يقبرني

— Древний Ли Хёнджэ мёртв. Кун кланяется, подавая скрепленные листы обеими ладонями, и Донхёк щурится; он сидит на столе по-турецки и периодически тычет в щёку острым когтем. Безмятежный Минхён у окна перелистывает Библию. — Кто-то сжёг Древнего Ли Хёнджэ, — это и так написано в отчёте (который переписывался несколько раз), но Кун начинает нервничать из-за пустого выражения на лице Верховного. — Кто-то… — отзывается задумчивым эхом Донхёк, подпирая подбородок кулаком. — Или что-то?.. — Каюсь, Верховный, я не совсем понимаю… — Когда в последний раз была гроза? — О… — Кун мешкает с ответом, опираясь рукой на спинку стула. Донхёк хмурится, его пальцы уже стучат по экрану смартфона. — Вы думаете, Клан «Ким» не убивал Древнего Ли Хёнджэ?.. — Я так и не думал изначально. Это версия «Чхве», — усмехнувшись, Донхёк проводит подушечкой указательного пальца по экрану, отчёт Куна позабыт под его коленом. — Надо дождаться решения Кормилицы Кан Даниэля. Сколько можно изучать кости? — Я… не знаю. — А ты узнал, как нам украсть Хуан Ренджуна? Кун качает головой, пристыженно пряча взгляд, и Донхёк звонко цыкает. Он не расстроен, даже воодушевлён, когда небрежно отбрасывает смартфон за спину и упирается на ладони. Минхён на мгновение отвлекается от чтения. — Без Ли Хёнджэ нам не связаться с остальными Древними, какая красота. Скорее бы похороны, — Донхёк определённо рад, и Кун незаметно сжимает клыки. Он бы хотел, чтобы Верховный хоть иногда говорил прямо. Вечные загадки утомляют. — Всё, Глава Охотников, иди. Тебе пора собираться в пригород. Поклонившись на девяносто градусов, Кун начинает пятиться к приоткрытой двери, но у порога замедляется, и Донхёк приподнимает брови. — Ты хочешь что-то спросить? — Почему вы… Вы же планировали попросить помощи Древних… — Как-нибудь справимся и без них, Кун-а. Самое главное, что Ли Хёнджэ больше не влияет на вампирский мир, — согнув у груди колени, Донхёк обхватывает их руками, и Кун берётся за ручку. — Арена свободна. А знаешь ли ты, когда легче всего переписать историю? Это риторический вопрос, и Кун молча сглатывает. Донхёк улыбается, широко и с оголёнными клыками, и ему прекрасно знакомо это дьявольское выражение лица. — Историю легко переписать, когда нет тех, кто её создавал. В комнате настолько тихо, что слышно лёгкое потрескивание ночного кролика. Чону следит за перебегающими по постельному белью волнами и едва моргает. Глаза ощущаются сухими и припухшими. Второй, третий, четвёртый день — время смазалось в сплошную. Чону не хочет объясняться. Джэхён ни о чём не спрашивает. На Чону слишком короткие шорты, и Джэхён проводит пальцем по краю чёрного хлопка, обнажающего кожу. С таким же успехом Чону мог сидеть в нижнем белье, и, наверное, это своеобразная форма самовредительства, потому что ему холодно, но он не делает ничего, чтобы согреться. Чону обещал себе не резаться, однако не может удержаться. Он должен получить наказание. Джэхён тяжело вздыхает, попытавшись поправить собравшуюся складками ткань, и Чону поднимает на него пустой взгляд. Он не знает, сколько они сидят так, в полумраке и безмолвии. Может, прошли годы с того момента, когда Чону в последний раз открывал рот. — Мне скоро уходить, — говорит Джэхён, и Чону невольно вздрагивает. Слишком громко. — Иди сюда. Обхватив Чону рукой, Джэхён подтягивает его на правое бедро, и Чону повинуется безвольной куклой. Он только сейчас понимает, насколько замёрз: ладони Джэхёна прожигают поясницу сквозь тонкую футболку. Чону боится, что Джэхён вновь начнёт утешать его, как пытался в самом начале, поэтому пригибает голову и упирается лбом в подпрыгнувший кадык. — Ты уверен, что не хочешь держаться от меня подальше? — С чего это? — Мама, Ёнхун-хён… Хёнджэ-хён… — бормочет Чону в шею Джэхёна и чувствует прикосновение к волосам. Они грязные и слипшиеся, но Джэхёну, кажется, всё равно. — Ты умрёшь следующим. — Тогда это будет самая приятная смерть, — сквозь губы пробивается горький смешок, и вслед за ним приходит отвращение. Как же Чону ненавидит себя. — Давай чем-нибудь позанимаемся, когда я вернусь? — Чем? — хрипло спрашивает Чону и прочищает горло. Джэхён отодвигается, поднимая подбородок Чону кончиками пальцев, и в его глазах нет ничего, кроме теплоты. Чону было бы легче, если бы Джэхён тоже ненавидел его. — Ой, у нас столько вариантов. Можем, например, посмотреть любимую передачу Джемина и Сончана с красивыми женщинами. Или погонять мяч. Или отжать у Джено приставку. У меня выходной. От отказа Чону спасает стук в дверь. Джэхён карикатурно кривится, словно случилось что-то действительно неприятное, и под скрип петель разворачивается. Одна из его рук продолжает окольцовывать талию Чону, и Кун, мгновенно заметив это, промаргивается. — Джэхённи, ты готов? — переведя взгляд на захламлённый стол, Кун прикусывает нижнюю губу, и Джэхён запрокидывает голову с гортанным стоном. — Мы заставляем Клан «Чхве» ждать. — А кто сегодня? — К сожалению, не могу сказать. — Бля, — опять сморщившись, Джэхён возвращается к Чону и мягко целует его в лоб. Чону автоматически прикрывает глаза и, раскрыв их, видит улыбку Джэхёна. — Я быстро. Чону слабо кивает, и стригои уходят. Он остаётся один, и без присутствия Джэхёна, хоть как-то разгонявшего тьму, становится очень холодно. Холодно не снаружи, не покрытой мурашками коже, а внутри, и Чону касается груди. Он хочет заплакать, но больше не может. Скорбь это меньшее, чего достоин Хёнджэ-хён. Чону не имеет шанса на оправдание. Даже если он не знал, это не избавит его от вины. Почему Чону не рассказал Джэхёну, что хён обманом заставил его срезать дикие розы? Если бы… Если бы Чону сказал об этом сразу после Возращения Джэхёна, хён бы не умер. Вспомнив лицо Джуёна в спортзале «Чхве», Чону зажмуривается и упирается лбом в сжатые колени. Возможно, это самое болезненное. Чону не знает, какие были отношения между Хёнджэ-хёном и Джуёном, но Джуён, каким бы ужасным вампиром ни был, не заслужил потерять возлюбленного. — Йа, Чону. Это Ынбин. Она приходит не в первый и точно не в последний раз, и Чону молча поворачивается. Ынбин опирается головой о дверной косяк со скрещенными на животе руками, её лицо хмурое и обеспокоенное, брови сложены домиком. Когда Чону переводит взгляд на собственные слегка дрожащие руки, раздаётся стук каблука о дряхлый паркет. — От тебя ничего не останется скоро. Спустись и поешь! — Не хочу. — Значит, поешь через «не хочу». Ты так и весишь около сорока, и я- — Отъебись от меня, Квон-Ли Ынбин, — цедит Чону, сжимая кулаки, и давно не стриженные ногти впиваются в ладони. Жаль, что Чону не настолько силён, чтобы порезаться. — Ты мне не указ. — Хотя бы помойся! Весь дом из-за тебя уже провонял. — Отъебис-сь. — Ха! Чону чувствует бурлящее в груди раздражение и вытаскивает из-за под одеяла подушку. Не прислушиваясь к глухим шагам по коридору, он прижимает мятую наволочку к лицу в надежде скрыть трясущийся подбородок и прикусывает её зубами. Постельное бельё пахнет одеколоном Джэхёна, и Чону злится на самого себя за эгоистичную жажду его возвращения. Глупая работа Охотника и глупое желание удержать Джэхёна рядом. Чону до сих пор помнит, как Ёнхун-хён обычно зажигал плиту. Грязно ругаясь на ненавистный огонь, он обычно щёлкал длинной пьезозажигалкой, и прямо сейчас Чону ощущает себя той самой конфоркой. Достаточно одного нажатия, и он загорится. — Заказывали доставку в номер? — Клянусь Ложным Богом, если ты сейчас не поешь, я зайду в комнату. Мне Приглашение не нужно! Теперь это Ынбин и Джемин. Последний держит в руках металлический поднос с глубокой миской, от которой идёт пар, и Чону стискивает наволочку. — Я. Не. Хочу. Есть. Бесит. Как это всё бесит, и Чону приподнимается на коленях. О нём не нужно заботиться. Он не достоит заботы. — А животик-то бурлит, — Джемин хмыкает, переступая с ноги на ногу от нетерпения, но в его бордовых глазах заметно переживание. От этого почти ломает. — Давай, Ким Чону, не отказывайся. — Я поем, когда захочу. — Ага, щаз! — Ынбин вслед за Джемином фыркает, упираясь кулаками в бока, и шуршит салатовой юбкой. Чону суживает глаза, не собираясь сдаваться. Ещё чуть-чуть, и он закроет дверь, которую ни в коем случае без Джэхёна закрывать нельзя. — Я ж тебя знаю. Ты любишь пиздеть, а на еду набрасываешься, как будто кто-то отнимет. Ты вечно как с голодного острова- Внутри Чону щёлкает зажигалка. — ТЫ? ТЫ МЕНЯ ЗНАЕШЬ?! — вопит он почти на ультразвуке, и в голову отдаёт давлением. Он столько дней молчал, что следующие слова выходит надрывно: — ТЫ? ЧТО? ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ? ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ ОБО МНЕ?! Ынбин вздрагивает, отступая за Джемина, и тот приоткрывает губы. Переливающийся розовый от кролика цепляется за его выступающие клыки. А Чону уже не остановить. — НИ ТЫ, НИ ДЖЕМИН! ВЫ НИЧЕГО ОБО МНЕ НЕ ЗНАЕТЕ! Я НЕ С ГОЛОДНОГО ОСТРОВА! Я ИЗ ДЕТСКОГО ДОМА! САМА ПОПРОБУЙ ПОЖИТЬ ТАМ ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ И НЕ СДОХНУТЬ ОТ ГОЛОДА! — в ушах звенит. Спрыгнув с кровати, Чону всовывает ступни в незашнурованные ботинки и топает к двери. Джемин медленно отходит от порога, и Ынбин полностью скрывается за его высокой фигурой. — Хочешь узнать каково это, драться за еду? Чону задыхается. Прокашлявшись, он выходит из комнаты и импульсивно толкает Джемина. Поднос переворачивается, обжигая не только его шею, но и руки Чону, и он отскакивает. Потом поворачивается к лестнице и замечает, что в коридор выглянули Джисон и Юкхэй. Где-то вдали стоят Донхёк и Минхён, и зажигалка внутри Чону перестаёт щёлкать. — Вам плевать на меня. Вы откармливаете меня только ради здоровой крови. Взявшись за шершавую стену, Чону преодолевает небольшое расстояние в полумраке и на площадке второго этажа останавливается. Донхёк облокачивается поясницей на хлипкие перила, внимательно всматриваясь в Чону, и его алые глаза щурятся. Взгляд Донхёка пляшет по влажной от пота коже Чону, и Минхён бесшумно двигается. — Не трогай меня, — это не мешает Минхёну взять его обожжённое запястье в кольцо из пальцев и протереть бумажным платочком. Выражение на лице Минхёна ещё страннее, чем вид Донхёка. — Как вы меня все заебали. — Тебя заебал ты сам, — мурлычет Донхёк, и как же Чону хочет ему врезать. Раскрошить самодовольную улыбку до осколков клыков. — Занятно, что ты третируешь себя за чужой обман. Древний Ли Хёнджэ изощрённо воспользовался твоей наивностью, хотя-я ничего страшного. Смерть в вампирском мире не редка, скоро привыкнешь. — Может, я покину его раньше. Донхёк выгибает бровь, не по-настоящему удивляясь, и протягивает раскрытую ладонь в сторону лестницы. Это фальшивое приглашение, и Чону вырывает предплечье из хватки Минхёна. Спустившись, Чону выходит из прихожей прямо в коротких шортах и футболке и стремительно спрыгивает с крыльца. Убегать Чону не собирается, он не глупый, но подышать свежим воздухом стоит. Даже если это ледяной воздух осени, пробирающий до костей. В голове пульсирует и сейчас, и Чону втягивает её в плечи, сжимаясь в размере. Больше всего раздражает, что ему не дали попрощаться с хёном. Когда Чону пытался узнать у Джэхёна, что точно произошло, тот мягко сменил тему. Чону хотел узнать, нашли ли они с Джуёном кости семьи Хёнджэ-хёна, но ему не позволили. Джэхён — идиот. Чону не сломается, если узнает подробности. Точно. Джуён. Единственный, кто понимает, что он чувствует. Насколько Чону понял, вампирам не то рекомендуется заходить в дома чужих Кланов, это категорически запрещено, однако Чону не вампир и даже не член «Ли». Донхёк ясно дал понять, что Чону держат, пока он может кормить Джэхёна, так что в задницу их старые правила. Как любила говорить Хандона-нуна, на заборе тоже много что написано. После краткой вспышки гнева становится ожидаемо легче и вместе с тем стыдно, поэтому Чону с глубоким вздохом пригибается на уровень высокой травы и перебегает к особняку «Чхве». В первый день пребывания на территории Древних Чону остановила Ким Бора, но сегодня ему никто не мешает. С трудом поднявшись по мраморным ступеням, Чону бесшумно открывает тяжёлые двери и проскальзывает в тёмный зал. Там его сразу же ловят за шкирку. — Домом ошибся? Твоя разваливающаяся халупа через дорогу. Чону толкают к стене и, врезавшись лопатками в холодный камень, он видит перед собой знакомую фигуру. Подбоченившись, Ли Дэхви склоняет голову и выразительно оглядывает расписанный потолок. Чону закатывает глаза. — Помоги мне найти комнату Джуёна. — Нет. — Почему? — Ты мне не нравишься. — Ты для меня тоже несимпатичный. — Туше. Чону даже не представляет, что означает это слово, но Дэхви строит недовольную гримасу и всем видом показывает, что рад находиться где угодно, но не здесь. Вероятнее всего, он куда-то направлялся, потому что на сгибе его локтя болтается футляр для скрипки. — Помоги мне, или я скажу Её Величеству, что вы выбирались в клуб. — Она и так знает, — Дэхви натянуто улыбается, и от него так и веет заносчивостью «Чхве». Он смотрит на Чону, как на насекомое. — Попробуй поднять другую идею и не плыви. — Чего? — Чону не понимает ни слова. Дэхви не планирует объяснять, тщательно поправляя и так выглаженный галстук. — Если не поможешь, я расскажу Донхёку о ваших парных чётках. Хмыкнув, Дэхви задирает рукав пиджака, стягивает с запястья сапфировые бусины и прячет их в карман. Ясное дело, Чону не собирался открывать секрет Джемина, который всегда относился к нему с добротой, однако он надеялся, что Дэхви испугается. В памяти Чону до сих пор свеж скрытый страх в глазах Джемина. — Неплохой ход, но не сработает. — Просто помоги, — уже просит Чону, отлипая от гладкого мрамора, и поднимает на Дэхви умоляющий взгляд. — Я никому не расскажу, что Джемин влюблён в тебя. — Если Джемин влюблён в меня, то я Правящий вампир Чхве Юджин-щи. — Ладно, может, и не влюблён, но между вами точно что-то происходит. — Шах и мат, господа, — вдруг объявляет жеманным тоном Дэхви, поправляя сползающую лямку футляра, и Чону сомневается, что его уговоры сработали. Он скорее задолбал Дэхви. — Прекрасно сыгранная партия, благодарю. — Ты что, сыпал на меня терминами из шахмат? — Откуда ты знаешь о существовании этой игры? — Дэхви приподнимает брови, и к Чону приходит подозрение, что он как Сончан. Лишь бы задеть да уколоть посильнее. — Ладно, пойдём. Негоже ещё чужакам шастать по нашему дому. Дэхви разворачивается на каблуках классической обуви и резко срывается с места, не дожидаясь Чону. Тот, поправив мешающиеся шнурки, торопится вслед за ним к крутой лестнице. — Головку пригни, — шипит Дэхви у перил, и Чону видит в полумраке у противоположного угла женские силуэты. Скрючившись под боком Дэхви, Чону задерживает дыхание, и почему-то становится смешно. — Помолчи. Ты знаешь, что со мной станется, если Её Величество узнает? — А я не могу издалека сойти за кого-то из вас? — Семь, нет, шесть мужчин на двадцать три женщины, причём троё из мужчин высокие, как секвойи. Как ты думаешь? — Дэхви продолжает шипеть, точно кошка, и щёку Чону обдаёт чем-то фруктовым. Стригои пахнут по-другому. — Истинный Бог меня побрал помогать Еде. — Если нужно, я передам что-нибудь Джемину, — Чону тоже переходит на приглушённый тон, медленно пробираясь на корточках по узкой площадке, ведущей к коридорам. — Он у меня на быстром наборе, — Дэхви рыкает ему прямо в загривок, и пластиковый футляр бьёт Чону по плечу. Он айкает и получает в ответ горячую ладонь, закрывающую губы. От Дэхви действительно приятно пахнет какими-то фруктами. — Кстати, обливать его супом было необязательно. Как он?.. Чону выворачивает шею, но Дэхви хлопает его по осветлённым волосам и скользит на коленях в первый же коридор. Чону так не умеет, поэтому торопливо семенит на корточках, и Дэхви отряхивает пыльные штанины. — Твоё счастье, что наши старшие сегодня уехали, а Её Величество редко выходит из кабинета. — А в «Ли» тишины почти не бывает. — Ну так эта хибара на два сантиметра. Не представляю, как там можно комфортно жить. Дэхви аж передёргивает, и Чону решает, что он не похож на Сончана. Нет. Дэхви просто озвучивает всё, о чём думает, а приятны его мысли для других или нет, его не волнует. — Ты никогда не жил в похожих местах? — Кем я, по-твоему, был до Пробуждения? — Дэхви заносчиво фыркает из темноты, и Чону выставляет перед собой руки. В коридоре абсолютная тьма, поэтому легко навернуться. Чону не забыл, как в первый день сшиб почти все вазы с живыми цветами. — Её Величество, в отличие от Верховного, не набирает всякий сброд. Гниющие стригои ещё хуже, чем бестолковая Еда. — Как ты можешь говорить такое о Джемине? Чону знает, что должен защитить стригоев, к коим относится и Джэхён, но, немного поразмыслив, передумывает. Джэхён же говорил, что он не станет шишкой, если кто-то назовёт его ею, так к чему переживания из-за чьего-то мнения? Да и Дэхви вряд ли передумает, если Чону выдаст длинную речь. — Ещё считаешь, что мы влюблены друг в друга? — слышится усмешка. Дэхви останавливается в паре метров от него, и Чону ускоряется. — Конец пути. — А ключ?.. — Двери закрывают не ключи, а Приглашения, — отвечает Дэхви, и Чону представляет, как он строит гримасу, будто Чону самый глупый человек на земле. — Скажешь Его Высочеству, что тебя привёл не я. — Подожди. Дэхви разворачивается, и Чону ловит его за плечо. Тут же отпустив, Чону отходит на несколько шагов и, всмотревшись в светящие глаза, выжидает небольшую паузу. — Можешь рассказать, как дела у Ким Ёнхуна?.. Пожалуйста?.. — Нет. Секунда, и Чону давится сильным порывом ветра. Дэхви испаряется на вампирской скорости, оставляя его в одиночестве, и Чону прокашливается. Желудок напоминает о себе неприятные бурчание, но Чону отмахивается от едкого голода и решительно дёргает за ручку. Если Чону и немного встряхнулся от грубого Дэхви, то это быстро проходит. Он возвращается под гнёт вины. Прежняя тошнота и боль подступают к горлу слишком быстро, чтобы Чону мог защититься. По комнате Джуёна прошёл ураган. Многочисленные и одинаковые классические костюмы неровными кучами валяются около раздробленного в щепки шкафа, металлическая аптечка вывернута, створка окна бьётся о стену, пуская осеннюю влажность предстоящего дождя, и всё это… Всё это напоминает то, что чувствует Чону. Осторожно прикрыв дверь до щелчка, Чону снимает ботинки и босыми ногами ступает на припорошенный пылью и песком паркет. Свободного места мало, Чону то и дело попадает на одежду, книги или скомканные бумаги. Дойдя так до второй двери, Чону с удивлением отмечает плавное свечение и остолбевает. — Пришёл и меня розами обложить? Ванная комната выглядит ещё страшнее, чем гостиная. У раковины слева не хватает части, пол под ней осыпан белыми осколками, а у шкафчика сверху не хватает дверцы; бежевая плитка на стенах в некоторых стенах пробита, словно по ней били кулаками, испачкана засохшей кровью, и посреди этого, опираясь на душевую кабину лопатками, сидит Джуён. — Я… не знал… — Может, мне в ответ похоронить твоего драгоценного Джэхёна? Левый кулак Джуёна разбит в мясо, он нянчит его у груди, прижимая к белой футболке, и Чону не знает, что делать. Он мог бы сказать, что впервые видит Джуёна таким, но это не правда. Чону помнит то столкновение в домике хёна на Чирисан. Джуён тогда врезался в него на пороге ванной комнаты и посмотрел так, что сложно описать обычными словами. Он выглядел повреждённым. Попятившись в гостиную, Чону осмотрительно идёт по измятым костюмам, чтобы не поранить ступни, и собирает содержимое аптечки. Затем Чону перешагивает порог ванной комнаты, и его ноги неожиданно шлёпают. В полумраке было незаметно, что плитку покрывают не только осколки и кровь, но и вода. — Что ты делаешь? — Возвращаю должок. Джуён встречает его немигающим взглядом. Присев на колени рядом с Джуёном, Чону ставит на хлюпкий пол металлический ящик и замечает, что дно душевой кабины усыпано короткими свечами. Понятно, что они горят давно, и от этого пустой желудок Чону ухает. Сколько Джуён просидел здесь в одиночестве?.. — Какой ещё должок? — Ты принял пулю Чанхи. — Лучше бы я этого не делал, — Джуён ухмыляется, криво и болезненно, и Чону открывает бутылёк с перекисью. — Ты забрал у меня смысл жизни. Чону вздрагивает, не ожидав подобного, и, согнав жжение в нижних веках, мочит оторванный кусочек ваты. На щеке Джуёна алеет глубокая царапина, к которой Чону бережно прикасается. Когда Джуён поворачивает голову, между ними остаются ничтожные сантиметры, и Чону улавливает в чужих глазах пластиковую пустоту. Спустя миг он оказывается на спине, зажатый в углу у душевой кабины, и Джуён давит на шрам Разорванного Горлом. Чону безуспешно пытается вдохнуть. — Знаешь, чего мне хочется сейчас больше всего? — не только Чону молчал долгое время. Обычно мягкий голос Джуён скрипит. Он склоняется, всё ближе и ближе, пока не упирается в лоб Чону своим. — Осуществить твой главный страх. — Ты не, кх-кх, знаешь, чего я боюсь. — Правда? — Джуён хрипло смеётся, и его дыхание оседает на коже. Чону дёргает руками, но правая ладонь Джуёна легко перехватывает оба запястья. — Хочешь, я покажу тебе самую маленькую комнату особняка? Даже не покажу, а закрою тебя там? Чону замирает, и его почти сразу начинает трясти. Он уже не уверен, что ничего не боится. Теперь ему есть что терять. И о чём Чону думал? Джуён — монстр. Монстры не меняются. Вряд ли- Джуён больше него. Чону понимает это внезапно и ясно, и его накрывает гигантской волной паники. Из-за пиджаков их разница была не столь заметна, но сейчас, в обычной футболке, Джуён кажется огромным. Он не как Джэхён, он большой, у него большие ладони и большие ноги. Джуён такой же большой, как самый крупный воспитатель. Чону не знает, что проявляется на его лице, но глаза Джуёна постепенно оживают, и он быстрым рывком отодвигается. Оперевшись пальцами о мокрый пол, Чону делает судорожный вздох, и Джуён ругается. — Блять. Я забыл. Ёнхун говорил, я забыл… — Что говорил?.. — Что я напоминаю О Хэвона. Извини. Непонятно, что больше удивляет — извинения, Его имя или то, что Ёнхун рассказал Джуёну важную информацию из их прежней жизни. А удивления не заканчиваются. Поднявшись, Джуён от всей души пинает боковую сторону душевой кабины, и отдача проходит по всему телу Чону. Он медленно перемещается на пятую точку, и на этот раз Джуён впечатывает окровавленный кулак в стену. Плитка под его пальцами легко трескается. — Перестань. — О, Разорванный Горлом, я только начал. — Физическая боль не поможет. Раня себя, ты сделаешь только хуже. — Кто бы говорил, — ёрничает Джуён, оборачиваясь через плечо, и осекается. Его взгляд направлен куда-то вниз, и Чону прослеживает за ним. Джуён уронил его не только в воду, но и на керамические осколки, и по бедру Чону бегут тонкие линии крови. Короткие шорты не спасли его. — Вставай, надо обработать. — Сначала твою руку. — Нет. — Да. Кто бы мог подумать, что настанет день, когда Чону будет спорить с Джуёном из-за подобного? — Я вампир, на мне всё быстро заживает, а ты чело… Джуён не договаривает, над чем-то задумываясь, и оглядывает Чону с ног до головы. Чону ёжится, ощущая себя ещё меньше, чем есть на самом деле. — Раны Верховного нормально зажили? — Как ты узнал? — Мы с Ханёном вытащили вас с того света, — отвечает Джуён, отводя глаза, и Чону заторможенно моргает. — Но не обольщайся, я сделал это больше для Джэхёна и Ёнхуна, чем для тебя. Притихнув, Джуён бессознательно облизывается, и по его лицу проскальзывает нечто, напоминающее благоговение. Только не это. Не говорите, что Джемин и Джено оказались правы. Не может быть такого, что Джэхён и Джуён нравятся друг другу? Как же Хёнджэ-хён и сам Чону? — Ладно. Сначала прими душ, а потом обработаем ранки, — вдруг решает Джуён и наклоняется, чтобы затушить свечи. — А то от тебя разит. — От тебя тоже, — Чону врёт, но Джуён тоже давно не ухаживал за собой. Как минимум не брился, и тёмная щетина тому явное доказательство. — Я не буду здесь мыться. Кто знает, что ты сюда засовывал. — Боже, вы одинаковые, — Джуён смеётся, и причина его неожиданной весёлости неизвестна. У Чону тем временем происходит разрыв шаблона. Он ожидал, что придёт к Джуёну плакаться и выслушивать злобные упрёки. Уловив повторное выражение то ли благоговения, то ли обожания, Чону хмурится. — Ничего я сюда не засовывал, кроме себя. — Так ещё хуже. — Давай, Разорванный Горлом, — Джэхён хватает его за бока и легко поднимает. Чону успевает лишь возмутиться и поджать колени, как тут же оказывается в душевой кабине. Отряхнув ладони, Джуён отпинывает потушенные свечи подальше, к раковине, и кивает на прозрачный шкафчик. — Джэхён и Ёнхун не простят меня, если… что?.. — Если ты на что-то рассчитываешь с Джэхёном, то прекращай, — жёстким тоном произносит Чону и мгновенно хочет стукнуться головой о стену. Сейчас не время, однако он ничего не может поделать с ядовитым жжением в животе. Чону даже не знает, что это такое, но ему не нравится вид Джуёна. — Джэхён занят. Мной. — Я скорее умру и заново Проснусь, чем влюблюсь в Джэхёна, — губы Джуёна дрогают в отвращении, и с этим Джуёном Чону прекрасно знаком. — Фу, блять. Это у тебя что-то с головой, раз вы вместе. Пиздец. Держи своего парня от меня- Так, всё, мойся. Одежду и полотенце я принесу. Джэхён его… парень? Чону встряхивается, раздевается и прячется за матовой дверцей кабины. Джуён не закрывает дверь в ванную комнату до конца, и Чону не сразу включает воду. Что произошло с Джуёном? Что поменяло его? Почему он стал спокойнее? Джуён-пару-месяцев-назад не стал бы делиться одеждой. Он скорее прибил бы Чону. — Я не смотрю, — предупреждает Джуён, когда Чону заканчивает, и заходит с закрытыми глазами. На ощупь дойдя до унитаза и врезавшись коленом, Джуён кладет на белоснежную крышку аккуратно сложенные вещи и пятится к порогу. — Это Сону-я, так что не порви. С трудом дотянувшись, Чону ловит полотенце за край и шустро вытирается. Ноги он не вытирает из-за до сих мокрого пола и, промакивая потяжелевшие волосы, выходит в комнату. Джуён успел убраться, и о произошедшем напоминает лишь сломанный шкаф. Замок щёлкает, и Чону поворачивается. Он остался один. Неизвестно, вернётся ли Джуён, но Чону решает подождать его и забирается на кровать. Потом вспоминает ворчание Сончана и собирает брошенные у кабины футболку, шорты и нижнее бельё. Это же его шмотки, да?.. «Шмонатки», как говорят Джэхён и Сончан, и получается, что Чону может распоряжаться ими, как хочет, верно? — Ай, ладно. Опустившись на корточки, Чону кое-как вытирает футболкой мокрую плитку и собирает в шорты осколки раковины. Маленькие свечи Джуёна Чону тоже выкидывает, посчитав, что от них никакой пользы, и завязывает большой мусорной мешок. Оттащив его к остальным, Чону прыгает на кровать и ставит рядом аптечку. Порезы он даже не обрабатывает. Они и без этого заживут. Джуён возвращается минут через пятнадцать с подносом, и Чону в немом изумлении наблюдает, как ему вручают кружку, тарелочку с нарезанным кимбапом и одноразовые палочки. — Помазал ранки? — Да. — Хорошо. Ешь. Словно ничего не было, Джуён садится рядом, и матрас плавно прогибается. Если бы Чону не видел этого собственными глазами, он бы не поверил, что Джуён недавно походил на труп. Он в костюме, побрился и уложил волосы, и Чону делает машинальный глоток. Джуён принёс ему какао. Горькое, заваренное комками и несладкое, но какао. — Может, это Джэхёну нужно ревновать, — вдруг бормочет Джуён, раскручивая пальцами крышечку перекиси. Чону застывает с палочками у открытого рта. — Не пялься, на моём лице не написаны все ответы нашего мира. — Почему ты… не злишься на меня?.. Я убил хёна. — Злость не вернёт его, — едва двигая губами, отвечает Джуён и прикладывает к разодранным костяшкам смоченную ватку. Без крови ладонь выглядит не так страшно. — Я не собираюсь обсуждать его с тобой. — Ты изменился. Джуён усмехается, проводя языком по нижним клыкам, и Чону зависает на его профиле. Нелегко Джуёну будет, он же левша. Хотя у вампиров регенерация покруче, чем у него. — Мне это часто говорят. Небрежно наклеив повязку пластырного типа на тыльную сторону ладони, Джуён убирает аптечку к ногам и опирается локтями о колени. Из-за этого движения Чону импульсивно прижимает тарелку и кружку к груди, но потом заставляет себя расслабиться. Всё нормально, никто не отберёт, он уже не в «Миринэ». Пусть Ынбин и Джемин смеются сколько хотят. — Джуён- — «Ваше Высочество», вообще-то. Мы сейчас на территории Древних, не тыкай, — Джуён прячет лицо в ладонях, с силой трёт его и почему-то выпускает смешок. Его следующие слова настолько тихие, что Чону не уверен, что ему не послышалось: — Ну точно одинаковые. — И что, я должен обращаться к тебе уважительно? Джэхён называет тебя «Джуён-а». — При Правящих и Старших вампирах нет, поэтому да, уважительно, на «вы» и «Ваше Высочество». — Так сейчас нет ни Донхёка, ни Её Величества. — Он Верховный, как ты относишься к Правящему своего Клана? — После всего, что он сделал? — Чону резко фыркает и вытирает с подбородка слюну. Опустив на пол пустые тарелку и кружку, Чону залезает на кровать с ногами и вытягивает ступни. Джуён где-то нашёл для него шерстяные носки. — Он прямым текстом сказал мне, что выкинет сразу же, как я перестану быть полезным. — Ничего удивительного, это Верховный, — Джуён выпрямляется, поправляя собравшийся на пояснице пиджак, и к Чону приходит импульсивное желание хлопнуть его по широкой спине пяткой. — Не люблю «Ли». — Джэхёна тоже?.. — Нет, его как раз очень люблю. Так люблю, что он из-за меня потом с кровати встать не может, — плоско отвечает Джуён и хмыкает, повернувшись и обнаружив вытянувшееся лицо Чону. — Успокойся, Разорванный Горлом. Не интересен мне твой Джэхён. Ни как друг, ни как любовник, ни как возлюбленный. Чону не отвечает, почувствовав, как щёки обжигает, и ложится на спину. Это странно, очень странно, потому что ему… комфортно? Немного прохладно из-за открытого окна, но спортивный костюм и футболка Сону неплохо греют. Уткнувшись взглядом в резной столбик кровати, Чону натягивает на пальцы красные рукава, и веселиться больше не хочется. Чону не имеет права делать вид, что всё нормально. Не нормально. День будет сменять ночь, а он так и останется убийцей. — Что произошло на Чирисан? — «Ким» сожгли его домик. Ахнув, Чону приподнимается на локтях, и Джуён садится к нему полубоком. Тот домик?.. Тот самый домик, где они… Хёнджэ-хён сгорел заживо?.. Но подвал?.. Чону страшно узнавать. — Вы забрали кости его.?.. — Чону не договаривает, и Джуён кротко кивает. Оказывается, Чону задержал дыхание. Согнав непрошенные слезы ребром ладони, он шмыгает носом, и Джуён с подозрением смотрит на него. Чону плевать. Главное, что Хёнджэ-хёна похоронят вместе с семьёй. — Только как они сохранились? Столько времени прошло… — Не думаю, что прошло настолько много времени, — Джуён закатывает глаза, и, когда Чону ёжится из-за очередного порыва ветра, встаёт, чтобы закрыть окно. Это уже как-то слишком, поэтому Чону перемещается на пятую точку и скрещивает лодыжки. — Что за взгляд? — Почему ты так заботишься обо мне? Раньше ты таким не был. — Я делаю это не для тебя, — Джуён по неизвестной причине мрачнеет, со скрипом поиграв желваками, и останавливается напротив кровати. Чону задирает голову с вопросительным мычанием, и Джуён шумно выдыхает через рот. — Ёнхун тебя очень любит. Я делаю это ради него. — И что это меняет? — Всё. Спрятав пальцы в карманах классических штанов, Джуён отводит взгляд в сторону ванной комнаты, и Чону наконец-то понимает, что значило то выражение благоговения. Оно не относилось к Джэхёну. И не было благоговением. Это то, как на него смотрит Джэхён, когда они одни. — Тебе нравится мой хён? — Пха. Не стыдно задавать такой вопрос после разговора о Хёнджэ-хёне? — Джуён улыбается. Неестественно и так, словно Чону ходит по острию ножа. Атмосфера за секунду меняется, и про любое перемирие можно забыть. Чону помнит, что самый крупный воспитатель тоже любил улыбаться, а потом вытаскивал ремень. — Мы его ещё даже не похоронили. — На сегодня достаточно, господин Ким. Когда дверь бесшумно открывается, на пороге появляется Чхве Юджин. — Пойдёмте, я вас провожу, — спокойно приказывает Юджин, вежливым жестом подзывая Чону, и он двигается. — Загляните ко мне позже, Ваше Высочество. — Хорошо. В воздухе чувствуется напряжение. Чону обувается, поглядывая то на расслабленную позу Юджин, то на окаменевшего Джуёна и, не попрощавшись, выходит из комнаты. Когда Юджин мягко взмахивает ладонью, Чону не понимает, чего от него хотят, но наугад протягивает локоть, и на него опускаются тонкие пальцы с аккуратным маникюром. Юджин идёт медленно, опираясь на Чону, и у него складывается впечатление, что ей больно идти. Точно сказать нельзя. Юджин держит осанку, проводя Чону по затемнённым коридором, и никто не нарушает молчание. Чону не знает, должен ли что-то говорить. Правящего вампира «Чхве» он видел единожды, ещё в первый день, и Юджин показалась ему безразличной. Она и сейчас такая. Спустившись по центральной лестнице с помощью Чону, Юджин с лёгкостью открывает тяжёлую дверь, и на её лице нет ни подсказки. Зачем она провожает его? — Вы уже дважды нарушаете Правила, — безмятежным тоном сообщает Юджин, и не совсем ясно, ругают ли Чону или это констатация факта. — Прошу вас перестать. — Я перестану, — Чону щурится, вглядываясь в алые кровоподтёки на щеках Юджин, и всё ещё пытается понять. — Вы не злитесь, что я убил… вашего Древнего? — Отнюдь нет. — Почему? — Потому что вы его не убивали. Юджин насмешливо улыбается, будто услышала глупость, и отпускает руку Чону. На крутых ступенях Юджин берётся за мраморные перила и начинает спускаться самостоятельно, а Чону убеждается, что с её правой ногой что-то не то. — Я закрыл его гроб розами. — Полно вам, господин Ким. Вашей вины здесь нет, и даже не смейте думать по-другому, — на небольшой площадке Чону замедляется, и Юджин оборачивается. Её мягкие волосы плавно скользят по лацканам пиджака. — Приходите на похороны. Там и отпустите грехи. — Мне… можно?.. — Конечно. После лестницы Юджин возвращается к Чону, и он старается откровенно не пялиться, но не может удержаться. Чону слышал, что в «Ли» говорят о Её Величестве. Чхве Юджин не любят. Это очевидно, и всё же не совсем. Должен ли Чону следовать чужим словам? Может, у него сложится своё представление? Стоит ли поддаваться общему мнению? Если честно, Чхве Юджин выглядит для Чону как самый настоящий вампир из фильмов: она холодная, безэмоциональная и едва ли живая. В её бордовых глазах не горит жизнь. А ещё Чхве Юджин выглядит бесконечно изнурённой. — Вам есть кому доверять здесь? — вдруг интересуется она на тропинке между домами Кланов. — Да… — осторожно отвечает Чону, скашивая глаза, и Юджин незаинтересованно дёргает плечом. Что ей нужно? — Я должен назвать имена? — Насколько вы доверяете «этим именам»? Чону не торопится с ответом, отводя взгляд на тёмную синеву звёздного дома, и Юджин делает глубокий вдох. Что же ей нужно? Общение с Верховным никогда не вызывало у Чону тёплых чувств, однако с Её Величеством выходит иначе. Она кажется строгой. Взрослой. Именно таким и должен быть Правящий. — На сто процентов?.. — неуверенно отвечает Чону и тут же ёжится под пластиковым взором. Юджин морщит бледный нос. — Что не так? — Безоговорочное доверие быстро погубит вас. — И что, мне вообще никому не доверять? — В первую очередь доверяйте самому себе, — железным тоном отрезает Юджин, и Чону вспыльчиво фыркает. — На вашем месте я бы прислушалась. — А кто вы такая, чтобы учить меня? Юджин резко останавливает и так неторопливый темп, и Чону спотыкается. Когда он поворачивает голову, Юджин склоняет свою, и ему становится до фырканья. Слишком уже серьёзно на него смотрят. — До вас до сих пор не дошло, господин Ким? — Что до меня должно дойти? Юджин аккуратно убирает руку, складывает её поверх правой у живота и наклоняется. Чону хочет отстраниться, но заставляет себя не шевелиться. Юджин его не запугать. Будь она и обычным Охотником, Чону всё равно не боится. — Если кто-то из «Ли» вселил в вас надежду, что вы один из них, смело отбросьте эти фантазии. Вы Еда, и всегда ею будете. — Вы- — Может, Верховный сейчас и терпим с вами, господин Ким, это ненадолго, — отпрянув, Юджин вытаскивает из внутреннего кармана пиджака знакомый платок из шёлка и кожаные перчатки. Чону поджимает губы. — На деле вы не больше, чем фабрика по производству качественной крови. Слышать это неприятно и вместе с тем привычно. Раньше Чону был игрушкой для секса и мальчиком для битья. Сейчас он живой сосуд. Ничего нового Юджин ему не говорит, однако внутри всё равно что-то ощутимо царапает. — Пока что вас одарили свободой. Пока что, — с нажимом повторяет Юджин, разворачивая платок, и на свет предстаёт серебряный кулон в форме физалиса. — Это ненадолго. Помяните моё слово, что в один день вас безбожно запрут в подвале, а потом начнут качать кровь. Внутри уже не то чтобы царапает — по-настоящему и осязаемо жжёт, словно Чону глотнул зажжённую спичку. Он не сомневается, что Верховный способен на такое. Юджин продолжает смотреть на Чону, точно на стену, и тянет за тонкую цепочку. Их обдувает сильный порыв ветра, проникающий под толстовку Сону, и Чону с трудом сглатывает. От Юджин пахнет чем-то дорогим и фруктовым, почти как от Дэхви. — Что это? Кулон ложится в его раскрытую ладонь легко, и Чону подносит её к лицу. Это ручная работа, кто-то хорошо постарался, выплавляя прожилки на чашечке, и Чону только собирается нажать большим пальцем на короткий стебелёк, как его останавливают за запястье. — Не открывайте, — приказывает Юджин, сжимая пальцы Чону, и по его загривку бегут мурашки. Юджин смотрит на Чону в упор со скрытым намёком, не как минуту назад, и впервые за разговор на её лице проступает отголосок жизни. — Там цианид. Чону невольно отшатывается, почти роняя кулон, и рука Юджин безвольно падает. — Вы хотите, чтобы я убил себя? — Это решать не мне, — Юджин медленно качает головой, не поправляя спутавшихся из-за ветра волос. Чону крепче сжимает подрагивающие пальцы, да так, что цепочка врезается в кожу. — Это тело только ваше и распоряжаться им только вам. И тут Чону понимает, о чём говорит Её Величество. Поглощённый чувствами к Джэхёну, Чону забыл, что Донхёк сделал с ним. Ничего не мешает ему продолжить, и Чону в красках представляет себя привязанным к кровати. Он отвлёкся и забыл, что на территории Древних в первую очередь Еда и лишь во вторую человек. — Спасибо, — Чону едва слышит свой голос. Расстегнув замочек, Чону надевает опасный кулон, пихает его под ворот футболки Сону, и Юджин приподнимает уголки губ. — Надеюсь, он мне не пригодится. — И то верно. Юджин согласно моргает, и Чону внезапно проникается симпатией. Это опасно, он обязан быть осторожнее, но Юджин вызывает у него какое-то странное ощущение единения. — Пусть у вас появится выбор, которого у меня никогда не было. Сказать, что Кун волнуется из-за предстоящего, было бы преуменьшением. — Ебучая работа, — бормочет Джэхён, разбирая пистолет, пока они идут по хрустящим под подошвами листьям, и Кун непроизвольно морщится. Пора бы привыкнуть, что многие сквернословят. — Не хочу оставлять Чону. — Как он чувствует себя? — Хреново, — Джэхён качает головой, и Кун решает не расспрашивать. Он переживает за Чону, однако вряд ли имеет право затрагивать эту тему. Чону совсем недавно начал открываться ему, не стоит торопиться. Сегодняшние команды для пригорода составляли Правящие вампиры, поэтому Кун не имеет ни малейшего понятия, кто поедет из «Чхве». Подныривая под приподнятую дверь, он заходит в гараж и вздрагивает из-за чьего-то возгласа. Пищала Бора. Оттолкнувшись от багажника серебристого минивэна задом, она подскакивает к Джэхёну на каблуках и хлопает его по плечу. Джэхён реагирует вяло. — Привет... — Малышка, привет! О-о, Кун-щи! Тебе тоже приветик! Кун приветственно кланяется не только Боре, но и замершей у капота Ким Минджи, и Сончан, развалившийся там же, лениво взмахивает двумя пальцами. — Это все? — Нет, ещё Джу Ханён-щи, — мягко отвечает Минджи, переводя взгляд за спину Куна, и он слышит шаги. Ханён держит в руке две спортивные сумки, третью — в клыках, и глубоко кланяется Куну. Тот вежливо улыбается, ограничиваясь кивком, и протягивает раскрытые пальцы. — Вам помочь? Ханён смотрит на него с какой-то сумрачностью, и Кун отдёргивает ладонь. Бора открывает багажник, в который Ханён сгружает принесённое, а Кун осматривается: Главы Охотников, ведущие Охотники и Миротворцы. Как-то не очень ему нравится выбранная Правящими вампирами комбинация. Бесспорно, что сейчас требуется осторожность, но это… — Кто поведёт? — интересуется Кун и пересекается взглядом с хитрющей Борой. Она определённо что-то задумала. — Если честно, я не умею водить. Кун не уточняет, что впервые за пятидесятилетие выходит в пригород. Присутствующие и так это знают. Бора, по крайней мере, и «Ли» точно. — Давайте я, — Джэхён поднимает руку с намерением поймать брошенные Сончаном ключи и чуть не роняет их. Бора неожиданно хватает его за талию, и Джэхён подпрыгивает. — Так, женщина, я занят. — Чем? — Бора с фальшивой наивностью хлопает накрашенными ресницами, и Минджи с любовной улыбкой вздыхает. Джэхён тем временем пытается переместиться к водительскому месту и отбиться от Боры. — Чем это ты занята? — Кем. — О-о-о. Кун тоже улыбается. Оставив Джэхёна разбираться самостоятельно, он отодвигает тяжёлую дверь и подаёт Минджи ладонь. Её принимают с лёгким румянцем на бледных щеках, и идущий следом Сончан ухмыляется. Кун не успевает убрать пальцы, по ним ощутимо хлопают, да так, что раздаётся хлопок. Последним остаётся Ханён. Рассудив, что делать что-то с одной рукой сложно, Кун неуклюже замирает с вытянутым предплечьем, но его опять одаривают недовольным взглядом. — Вы чё застряли? — спрашивает Сончан, и Кун проскальзывает в бежевый салон вслед за Ханёном. Куну достаётся последнее место у окна. — Погнали, Джэхённи! Как Кун описал бы поездку в четырёх словах? Достаточно неловко и необычно. О том, что Сончан безуспешно добивается расположения Ким Минджи, он лишь слышал. Видеть его попытки воочию это немного другое. Минджи на кокетство почти не отвечает, либо умело ускользает, и к моменту, как минивэн останавливается, Сончан цветом лица ничем не отличается от пакетов крови, которые Куну приносит Ынбин. — Не зря говорят, трать ты на работу столько же усилий, сколько на меня, Клан «Ли» давно бы был впереди, — мягко говорит напоследок Минджи, выбираясь из машины опять же с помощью Куна, и оставляет Сончан с открытым ртом. — Йа! Ты чё! Хихикнув, Минджи плавно открывает багажник, и Кун отступает в сторону. В оружии он не нуждается, потому что Beretta 92 всегда с ним, разве что в патронах, но создавать толпу не стоит. Джэхён смело дёргает за молнию, отталкивая Бору бедром, и минуту спустя Кун получает необходимое. Хотя вряд ли он воспользуется пистолетом. Ему нельзя. — Разделимся пополам. В первой группе я, Чон Джэхён-щи и Чон Сончан-щи, — объявляет Бора, привычно настраиваясь на рабочий лад, и собирает тёмные волосы в тугой хвост. Кун молча кивает, доверяя её решению, и обменивается взглядом с Минджи и Ханёном. Исследовать пригород с членами Чужого Клана будет крайне непривычно. — Хан и Кун-щи, на вас защита онни. — Знаешь, какой она тогда пизды стригоям надавала? — Сончан кривит уголок губы, продолжающей собирающийся складками шрам, и Бора кладёт на бёдра наманикюренные пальцы. Мерцающего алым взгляда достаточно, чтобы… — Извините, Глава Охотников Ким Бора-щи. Я больше не буду. Кун даже жалеет, что в их Клане одни мужчины (не считая Ынбин). Женщин Сончан слушается охотнее. — Используем рации, так быстрее, — вновь объявляет Бора, присаживаясь на корточки. Кун продолжает молчать, наблюдая, как она развязывает и по-новой завязывает шнурки на дерби Ханёна. И как «Чхве» умудряются работать в столь неудобной одежде и обуви? Поразительно. Встретившись взглядом с Куном, Бора поднимается и передаёт ему небольшое устройство. — Они заряжены. Помнишь, как пользоваться? Кун мотает головой, испытывая стыд за то, что не является прилежной Главой Охотников. В отличие от Боры, он ничего полезного не делает. Составлять отчёты и выполнять поручения Правящего вампира может кто угодно. Бора заслужила это звание, и никак не Кун. — Смотрите, — перехватив рацию, Ханён нажимает на незаметную кнопку сбоку, и в правой части загорается зелёный огонёк. Кун внимает каждому действию Ханёна. — Когда скажете всё, что хотите, отпускайте. — Чур много не лялякать. Слева раздаётся механический шум, и Джэхён с улыбкой подбрасывает вторую рацию. Кун с благодарностью кланяется и ему, и Ханёну и с волнением проводит по коротким прядям у виска. Негоже вести себя как Новорождённый, пора навёрстывать упущенное. На этом вампиры расходятся. Бора составила специально для Куна план пригорода, в добавление отметила замеченные её Охотниками скопления стригоев, и он тщательно разглядывает чёрно-белый лист. Своим шуршанием тот напоминает о спрятанной во внутреннем кармане фотографии, и у Куна никак не получается избавиться от лишних мыслей. Имя, фамилия, внешность и голос — это всё, что Кун знает о Хуан Ренджуне, и этот факт как-то нездорово волнует его. Верховный хочет украсть Хуан Ренджуна для неизвестных Куну целей, но что, если он уже мёртв? Куну очень бы не хотелось найти его труп, и он не в состоянии объяснить, почему именно. — Осторожно, — вдруг шепчет Ханён, выставляя руку, и Минджи останавливается. Словно проснувшись, Кун промаргивается и задирает голову: они забрели в район, отданный под реконструкцию, и здесь ни души. Ни подозрительного шороха, слышно только дыхание и передвижение гоняемого ветром мусора. — Господин Цянь, не воспринимайте это как сомнение в ваших навыках, но насколько хорошо вы обращаетесь с пистолетом? — Полагаю, весьма неплохо, — отвечает Кун, стараясь, чтобы голос не дрожал. Должен ли он сообщить, что ему запрещено убивать? — Ты можешь отдать мне свой, — миролюбиво предлагает Минджи, выглядывая из-за плеча Ханёна, на что тот хмурится. Кун поворачивается к проходу, в который всматриваются высшие вампиры, и не находит ничего подозрительного. Это тупик с необычно большими контейнерами. Кун таких ещё не видел. — В Правилах есть поправка, позволяющая Миротворцам вмешиваться. — Подожди, Минджи-щи. Кун в который раз за ночь испытывает вину. Верховный настаивал на его возвращение в пригород, и Кун ругает себя за то, что послушался. Стоило поспорить. Вампиры приезжают сюда только с одной целью, и для неё он беспомощен. Он не вправе нарушить зарок, который дал Нуне Чан Еын. Несколько десятков лет назад Джемин и Джено, прознав о Семье Чан, докучно просили Куна рассказать об Исповеди, но он так и не смог. Во-первых, это страшно, мучительно и больно, а во-вторых, создаёт определённые правила. У каждого они свои, и главным требованием Нуны стал запрет на убийство. Защищать себя и других разрешено. Убивать — нет. Хоть Кун и не помнит, распространялись ли слова Нуны на неразумных стригоев, это не имеет значения. — Чувствуете? — уточняет Ханён спустя недолгое молчание, и Минджи пожимает плечами. Ханён имеет в виду Чутьё, и Кун прислушивается к своему. Тишь. Ханён снимает предохранитель с пистолета, выставляет его перед собой и вынуждает Куна механически повторить за ним. Минджи, взглянув сначала на Ханёна, а потом на Куна, бесшумно отступает на пару шагов. Приблизившись кошачьей поступью к одному из огромных контейнеров, Ханён пинает его небольшим каблуком, и он падает. Сначала металлический грохот оглушает, однако спустя несколько секунд до Куна доносится слабое шипение и бульканье, напоминающее воду, и Ханён вздёргивает руку. — Минджи-щи, назад! Пистолетный выстрел. Кун успевает рассмотреть выползающий из недр контейнера клубок теней, затем Чутьё заставляет его развернуться, и что-то сносит с ног. Неуклюже свалившись, Кун роняет пистолет и наклоняется. Вокруг него вьётся неразумный стригой, в котором едва узнаешь человека. Ханён снова стреляет, что остаётся вне поля его зрения, и Кун уклоняется. Существо пытается схватиться за куртку и джинсы, но он не позволяет. Кун не позволяет прикоснуться к себе, и в какое-то мгновение стригой вбивается в стену. Следом его болтающуюся голову сносит колено Ханёна. — Неплохо танцуете, — улыбается он, и Кун не понимает, насмешка это или комплимент. Понимать некогда. Стригоев, коих минуту назад было всего двое, теперь бессчётное количество. Они всё прибавляют и прибавляют, точно вылезают из невидимого прохода, и Ханён хватает Куна за кожаный рукав. — Уходим, господин Цянь. Ханён вытягивает его из закутка, ощутимо толкает в поясницу и ловит испуганную Минджи за дрожащие пальцы. Такого в отчётах Охотников «Ли» не было. Времени для паники тоже нет. Кун не просто Глава Охотников, он один из старших стригоев Клана, и сейчас он ответственен не только за себя, Джэхёна и Сончана, но и за ребят «Чхве». Кун обязан собраться. Это он должен отдавать приказы, не Ханён. — Откуда… они? — запыхавшись, спрашивает Минджи. Сначала она пыталась бежать на каблуках, но быстро сбросила лодочки. Вампиры даже не могут разогнаться и использовать скорость — слишком узкие и часто заворачивающие коридоры. — Впервые вижу… что… — Похожее было во время зачистки, — хрипит Ханён, не отставая. Пистолет он выронил ещё в начале пути, и Кун крепко цепляется за свой, их единственное оружие на данный момент. — Истинный боже, за что? Куна так и тянет поправить, что не нужно упоминать имя Господа всуе. Сжав на это клыки, он встряхивает головой и поддерживает врезавшуюся в угол здания Минджи. Зря Правящие отправили Миротворцев с Охотниками. — Бл-лять. Ханён неожиданно тормозит после очередной смены прохода, и Кун цепляется за торчащий кирпич. Вдалеке, что не узреть без вампирских способностей, кипит другая чёрно-кровавая мешанина из тел. Кун мысленно извиняется перед всеми, кто раньше был человеком, за грубый выбор слов, но иначе и не скажешь. — Там! — отбросив формальности, Минджи некультурно подталкивает Куна плечом и тычет пальцем в пожарную лестницу. — По крышам легче! — Погнали. Кун пропускает Минджи, подняв пистолет на уровень лица. Ускорившись, она неумело взбирается по стене и ловит сгибом локтя последнюю ступень. Лестница ржавая, старая и вызывает сомнения, Минджи поднимается по ней с перепуганным бормотанием, а Кун отслеживает приближающееся месиво. Когда он поворачивается на странный скрежет, Ханён, тяжело дыша, передвигает к проходу чей-то оставленный автомобиль. — Идите! Сдув с мокрого лба чёрную чёлку, Ханён активно машет и налегает на багажник бедром. Кун сомневается, но повторный окрик заставляет его сдвинуться с места. Засунув пистолет за пояс, Кун в прыжке забирается на середину лестницы и чуть не падает. Возможно, эта лестница его ровесница, потому что мигом начинает шататься, и Минджи охает. Перевесившись через бетонный край, она протягивает ладонь, и Кун с трудом ловит её. Пальцы Минджи влажные, и, скользко переплетя их с пальцами Куна, она вытаскивает его на плоскую крышу. Лестница под ногами Куна срывается вниз. — Ханён! Убедившись, что с Куном всё хорошо, Минджи возвращается к прежнему месту, и Кун торопится следом. Они не успели. Стригои уже здесь, кипят в пространстве между домами точно чернильница Верховного, и Кун замирает. Ханён в самом сердце хаоса отбивается ногами, и сомнений в том, что ему тяжело с одной рукой, у Куна больше нет. Ханёну не нужна вторая рука. Очнувшись от внезапного транса, Кун вытаскивает пистолет и прицеливается. При каждом выстреле он вздрагивает, не только от отдачи, но и от осознания, что ранит не просто бесформенных существ. Когда-то стригои были людьми, такими же, как он, попавшими в царство Ложного Бога. Однако главное сейчас не это. Там, внизу, один из Детей Истинного Бога, и не нужно гадать, кому Кун должен помочь. Он не считает количество точных выстрелов, зато читает про себя молитву о прощении. Вскоре пространство очищается, некоторые стригои уползают, и Ханён может выдохнуть. Расслабляться рано, потому что мгновение затишья стремительно наполняется скрежетом и писком неразумных существ. — Джу Ханён-щи! — зовёт Кун, пряча пистолет, и спускается на хлипкий подоконник последнего этажа. Ханён задирает голову, и Кун, зацепившись за часть потресканного камня, который поддерживает и Минджи, протягивает ладонь. — Я поймаю вас. Ханён кивает. Оглядев крошечное место, постепенно и верно заливающееся булькающей массой, он забирается на крышу передвинутого автомобиля. Потом Ханён насколько может разгоняется и подпрыгивает. Немного не рассчитав, Ханён пролетает левее Куна, но тот умудряется поймать его за запястье. Кости едва слышно хрустят. — Почти промазал, — Ханён выпускает смешок, начиная раскачиваться и, присев на соседний подоконник, прикладывается к пыльному окну лбом. Дальше он справится без Куна. — Свяжемся с остальными? — Конечно. Когда Кун и Ханён оказываются на крыше, Минджи встревоженно осматривает их с ног до головы и зажёвывает накрашенную губу. Аккуратный макияж Минджи слегка поплыл, и Кун думает указать на это, а затем быстро передумывает. Не до маленьких разговоров сейчас. — Джэхённи, как вы? — справляется о других Кун уже на другой крыше. Он опять бежит, следуя за Минджи и Ханёном, и по возможности рассматривает пролетающие под ногами улицы. Вторая команда ушла на север. — Джэхённи, ты меня слышишь? — Джэхённи немного занят, приём, — забавляясь, откликается Сончан под треск рации. Не ожидав, Кун притормаживает, и Минджи оборачивается. — Настигла нас, бедных и несчастных, какая-то ебаная каша. Приём. — В каком смысле?.. — похолодев, Кун окончательно останавливается. — Что случилось? Все живы? — Пока что да, приём, — напоминая «выступления» Джисона, замогильным тоном отвечает Сончан, и Кун вскидывает голову. Минджи подбегает к нему с округлёнными глазами и неосознанно хватается за пальцы, держащие рацию. — Тут штук писят- Ну лан, не писят, стригонят. Некоторые как будто разумные, но я не уверен, приём. — Бора-я в порядке? — Минджи встаёт на носочки, и Кун опускает устройство ниже. — Сончан-щи, что точно у вас стряслось? На вас напали? Ты не ранен? — Всё хорошо, моя киска, я не влезал, приём, — Минджи хмурит тонкие брови, и раздаётся смазанный звук, словно Сончан поцеловал собственные пальцы. — Начальник Цянь, вы здесь? Я могу вмешаться? А? Чуть-чуть поебашить неугодных Богу гражданочек? — Будь осторожнее, — соглашается Кун, про себя удивляясь, что Сончан решил получить разрешение. Обычно он бесстыдно использует оружие вместе с Джисоном или Джэхёном, что отражается в их в кратких отчётах. — Где вы? Сончан что-то говорит в ответ, но связь прерывается, и звучит высокий писк. Кун зажмуривается, встряхнувшись, и замечает непонятный отблеск примерно в километре от них. За белой вспышкой следует короткий хлопок, и Кун понимает, что это. Бомбочки Боры. — Пойдёмте. Ханён тоже понимает, где находится его Глава, и манит Минджи и Куна на следующее строение. Его пиджак растрепался, угрожает развалиться на тряпочки в любой момент, и Кун автоматически осматривает себя. К сожалению, его любимая кожаная куртка тоже пострадала. Интересно, всякий ли раз это происходит при выходе в пригород? Неразумные стригои больше не преследует их. Передав пистолет Ханёну, а рацию — Минджи, Кун пропускает высших вампиров вперёд и внимательно проходит по краю крыши. Он пытается отыскать любые доказательства, что за ними всё ещё следуют, но ничего не находит. Поведение существо нелогично. Королева «Ким» где-то здесь? Это она управляет стригоями? Или её Покорные? Зачем вообще приказывать такое? — Я вижу их, — мягко заговаривает Минджи минут десять спустя, когда блики и лёгкие хлопки приближаются, и Ханён перелезает через металлические ограждения. — Сончан-щи! — Я здесь, моя сладкая. Кун замедляется, останавливаясь у края, пока Ханён помогает Минджи перепрыгнуть на каменный балкончик к Сончану, и его ноздри трепещут. Дёрнувшееся следом Чутьё заставляет встрепенуться, и Кун замечает на земле Бору. Она стоит посреди кровавого крошева со странным выражением лица, глубоко дышит, держась за бок, и почему-то без пиджака. Равнодушно выглядящий Джэхён проходит вокруг неё с пластиковой канистрой, поливая окружающие их трупы бензином, и у Куна пересыхает во рту. Он отворачивается, наклоняется, упираясь основанием ладоней в колени, и пялится на тёмно-серое покрытие под ногами. Там, внизу, не сгнившие тела, что преследовали Куна, Ханёна и Минджи. Нет, там стригои, ничем не отличающиеся от Клана «Ли», и Куна начинает мутить. Неважно, сохранили ли те стригои разум, Джэхён в любом случае убил себе подобных, и Куна уже не мутит, его выворачивает наизнанку. Так вот что Охотники делают в пригороде. Казалось бы, сколько лет прошло, а Кун до сих пор помнит, как пришёл к людоедству, и почему стал убивать. Кун до сих пор помнит вкус плоти старшего брата. — Что с вами, господин Цянь? — перед глазами Куна появляются чьи-то ноги, спрятанные чёрным балахоном, на надплечье ложится ледяная ладонь. — Вам плохо? Чхве Чанхи предельно внимательно смотрит на него, предлагая согнутое предплечье. Кун в ответ качает головой и медленно выпрямляется. С другой стороны на ограждение опирается Джи Чанмин, что-то записывая в блокнот с обложкой из чёрной кожи; Чжон Ченлэ рядом держит руки за спиной, наблюдая за разгорающимся на земле пламенем. Кун возвращается к Чанхи. Тот щурит ярко-алые глаза, поправляя плотную ткань, и изящно протягивает бледную ладонь. — Королева приглашает вас на разговор, господин Цянь. — Только меня?.. — Только вас.