Плата

      У многочисленной семьи О’Ниро не было нужды ни в чем: обширные поля плодородной земли давали обильный урожай каждый год, роща из грушевых деревьев обеспечивала пузатенькими фруктами, из которых потом гнали отборный сидр, в стойлах жевали траву молочные коровы. Единственной проблемой и заодно всеобщей головной болью являлась Ингрид.       Старшая дочь, которой в этом году исполнялось уже девятнадцать лет, никак не хотела браться за разум и нормально выполнять работу по дому, как бы ее ни убеждали в важности труда. Нравственности жгучей красотке тоже было не занимать.       — У нее вместо мозгов старая мандолина, — закатывая глаза и устало проводя по лицу рукой, шипела ее мать, когда узнавала об очередной шалости дочери. Сил отчитывать излишне активную девушку уже не осталось.       — Не сердись на нее, Долли. Она молодая еще, может, с годами исправится, — миролюбиво протягивал отец Ингрид.       — Да как тут не сердиться! Знаешь, что сделала эта развратница на прошлой неделе? Соблазнила нашего нового пастушка, — скалка в руках Долли, покинув тесто для пирога, угрожающе поднялась в воздух. — А ведь ему всего четырнадцать. Четырнадцать, Пабло!       — Снимала с него рубашку, как с прошлого? Или на этот раз было что-то новенькое?       — Подмяла под себя на сеновале, — со свистом выдохнула женщина и начала яростно раскатывать сдобное тесто в тонкий пласт. — Ты же знаешь, какая у нее силища. Иногда кажется, что и коня остановит. Бедный мальчишка, согласившийся с ней погулять, даже не знал, куда руки деть.       — Да уж, это действительно проблема, если так будет продолжаться и дальше, — голос Пабло под конец перешел на свист, потому что в небольшом окне кухни показались знакомые ноги в плоских туфлях и длинные полы бордовой юбки. Дочь, сползавшая с крыши, подмигнула ошалевшему отцу и, зацепившись за толстую ветвь яблони, спрыгнула во двор.       Издалека доносились гневные крики матери, заметившей побег Ингрид с чердака, но девушку это мало волновало. Схватив упавшее в бочку краснобокое яблоко и заливисто хохоча, девушка припустила к лесу. Вытирать пыль со старых книг и разбирать никому не нужный хлам в огромной, пропахшей керосином и средствами против моли комнате было запредельно скучно. Даже прополка грядок с морковью казалась лучшим занятием. От рутины Ингрид пыталась отгородиться мыслимыми и немыслимыми способами: подкупала младших братьев, — а их у нее хватало с лихвой — просто сбегала, пряталась под крышей хлева, жуя соломинку, переодевала конюха в свою одежду, скрывала бардак в комнате, убирая мусор под матрас. Ее манили приключения, действия, буря эмоций в груди. В мире было столько интересных мест и занятий, что сидеть дома, пытаясь безуспешно выучить ботанику, и тратить время на выведение сорняков из гряды с клубникой Ингрид не хотелось от слова совсем.       Рядом с усадьбой раскинулся от горизонта до горизонта смешанный лес. «Плаксивая чаща», как любили его называть местные из-за заунывного скрипа, доносившегося оттуда по ночам. Ходило поверье, что где-то там, в глуши стоял разрушенный храм, в котором много лет назад поселился демон. Даже для мира, где волшебство было обыденностью, демоны казались странными, почти что мифическими существами. Отец еще в детстве научил Ингрид и восьмерых ее младших братьев магии огня — мать не смогла никому передать свое изменение гравитации, потому что не обнаружила у детей явной предрасположенности к редкому искусству. Несмотря на владение яркой и полезной стихией, девушке не нравилось использовать ее. Сжигать старые ветки весной могли и ее братья, для этого и никакого умения не требовалось. Для готовки магический огонь подходил слабо — найти нужную температуру было тяжело, еда могла попросту сгореть. Главным и, пожалуй, единственным плюсом такой силы являлось тепло, тепло, спасавшее холодными зимними ночами лучше любого очага.       Ингрид, подобрав юбку, чтобы не измазать ее в грязи, взобралась на холм. От вида зеленых просторов и закатного солнца перехватывало дыхание. Соседи и родители много раз предупреждали не ходить в «Плаксивую чащу», особенно в ночь летнего солнцестояния. Считалось, что именно тогда лес показывал свой «истинный лик» и заманивал юных девушек в храм, где страшный демон вытворял с ними всякие низости. Ингрид всегда пробирало на неуемный смех, когда мать или отец рассказывали ей эту чушь. Или все же не чушь?.. Вот это-то и хотелось проверить, к тому же время было подходящее — как раз двадцать первое июня, летнее солнцестояние.       Где именно располагалось святилище, Ингрид не знала, но тело уже начинало звенеть от предвкушения. Познать физическую любовь с мужчинами ей еще не доводилось, хотя ее шаловливые загорелые пальцы каждую ночь перебирали нежные складочки за хлопковой тканью трусов. Среди работников фермы были либо взрослые мужчины лет пятидесяти, либо совсем юные мальчишки, лет этак тринадцати или четырнадцати. Ингрид ходила в женскую школу, так что среди одноклассников подцепить кого-нибудь тоже не представлялось возможным. Грезы о сексе не оставляли ее ни на минуту с тех пор, как ей стукнуло пятнадцать.       На лес медленно опускалось плотное покрывало сумерек, ночь вступала в свои права. В руке девушки лежала горстка сочной черники, пачкавшей фиолетовым соком кожу ладони. Вокруг не было ничего, что могло бы показаться странным или походить на разрушенный храм: высокие силуэты сосен, заросли орешника, широкие старые дубы. Разве что ветер стал сильнее и теперь хлопал длинной бордовой юбкой. Кирпично-красные волосы закрывали глаза и хватали мелкие веточки, где-то невдалеке кричала птица. Ингрид, отодвинув тяжелые локоны от лица, закинула в рот ягоды и двинулась дальше. Сумерки сгущались, обступая со всех сторон. В душе девушки разгорелся огонек неподдельного интереса и ожидания, когда деревья поплыли, то и дело меняясь друг с другом местами и переносясь на большие расстояния. Резкий порыв ветра каким-то чудесным образом откинул край юбки прямо на лицо. Через пару секунд рукам удалось совладать с непослушной тканью, и глаза уловили слева покосившуюся фигуру яркого красного строения с резной крышей.       Рядом со входом пахло пеплом. Обшарпанная дверь в храм оказалась приоткрытой, будто ожидала гостей. Сердце Ингрид колотилось от нервного возбуждения и жажды приключений. Глубоко вздохнув, девушка вошла в деревянное строение, погруженное в полумрак. Едва нога коснулась скрипучего дощатого пола, земля исчезла, открыв темную пропасть. Ингрид, не успев схватиться за медную ручку двери, рухнула вниз.       В земляной толще было жарко, как в жерле вулкана, пахло серой. Удивленная и окруженная стенами из песчаника девушка обнаружила себя стоящей в небольшой луже воды, впереди, закрывая собой гигантских размеров огненный столп, покоился прямоугольный камень. На нем стоял сверкающий золотой кубок, наполненный какой-то рыжеватой бурлящей жидкостью. Очарованная странным напитком, Ингрид почти прикоснулась к чаше, но тут из-за завесы огня раздался тяжелый голос, перед глазами возникло горящее лицо с земляно-черной кожей, испещренной лавовыми прожилками.       — Что ты здесь забыла, девчонка? — пророкотало существо, осматривая гостью с головы до ног. — Что, родители в детстве не пугали демоном «Плаксивой рощи»? Или жизнь не дорога?       — О, так ты и есть тот самый демон, о котором все говорили! — в медно-красных глазах Ингрид полыхнул огонек, и она с детским интересом начала в ответ рассматривать собеседника. — Что ты тут делаешь? Вау, не знала, что демоны вообще существуют!       — Что я тут делаю, спрашиваешь?.. Заточили меня здесь, вот что. Слишком много проблем магам принес в свое время, и они решили от греха подальше приковать мой дух к этому чертову храму, — удивился демон. Мало кто из спускавшихся в его тюрьму людей был таким разговорчивым. Всех девушек в радиусе десяти километров противные волшебники запугали, эта вот первая за двести лет. — А ты, я посмотрю, не из пугливых, девочка.       — Вот блин, надо же было представиться, — Ингрид хлопнула себя по лбу и протянула демону загорелую ладонь, измазанную черничным соком. — Я Ингрид. А тебя как зовут?       — Что ж, будем знакомы, Ингрид. Я Эсфагар, элементаль лавы.       Он неуверенно пожал предложенную руку, в глубине души надеясь, что не оставит на ней ожогов и не отпугнет девушку. Ведь шанс выбраться на свободу выпадает раз в жизни.       — Слушай, Эсфагар, а где тут выход? Я же как-то попала сюда, — оглянулась Ингрид, старательно всматриваясь в стены и потолок.       — Попасть ко мне довольно легко, а вот найти дорогу обратно почти невозможно, — на лице демона расплылась усмешка.       — Почти?       — Один вариант все же остался. Чаша с моей кровью, — он показал на стоящий перед девушкой кубок. Рука Ингрид легла на золотой бок сосуда, приподнимая его и поднося ко рту.       — Мне нужно выпить ее?       — Да, так сила недр земли вместе с моей душой станет твоей, и мы оба сможем выбраться на поверхность.       — Ну хорошо, — лавовые пальцы едва успели перехватить чашу, чтобы ее содержимое не попало в рот Ингрид.       — Постой же! За все в этом мире нужно платить. Ты ведь не думала, что за просто так получишь всю мощь лавового элементаля? Я хочу свою долю.       — И что ты хочешь? У меня есть несколько орехов в кармане, сейчас найду, — ее пальцы скользнули в прорезь на юбке и уже через секунду вытащили оттуда пять круглых орешков лещины. Эсфагар расхохотался, но плоды все же съел.       — Это, конечно, вкусно, но одних орехов мне мало. Я хочу вернуть себе былую силу, утраченную из-за долгого пребывания здесь, в окружении немой породы, подавляющей всякую магию. Для этого, милая Ингрид, мне нужна ты.       — Ты хочешь мое тело? — как можно более спокойно спросила девушка, сжимая в руке плотную бордовую ткань. Неужели слухи не врали, и теперь демон заберет ее невинность?       — Именно. Я хочу, чтобы ты отдала мне свою девственность. Это сильнейший катализатор, позволяющий убрать влияние антимагических средств.       — Я согласна. Только, эм, ты можешь превратиться в человека? — сердце Ингрид ликовало, а нутро сворачивалось спиралью от предвкушения. Эсфагар, коротко усмехнувшись, изменил свою внешность и вышел из огня.       На стройном теле элементаля красовались черные джинсы и светлая льняная рубашка. Оранжевые глаза горели. Сильные руки обхватили Ингрид за талию, стиснув сзади тонкую ткань белой блузки и расстегнув лифчик. От неожиданности девушка вздрогнула, из ее горла вырвался едва слышный стон.       — А возбуждаешься ты от одной искры, Ингрид, — пропел Эсфагар и вовлек ее в горячий, словно адское пламя, поцелуй. Кирпично-красные мягкие волосы шелком скользили между пальцев.       Чтобы было удобнее лежать, демон сотворил на твердом каменном полу широкое одеяло и опустил на него напряженное, как струна, тело девушки. Она отвечала на все касания, терлась грудью о ребра. Полуспущенный лифчик мешался своими жесткими чашечками, так что, аккуратно расплавив пуговицы на блузке, Эсфагар отбросил его назад, в огненный столп. В воздухе повис протяжный стон, когда губы демона обхватили розовый сосок, а одна из рук сжала объемную грудь. Это было похоже на блаженную пытку, и Ингрид, придавленная чужим телом, билась в сладкой агонии, впитывая удовольствие каждой клеточкой. Касания Эсфагара казались ей куда более приятными, нежели неловкие поглаживания пастушка. Сердце заходилось в бешеном ритме.       Жгучие губы, проходившиеся по шее и оставлявшие на ней влажную дорожку, сводили с ума. Ладонь на груди теребила набухшую горошинку соска. Дрожащие пальцы Ингрид снимали с Эсфагара рубашку, параллельно зарываясь в смоляно-черные волосы и оттягивая их назад. Когда горячий торс наконец оказался открыт, девушка извернулась и с наслаждением провела языком по сильной груди, по крошечным соскам. Не успела она и получить хотя бы тихий стон в ответ, как тут же захлебнулась собственным вдохом, стоило лишь чужим пальцам прикоснуться к влажным складкам между ее ног. Эсфагар на мгновение отстранился, чтобы стащить надоедливую, слишком длинную и строгую бордовую юбку, а заодно и плоские туфли с носками.       Воздух горел, с каждой секундой становясь все плотнее и плотнее. Ингрид, поднявшись с одеяла и сев на колени, расстегнула пряжку на ремне элементаля, приспустив черные джинсы и трусы. От вида члена ее насквозь прошило колкое возбуждение, и, когда пальцы обхватили ствол, до слуха наконец донесся глухой стон. Эсфагар откинулся на руки, позволяя девушке трогать себя там, позволяя влажной ладони скользить по твердой плоти. Внутри уже начинала просыпаться утерянная сила, отчего ему становилось еще приятнее. В следующий миг он едва не упал в пропасть оргазма: горячий рот вобрал в себя головку, начиная посасывать ее. Нужно было заканчивать. Ингрид внизу горела не хуже огня за спиной. Смазка, сочившаяся из нее, оставила на одеяле большое мокрое пятно, руки, обвивавшие демона за плечи, не переставая дрожали. Девушка тоже была на грани.       Эсфагар опустил ее обратно, навалившись сверху и просунув один палец внутрь нее. Протяжный стон моментальным ответом отразился от стен. Горячая скользкая влага текла по руке, узкие стенки судорожно обхватывали палец, к которому вскоре добавился второй, вошедший уже с трудом. Ингрид непроизвольно раздвинула ноги и прогнулась в спине, медно-красные глаза зажмурились.       — Больно? — спросил Эсфагар. Девушка лишь прижала его руку, ласкавшую ее внутри, теснее, протолкнув пальцы глубже.       Ингрид комкала одеяло, на котором они лежали, и извивалась змеей. Тело требовало разрядки как можно скорее, но ее не происходило. Демон продолжал толкаться в нее пальцами, только теперь уже тремя. Его губы мучили сосок на левой груди.       Неожиданная пустота внизу чуть не заставила Ингрид расплакаться от невыносимого напряжения. Пальцы покинули тесноту ее тела, собираясь уступить место чему-то более существенному. От прикосновения головки ко входу девушка дернулась, будто по ней прошелся электрический ток, и часто-часто задышала. Эсфагар двигался медленно, наблюдая за каждой эмоцией, отразившейся на лице Ингрид, и стараясь запомнить все ощущения. Член, едва входивший до половины, пульсировал от возбуждения. Руки девушки крепко обнимали, прижимали с каждой секундой все теснее и теснее. Ингрид пыхтела, хватая ртом нагретый воздух, неприятное тянущее чувство внизу живота заставляло ее поскорее получить желаемое.       Наконец элементаль, немного отодвинувшись, подхватил ее под бедра и вошел до конца. Фейерверк из наслаждения, боли и счастья почти что ослепил Ингрид. Ее ноги стиснули тело Эсфагара, заставив толкнуться еще глубже. Ухо обдавало горячим дыханием демона, на грани восприятия были слышны его стоны. Движения члена становились быстрее, и Ингрид хотелось закричать от этого непередаваемого ощущения заполненности. Эсфагар целовал ее в губы и шею, сжимал сильными пальцами бедра и ритмично покачивался вперед-назад. Под конец, когда тело девушки крупно задрожало, конвульсивно обхватывая член внутри себя, из груди элементаля вырвалось несколько тяжелых вздохов. Внутри себя Ингрид ощутила разлившееся тепло его спермы и подняла на демона испуганный взгляд.       — Не беспокойся, от меня нельзя забеременеть, — усмехнулся Эсфагар и, тяжело поднявшись с земли, поднес девушке кубок. На мгновение в его глазах мелькнула боль. — Пей.       — Ты исчезнешь, когда я выпью твою кровь, верно? — тихо спросила Ингрид, тщетно пытаясь застегнуть блузку. Чаша в ее руках казалась невероятно тяжелой.       — В физической форме — да. Но я буду частицей твоей души. Можно даже сказать, что ее половиной.       — То есть повторить все это мы не сможем? Мне очень понравилось, — лицо Ингрид было полно грусти.       — За все нужна плата, милая Ингрид. Я хочу выбраться из этого места. Ты, скорее всего, тоже. Цена за свободу, мне кажется, не столь высока, — по телу демона пошли трещины, а правая рука начала осыпаться пеплом. Ингрид сжала пальцами кубок и, зажмурившись, одним глотком осушила его. Когда она вновь открыла глаза, перед ней лежала лишь серая горстка.       — Спасибо, Эсфагар…

***

      — Не жалеешь? — из глубины сознания спросил Эсфагар, наверняка ухмыльнувшись. Ингрид выбралась из разрушенного храма, шагнув в темноту ночи, и отряхнула полы юбки.       — Трахнутую невинность не вернешь, — хохотнула она. — Мне не о чем жалеть.