يقبرني

Я не живой, я всего лишь дышу.

      Ёнхун крепко обнимает его, целует в обе щёки, и Чону широко улыбается. Впервые за долгое время он чувствует себя дома, и от этого становится хорошо-хорошо.       — Ты выглядишь здоровым, — Ёнхун внимательно осматривает Чону, встряхивает за ладони и в итоге опускает свои на его талию. — Тебя никто не обижает?       — Нет, — хочется похвастаться, поэтому Чону гордо расправляет плечи. — В «Ли» есть одна девочка, Ынбин, я помогаю ей с готовкой.       — Ой, правда?       — Теперь я готовлю лучше тебя, — Чону смеётся, пересаживаясь на колени, и умещает на них переливающегося всеми цветами кролика. Оказалось, у того есть несколько режимов. — А ты чем занимаешься в «Чхве»? Тебя-то не обижают?       — Пока ничем. Меня тоже не обижают.       — Точно? — приподняв брови, Чону оборачивается через плечо. Джуёна в полумраке найти не удаётся. — Не врёшь?       — А кто может обижать меня?.. Там вроде дружелюбные вампиры.       Ёнхун выглядит удивлённым, и Чону так и подмывает рассказать о Чирисан, однако он решает не делать этого. Если Джуён хоть как-то обидит хёна, он сразу разберётся с ним. Не сам, конечно, с помощью Джэхёна, но всё равно, пусть Джуён только попробует.       — Хён, — Чону меняет тему, прислоняясь к каменистой стене. Ёнхун вопросительно мычит, и Чону на мгновение зависает на его бордовых глазах. Такой облик хёна ещё не совсем привычен. — Что ты делал после Пробуждения? У меня не получилось найти тебя.       — Я тоже искал тебя по всему пригороду.       Прикусив губу, Ёнхун вдруг чертыхается и зажимает уголок губ костяшкой. Чону догадывается, что он порезался клыками, поэтому молча лезет в карман-кенгуру на худи и вытаскивает шёлковый платок с вышитым «Чхве». Чону обнаружил его прошлой ночью среди вещей, привезённых в «Ли», и очень обрадовался. Хоть какая-то частичка Хёнджэ-хёна осталась с ним.       — Откуда он у тебя?       — Мне кое-кто подарил его. Тебе что-нибудь говорили о Древних? Одного из них зовут Ли Хёнджэ-хён.       — Я что-то слышал… Это тот Древний, который живёт на Чирисан?..       — Да! Хён очень заботливый! Я хочу, чтобы вы познакомились.       Ёнхун неуловимо меняется в лице, и, если бы Чону не знал его хорошо, он бы не понял. Однако Чону знает хёна чуть ли не лучше себя, так что тут же замечает, как его губы дрогают и улыбка приобретает кислый оттенок. В следующую секунду Ёнхун встряхивает длинными волосами и прикладывает ко рту сложенный платок.       — Хён?..       — Нет, ничего. Просто удивлён. А как вы познакомились? — Ёнхун прищуривается, словно уже осведомлён обо всём, а особенно о Хёнджэ-хёне. Взгляд Ёнхуна становится строгим, и Чону опускает глаза. Сейчас его будут ругать. — Что ты вообще делал на Чирисан?       Чону молчит, втягивает голову в плечи и безуспешно пытается испариться. Бесполезно, раз Ёнхун теперь видит в темноте. Они будто возвращаются на несколько недель назад, когда Чону принёс шестьдесят три балла за контрольный тест. Ебучий китайский.       — Ким Чону, я спрашиваю, что ты делал там с двумя взрослыми стригоями?       — Что?.. — Чону давится воздухом, и Ёнхун скрещивает руки на груди с выгнутой бровью. — На что ты намекаешь?..       — А ты как думаешь? На что я могу намекать после того, как узнал, чем ты занимался, пока я работал днями и ночами? — шипит Ёнхун, и его длинные клыки цепляются за губы. — Хорошо, Его Высочество рассказал, что Чон Джэхён исп-       — Джуён тоже был там! В отличие от него, ни Хёнджэ-хён, ни Джэхён не трогали меня. Он би-       — Ким Чону-щи!       Его имя глухо отражается от каменных стен, и Чону затихает. Им нужно успокоиться, потому что хёна злить нельзя. Чону уже видел, что происходит во время его злости. Тогда им не позволили попрощаться с Хандон-нуной после её самоубийства, и… Ёнхуну наложили двенадцать швов. Если Чону выпускает раздражение сразу, то хён копит его до тех пор, пока не взрывается, и это… страшно.       — Хватит кричать.       Незнакомый Чону вампир кривится, закрывая ухо подушечкой указательного пальца, и ярко-алые глаза в полумраке вспыхивают. Сидящий около него Джемин с усмешкой закатывает глаза.       — Да ладно тебе, Хви.       — Пойду найду Его Высочество.       Поднявшись, Ёнхун отряхивает классические штаны бёдрах и коленях, и Чону выдыхает через рот. Не этого он ждал от столь желанной встречи.       — Хён…       — Что?       — Не обижайся на меня, пожалуйста.       — Я не обижаюсь, я расстроен. Чон Джэхён использует тебя, а ты не понимаешь.       — Он не использует меня!       — Да? Кормление тогда что?       — Он умрёт без моей крови.       — Хорошо, пусть умирает, — Ёнхун говорит это так легко, что в груди Чону всё падает. Почему хён не понимает, что Чону никто не заставляет?       — Как ты можешь говорить такое про своего Сира?       Это останавливает Ёнхуна у начала нового коридора. Повернувшись, он пожимает плечами, и на его лице играет полное безразличие.       — Насколько я знаю, моего Сира зовут Чхве Юджин-щи.       После это Ёнхун скрывается во тьме, и Чону обхватывает переливающегося кролика обеими руками. Хён слишком категоричен. Его мнение о Джэхёне не то что расстраивает, оно убивает. Чону привык слушаться, даже если не всегда согласен, но сейчас… неужели ему придётся отказаться от Джэхёна?       Что угодно, только не это. Прошу.       Чону готов позорно разреветься перед бессмертными существами, когда всё тот же незнакомый вампир пинает его пяткой классической туфли и протягивает изящно выставленные пальцы.       — Ли Дэхви.       Чону пожимает его руку, невольно обращая внимание на сапфировые чётки, выглядывающие из-под рукава пиджака. Чону их уже где-то видел, и на его немой вопрос отвечает Джемин, почесав лодыжку. Под его спортивными штанами прячутся такие же бусины.       — Ты стригой?       — Ещё чего, — Дэхви фыркает, словно его оскорбили, и второй неизвестный Чону вампир срывается с места. — В «Чхве» нет места грязным, грешным-       — Я тоже хочу-у-у-у! Я Ким Сону! — ноги Сону заплетаются, из-за чего он падает на колени Джемина и тянется к Чону. Тот вздрагивает, потому что его ладонь трясут изо всех сил. — Я тоже высший! Привет, Чону! Приятно познакомиться!       — П-привет, Сону.       — Ты очень красивый! Приятно видеть новое лицо!       — Спасибо?..       Сону лохматый и выглядит неопрятно: галстук еле завязан, чёрный пиджак мятый, а на белоснежной рубашке кровавое пятно. Чону мало что знает о «Чхве», но Сону кажется исключением. Если остальные вампиры такие же, как Ли Дэхви, Джуён и Чхве Юджин, то Чону этот Клан не нравится. «Ли» более дружелюбные и настоящие. Эти же… снобы с фальшивыми улыбками, готовые в любой момент вытащить заточенный нож из-за спины. Хёнджэ-хён, наверное, второе исключение.       Куда попал Ёнхун-хён? Это потому он против Джэхёна? На него плохо влияют?..       Настроение после такого портится окончательно, и, освободив руку из хватки Сону, Чону встаёт. Нажав на голову кролика, чтобы оставить розовый свет, Чону подходит к Юкхэю, и тот мгновенно отвлекается от Библии в руках.       — Вам что-то нужно, господин Чону?       — Я могу вернуться в нашу с Джэхёном комнату?       — Конечно. Дойдёте самостоятельно?       — Ну да.       Задержавшись, Чону думает попросить Сону и Дэхви позаботится о хёне, но потом вспоминает его последние слова и раздражённо топает в сторону коридора, который выведет его к подвалу «Ли». В следующую встречу Чону точно будет стоять на своём. Да, хён волнуется за него и считает слишком маленьким, но Чону скоро девятнадцать! Он столько пережил за последний месяц, что имеет право решать самостоятельно.       Ни он, ни Ёнхун больше не зашуганные дети. Даже если «Миринэ» не отпускает их, они всё равно выросли.       Выключив кролика на освещённой кухне, Чону пересекает её и направляется к лестнице. Когда она заворачивает на второй этаж и свет с первого ослабевает, Чону в кого-то врезается и, чуть не упав, хватается за ненадёжные перила.       — Ай! — сморщившись, Чону включает ночник обратно, и мягкий оранжевый охватывает чей-то острый подбородок и лёгкую щетину. Это Минхён, загородивший проход, и Чону цыкает. — Дай пройти.       Продолжая молчать, Минхён зеркалит следующий шаг Чону и складывает руки перед собой. Его вампирские глаза не выдают эмоций, и Чону, не сдержавшись, хлопает Минхёна по плечу.       — Язык проглотил?! Свали с дороги!       — Не старайся, он не ответит.       Донхёк бархатно хмыкает, наступая на скрипучую ступеньку за спиной Чону, и он оборачивается. Салатовое освещение ночника отражается и на его лице, едва Донхёк поднимается и внимательно осматривает Чону с ног до головы.       — Почему?       — Видишь ли, ему подрезали язык.       — Чего?! За что?       — За то, что защищал своих подчинённых, — оказавшись около Минхёна, Донхёк опирается на его надплечье локтем и с поддельной заботой стряхивает с щеки невидимую пыль. Минхён стискивает клыки, из-за чего проступают его точёные скулы. — Не делай добра, не получишь зла, верно?       — Что вам нужно?       Чону машинально отступает, перехватывая кролика у груди, и напрягает пальцы. Последний раз, когда он остался наедине с Донхёком и Минхёном, закончился его почти-смертью, и Джэхёна сейчас рядом нет.       — Бини на днях отметила твою помощь с готовкой и уборкой, а Кун передал, что ты быстро учишься оружейному искусству. Я считаю, что любое рвение необходимо поощрять, — широко улыбнувшись, что никак не отражает его настоящее настроение, Донхёк склоняет голову. — Учебники, тетради, игрушки, одежда, техника, телефон, компьютер — проси всё, что хочешь.       — Я ничего не хочу.       — Не руби сразу. Подумай, в чём ты нуждаешься? Разорванный Горлом заслуживает-       — Ты не сможешь купить меня, — цедит Чону, перебивая, и Донхёк с насмешкой приподнимает брови. Он удивлён, и это на миг сбивает Чону с толку. — Боишься, что я не стану кормить Джэхёна?       — О, радость моя, о таком я даже не думаю, — оттолкнувшись от Минхёна, Донхёк плавно ступает вперёд, и Чону отскакивает к стене. Донхёк всё равно подходит близко, и его тягучий голос понижается. — В «Ли» не покупают. Благодарят. И, раз ты отныне часть нашей семьи, я проявлю благодарность советом.       — Я не нуждаюсь в твоих тупых советах.       — Спрячь когти, котёнок.       Чону цыкает, и Донхёк цепляет его подбородок. Длинные ногти впитаются в кожу, сдавливая и скручивая, и Чону сжимает губы, чтобы заглушить болезненный стон. Если бы не Минхён, Чону давно бы врезал Донхёку, но он помнит, как тот чуть не задушил его.       — У тебя есть шанс ступить на новый путь. Не имеет значения, откуда ты пришёл и как жил восемнадцать лет до этого, в «Ли» ты можешь стать другим человеком, — Донхёк оставляет глубокие точки-порезы, что заставляет Чону скривится. — Выкинь прошлое за стены нашего дома.       Чону сглатывает, и Донхёк отпускает его. Потом он облизывает палец, несмотря на сопротивление проводит им по ранкам, размазывая вампирскую слюну, и перебегает на шею. В шрам Разорванного Горлом упирается мизинец с самым длинным ногтем.       — Я больше не трону тебя, Ким Чону. Даже не стану вмешиваться в ваши с Джэхёном отношения. Взамен пообещай, что при следующей Встрече не признаешь Королеву стригоев матерью.       — Это не моя мать, — почти рычит Чону, стряхивая ладонь Донхёка. Он даже думать о Ким Чоён не хочет. Эта женщина предала его, оставив у порога «Миринэ».       — Правильно, Ким Чону. Лучше поинтересуйся, где твой отец, — Донхёк щёлкает пальцами. Минхён отодвигает край кожаной куртки, вытаскивая что-то из внутреннего кармана, и в синих бликах появляется маленький блокнот из чёрной кожи. — Внимательно прочитай это.       — Не буду я ничего читать!       — Ложный боже, как с тобой сложно, — усмехнувшись, Донхёк против воли впихивает блокнот в свободную ладонь Чону. — Серебро, вербена, осина, дикие розы — запомни каждую слабость вампиров ради собственной безопасности.       — Какие ещё дикие розы, — бормочет Чону, толкая Донхёка плечом, и наконец поднимается на второй этаж. В последнюю ночь на Чирисан Хёнджэ-хён говорил, что те цветы часть древней традиции, и Чону скорее поверит ему, чем пытавшемуся убить его вампиру.       В комнате Чону раздевается, бросая куртку, худи и блокнот на пол, но затем вспоминает, как Сончан отчитал его в душевой, и развешивает одежду на спинке стула. В ожидании Джэхёна нет смысла, поэтому Чону забирается на кровать и мигом засыпает.       Утром он следует установившемуся расписанию: принимает душ, снимает уже ненужные повязки и пластыри и одевается. После подвала Чону завтракает в компании привычно крикливой Ынбин и помогает ей с готовкой. Они немного разговаривают о мелочах, в основном о том, как Ынбин составляет меню на недели вперёд, и чем Чону кормили в «Миринэ», а потом на кухню заглядывает Кун. Это тоже становится частью расписания. На прощание щёлкнув Ынбин по лбу и получив в ответ звонкий подзатыльник, Чону слезает со стула и присоединяется к Куну.       — Вы… подружились? — с мягкой улыбкой спрашивает тот, едва дверь захлопывается и обрывает возмущённое ругательство Ынбин. Чону пожимает плечами, тщательно расчёсывая взбившиеся пряди на затылке. — Это хорошо, я рад.       — Тебе-то какая разница? — Чону закатывает глаза, но делает это не злобно, и чешет замерзающий нос. С каждым днём осень набирает обороты, и в доме становится только холоднее.       — Да нет… я…       Кун не договаривает, прочищая горло, и Чону бросает на него подозрительный взгляд. Что же с ним не так? Чону до сих пор не может понять, какие чувства у него вызывает Кун. Он вроде раздражает, а вроде не особо. Единственное, что до сих пор бесит — Кун слишком учтивый, из-за чего кажется неестественным.       Так они и доходят до спортивного зала в тишине. Металлические двери, как обычно, открыты и не скрывают гул мужских голосов. Чону прислушивается, пропуская Куна, и, когда он заходит вслед за ним…       — Зачем сжигать тела, если их можно сожрать? — рычит Джисон, высовывая окровавленный язык, и Чону резко останавливается. Его внимание, однако, привлекает не Джисон.       — Какое сожрать, хён, ты тю-тю?       Джэхён качает головой с поражённым вздохом и комкает в руках чёрную футболку. На нём лишь спортивные штаны, которые сидят низко, открывая край нижнего белья, и у Чону внезапно пересыхает в горле. Он откровенно пялится на голый торс Джэхёна. Тот вспотел, скорее всего, после тренировки, бледная кожа блестит под яркими лампами, и щёки Чону колет.       — О, Чону, привет, — Джэхён подскакивает к нему, и Чону невольно отступает. Исходящий от Джэхёна жар чувствуется и на расстоянии. — Ты во сколько сегодня спать пойдёшь?       — Ещё н-не знаю, — Чону промаргивается, смотря Джэхёну в глаза, чтобы не смотреть на то, что ниже, и натягивает на подрагивающие пальцы рукава худи. Он не хочет знать, почему они подрагивают. — А что?       — Покормишь меня? Я ночью в пригород поеду.       — Х-хорошо.       — Зачем спрашиваешь? Нужно просто брать и глодать.       Джисон жутко хохочет, запрокидывая голову, и это на мгновении отрезвляет. Он тоже без верха, что никак не действует на Чону, и Джэхён фыркает. Затем он хватает Джисона за загривок и вываливается вместе с ним из спортивного зала. Слышится приглушённый стук, и Джисон по-волчьи воет.       — Ой, ужастики какие, — Кун поводит плечами, встряхивает чёрными волосами и проходит к скамьям и закрытым ящикам. Чону остаётся у порога, поправляя мягкую ткань худи, и пытается осознать произошедшее. — Чону, тебе поплохело?       — Что?..       — Ты покраснел.       — Н-нет, это…       Чону касается горящих щёк, а потом хлопает себя по лицу. О чём он думает? Джэхён снял футболку, потому что взмок, в этом нет ничего странного, Чону тоже потеет. Так почему он настолько всполошился? Это из-за предстоящего Кормления?       Вспомнив, чем оно дважды закончилось, Чону падает на пол у колен Куна и прячется в скрещенных предплечьях. Если Джэхён признался ему в симпатии, это ещё не значит, что он в самом деле хочет его. Сейчас Договора нет. Джэхён дома, и ему не нужно искать вариант для быстрого перепихона.       — Ложный Бог, — бормочет Чону, разворачиваясь, и стукается лбом о лакированное дерево. — Перестань думать об этом, дубина. Ты извращенец.       — Чону, ты меня очень пугаешь. Что с тобой творится?       — Ничего.       Забравшись к Куну на скамью, Чону скрещивает ноги и льёт на ладони предложенный антисептик. Дальше спортивный зал погружается в ненапрягающую тишину, и Чону отпускает смущающие мысли. Ему нравится очищать катаны, потому что это дело заставляет его чувствовать себя полезным. Приятно хоть в чём-то разбираться.       Чону только сегодня замечает, что работать в компании Куна не так плохо, как он посчитал в самом начале. Да, вероятно, у Куна есть «стригойские» тараканы, но у кого в этом Клане их нет? Чону и сам далёк от идеала.       — Представляешь, с этим видом оружия мы закончили, — спустя три часа Кун улыбается, возвращая клинок в рукоять, и укладывает последнюю катану обратно в ящик. Чону мычит, вытирая пыльные ладони о спортивные штаны. — Чем бы ты хотел заняться дальше?       — Можно стилетами? — уточняет Чону, не забыв о жалобах Джэхёна в коридоре подвала. Кун, не прекращая улыбаться, кивает и резко оборачивается к металлическим дверям. Через секунду в них бесшумно появляется Джемин. — Привет.       — Приветик.       — Мы сейчас уйдём, — начинает Кун, но Джемин незаинтересованно машет ладонью и наставляет на Чону указательный палец с решимым выражением лица. — Джемин?..       — Время пришло, Ким Чону-щи. Подымай свою маленькую жопу.       — У меня немаленькая… — Чону замолкает, отталкивая от себя руки Джемина, но тот против воли сдёргивает его со скамьи и толкает в сторону потрёпанных матов. Кун растерянно моргает. — Что ты делаешь?       — Ты согласился поучиться самообороне, забыл? Разминайся.       — Ох, в таком случае оставлю вас. Продуктивной подготовки, — закрыв ящик на замок, Кун отодвигает его к остальным у стены и перекладывает также инструменты для очистки. Джемин на прощание вежливо кланяется старшему, и Чону на автомате повторяет за ним. — Только не переусердствуй, Джемин-а. Помни, что Чону человек.       — Да-да, Кунни-хён, помню, — когда Кун исчезает, Джемин поворачивается и подпирает бока кулаками. Его тёмная бровь выгибается. — Тебя не бесит это?       — Что именно?       — Что тебя считают слабым и маленьким?       — Я не такой.       — Вот оно, — Джемин с намёком склоняет голову, и Чону понимает, о чём он говорит. Хоть кто-то, не считая Джено, не воспринимает его слабаком. — Я что сказал? Разминайся.       Джемин слишком бойкий, но после Ынбин это не напрягает. Стянув через голову худи, Чону отбрасывает его на скамью и снимает кроссовки вслед за Джемином. Тот уже крутит предплечьями.       — А где Джено?       — Кое-чем занят.       Довольно загадочный ответ, и Чону прищуривается. Он не до конца составил мнение о Джемине, поэтому не продолжает разговор и молча выполняет вслед за ним лёгкие упражнения. Раньше Чону не занимался спортом, так что его суставы громко щёлкают и хрустят, как те чипсы, которыми его недавно угощала Ынбин, и Джемин очевидно слышит это, потому что выпускает тихий смешок.       — Сегодня загружать тебя не буду, но имей в виду, что зарядку нужно делать каждый день. Можешь ещё включить в неё бег.       — Хорошо.       — Начнём?       Перейдя на мат, Джемин зачёсывает падающие на лоб чёрные волосы, и Чону осторожно ступает на прогибающийся материал. Едва пристальный взгляд Джемина скользит по его телу, не останавливаясь ни на чём конкретно, Чону становится немного неловко. Он вспоминает, как Джуён разглядывал его перед первым обучением.       — Блин. Айщ. Ё-моё. Ладно, врать не буду, изначально я реально хотел научить тебя драться, но сейчас как-то не уверен. Если кто-то из вампиров решит тюкнуть тебя, ты не сможешь отбиться.       Вновь уперев кулаки в бока, Джемин обходит Чону и задумчиво толкает языком щёку. Чону прячет руки у груди, игнорируя ощущение, будто он экспонат, а Джемин — посетитель выставки.       — Джуён говорил, что я должен следить за Чутьём и успеть отпрыгнуть.       — Джуён? Ли Джуён-щи? Ты про Его Высочество?! — Чону скромно дёргает подбородком, на что Джемин присвистывает. — Ты его по имени зовёшь, ничего себе.       — Так… получилось.       — Его Высочество прав, кстати. Если вампиры используют скорость, всегда есть момент, где они «настраиваются», — закончив круг, Джемин встаёт перед Чону. — Больше не называй Ли Джуёна-щи по имени, ладно? Так нельзя. Донхёк не любит, когда опускают вампирские статусы.       — Тогда почему ты Донхёка по имени называешь?       — А мне можно, — Джемин с хитрым прищуром улыбается, и странно, но Чону непроизвольно улыбается в ответ. Что-то есть такое в Джемине, благодаря чему Чону хочется довериться и послушаться. Следующее Джемин говорит шёпотом: — Я серьёзно, Ким Чону. У стен есть уши.       — Да, Джено уже сообщил мне.       — О, вы с ним разговаривали? — улыбка Джемина полностью меняется, становясь мягкой, лаже больше нежной, и Чону угукает. — Он небось тебе про неё все уши протрещал?       Когда Чону одними губами произносит Хэрим?, Джемин согласно моргает, и Чону моргает в ответ.       — Он постоянно о ней думает, что очень мило. Что не мило, так это то, что из-за Очарования мне приходится думать тоже, — Джемин строит забавную гримасу, расширяя ноздри и выпячивая губы, и Чону хмыкает. — Про секс молчу, эта хрень меня скоро до ручки доведёт.       — В смысле? Ты возбуждаешься из-за Очарования?       — Не, знаешь, это как зуд под кожей. И лёгкая тошнота. Но не забивай голову, мы сами не до конца понимаем нашу Связь. Мы ж единственные Очарованные, — Джемин отводит с лица мешающуюся чёлку. — А вообще… я чё-то думаю сейчас… ладно секс, но хорошо, что влюблённость Джено не передаётся. Было бы неловко.       — Ну да, ты же встречаешься с Ли Дэхви… — задумчиво произносит Чону. Память услужливо подкидывает воспоминание, как в подвале Дэхви присел перед Джемином на колени, и они странно улыбнулись друг другу. — У вас ещё чётки парные…       — Тебе кто-нибудь рассказывал о слабых местах вампиров? — Джемин расправляет плечи и тычет пальцем в подпрыгнувший кадык. Смена темы настолько резкая, что Чону глупо смотрит на Джемина с приоткрытым ртом. — Если нет, то зырь: это шея, сердце, ну и голова. Можно ещё с Чутьём поиграть, пошуметь там или яркий свет использовать. У тебя есть что-нибудь серебряное?       — Раньше… было, — тихо отвечает Чону, — я попрошу Ынбин купить.       — Обязательно попроси. Защита есть защита!       Джемин насмешливо хмыкает, проводя пальцем по шее, где темнеют следы от удушения, и запястьям. Он с плутоватым блеском в бордовых глазах намекает на браслеты и цепь, и Чону жалеет, что ляпнул про Ли Дэхви. Стоило сначала подумать, ведь парные вещи не всегда означают отношения, хоть и часто встречаются в дорамах.       — Ладно.       — Только перед Кормлением снимай, а то Джэхён-хён оббожётся.       Причина, по которой Чону жалеет о сказанном — взгляд Джемина, в котором с лёгкостью можно узнать любого воспитанника «Миринэ». Это тот момент, когда в детский дом приезжают посетители с игрушками и подарками, и ты улыбаешься, но внутри тебя лишь страх. Страх, что кто-то из взрослых начнёт задавать подозрительные вопросы, и потом воспитатели обязательно накажут тех, кто плохо притворялся счастливым.       — Ой, — что-то оглушительно звенит. Вытащив телефон из кармана, Джемин охает и с сожалением хнычет. — Прости, но мне пора. Если хочешь, позанимайся на тренажёрах. В следующий раз поучимся драться, я обещаю.       — Ладно.       — Ну всё, Ким Чону, бай-бай.       — Бай?..       Джемин улетает на вампирской скорости, что почти сшибает с ног, и Чону пошатывается. Разбираться с непонятными тренажёрами не хочется, поэтому он забирает худи, обувается и поднимается в комнату Джэхёна. Закрыв за собой дверь, Чону осторожно проходит к кровати и вдруг во что-то врезается. Это «что-то» отзывается болезненным стоном.       — Ай, прям в сосок, душа моя, ты что?       Чону трёт ушибленный лоб, и после полной темноты ярко-оранжевый бьёт по чувствительным глазам. Положив кролика на покрывало, Джэхён забирает с него рубашку, и он опять полуголый. Чону отводит взгляд на розовое пятно над изголовьем и впивается ногтями во внутренние стороны ладоней. Лучше думать о чём-то неприятном, например, об уродливом шраме Сончана в уголке губ.       — Мне скоро уходить, покормишь меня?       — Д-да.       Упав на кровать, Джэхён подпрыгивает и хлопает по месту рядом. Чону осторожно присаживается, подгибая под себя ногу, и задирает рукав худи слегка трясущимися пальцами. Он откровенно волнуется, что Джэхён может заметить, поэтому делает глубокий вздох и протягивает открытое запястье. Джэхён бережно обхватывает его едва тёплыми пальцами.       — Я быстро, если что, не терпи, держись за меня, — хлопнув теперь по бедру, Джэхён наклоняется, и Чону задерживает дыхание.       Оголив острые клыки, Джэхён продавливает ими тонкую кожу, и Чону тут же сжимает ладонью его ногу. Он забыл, каким может быть жжение. Джэхён давит дальше, используя нижние клыки, и Чону выпускает короткое а. Его губы кривятся в немом стоне.       Вслед за выворачивающей болью приходит расслабление, и Чону роняет голову. Его пальцы скользят по бедру Джэхёна, сминая мышцы под тёмно-синими джинсами. Потом сквозь шум в ушах до Чону доносится слабый стук, и это капающая на покрывало кровь.       Поймать действие вампирского яда Чону не успевает. Джэхён с вязким хлюпаньем вытаскивает клыки и, перекрестив ранки, бормочет скорую молитву. Зажмурившись, Чону опирается на его колено и судорожно выдыхает. Он сейчас точно умрёт, так быстро колотится закрытое в клетке сердце.       — Пиздосе, мне пора, иначе хён закопает, — Джэхён вскакивает, начиная метаться по комнате, и Чону промаргивается. В глазах всё ещё темнеет, благодаря чему Джэхён выглядит размытым пятном. — Извини. Поменяешь покрывало?       Схватив со стола коричневый плащ и пистолет, Джэхён выскальзывает из комнаты, но через секунду возвращается и целует Чону в висок. Его губы оставляют слюнявый и кровавый след, и Чону вытирается плечом. Он растерян, и непонятно почему, но становится как-то неприятно. Нет, это всё даже глупо.       Чего Чону ждал от Джэхёна? Секса? Что за идиотизм. Джэхён, скорее всего, не хочет его в этом плане, иначе уже сказал бы об этом. Он же видел Чону без футболки, что его может привлекать?       Стащив покрывало, Чону пинает его под кровать, заклеивает ранки повязкой пластырного типа и спускается на первый этаж. Вместо возбуждения, которым обычно заканчивалось Кормление, Чону ощущает то ли возмущение, то ли отвращение, и хочется сделать что-то плохое. Он не привык отказывать заманчивому шёпоту.       Иногда тот напоминает о самом крупном воспитателе.       Заглянув на кухню, Чону убеждается, что Ынбин до сих прячет от него все ножи, будто знает, на что он способен. Поход в душевую тоже не увенчается успехом. После того, как его, потерявшего сознание, нашли Ынбин, Джено и Джемин, все бритвы, лезвия и маникюрные ножницы чудесным образом пропали из шкафчиков.       Это начинает… бесить.       Чону знает, что есть ещё много других способов, но он нуждается именно в этом. Ему необходимо порезать себя и почувствовать знакомую и, возможно, любимую боль.       Кое о чём вспомнив, Чону возвращается в прихожую и прячется за открытой дверью у вешалки. К счастью, Сончан этой ночью дома, и в его кожаной куртке обнаруживается складной нож.       — Чону, это ты шуршишь?       — Да, я-я одеваюсь.       Суетливо засунув нож в задний карман джинсов, Чону поворачивается на голос Джено и снимает с крючка свою куртку. Джено приветливо улыбается ему, подманивая к обратной стороне двери, и Чону слушается.       — Пойдём скорее, мне нужно кое-что сказать тебе.       Бережно взяв Чону за локоть, Джено тянет его за угол дома, к неприметному строению с поднятыми воротами, и Чону сразу понимает, что это гараж, в котором он ещё не был. Внутри много машин неизвестных марок, и в одной из них на задних сидениях сидят Дэхви и Джемин. Последний, услышав шаги, толкает приоткрытую дверь.       — Приве-       — Ну-ка, Ким Чону, шустро отвечай: да или нет, — Джемин качает бёдрами, что напоминает часть танца, и задирает над головой обе руки. — У тебя есть две секунды на ответ.       — Что тебе надо от меня?..       — Сегодня Хэллоуин, мы едем в клуб. Ты с нами? — грубо пихнув Джемина обратно в машину, Джено останавливается напротив Чону и дёргает за принт на ярко-жёлтой футболке. — Едут все Новорождённые. Ну, наверное. Не знаю, уговорит ли Хэрим Ёнхуна.       — Что за клуб? — мёртвым тоном спрашивает Чону. Вот, значит, как? Хён пытается контролировать каждый его шаг, когда сам собирается развлекаться? — Я еду.       — Ты же жил в пригороде, да? Слышал что-нибудь про «Маым»? Там легко пропускают и…       Всё, что дальше говорит Джено, Чону не слышит. Его мигом парализует при одном лишь упоминании клуба, где он зарабатывал, чтобы отправить хёна в колледж. Теперь понятно, почему Джэхён не хочет его. Чону бы сам себя не захотел после всего, что делал с теми мужчинами.       — Чону? Ты в порядке? — обеспокоенный голос Джено приводит его в чувства. Склонившись на уровень Чону с тревогой на лице, Джено прикладывает к его лбу основание ладони, и он отшатывается.       — Не трогай, испачкаешься.       — Да ты вроде чистый, — Джено подносит пальцы к глазам, и Чону делает ещё один шаг от него в сторону ворот. — Ладно, если всё окей, то садись на место у водителя. Остальные скоро подтянутся.       — Нет, я… передумал.       Попятившись, Чону покидает гараж под вопросительный взгляд Джено и, развернувшись, срывается на бег. Это глупо, он не сможет убежать от того, что навсегда въелось под кожу, но Чону так или иначе несётся по мокрой траве, пока не достигает каменного забора. Заприметив сбоку маленькую щель, Чону садится на колени и с трудом протискивается наружу. Хоть где-то его маленькая комплекция пригодилась.       За территорией Древних начинается хвойный лес, и какое-то время Чону, медленно закипая, бродит среди высоких елей и сосен. Бродит, однако, недолго, потому что слышит слева шум воды. Спрятав кулаки в карманах расстёгнутой куртки, Чону выходит на крошечный пятачок, отделяющий тёмную линию озера или реки от деревьев, и с грузным вздохом падает на пятую точку. Глазах тут же начинает щипать.       Это стыдно. Как же это жалко, и самое болезненное — неизменное. Неважно, сколько пройдёт лет, Чону так и останется наедине со своими демонами. Он не удивится, если Джэхён на самом деле жалеет его.       Выпустив лезвие складного ножа, Чону на пробу нажимает на него и автоматически проворачивает в ладони. Холодный металл ощущается в пальцах приятно.       Сними с себя кожу, и станешь новым человеком. Одно движение и-       Чону качает головой, пропуская заманчивый шёпот мимо ушей, и прислушивается к шороху сверкающей глади. Ночью она кажется чёрной и глубокой, почти манящей, но Чону не двигается. Он наблюдает, как вода почти доходит до его ног, возвращаясь, и заставляет себя дышать в том же ритме.       Надоело. Чону с семи лет варится в непрекращающейся самоненависти, унижении и боли, и его терпение подходит к концу. Приставив лезвие к запястью ниже пластырной повязки, Чону стискивает зубы и умело давит на покрытую мурашками кожу. Та не разрезается, потому что скрюченные пальцы трясутся.       Чону не умеет по-другому. Самый крупный воспитатель хорошо постарался, воспитывая его, и сейчас, думая обо всём, через что он прошёл, Чону не может не задать один вопрос:       Кому выгодна эта ненависть?       Уж точно не ему.       Всхлипнув, Чону замахивается, выбрасывает нож в воду и прячет лицо в предплечьях. Впервые за долгое время из-за слёз становится легче, и Чону ревёт в голос, пока не начинает задыхаться. Он вспоминает о недавних словах Верховного, и они становятся очередным поводом для безмолвной истерики.       Не имеет значения, откуда ты пришёл и как жил восемнадцать лет до этого… Выкинь прошлое за стены нашего дома…       Да. Да. Да. Чону готов встать на колени перед Богами, до хоть перед самим Верховным, чтобы у него появился шанс начать всё сначала. Пожалуйста, пусть завтра он проснётся новым человеком без боли и прошлого, иначе в один момент его «завтра» не настанет.       Успокоившись, Чону вытирается худи и трёт припухшие глаза. Он ощущает приятное опустошение, будто неподъёмный груз на плечах постепенно исчезает.       — Не смей обижать себя, Ким Чону, — произносит Чону хрипловатым тоном и поднимает к лицу ладонь. Её освещает только часть серебристой луны, и синеватые вены кажутся слишком вздутыми. — Не трогай своё тело. Даже если ты не считаешь его красивым, не смей. Оно у тебя одно. Тебе в нём ещё жить.       Чону знает, что не изменится за секунду, поэтому ничего не обещает и опирается на локти. Ему лучше вернуться домой и лечь спать, чтобы утром с новыми силами продолжить помогать Ынбин и Куну, и-       — Нож Сончана! — восклицает Чону и, не вставая, влетает на коленях в чернильную воду. Она ледяная и бьёт прямо в лицо, и Чону шипит, но не двигается с места. — Блять. Пиздаляндия!       Сончан убьёт его, и, раз Чону решил научиться любить себя, этого стоит избежать. Погрузившись по горло, он бойко перебирает пальцами рассыпающийся песок и, не переставая материться, ощупывает дно. Если Джэхёну важны его стилеты, Сончану, вероятно, его нож тоже.       — Сука… сука!       — Чону?..       Остановившись, Чону задирает голову, и Кун выглядит ошеломлённым. Он держит у груди свёрнутый плед и термос в ярко-зелёном чехле и наклоняется с явным замешательством на лице.       — Помоги мне.       — Ох, боюсь, я не смогу.       — Да ладно тебе, потом помоешься.       — Нет, Чону, извини. Это живая вода.       Освободив одну руку, Кун тянется к Чону, и его пальцы неестественно выгибаются, словно встречаются с невидимой преградой. Гортанно застонав, Чону чертыхается на глупых вампиров с их глупыми слабостями и возвращается к лихорадочным поискам. Неизвестно, сколько минут он возится, но вскоре нащупывает гладкий клинок и устало выползает на берег, будучи мокрым с головы до ног.       — Нож Сончана?.. Почему ты?..       — Планировал вскрыться, — Кун расширяет глаза, и Чону хмыкает. Тот часто слишком комично удивляется. — А ты что здесь делаешь?       — О… я… Верховный попросил приглядывать за тобой. Я заметил, как ты ушёл с территории, и подумал, что тебе необходима тишина. Не знаю, что ты пьёшь, я подогрел воду.       Переместившись на пятую точку, Чону специально встряхивает головой, чтобы капли попали на джинсы Куна, но тот не обращает внимания. Присев сбоку от Чону, Кун протягивает ему термос и плед.       — Спасибо, — закутавшись по макушку, Чону поводит плечами и делает маленький глоток. Это хоть немного, но согревает. — Джено и Джемин уже уехали?       — Куда? Они не имеют права покидать территорию Древних, пока не сдадут экзамен на Охотников, — с изумлёнными нотками отвечает Кун, и Чону прикусывает язык. Видимо, старшие вампиры о клубе знать не должны. — Не хочешь домой?       — Нет, я ещё посижу. За мной следить не надо, не бойся, я топиться не собираюсь.       — Бини говорила, что в этой реке сложно утонуть, — коснувшись подбородка сложенными пальцами, Кун направляет на сверкающую гладь задумчивый взгляд, и Чону закатывает глаза. — Но также она говорила, что можно утонуть в стакане. Это как?       — Не знаю. Захлебнуться, наверное.       — Ах, точно. Ты прав.       — Ты-то домой не хочешь?       — Если я тебя тревожу, то смело скажи, я уйду, — обхватив сжатые колени предплечьями, Кун наклоняет голову в бок, и его бледные губы трогает призрачная улыбка. — Давно не был у живой воды… Красиво… Ой, так мне уйти?       — Да ладно, сиди уж.       Кун с благодарностью кивает, и Чону окончательно понимает, что его раздражает в нём больше всего. Почесав влажную шею, Чону осматривает образцовую позу Куна и хмурит брови.       — Почему ты такой идеальный?       — Кто? Я?! — Кун округляет губы, и Чону сомневается, что он притворяется. — Ох, Чону, это весьма приятно слышать, но уверяю тебя, я-       — Вот! А я о чём! Ты даже разговариваешь, как будто сбежал из какой-то старой книжки, — дёрнув ладонью, Чону наставляет на Куна указательный палец. От него вежливо отодвигаются. — И сидишь сейчас, и держишься! У тебя как будто нет плохих сторон.       — У всех есть изъяны.       — У тебя это, наверное, чрезмерная учтивость, — фыркнув, Чону прячет замерзающую руку под плед и, поставив термос, кутается так, что остаётся лишь нос. Ещё чуть-чуть, и у него потекут сопли. — Или забота. Какие там ещё есть достоинства, я без понятия.       — Раньше я был совершенно другим, — Кун внезапно меняется в лице, опуская голову, и ковыряет ногтем заклёпку на кобуре. Его красные глаза по-человечески темнеют, и это удивляет. — Я…       — Что «я»? Обращался к старшим на «ты»? Выбрасывал мусор мимо урны?       — Гораздо… хуже…       — Эй, скажи, а то интересно, — Кун затихает, и Чону толкает его локтем. По крайней мере, пытается, не вылезая из плотного салатового кокона. Кун мотает головой, начиная потирать длинный шрам у переносицы, и Чону цыкает. — Раз начал, продолжай. Сомневаюсь, что твоё признание удивит меня.       — Я… ел… людей…       — Ну, это понятно, ты стригой.       — Нет, Чону, я ел людей, когда сам был человеком.       Они выдыхают одновременно, и Чону не уверен, что мурашки по его загривку бегут из-за прохладного порыва ветра. Кун кладёт расстопыренные пальцы на грудь, несколько секунд пялится на колени, а потом поворачивается к Чону с огромными глазами.       — Сказал. Так легко. Неужели отпускаю? — Чону машинально отклоняется, и Кун ахает. — П-подожди, не бойся, я тебя не трону.       — Я не боюсь… Просто не представляю, как это возможно, — чтобы доказать сказанное, Чону неуклюже придвигается ближе, и Кун прижимает локти к бокам. Чону тогда быстро тычется макушкой в его плечо. — Ты же и мухи не обидишь. Как ты изменился?       — Мне очень помогли вампир из чужого Клана и Верховный, — заметно, что Кун сомневается в бесстрашии Чону, поэтому он продолжает двигаться за ним, едва между ними появляется хоть мимолётное расстояние. Скоро они окажутся в кустах. — Верховный многому научил меня. На это ушли десятки лет, но он показал, что ошибки исправимы.       Шмыгнув носом, Чону прячется в пледе и смотрит на ночное небо. В пригороде он столько звёзд не видел. Чону чувствует какое-то опустошение, будто он растратил все силы, и от этого в груди рождается пустота. Кун всё-таки неидеальный. Существует ли вообще эта «идеальность», и как её достичь? У Чону нет столько времени, как у бессмертных существ.       — Я бы тоже хотел измениться, — шепчет Чону одними губами, и глаза ощущаются сухими. Жаль, что нельзя раствориться и стать невидимкой. — Я устал от самого себя. Хочу освободиться.       — Я могу как-то помочь тебе?       Чону качает головой. Пора становится самостоятельным, Джуён не зря говорил, что в вампирском мире его задницу подтирать не будут. Дажё хён в другом «Клане» со своими заботами. Может, Чону в сравнении с остальными и физически слабый, но для него это не имеет значения. Главное, что происходит внутри, и ему давно пора заглушить заманчивый шёпот раз и навсегда.       — Мне никто не поможет.       Опечаленно вздохнув, Чону прикрывает глаза и представляет, каким будет завтрашний день. Чону не проснётся новой версией себя, нет, это невозможно, но, вполне вероятно, он сделает первый шаг.       Чону надеется, что проснётся человеком, готовым принять любые изменения.