inner demons

      Чонин любил, когда Чан просто сдёргивал с него штаны в студии и нагибал над своим рабочим столом, угрожая, что если он что-нибудь собьёт или испачкает, то будет убирать и вылизывать всё сам. Он обожал — как и все остальные, на самом деле, — записывать что-либо на видео, чтобы после гордо кинуть в общий чат и похвастаться.       Сегодня младший не мог сказать, зачем так сильно донимал Чана, ведь тот и так был немного нервным из-за неполадок со звуковой дорожкой нового трека. Он знал, к чему это должно привести и более того — он хотел. Хён должен расслабиться, отвлечься, даже если изначально просто разозлиться на него и выплеснуть всё раздражение. Ян никогда не был против.       — Покажись хёнам, Чонин-а, — младший, которого секунду назад нещадно вдалбливали в стол, задыхается от того, как член Бана вышел из него и остался только головкой, растягивая обод.       У Чонина всё в животе переворачивается, когда он изо всех сил старается как можно более соблазнительно подать себя, медленно-медленно затягивая член обратно в себя несколько раз. Он вытягивает руки вперёд и упирается в стену рядом с колонками и монитором, отчего его спина прогибается и приобретает настолько сносящий крышу вид, что он слышит участившееся дыхание Чана. Тот ждёт от него шоу, как и старшие, которые позже будут смотреть это видео, так что Чонин плавно вращает бёдрами и прекрасно понимает, насколько симпатично ложится свет от вспышки на телефоне на его круглые ягодицы. На лбу выступает испарина, Ян увлекается и едва не высовывает язык от кайфа, будто жадная до ласки псина.       Чонин решает обернуться на Чана, замечая заворожённый взгляд старшего на своей заднице, в которую он проникает. К слёзкам наслаждения подмешиваются слёзки обиды на то, что хён так и остался в своей толстовке и спортивных штанах, едва приспущенных вместе с боксерами. Чонин ведь специально повыше старался задрать свою футболку, чтобы открыться старшему, а тот в ответ лишь мучает его. «Если ты заслужишь, я ещё могу подумать о том, чтобы снять с себя что-нибудь, но, опять же, я не обязан, как ты, выставлять своё тело напоказ, маленький негодник», — однажды сказал он ему, и эти слова младший теперь проигрывает в своей голове каждый раз, разрывая своё сознание той надменной интонацией, с которой было это сказано тогда.       Внезапно Чан переводит взгляд на него, его тяжесть прижимает к столу. Чонин жмётся щекой к плечу, кидая максимально невинный взгляд, будто котёнок, выпрашивающий ласки, и не прекращает двигаться на толстом члене Бана. Тот поднимает камеру телефона выше, и младший мило жмурится от вспышки, светящей прямо в глаза. Остаётся только гадать, насколько он хорошенький на видео.       — Хёну нравится? — голос охрип от наслаждения, мешается со слабыми (они всё ещё в здании компании) стонами и порнушными вздохами. Перед ответом Чана Чонин слышит самодовольный хмык и с небольшим трудом разглядывает ухмылку на его пухлых губах.       — Очень, Йенни, — свободной рукой старший гладит его талию и отводит телефон чуть в сторону, чтобы Ян видел его лучше. — Однако, лисёнок, ты слишком увлекаешься, — он останавливает медленные движения Чонина, через секунду делая мощный толчок, проникая так глубоко, что младший начинает жадно хватать губами воздух. Слёзы катятся по его лицу. Сила толчков нарастает, как и их частота, что удивительно чётко видно на записи. — Ты должен стараться только для хёна, чтобы потом хён старался только для тебя.       Ласковый тон и громкий стон, который не смог сдержать мальчик, завершают видео, что тут же отправляется в общий чат с глупой игривой подписью «развлекаемся». Чан не сбавляет темп больше, лишь наращивает, отчего он становится похож на животный, дикий. Но Чонину нравится, и он, блаженно прикрыв глаза, сам подаётся навстречу бешеным толчкам с тихими и задушенными «хён».       На лице Чана вряд ли дрогнул хоть один мускул, пока Ян испытал уже весь спектр эмоций. Он больше не видел вспышки телефона, поэтому предпочёл просто упасть головой на стол и принимать разрывающий его внутренности член, как ему и полагается. Чан стонет тихо сзади, позволяет себе оставить белые следы на коже пальцами. Чонин знал, что они вряд ли когда-либо расцветут синяками, как это бывало с Чанбином, например, но всё равно наслаждался этим чувством принадлежности всем своим нутром.       Чан замечает, как дрожат ноги младшего. Он считал это настолько очаровательной и разбивающей сердце чертой, что наслаждался этим зрелищем больше остальных, желая, чтобы оно длилось дольше. Именно из-за этого он пережимает член мальчика и плавно выходит из него. Чонин не мог не кайфовать, но каждый раз сгорал изнутри от того, как его оргазм всеми силами пытались отсрочить. Старший разворачивает его к себе и ласково целует в лоб, затем в губы, так сахарно-сахарно, как если бы Ян таял прямо сейчас в его руках. Словно извиняется за несдержанность.       Однако Чонин не хочет сбавлять темп, поэтому едва ли не падает — заставляет хёна поволноваться — на колени и сразу берёт горячий ствол в рот. Стонет специально громко, с оттяжкой и наслаждением, прокатывая вибрацию по органу. Немного злится от того, что резинка штанов начинается прямо под мошонкой, и стягивает треники ниже. Тут же ныряет ниже, глубже в свою похоть, глядит на Чана, пока вбирает поочерёдно каждое яичко в рот. Глаза поплывшие, слабо блестящие в свете от монитора, разлившемся по студии. Бан матерится тихо, но часто.       — Блять, детка, — тяжело выдыхает, когда Чонин только сладко сосёт головку, оставив свою слюну уже везде, где можно. Чан оттягивает мальчика за волосы от себя, чувствуя, как тыльная сторона руки упирается в рабочий стол. Мысли приходят сами. Яна впритык отводят к столу, не убирая руки, как бы фиксируя голову мальчика. — Не издевайся надо мной.       Чонин даже не осознаёт, что старший ему говорит, он глядит только на член перед собой, так идеально, правильно ощущающийся на языке. Чонину нравилось им давиться, и Чан знал это. Бан осторожно вводит орган обратно, прислушиваясь к звукам слюны во рту младшего.       — Ты помнишь, что нужно сделать, если мне нужно притормозить? — рукой хён зачёсывает тёмные волосы Чонина и ждёт до того, как тот хлопнет два раза его по бедру. — А если остановиться? — Чонин тут же щипает его за бок, пробравшись под толстовку. Взгляд недолгую ясность приобретает, чтобы хён не волновался, и Чан действительно не волнуется.       Чонин такой всегда. Маленький дьяволёнок, центром вселенной для которого является счастье его близких людей. А счастье — это безопасность, комфорт и спокойствие. Пусть он и обожал доводить, а после стелиться перед объектом своих мучений самым ласковым лисёнком, все знали, что он никогда не будет переходить черту. Они все не были обделены чувством меры, но Чонин, как самый младший, всегда был чувствительней их всех.       Чан медленно принимается двигаться вперёд-назад, завороженно наблюдая за тем, как его член исчезает во рту мальчика. Глаза Чонина, глядящие на него снизу, будто на божество, слезятся по мере ускорения движений, но он даже не подаёт признаков того, что прямо сейчас попросит притормозить.       — Так стараешься для хёна, Йенни, — Чан засовывает член максимально глубоко, утыкая младшего носом в лобок и заставляя пускать слюни, которые до этого редко капали со ствола на колени младшего. Он вот-вот кончит, его голос становится ниже от перевозбуждения. — Нравится быть таким грязным и наполненным, верно? Лишь бы старшие похвалили, да?       Блять, да. Чонин говорит глазами, что ему нет ничего ценнее, чем одобрение хёнов, чем их улыбка и ласковое слово. В его пирамиде потребностей они всегда будут стоять на всех уровнях, в тех или иных проявлениях: он любим ими, он защищён ими, он важен для них, он готов меняться ради них в лучшую сторону. С мыслями о своих любимых Ян кончает, не прикасаясь к себе, но плача от удовольствия.       — Ох, малыш, — Чан стонет над ним так низко и рычаще, что он едва не возбуждается снова. Старший больше не вжимает его голову себе в пах, но всё ещё контролирует, чтобы Чонин не ударился головой, даже на пике своего удовольствия. Он спускает ему в рот густо и до извращённого приятно, а после того, как вынимает обмякший орган изо рта, давится воздухом от вида высунутого чистого языка младшего и преданного поплывшего взгляда.       Спустя десять минут Чонин уже дремлет у Чана на груди, они с трудом поместились на диване в его студии. Младшему, кажется, было бы комфортно даже на полу, однако Бан не мог перестать целовать его чудесное покрасневшее лицо, отчего он не мог никуда деться. Старший надеется, что Ян и так это знает, но всё равно шепчет «я люблю тебя, лисёнок» на ушко, после также прикрывая глаза и засыпая с блаженной улыбкой.       И Чонин был счастлив.