يقبرني

Я не верю глазам, а ты не веришь в любовь.

      Чону не удивляется, когда просыпается в одиночестве.       Пересев на пятую точку, он с наслаждением потягивается и тут же морщится. В голову почему-то отдаёт давлением. Встряхнувшись, Чону сползает с кровати, подбегает к не до конца заколоченному окну и заглядывает в крошечное пространство между последней доской и рамой. Не найдя ничего необычного в осенних красках, Чону бездумно подходит к пианино и бережно жмёт на клавиши посередине.       — Йа! Потише! — выкрикивает кто-то за стеной, заглушая мелодичный звук, и Чону хихикает. Совсем как в первый раз. Интересно, кто это?       Настроение почему-то хорошее, и его не портят воспоминания о вчерашней встрече с Королевой. Да, она называет себя Ким Чоён, да, она издевается над неизвестным Хуан Ренджуном, но какое отношение к этому имеет Чону? Возможно, думать так опрометчиво и неразумно, но хоть на пару часов он может забыть обо всём плохом и расслабиться? Неужели он не заслуживает передышки?       Включив ночного кролика, Чону переносит его на стол и старательно заправляет кровать, как учила нуна. Потом Чону заглядывает в шкаф и обнаруживает, что вся одежда разделена и над ней висит два розовых стикера. Ткнув пальцем в неаккуратно выведённое Джэхён (со схематичными клыками), Чону улыбается и переклеивает на дверцу кусочек с собственным именем и сердечком. В доме «Ли» холодно, поэтому перед спуском в душевые Чону сгребает в общую кучу аптечку, нижнее бельё, спортивные штаны, футболку, худи и плотные носки.       Бодрая походка Чону замедляется, едва он слышит доносящиеся из приоткрытой двери голоса и шум воды.       — Эти женщины, хён. Сам знаешь. С Хэрим сложно.       — А мне с Минджи чё, нет? Только ты смотри осторожнее. Если Донхёк узнает, что вы трахаетесь — получишь в ебучку от него и Юджин.       — Да не, мы осторожно. Донхёк не узнает. Джемин, если что, прикроет.       Проскользнув в маленькую щель, Чону кладёт на невысокую скамью одежду. Сончан и Джено, а это бесспорно они, шумят в соседних кабинках в начале, и Чону быстро раздевается до нижнего белья. Пижаму Джэхёна он кидает на плиточный пол, но не успевает забиться в конец. Сончан резко отодвигает полупрозрачную шторку и наставляет на Чону указательный палец.       — Ага! — воинственно объявляет Сончан, выключая воду, и, обмотав бёдра полотенцем, хлюпает ногами по направлению к Чону. Тот напрягается, готовясь в любой момент удрать. — Так и знал, что это ты! Кто же ещё!       — Я ничего не делал.       — Угу, сщас. Тут так не делается, дружок, — выпятив грудь, по которой стремительно скатывается вода, Сончан дёргает ладонью. Чону, не до конца понимая, собирает брошенную под ноги одежду. — Пошли, я тебя научу.       Чону ёжится, когда Сончан приобнимает его за плечи, и чувствует, насколько он влажный и горячий после душа. Приведя Чону в ту часть комнаты, откуда Джемин забирал ведро и швабру, Сончан комично охает и, словно объясняется с ребёнком, стучит по крышкам двух ящиков.       — Короче, в левый складываешь все свои медицинские прокладки-мандавки для бо-бо, пластыри и прочее, чем тебя заматывает Бини. В правый — шмонатки и грязное бельё. У нас слуг нет. Убирать за тобой никто не будет, поэтому шмотьё на пол не бросай.       Чону кивает, чтобы от него скорее отстали, но Сончан подбоченивается и ждёт, пока он сложит пижаму Джэхёна в правильный ящик. Дальше он с довольным видом шлёпает обратно в кабинку, а Чону задерживается. Странно, но логично. Это не «Миринэ», здесь нянечек нет.       Вернувшись к скамье, Чону развязывает бинты и повязки пластырного типа на шее и груди, где совсем недавно неумело обрабатывал, и повторяет то, чему его научила Ынбин. Раны сегодня не выглядят такими страшными и почти не мешают передвигаться, что Чону принимает за хороший знак. Едва он поднимается и делает маленький шаг к кабинкам, шторка Сончана опять отодвигается, и показывается его прищуренный глаз. Тяжело вздохнув, Чону собирает использованные материалы и окровавленные ваты и ушные палочки и идёт к первому ящику.       — Правильно, челик Джэхёна.       — Я не «челик Джэхёна».       — Тогда как мне называть тебя? Его подружкой? Соррян, но у него уже есть одна.       Чону останавливается, с непониманием вглядываясь в скрытый силуэт Сончана, и его глаз исчезает. Сончан неадекватный, как и многие здесь, Чону давно понял, поэтому выкидывает этот эпизод из головы и занимает следующую кабинку. Когда он снимает лейку душа с держателя, тот отваливается, и раздаётся оглушительный грохот. Чону автоматически отскакивает к невысокой перегородке.       — Чону, что такое?..       — Чё случилось?!       — У вас тут упало.       — Сказала она, — отзывается Сончан, и Джено гогочет. Чону не понимает, что здесь смешного, и в следующую секунду его глаза расширяются. Голый Сончан заходит к нему, из-за чего Чону приклеивается лопатками к ледяному камню. — Ну и чё паникуешь? Приделай, если отвалилось.       — Я не умею.       — Научись! — важным тоном говорит Сончан и скрипит держателем. Чону не находит в обнажённых телах ничего особенного, в «Миринэ» кабинку могло использовать и по несколько человек, но Сончан же вампир. Причём высокий такой, тощий, и… — Не ссысь, задрыга, сейчас хён всё сделает.       — Ты не хён, и я не задрыга!       — Посмотри в интернете значение этого слова, хах.       Догадавшись, что можно использовать другой душ, Чону перебирается по перегородке к полупрозрачной шторке и резко тормозит, услышав знакомые голоса и топот. По коридору идут Джэхён, Донхёк и наверняка Минхён.       — Вот ты сволочь, Верховный. Сломал мои стилеты и даже не позаботился о замене. Я хочу оружие, которое будет ассоциироваться только со мной! — Джэхён пролетает мимо двери, но затем тормозит и заглядывает внутрь. — Привет, Чону, парни.       — Привет, — пыхтит Чону, заворачиваясь в шторку, и Джэхён, осознав, что он раздет, отводит взгляд на мокрую спину Сончана. — Я только проснулся.       — Хорошо спалось?       — Аг-га, — Чону отворачивается, опуская голову, и чувствует, как от стыда горит шея. Заметив, что Сончан незаинтересованно крутит держатель, Чону возмущённо вздыхает. — Ты можешь быстрее?!       — А ты куда, ёпта, торопишься?       — Я хочу помыться!       — Так пошли ко мне, потрём друг другу попки.       — Сончан, — рычит Джэхён, и Чону не видит, но чувствует, что его закутывают в полотенце. Это Джено, и он тянет Чону в пятую кабинку, скрытую за ящиками.       — Хён, ну реально. Не дразни Чону. Не все спокойно относятся к наготе.       — Ложный боже, какие вы нежные. Я его не разглядывал.       — Ещё бы ты разглядывал, — рыкает Джэхён, и Чону прижимает ладони к влажной плитке рядом с краном. Он волнуется, и сердце в груди стучит слишком громко. Скорее бы стригои ушли, ему нужно немного приватности. — Чону, мы увидимся позже?       — Л-ладно.       — Поправляйся и много кушай, Ким Чону, — подаёт голос с порога Донхёк, и лопатки Чону напрягаются. Тон Донхёка пропитан фальшивой доброжелательностью. — Ты должен оставаться здоровым, чтобы кормить Джэхёна.       После этого становится тихо, и Чону наконец выдыхает. Сончан тоже уходит, объявив, что держатель не подлежит ремонту, и в душевой вместе с Чону остаётся Джено. Торопливо сполоснувшись, чтобы не застать новых гостей, Чону прячется в полотенце и семенит к скамейке. На ней его ожидает Джено.       — Не обращай на хёна внимания, он питается провокациями, — Джено виновато улыбается, подавая Чону футболку, и тот шустро одевается. — Как твоё самочувствие?       — Всё хорошо.       — Ничего не болит?       Чону мотает головой, и Джено поднимается. Склонившись, он аккуратно поправляет скрутившийся капюшон на худи Чону и прячет ладони в задних карманах. Вдохнув восточный одеколон Джено, Чону чихает и заматывает мокрые волосы полотенцем.       — Почему Сончан вечно шутит про какую-то подружку Джэхёна? Что это значит?       — М, не знаю? Скорее всего, они обыкновенно подкалывают друг друга, — пожав плечами, Джено перекатывается с пятки на носок. Кое-как высушив волосы, Чону опускает полотенце и собирается кинуть его на пол, как Джено несогласно мычит и указывает кивком на высоко расположенную бельевую верёвку позади. — Ну, это я так думаю. Если бы Джэхёну кто-то понравился и у него начались отношения, мы бы знали.       Избавившись от потяжелевшего полотенца, Чону разворачивается, и Джено, заметив его пустой взгляд, глупо моргает.       — Ты чего так пялишь на меня?       — Что из себя представляют «отношения»?       — Блин, вот это ты меня загрузи-ил, — задумчиво тянет Джено, когда они покидают душевую и Чону поудобнее перехватывает металлические ручки аптечки. Под землёй холодно, маленькие лампочки чуть мерцают, и Чону радуется, что надел худи. — Давай я расскажу на своём примере?       — Ты про Хэ-рим? Так её зовут?       — Тш-ш, — шипит Джено, оглядываясь, но в коридоре никого больше нет. — У стен есть уши. Впрочем, думаю, Верховный уже знает. От него сложно что-либо скрыть.       Чону подтягивает аптечку к груди, обнимая обеими руками, и Джено предлагает жестом забрать её, но он отказывается. Чону достаточно побыл «барышней в беде», хватит. Даже если он не так силён, как стригои вокруг, он всё равно что-то да может.       — Если вкратце, то да, мы с ней мутим, хотя чёртов Ким Сону продолжает пускать слюни, — цедит Джено сквозь клыки, но не злобно, и подталкивает Чону локтем. Тот улетает от приложенной силы. — Ой, извини. Забыл.       Фыркнув, Чону толкается в ответ и ожидаемо врезается в каменные мышцы. Закатив глаза, Чону опускает подбородок на блестящую крышку, и Джено смеётся.       — Так, не отвлекай меня от темы. Ну вот, мы с ней вместе. Сложно встречаться из-за того, что мы в разных Кланах, но мы пытаемся. В основном болтаем по телефону.       — А как вы поняли, что… эм?       — Что нравимся друг другу? Даже не вспомню, это случилось давно. Ещё до того, как Правящие запретили «Ли» и «Чхве» общаться, — притормозив, Джено открывает для Чону металлическую дверь. — Раньше Кланы были дружнее, и Юкхэй-хён и Его Высочество тренировали нас совместно. В рейтинге Новорождённых Хэримми была на первом месте, а я уступал всего на пару очков, из-за чего мы постоянно соперничали. Потом, эм, остались как-то убирать снаряжение и… можно, я не буду рассказывать, что было дальше?       — Почему? — искренне интересуется Чону, и Джено по неизвестной причине начинает краснеть. Это заставляет Чону остановиться на середине лестницы и приподнять брови. — Вы подрались?       — Ну, почти. В каком-то смысле это была драка.       Неожиданно запищав и испугав Чону, Джено прилипает к землистой стене и с непонятным хихиканьем стучит по ней кулаками. Чону хмурится, меняя местоположение аптечки из-за тяжелого веса.       — Подожди, ты же не о том спрашивал, — оттолкнувшись согнутой ногой, Джено бьёт себя по щеке и мгновенно становится серьёзным. Чону, впервые познакомившись с такой версией Джено, смотрит на него молча и с явным вопросом. — Итак, что из себя представляют отношения? Думаю, каждому своё, но для меня это надёжность, уверенность и общее видение будущего. Хороший секс, наверное, хотя не факт. Некоторым он не нужен. Да и куда тебе в таком возрасте- Подожди, а почему ты спрашиваешь? Тебе из наших кто-то понравился?       Чону застывает, словно пойманный зверёк, и Джено выпучивает глаза. Они пялятся друг на друга в тишине, которую разбивают разве что крики из кухни наверху, и Чону не знает, что сказать. У него ещё не было ни симпатий, ни разговоров на эту тему, и Чону даже не до конца понимает, что значат его чувства к Джэхёну. Они с хёном и нуной никогда не обсуждали подобное.       — Кхм, извини, это не моё дело, — Джено возобновляет подъём, но затем резко останавливается и оборачивается с комично болезненным лицом. — Пожалуйста, скажи, что это не старшие вампиры.       — А кто в них входит?..       — Верховный, Минхён-хён, Юкхэй-хён и Кунни-хён.       — Тогда нет…       — И не кто-то из младших, среди которых я, Джемин и Бини?       — Точно нет.       — Получается, средние? Но там же Сончан-хён, у которого Ким Минджи-щи, Джисон-хён с бедами с башкой и… — Джено замолкает, неприлично широко открывая рот, и Чону сглатывает. Ему хочется сбежать по лестнице обратно в душевую. — Да ладно! А Джемин уверял меня, что Джэхён-хён втюхался в Его Высочество.       — Что?! Если Его Высочество это Ли Джуён, то не- Мерзость! Они даже не друзья! — ранние желания испаряются. Чону аж передёргивает, когда он представляет Джэхёна и Джуёна, особенно после того, как Джэхён говорил, что они трутся друг о друга во время спаррингов, и ему по неизвестной причине становится неприятно. — Я не… не…       — Так хён нравится тебе? А ты ему в ответ? Он говорил? — Джено секундно воркует, но потом опять хлопает себя по щеке и трясёт головой. — Это всё Хэрим, они приучила меня к сплетням. Но по-другому здесь и не выжить, кстати. Старшие вампиры слишком зациклены на власти, тайнах и бла-бла. Скукота. А вообще извини, что влез… Но хён… нравится тебе?..       — Я не уверен, — Чону пожимает плечами, избегая любопытного взгляда Джено, и в защитном жесте обхватывает аптечку. — Наверное?.. У меня ещё такого не было…       — О-ой, попадос. Но ничего, не парься. Со временем разберёшься, — взбежав ступеням быстрее Чону, Джено давит на ручку ребром ладони, и дверь со скрипом открывается. — Если хочешь, потом поговорим. Я всегда готов поддержать тебя. Только у Джемина не спрашивай, он херни насоветует.       Чону оставляет реплику Джено без ответа, неясно дёрнув головой, и преодолевает оставшееся расстояние. Ынбин на кухне сидит за столом, с хрустом поедая красное яблоко, и перелистывает глянцевые страницы какого-то журнала. Услышав шаги, она выплёвывает пережёванные косточки в салфетку и спрыгивает на пол. Чону смущённо улыбается, опуская тяжёлую аптечку на стул.       — Приветик!       — Привет…       — Ладно, Чону, я пошёл, — похлопав его по светлой макушке, Джено направляется к арке в прихожую, но на пороге останавливается и прокручивается на пятках. — Погоди. Мы на днях в подвал собирались, погнали с нами? Я попрошу Хэрим позвать твоего брата.       — Мы сможем встретиться?.. — с надеждой уточняет Чону, цепляясь за спинку стула, и Джено подмигивает ему. Затем шутливо отдаёт честь двумя пальцами, и улыбка Чону становится шире. — Спасибо.       Когда Джено исчезает, Ынбин выставляет на стол пять тарелок с разнообразными закусками и мясом и протягивает Чону металлические палочки. Поблагодарив кивком, Чону занимает обычное место и придвигает глубокую миску с рисом. Начинает есть он, только обняв её предплечьем.       — Как там твои раны?..       — Нормально. Я хорошо себя чувствую.       — Не обманываешь?..       Голос Ынбин звучит озабоченно и едва слышно. Чону не видит выражение на её лице, потому что пристально следит за содержимым тарелок, но слышит, как она мнётся рядом.       — Нет. Всё заживает.       — А будешь помогать мне с готовкой?..       — Ну да. Что нужно сделать?       Ынбин отвечает не сразу, и Чону почему-то чувствует подвох. У него закрадывается смутное подозрение в тот момент, когда Ынбин шумно вдыхает через рот, набирая в грудь побольше воздуха, и втянуть голову в плечи Чону успевает лишь в последнее мгновение.       — Хули спрашиваешь?! Не догадываешься?! Тупые мужланы, сами никогда не думают! — верещит Ынбин так, что закладывает уши, и бросается в Чону салфеткой. Та тормозит о его шею и упархивает куда-то вниз. — Заебала эта пиздаляндия! Раз поправляешься, начинай помогать! Почему я должна готовить одна?!       Отводить взгляд от миски боязно, хоть Чону и понимает, что никто не отберёт, однако он всё же опирается на правую ногу и пихает Ынбин в бок. Споткнувшись, она оборачивается пугающей бурей.       — Йа!       — Не кричи, я не глухой.       — С вами по-другому нельзя!       Замахнувшись, Ынбин пинает тёмно-коричневую ножку кроссовком на платформе, и, если бы Чону вовремя не схватился за край стола, он бы точно улетел на пол.       Иногда лежать на кровати и ничего не делать приятно.        Сегодня один из тех дней, когда Куну не нужно носиться по дому и исполнять приказы Верховного, поэтому он волен расслабиться и немного отдохнуть. Позже Кун отправиться на поиски Чону (если тот уже проснулся), а сейчас он нежится на хлопковой простыни и читает позаимствованную у Минхёна Библию.       Идиллию Куна прерывает грудное покашливание.       — Что она здесь делает, Кун-а?       Просунув между разваливающихся страниц закладку с мультяшным кроликом (которую одолжила Ынбин, сначала покрыв его с ног до головы грязными словами), Кун переваливается через край верхнего яруса, и Юкхэй приподнимает брови в ожидании. Его крупная ладонь держит фотографию Хуан Ренджуна за самый краешек.       — О, я молился.       — Вы молились на…?..       — Нет, я оставил её у Богородицы, когда моли-       Кун почти падает с двухъярусной кровати, запутавшись в покрывале, и удерживается на балках. Те противно скрипят, зашатавшись, и Кун, перевернувшись через голову, спрыгивает на пол. Юкхэй на секунду расширяет глаза, но никак не комментирует его пируэты.       — Не складывайте в красный угол посторонние вещи.       — Я случайно.       Кун торопливо забирает фотографию и прячет её в потайной карман куртки. Глупость и ребячество, ведь это обычный лист бумаги с краской, однако Кун чувствует, что тот фантомно греет грудь. Примерно так же, как тело Хуан Ренджуна, когда он вдавил Куна в стену. От этих мыслей его смогла отвлечь лишь Библия, и теперь без неё Кун возвращается к тому, о чём думал прошедшие часы.       — Заставьте меня поверить в это. Сможете?       — Сопляк.       — Как стригой может чтить Будду?       А как люди могут быть настолько жаркими? Кун касался и Ынбин, и Чону, но они ощущались иначе. Хуан Ренджун же обжигающий. Он импульс, и Кун не понимает, как пришёл к этому, если они незнакомы. Пара фраз на его родном языке, давящий взгляд сверху и украденный пистолет — достаточно мелочей, чтобы Кун потерял покой.       Он должен найти Хуан Ренджуна.       — Кун-а?       — Секунду, пожалуйста.       Бросившись к единственной здесь тумбочке, Кун раскрывает блокнот и лихорадочно листает исписанные страницы до предпоследней. Сняв клыками колпачок, Кун переворачивает чёрную ручку (такую же чёрную, как и глаза Хуан Ренджуна) и, игнорируя пометки Боры, вписывает своё имя в таблицы с «Ли».       — Что вы исправляете?       — Я добавляю.       Кун не сказал бы, что достаточно энергичен и подвижен. Большую часть времени он безмятежно плывёт по течению и следует за Верховным и его мелкими поручениями, но сейчас ему внезапно хочется действовать. Даже немного жаль, что Верховный объявил паузу. Кун столько лет стоял на месте, что непонятно откуда взявшаяся энергия бодрит. Её необходимо выплеснуть.       — Вы что, решились выходить в пригород?!       — Да! — Кун с гордой улыбкой захлопывает блокнот, и Юкхэй в два шага достигает его. Они обнимаются, причём Юкхэй со всей силы хлопает Куна по спине. — Хочу наконец совершить что-то полезное.       — Необычно видеть вас столь оживлённым, — Юкхэй отстраняется, удивлённо улыбаясь, и Кун кивает. Для него возбуждённость тоже непривычна. Главное, чтобы она не исчезла, едва Кун окажется за пределами территории Древних.       — Хотите услышать кое-что забавное?       — Верховный, — оглянувшись, Кун и Юкхэй собираются присесть на одно колено в приветствии, но Донхёк лениво машет ладонью и прислоняется лопатками к косяку. Он полностью одет в чёрное, на русых волосах — капюшон, а на лице — солнцезащитные очки, и Кун неосознанно хмурится. Минхён в тени коридора сливается со стеной в похожей одежде. — Куда вы собрались в ясный день?       — Перетереть кое-что с Древним Ли Хёнджэ, — Донхёк ухмыляется, и Кун переводит взгляд на Минхёна. Хоть тот и не разговаривает, по его лицу всегда понятны мысли. Получается, что Верховный и он настроены серьёзно. — Пусть тащит задницы остальных Древних в Корею. Напутешествовались уже.       — Вы думаете, они согласятся?       — Меня не волнует их согласие. Считают, что мы с Её Величеством ничего не сделали для вампирского мира? Так вперёд, я отступлю и посмотрю, как они защитят свою территорию, — Донхёк фыркает, изящно вырисовывая пальцем невидимую линию. Кун чувствует, что он либо напряжён, либо напуган, но успешно скрывает это. — Минхён-а, предлагаю пари. Влияние Древних против Слова Королевы. Кто кого, по-твоему?       Минхён в ответ кривит губы и с намёком хрустит суставами. Он разминает кулаки, и ох, насколько это плохой знак. Если Донхёк улыбается даже тогда, когда угрожает, то Минхён не притворяется. Что случилось?.. После окончания Встречи они не были настроены враждебно.       — Что происходит, Верховный? — тревожно озвучивает Юкхэй мысли Куна, умещая ладони на поясе кожаного плаща, и Донхёк со вздохом закатывает глаза.       — Пока что ничего. К тому же, это не ваши проблемы, я разберусь. Лучше вернёмся к забавному. Хочу, чтобы вы похихикали.       — Верховный?..       — Заметили, что на оба вопроса Королевы один ответ? — Кун и Юкхэй не понимают, что он имеет в виду, поэтому Донхёк с усталым взором цыкает. — Она же уточняла, кого кормил Ким Чону, и кто Пробудил Ким Ёнхуна.       — Джэхён, — выдыхает Кун и вздрагивает, едва Донхёк глухо отбивает по скрипящему косяку.       — Верно, молодец. Теперь ясно, почему так важно соблюдать правила? От этого паршивца одни проблемы, — Минхён прочищает горло, и Донхёк заправляет мягкую чёлку солнцезащитными очками. — Мы пошли, мои сладкие. Вы остаётесь за старших. Следите за тем, чтобы с головы Ким Чону не упало ни волоска, в противном случае я засуну вас в гробы, украшенные розами. Особенно следите за его общением с Джэхённи.       Оттолкнувшись от косяка, Донхёк исчезает вслед за стремительно двинувшимся Минхёном, но в следующий миг высовывается обратно, и Кун из-за неожиданности хватается за кобуру с пистолетом.       — Королева сообщила мне, что рядом с ней влияние Ложного ослабевает. Если она предложит перейти в «Ким», вы согласитесь?       — Ни за что.       Кун и Юкхэй ответили одновременно. Они со смешками переглядываются, и Донхёк молча улыбается, на этот раз по-настоящему и чуть благодарно.       После обеда (оказывается, Чону проснулся в три часа дня) он моет посуду не только свою, но и лежащую в раковине, и помогает Ынбин с готовкой. Потом они прибираются на первом этаже, то тут, то там смахивая пыль, и из подвалов поднимается Кун. Он боязливо улыбается, потирая ладони, и Чону останавливается у одной из икон.       — Здравствуй, Чону.       — Привет. Тебе что-то нужно?       — Помнишь, как мы начали чистить катаны? Нужно продолжить.       — Ладно?..       — Эй, нет, сначала ужин!       Выбежав из гостиной, Ынбин бьёт Куна в живот, и тот сворачивается пополам с рваным стоном. Это вызывает у Ынбин коварную ухмылку. Утащив Чону на кухню, она разогревает две порции из приготовленного ранее для людей и усаживается за стол с довольным писком. Кажется, Ынбин тогда в ванной комнате не шутила, потому что порции, как и дневные, огромные.       Чону не привык есть много, однако по привычке суетливо запихивает в рот всё, что ему подкладывают, и вскоре его тошнит. В вампирский подвал Чону спускается, с трудом дыша, и не прекращает потирать солнечное сплетение. Кун ступает рядом осторожно, пряча руки за спиной, и Чону направляет на него пытливый взгляд.       Кун какой-то странный. Обычно он чересчур учтивый и до противного безмятежный, а сейчас кажется другим. Это невозможно, но у Чону складывается ощущается, будто Кун долгое время спал и проснулся только сегодня. В его неживых глазах есть что-то неуловимое.       — Ничего, если мы не будем одни? Спортивный зал — единственное удобное место.       — Мне плевать.       Металлические двери открыты настежь, и благодаря им в коридоре слышны характерные звуки борьбы, скрип обуви и разговоры. У порога Чону замедляется и, заглянув внутрь, обнаруживает то, что ожидал: Джемин и Джено дерутся, не вкладывая реальную силу, Юкхэй блуждает рядом с внимательным прищуром. Заметив в конце зала Джэхёна, придерживающего бёдра Джисона, пока тот качает пресс, Чону поднимает ладонь, но в итоге передумывает. Кун ждёт его у скамей, и Чону садится спиной к стригоям.       — Работы много, поэтому придётся поднажать, — мягко улыбнувшись, Кун надевает чёрные перчатки и выливает на растопыренные пальцы антисептик. Вспомнив, что они делали тогда, Чону моёт руки и вытирает их жёстким полотенцем. — Не забыл, как правильно чистить?       — Нет.       Что-что, а настолько серьёзными провалами в памяти Чону не страдает. Кун уже всё подготовил, даже снял с нескольких катан рукояти, и Чону забирает со скамьи полировочный камень и специальное масло. Отработав последовательность действий ещё в тот день, Чону невольно отключается и отстранённо прислушивается к гулу мужских голосов.       Может, стоило окликнуть Джэхёна и поздороваться? Так они вроде недавно здоровались. Должен ли Чону подходить к нему всякий раз, как видит его? Когда Джэхён предложил начать всё по-другому, он имел в виду отношения? Получается, чувства Чону — это симпатия? Есть ли определённые правила, которым придётся следовать? Очевидно, что у него нет ни опыта, ни «идеального представления», но в том месяце они с хёном смотрели популярную дораму, и происходящее в ней не понравилось Чону. Оно показалось ему клеткой, и-       — На твоём месте я бы радовался, — усмехнулся самый крупный воспитатель, придавив его к собственной рвоте на полу. Чону стошнило, когда крупные пальцы воспитателя заставили его проглотить затушенную о шею сигарету. — Кто ещё будет проявлять к тебе столько внимания? Ты же урод. Надеешься на светлое будущее? Ха. Даже если ты выйдешь отсюда через пару лет, ни один адекватный человек не посчитает тебя достойным. Ты существуешь лишь для потехи. Никто не полюбит тебя.       — Чону?..       Чону вскакивает, со звоном роняя очищенный клинок, и чуть не сворачивает железный таз с водой. Дышать тяжело, воздух выходит из лёгких маленькими порциями, и Чону сворачивается, оперевшись на скамью и зажав футболку у груди. Не стоило снимать худи, без него совсем холодно, и замерзающие пальцы трясутся.       — Ким Чону.       Никто и не представляет, как он устал. Эти бесконечные слёзы, вечные переживания и грусть. Чону и хён прошли через девять кругов персонального Ада и не успели перевести дух, как попали на десятый. Тех, кто хорошо относится к Чону, можно пересчитать по пальцам, но они всё же есть. Только кому в данном случае верить? Самому крупному воспитателю, который называл Чону чудовищем, или Джэхёну, сказавшему, что он замечательный?       Как отличить ложь от правды?       — Чону, я здесь, — Джэхён перескакивает через скамью, нечаянно проезжая по клинку, и Чону сдавливает скрюченным пальцами его предплечье. — Ты в порядке?       — Н-не уверен.       — Тогда немножко поменяем обстановку.       Чону чувствует, что на них смотрят остальные, но едва ли переживает из-за этого. Джэхён наклоняется, вглядываясь в его лицо, а затем приседает, и Чону испуганно ухает. Он вдруг оказывается в воздухе, и Джэхён закидывает его на надплечье, схватив за бёдра.       — Джэхён, что ты делаешь? — изумлённо спрашивает Кун сзади, и Чону так удивлён, что забывает о том, что начал задыхаться. Чтобы не свалиться, он цепляется за растянутую футболку Джэхёна на пояснице, и к голове мгновенно приливает вся кровь. — Поставь Чону.       — А вот не поставлю.       — Джэхён, ну прекратите, — грохочет Юкхэй, что Чону лишь слышит. Он не представляет, что делать, когда ощущает, как лопатки Джэхёна под его предплечьями двигаются из-за смеха. — Пожалуйста, поставьте господина Чону на место.       — Не-а. Я считаю, что место моего мужика на руках, — Джэхён заносчиво фыркает, развернувшись к выходу, и начинает идти. Плавно качнувшись, Чону усиливает хватку на его футболке. — Вернусь не скоро, Джисон-хён, побей пока грушу.       — О-о, обязательно. Я разорву её, как жалкого человечишку! Создатель останется доволен своим рабом!       Джисон разряжается кровожадным смехом, возводя к потолку растопыренные пальцы, и плотоядно улыбается. Обернувшись через плечо, Джемин крутит указательным пальцем у виска, и обездвиженный его бёдрами Джено с усмешкой закатывает глаза. Это последнее, что видит Чону. Дальше только грязно-серые стены, дверь, и Джэхён опускает его на ноги у лестницы.       — Ничего, что я так? — Чону неловко пожимает плечами, и в неестественном освещении кончики ушей Джэхёна выглядят ярко-красными. — Прогуляемся?       — А мне разве можно? Я же обязан чистить катаны.       — Знаешь, Верховный тоже много чего обязан, однако…       Джэхён не договаривает, с приподнятыми бровями протягивая ладонь, и Чону берёт его за руку. Их пальцы переплетаются, словно так и должно быть, и в груди Чону становится тепло. Он неуверенно улыбается, пряча глаза, и Джэхён тянет его к древним ступеням.       На дворе ночь и по-осеннему неприятный ветер, и, выйдя на крыльцо, Джэхён встряхивается всем телом. Чону молча соглашается с ним, поёжившись.       — Куда мы выперлись? — на песчаной дорожке Джэхён топчется около Чону, затем сгибается до его уровня и резко вжимается в плечо. Чону единожды пошатывается. — Чур кто живой, тот и греет.       — Эй!       — Тс, грелки не умеют разговаривать.       — Чон Джэхён!       Джэхён переворачивается, вжимаясь в Чону спиной. Чону давит подбородком между его лопаток, чтобы отодвинуть, и это приводит к обратному эффекту: Джэхён начинает облокачиваться, перенося вес.       — Ты тяжёлый.       — Чего ты хочешь от восьмидесяти кило?       — Давай просто вернёмся за куртками?       — Какую же мне тогда отмазу использовать для обжимашек?       — Зачем тебе отмазы?       Чону автоматически обвивает живот Джэхёна руками, и тот разворачивается. Он смотрит недоверчиво, на что Чону с намёком давит на его грудь и вдруг давится сильным порывом воздуха. Джэхён на вампирской скорости перемещается, и Чону зависает с поднятыми предплечьями.       — Держи. Подозреваю, что это твоё, раз Бини кинула его в «мою грязную морду», — Джэхён появляется несколько секунд спустя с чёрным худи, кожаной курткой и плащом. Чону одевается и, запустив ладони в карманы куртки, хмурится. — Чего?       — Это не моё.       Вытащив складной нож Сончана, Чону машинально выпускает лезвие, но Джэхён цыкает и тут же отбирает его.       — Стоямба.       — Я ничего не планировал.       — Знаю, однако ты и представишь не можешь, что произойдёт, если хён потеряет его. Джисон-хён тут удавку недавно проебал, так Минхён-хён их еле-еле разнял, а он самый сильный.       Кивнув, Чону раздевается, и Джэхён плавно исчезает, возвращаясь с его курткой. Теперь это точно она, Чону узнаёт заклёпки на вороте.       — Минхён самый сильный из «Ли»?       — Из всех. Ты бы видел, как он клыками бетон крушит, это пиздец, — Чону расширяет глаза, и Джэхён предлагает ему ладонь. Их пальцы, как и у лестницы, переплетаются, и становится теплее. Даже одежда греет не так. — Пойдём пошляемся и поговорим наедине.       — А ты самый в чём?       — В выебонах, — Джэхён ухмыляется, ведя Чону за дом, прямо по пожухлой траве, и он с тоской провожает скрывающийся особняк «Чхве». Скорее бы встретиться с хёном. — Если серьёзно, то у меня хорошая реакция. Ещё я безбашенный, поэтому ведущий Охотник. Сейчас Верховный, наверное, жалеет. Хе-хе, сам виноват.       — Мне казалось, что Джисон самый безбашенный.       — Не, он просто бывший драматург. А так божий одуванчик. И плачет, когда летом Бини травит насекомых, — заметив, что его дыхание выходит белёсым облачком, Чону старается сделать наиболее долгий выдох и в итоге кашляет. — Йа, ты меня слушаешь?       — Угу.       — И что я сказал?       — …божий одуванчик плачет из-за насекомых?       — Да сейчас, — Джэхён смеётся и останавливается, вынуждая Чону повернуться к нему. Чону двигает замерзающим носом и задирает к Джэхёну голову, но тот уже не улыбается. — Давай кое-что обсудим?       — Ты про то, что случилось в спортивном зале?       — Да.       Вместо ответа Чону подшагивает ближе и обнимает Джэхёна за поясницу, уткнувшись лбом в выпирающую ключицу. Джэхён умещает подбородок на его макушку, обхватывая за плечи, и Чону судорожно выдыхает. Скрывать что-то не в его духе, но признаваться не хочется. Джэхён красивый и уверен в себе, а Чону…       — Я хочу помочь, но не говори, если это что-то личное.       — Нет, не личное, — Чону встаёт на носочки, чтобы спрятаться в изгибе шеи Джэхёна, и бессознательно вдыхает. Джэхён пахнет, как обычный человек: немного потом, резким дезодорантом, от которого щиплет в носу, и чем-то естественно мягким. Знакомым. Это слегка унимает волнение. — Когда ты предложил начать всё по-другому, ты говорил про отношения?       — М-м, наверное? Я не хочу давить на тебя ярлыками.       — Ты не давишь, — опустившись на пятки, Чону заправляет за ухо пару осветлённых прядок и смотрит поверх плеча Джэхёна на убывающую и размытую вдали луну. Без неё было бы совсем темно. — Я просто в этом не разбираюсь.       — Я на самом деле тоже не особо, — стукнув клыками, Джэхён скользит ладонью по руке Чону и переходит на его бок. — Ты будешь у меня первым.       — В смысле? Ты же не девственник.       — Чону, ты мой член сосал, какой нафиг девственник? — Чону прикусывает нижнюю губу и пытается отстраниться и спрятаться, но Джэхён перехватывает его за куртку. — Ты меня не так понял. Я про что-то… настоящее?..       — Я всё равно не понимаю, — голос Чону затихает. Он опускает голову, и Джэхён берёт его лицо в ладони, большие пальцы очерчивают скулы. — Мне столько времени говорили, что я жалкий. Что я чудовище. Уродливый. Они смеялись, что я никому не буду нужен, а ты… Я не понимаю, кому верить.       — Если я сейчас назову тебя шишкой, ты начнёшь считать себя ею? — когда Чону лишь смотрит на него, не моргая, Джэхён мягко, совсем мягко улыбается. — Я уверен, что нет. Так почему ты думаешь, что какой-то не такой из-за чужих слов? «Миринэ» — это часть, не ты целиком. В тебе ещё скрыто столько всего, что подавляли на протяжении долгих лет, а ты не видишь. Ты старательный. Ты догадливый и очень преданный, и я не знаю, как показать тебе это.       Чону вдыхает полной грудью знакомые запахи осеннего леса, и Джэхён отпускает его. Он внезапно уходит вниз, присаживаясь на колени прямо в траву, и берёт Чону за ладони.       — Пожалуйста, поверь мне. Позволь исправить прошлые ошибки и доказать, что я не они.       Чону замирает, сжав дрогнувшие пальцы. Сложно описать то, что он видит на лице Джэхёна. Там и явный, оголённый страх, и твёрдая клятва, и хрупкое ожидание. И когда всё стало настолько серьёзным?       — Тебе не нужно ничего доказывать, я не прошу, — Чону садится перед Джэхёном, игнорируя то, как мокнут спортивные штаны. — Ты можешь… просто быть рядом? Я хочу разобраться во всём, что чувствую.       — Ты-то зачем на колени? — Джэхён с горечью хмыкает, отводя взгляд на непроглядный лес за забором, и Чону качает головой. Положив ладонь на шею Джэхёна, Чону привлекает его внимание и указывает на шрам, заканчивающийся у ярёмной впадины. — О, точно. Я не извинился, что-       — Я не про это. Я попытаюсь поверить тебе, потому что безумно хочу. Но не делай вид, что только я заслуживаю хорошего отношения. И раз я твой Разорванный Горлом… — Чону страшно смотреть Джэхёну в глаза, поэтому он обнимает его и зажмуривается. Его пальцы случайно скользят по гладкому материалу плаща. — Я обещаю в ответ отдавать столько крови, сколько нужно.       — Чону…       — Нет, Джэхён. Мы же договорились вчера начать всё по-другому. Того, что было на Чирисан, больше нет. Я готов кормить тебя, так что не спорь. Ты не используешь меня, — Джэхён крепко обнимает его за поясницу, прижимая к себе, и Чону чуть не заваливается. Свободной ладонью он касается волос Джэхёна на затылке. — Спрашиваешь, зачем я на коленях? Затем, что с этого момента мы вместе и равны. Если ты пойдёшь вниз, я пойду с тобой. Не считай меня слабым и неспособным.       — Ложный боже, как ты мне нравишься, — выдыхает Джэхён и вдруг падает, совсем как вчера. Чону валится в траву вслед за ним, ёжась из-за холода и влаги, и чувствует на шее мягкие губы. Джэхён зацеловывает шрам Разорванного Горлом и бледные шрамики-ожоги от сигарет самого крупного воспитателя, и Чону неуверенно кладёт ладонь на его грудь в попытке остановить. Щекотно. — Ты пипец маленький и миленький, как котёнок.       — Хандон-нуна… всегда мечтала о котёнке.       — Хочешь, я куплю?       — У тебя есть деньги?       — Ну, не у меня, но есть. Клан «Чхве» из-за старого Договора обеспечивает наш. Ты знал, что Чхве Юджин самый богатый вампир в Корее? Я могу купить тебе всё.       Чону не привык к нежностям, особенно к таким, но они не противны. Скорее в новинку, и Джэхён обхватывает его за талию. Чону прячет голову в плечи, сбегая от крупных мурашек на загривке, и Джэхён шумно дышит ему в ухо.       Это и есть симпатия? Какие-то чувства? Когда кто-то рядом, держит тебя в руках, и от этого… хорошо? Может, даже безмятежно? Как будто ты находишься там, где должен быть.       Чону надеется, что так и есть.