, и Шикамару замечает испуганный взгляд тёмно-карих, так похожих на его собственных, глаз. Шикамару знает, что поступает совершенно нелогично и по-идиотски. Шикамару позволяет себе слабость.
Его смерть, наверное, можно счесть благородной. Глупой, но благородной. Какая теперь разница. Всё равно он заждался.
Шикамару погибает с позабытой, искренней улыбкой на устах, видя в проплывающих в небе облаках силуэты близких. Он будто летит в золотой невесомости, уже чувствует эфемерное прикосновение родных рук и материнский поцелуй у виска, чуть ли не слышит хмыканье отца и поддразнивание сокомандников, как вдруг неподвластные более тени рывком утаскивают его в свою черноту.