يقبرني

      Сон Кан закашлялся. На рваных губах его ещё оставались кровавые ошмётки, и Чоён коснулась их большим пальцем. Размазала по подбородку вместе со слюной и улыбнулась.       — Не стоило смеяться, когда я говорила, что вернусь.       В подвале, в котором Чоён провела долгие годы на цепи, было сыро и холодно. Чоён поднялась, приняв ладонь Чанхи, и поправила распущенные волосы. Ей едва ли пришлось что-то делать: и Чанхи, и Ченлэ преданно исполняли каждое слово. Они избивали Сон Кана на протяжении суток, и Чоён жадно ловила то, как он заламывал брови и стонал.       — Ты, сука…       То, что Сон Кан делал с остальными жертвами, Чоён не волновало. Она пришла отомстить за себя. Ей хотелось, чтобы этот ублюдок прочувствовал всё, что делал с ней и Ёнхуном.       — Из-за тебя я потеряла наших детей, — ровным голосом произнесла Чоён, и Чанхи пнул Сон Кана по голове. Стену мигом окропило тёмной кровью. — Я надеюсь, Истинный Бог никогда не примет тебя на обратной стороне.       Чоён не любила чесать языком. Её утомляли долгие и приукрашенные хвастовством речи, поэтому она попятилась к противоположной стене, сложив ладони перед собой, и направила на Ченлэ особый взгляд. Слово не требовалось, Покорные и так понимали её.       Глубоко поклонившись, Ченлэ отошёл в другую комнату и вернулся с тяжёлой бочкой. Чанхи напоследок повторно ударил Сон Кана по голове, чтобы он не посмел двигаться, и отступил к Чоён. Предложенный локоть она обвила рукой, прижавшись к чужому теплу, и Ченлэ поднял Сон Кана за волосы.       Когда Ченлэ опустил его лицо в прозрачное содержимое бочки, отчаянный крик перекрыло шипением горящей плоти, и Чоён позволила себе счастливо улыбнуться. От насилия и боли тошнило, но иного выхода не существовало.       Чоён должна была превратиться в монстра, чтобы выжить.       Растворив Сон Кана в святой воде, она должна была вернуться на Чирисан и сделать то же самое с Древним Ли Хёнджэ.