Им не спастись

Ларри любил ночь, искренне, самой светлой любовью. Это время суток всегда ассоциировалось со спокойствием, уютом, тихим смехом и тревожными мыслями. Но несмотря ни на что, ночь оставалась самой прекрасной. А сейчас страшно смотреть, как неумолимо солнце приближается к горизонту. Страшно закрывать глаза перед сном, ведь ты точно знаешь, что тебе приснится. Страшно просыпаться от шорохов вокруг. Ночь опасна, у неё не осталось былого покоя. Теперь одни кошмары и тревоги, сбежать от которых сравним с бегом от десятков зомби. Возможно, но безумно сложно. Церковь ночью обретает новый вид. Ещё более пугающий, чем днем или утром. Как будто вся нечисть просыпается и сбегается в это место, будто иконы для них не помеха, а приманка. Неизвестные звуки по ночам будят каждые два часа, но стоит встать на ноги и осмотреться, наступает гробовая тишина. Ларри боится ночи. Зато влюбляется в раннее утро с каждым новым днём. Ведь встающее солнце означает, что они смогли пережить ещё одну кошмарную ночь, а это дорогого стоит. –Доброе! Сода встаёт, кажется, вместе с первыми лучами солнца. Иногда Ларри думает, что она – и есть солнце. Яркое, светлое, улыбчивое и счастливое. Детская невинная радость поражает. Моментами даже забываешь, что происходит вокруг, потому что весь мир, добрый и беззаботный, сошёлся лишь на ней. Потом страх и осознание реальности приходят с новой силой, но Ларри благодарен тем нескольким секундам покоя, что приносит Сода. –Дядя Ларри, дядя Ларри! А ты знаешь, какой сегодня день? – растягивая некоторые слова, шепчет Сода. Она аккуратно тормошит Ларри за плечо и переходит к следующим жертвам: Эшли и Салу. Последний что-то раздражённо бурчит себе под нос, но покорно встаёт. Если уж Сода решила вас разбудить, поверьте, нет даже малейшего шанса на дальнейший сон. Даже если время в районе 6 утра. Эшли тяжело вздыхает, но после минутного наблюдения за Содой, которая, видимо, поставила цель – разбудить каждого, улыбается. Если и мучаться, то всем и сразу. Трэвис сквозь зубы шипит что-то не самое культурное и пытается отмахнуться от ребёнка. Смело, очень смело, но бессмысленно. –Какой день? Ларри устало оглядывает церковь и друзей, стараясь прийти в себя. Хоть сегодня ему не пришлось дежурить возле входа, такими мучениками стали Тодд и Нил, все равно ночь прошла тяжело. Сны не ослабляют цепкую хватку уже месяц, а с начала зомби-апокалипсиса вообще превратились во что-то неописуемо страшное. И зачастую это вовсе не кошмары, а другие, счастливые сны, где жизнь ещё не успела превратиться в кошмар. –Хэллоуин! Ироничная история получается. Ларри недоверчиво смотрит на счастливую Соду, в глазах которой едва ли звёздочки не пляшут. –И что это значит? Ему показалось, или на детском личике мелькнуло возмущение? –Дядя Ларри! - Сода смешно надувает губы. -Ты забыл, что было в прошлый раз? Ларри приподнимает уголки губ, такое грех забыть. Особенно следующую ночь, когда вместо сна он сидел, обнимая Соду, спасая ее от кошмаров. И спасаясь от них самому. Неужели ей хочется повторить подобный опыт? Вот Ларри точно не хочет, сейчас для полноты картины только этих самых страшных историй не хватает. Больно плодородная почва для навязчивых мыслей и тревог получится. –Ты хочешь отпраздновать? Ларри аккуратно хватает Соду и сажает её к себе на колени. Очень хочется верить, что сейчас она отрицательно покачает головой, но Ларри заранее знает ответ. Так может, удастся как-нибудь её отвлечь? Есть ведь шанс, что ребёнок через время напрочь забудет про праздник? Лишний раз пугать кого-то сейчас – плохая идея. Все и так моментами еле-еле унимают дрожь в руках, Ларри слышит по ночам их прерывистое дыхание, он видит страх на каждом лице. Радостный визг приятно греет душу, когда Ларри начинает щекотать Соду. Та громко смеётся и пытается уйти от шаловливых пальцев, но занимает в этом бою второе место. –Хочу! Я даже историю придумала! – в итоге выдыхает Сода, отвечая на поставленный вопрос. –Ты точно испугаешься, –она щурится и медленно приближается к лицу Ларри. –Бу! – щёлкает по чужому носу и вновь заливается смехом. –Я тоже могу рассказать кое-что. Филипп по-доброму усмехается и присаживается на корточки. Взгляд у него теплый и одновременно до жути отстранённый. Нил прав, взгляды у всех потухают, за прошедшую неделю это почему-то особенно сильно выражается. Разве что Сода и Трэвис держатся. –Не страшное? – Ларри всем своим видом пытается донести до Филиппа одну единственную мысль: «Не смей пугать людей» и, кажется, у него это отлично получается. –Только позитив, мамочка, не паникуй, – подмигивает, озорно и до ужаса наигранно. Ларри возмущается из-за такого обращения, хотя прекрасно осознаёт, что ведёт и даже чувствует себя он именно так. Но интонация у этого «мамочка» насмешливая. Хоть и понятно, что все сказано исключительно с юмором и добром. Мэйпл, стоящая рядом, усмехается. Пока нет Пыха, Ларри и правда умудряется занимать роль второго родителя, по-честному, так же было и раньше. Потому что Сода для Ларри в один момент стала отдельным счастливым миром. Ларри всегда хотел быть для кого-то любящим отцом, дать в полной мере то, что не получил до конца, когда сам был маленьким мальчиком. Он надеялся, даже мечтал, что однажды в будущем найдет вторую половинку и они, как в сказках с хорошим концом, заведут нескольких детей и будут жить долго и счастливо. Он не знает, будет ли так, может, уже завтра его заразят зомби. Но сегодня он может дать Соде причины улыбаться и чувствовать себя по-детски беззаботно и счастливо. –Милая, давай потом, ладно? – Мэйпл права, с утра пораньше лучше заняться более важными делами. –Вечером? – Сода вскакивает с колен и прижимается к матери. –А свечи будут? *** Свечи будут. Трэвис и Филипп решили заняться этой частью некого празднования, пока Ларри помогал Мэйпл и Эшли с какой-никакой едой. В ближайшем времени придется идти на поиски провизии, иначе они долго не продержатся. Последняя банка тушёнки, которая была в церкви, они вскрывают прямо сейчас. –Фил, сукин сын, блять, убери от греха подальше! Громкий крик Трэвиса заставляет мурашки пробежать по спине. Ларри в страхе оборачивается, пытаясь понять, что случилось. Филипп вытянул руки перед собой и отпрянул от Трэвиса, тот с гневом растирает собственное запястье и сглатывает, не то от страха, не то от гнева. Обжегся что ли? –Я дальше сам, – отрезает он, когда Филипп делает первый шаг. –Все нормально. -Извини, пожалуйста, я не... –Засунь себе эти извинения куда подальше, будь другом, – Трэвис поджигает последние две свечи и убирает коробок со спичками в карман. –Все нормально, будь аккуратен. И уходит. Солнце уже заходит за горизонт, выходить на улицу не очень безопасно, но, судя по виду, к Трэвису лучше не лезть. –Что случилось? Сал вопросительно глядит вслед уходящему и переводит взгляд на Филиппа, который до сих стоит, замерев в той же позе, будто боясь пошевелиться. Десяти секунд ему хватает, чтобы прийти в себя, а после он лишь машет рукой, мол, не важно, и убегает за другом. Честно, ощущения, что убегает подписывать себе смертный приговор. Глаза Трэвиса Ларри, кажется, смог запомнить надолго. Яростное пламя и страх где-то в глубине души, страшное сочетание. Но Филипп возвращается скоро, без Трэвиса. –Ларри, сходи к нему, пожалуйста. Он меня шлет, а я волнуюсь. Нечего торчать на улице ночью без причины. Ладно, даже со временем упрямость и вспыльчивость Трэвиса не прошла, а только усилилась. –Чего произошло-то? Трэвис отошел от церкви всего на пару метров, но свое напряжение излучал на ближайшие километры, по крайней мере, ощущения именно такие. Стоит спиной, наблюдая за потухающими красками на небе и игнорирует вопрос. Спасибо, что не шлет с первой фразы. –Обжегся? – Ларри надежду не теряет, а подходит ближе, сдерживая в себе желание уйти. –Трэв? –Нет. –Что тогда? Ларри улавливает тяжелый вздох и уже более уверенно подходит ближе, кладя на плечо Трэвиса свою ладонь. Чужое тело тут же пробивает мелкая дрожь. –Отъебись, сказал же, все нормально, – шипит сквозь стиснутые зубы и резко дергается в сторону. Хочет сбежать от контакта с другим человеком. –Мне уйти? Трэвис на пару мгновений замирает, будто метается между вариантами ответов, не осмеливаясь выбрать один, но в конце концов отрицательно качает головой. –Фил чуть не поджег веревочку, которую мне подарила мама, – тихо шепчет он. Глаза пустеют почти сразу, будто одной фразой он закрывает дверь своим эмоциям и чувствам. Но апатия не способна спасти от мыслей и воспоминаний, она не помогает, а лишь сильнее топит человека в болоте тоски. Трэвис вытягивает перед Ларри руку и закатывает рукав, оголяя худое и бледное запястье. Обычная веревка, завязанная незамысловатым узлом, болтается там, видимо, уже много-много лет. Она чуть потрепалась, но на удивление держится довольно крепко. –Это последнее, что она мне вручила перед тем, как ушла в лучший мир. Ларри понимающе кивает и непроизвольно тянется к собственной шее, доставая из под толстовки цепочку с кулоном. Удивительно, насколько они схожи в этом плане. –Пошли, не будем строить трагедию. –Все будет хорошо,– только и говорит Ларри, не в силах больше вымолвить и слова. *** –Говорят, в лесу, что рядом с городом, живет один человек, он давно отстранился от общества, построив в гуще деревьев маленький домик. Человек этот не любит шум и людей в целом, потому никому не советуют заходить далеко в чаще, кабы не заблудиться. Но многие, кто не следовал этому совету, говорят, что человек этот помогает выбраться из леса, показывая дорогу, но забирая взамен какую-то дорогую вещь. Правда это или нет, думайте сами, но гулять по лесу в темное время суток одному и заходить далеко лучше не стоит. Ларри перевернул всю байку о лесе, которой пугали его еще в детстве, с ног на голову, лишь бы лишний раз не пугать Соду, да и остальных тоже. Пусть по итогу получилась вовсе не страшная и скучная история, но главное – рассказать хоть что-то, а насколько рассказ будет логичен или интересен – не важно. Иначе Сода не отстанет. Трэвис уже проверил.