Другой

Гарри улыбается насквозь фальшивой улыбкой самому себе и прячет в шкафу остывающий труп. Воображаемая Мартин в его голове заходится издевательским хохотом. Затем — тишина. Потому что говорить больше некому.

***

Дадли смотрит на тело перед ногами Гарри и стремительно бледнеет. Гарри пинает его напоследок ещё пару раз, отчего тот крупно вздрагивает всем своим телом, и поворачивается к Дадли. В этом дрожащем комке он с трудом узнает своего лучшего друга, Пирса Полкисса. — Не волнуйся, я не убил его, — фыркнул насмешливо Гарри, и в его глазах заходится истеричным хохотом пламя самой рыдающей бездны. — Можешь вызвать скорую, если хочешь. — Что... что ты наделал, придурок?! — вскричал Дадли, бросаясь вперёд. Он пытается растормошить друга, но тот лишь шарахается от чужих рук, будто прокажённый, и весь дрожит, словно осиновый лист на ветру. В глазах — ни капли узнавания. — Не волнуйся, я лишь показал ублюдку его место, — безмятежно улыбнулся Гарри. — Так ты будешь вызывать скорую или я могу продолжить? Дадли смотрел на своего кузена и не видел в нём ни капли того человека, с которым жил столько лет. Это всё началось в тот день, когда Дадли случайно столкнул Гарри с лестницы. Он не рассчитывал никого толкать, он хотел лишь ухватиться за него, чтобы не упасть самому. Это вышло на автомате, это были элементарные человеческие инстинкты. Если бы кто-то знал, какой ужас он испытал, увидев, как Гарри летит с лестницы!.. Тело Гарри — безжизненное и стремительно остывающее там, внизу, вызвало в Дадли бурю чувств. Вспомнились те редкие случаи из детства, когда Дадли ещё совсем не издевался над братом, пусть и двоюродным. Тогда ещё можно было увидеть робкую неуверенную улыбку или даже, если очень сильно повезёт, услышать редкий тихий смех. Гарри всегда смотрел так, будто извинялся даже за одно лишь своё существование. Весь его облик одним своим видом выражал вину в любой момент времени. Если кто-то видел его улыбку — Гарри горестно заламывал за спиной тонкие руки и будто безмолвно извинялся за то, что просто посмел радоваться в этом недружелюбном мире. Будто он портил кому-то жизнь своими чувствами. Гарри всегда сутулился, даже будучи ещё совсем маленьким ребёнком, будто старался стать ещё меньше. Гарри всегда смотрел на Дадли так тепло и преданно, что даже у ещё совсем малыша Дурсля возникало ощущение, будто он находится не на своем месте. Будто так на него смотреть не может никто, а Гарри и подавно. Гарри всегда поддерживал его. Когда хулиганы отобрали подаренный матерью леденец, когда отец впервые в жизни отчитал его за плохое поведение перед учителем. Гарри молча садился рядом, клал свою крошечную руку на огромное плечо Дадли — и одного его тихого присутствия хватало, чтобы взять себя в руки и успокоиться. Гарри каким-то непонятным образом мог поднимать Дурслю настроение, даже когда всё было совсем-совсем плохо. Дадли же отплатил ему лишь спустя несколько лет — и как? Издевками, насмешками, пинками и избиениями толпой. Он не помнил, что случилось, но откуда-то в его сердце появилась твердая уверенность в том, что это нормально. Что это правильно. Смотря на медленно остывающее тело на диванчике в прихожей Дадли ощущал, как медленным ядом его сжирает изнутри тягучая вина. Он клялся, глотая слёзы, в том, что будет беречь кузена, что никогда больше не поднимет на него руку и будет защищать его от всего на свете, лишь бы ему дали возможность сказать искреннее "прости" — и возможность не последнюю. Дадли будто пелену с глаз сняло, и он ощущал себя распоследней мразью, когда в его памяти всплывали слёзы обиды, катящиеся по щекам Гарри после каждой их "беседы". Он хотел извиниться. Хотел рассказать о том, что его вчера бросила девушка и, прямо как много лет назад, улыбнуться сквозь высыхающие слёзы молчаливому Гарри. Хотел поведать о своих достижениях в учёбе, о маленьких и не очень радостях. Дадли был готов отдать все ради того, чтобы кузен открыл глаза. И Поттер открыл их. Вот только это был уже не он. Гарри настоящий имел яркие-яркие зелёные глаза и совсем переставшую появляться на его губах улыбку. Из глаз Гарри фальшивого на Дадли смотрела проклятая трясина, и нахальная ухмылка, насмешливо оскаливающая его клыки, совсем не пропадала с юношеского лица. Этот Гарри смеялся часто, звонко. Его смех приманивал к владельцу людей, ищущих того, кто мог бы распоряжаться их жизнями, людей, жаждущих быть в чьей-то власти — но ни один этот человек не был нужен Поттеру. Он играл с ними не более пары часов, а затем, вдоволь поплясав на пепле их беспомощной мольбы, выбрасывал, будто ненужных кукол. Словно прекрасных мотыльков к голодному адскому пламени манила его ухмылка девушек самых разных возрастов, а его сладкие речи, казалось, были авторства самого дьявола — и сулили они счастье, спокойствие, надёжность. Вот только это счастье оборачивалось горькими слезами, спокойствие превращалось в мольбы о возвращении, а надёжность — в разрезанные вены и прощальные сердца на зеркалах. Все будто помешались, и это сумасшествие не коснулось одного лишь Дадли. Казалось, что этот новый Гарри, словно паук, оплёл своими сетями весь Литтл-Уингинг, и разумы всех местных стали полностью и без остатка принадлежать ему. Здесь перестали существовать полутона: были лишь те, кто готов был продать душу за одну лишь его улыбку, и те, кто бессильно проклинал его, не находя в себе сил проломить ненавистный смеющийся череп. Этот Гарри прятал в карманах мешковатых кофт Дадли потрепанную пачку сигарет, открыто посылал Петунью прямо при Верноне, мог без проблем на улице ввязаться в драку — и победить, ударив своего противника по голове неясно откуда взявшимся кирпичом. Этот Гарри сейчас стоял перед ним, и в рук его едва капала кровь Пирса. — Ты в порядке? — участливо поинтересовался он, и Дадли крупно вздрогнул, смотря загнанным взглядом на фальшивого кузена. — Ты просто так долго молчал. Я думал, ты умер. Пирс давным давно уже вскочил на дрожащие ноги и сбежал. Звук его нетвердых шагов всё ещё звучал в воздухе, застоявшемся в холодном тоннеле, в котором они и находились. Кажется, здесь стало ещё холоднее, но никто из них не заметил этого. Гарри наклонил голову набок, и на губах его расцвела хитрая улыбка. — Я же не пугаю тебя? — он неровно, истерично хихикнул, смеясь над собственным же предположением, и наконец выпрямился. Этот Гарри пугал Дадли до чёртиков. — Мне жаль, — проговорил внезапно он, делая несколько невесомых шагов назад. В глазах Поттера танцевала на пепле человеческих душ тьма, и погибали в муках тысячи скрывающихся в тенях её одежд ужаснейших чудовищ. — Если бы ты был чуть разумнее ещё пару месяцев назад, он, может быть, и простил бы тебя. — О чем ты... Гарри едва сдерживал клокочущий в груди гомерический хохот, видя, как две чёрные тени нависают над всё ещё стоящим на коленях Дадли. Дурсль безмолвно вопил, пока его душу пожирали две изголодавшиеся твари, и весёлый хохот Гарри Поттера эхом отдавался от ледяных стен подземного перехода. Гарри улыбается насквозь фальшивой улыбкой самому себе и прячет в шкафу уже давно остывший труп Дадли Дурсля. Воображаемая Мартин в его голове заходится издевательским хохотом. Затем — тишина. Потому что говорить больше некому. Занавес.